О том, как от Бога было дано ему уразуметь грамоту, а не от людей

Начало Жития Сергия

Благослови, отче!

Преподобный отец наш Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария, которые были Божьи угодники, правдивые перед Богом и перед людьми, и всякими добродетелями полны и украшены, что Бог любит. Не допустил Бог, чтобы такой младенец, который должен был воссиять, родился от неправедных родителей. Но сначала создал Бог и предуготовил таких праведных родителей его и потом от них произвел своего угодника. О достохвальная чета! О добрейшие супруги, бывшие такому младенцу родителями! Сначала подобает почтить и похвалить родителей его, и это неким добавлением будет к похвалам и почестям ему. Ведь нужно было, чтобы дарован был Сергий Богом многим людям для блага, для спасения и для пользы, и поэтому не пристало такому младенцу от неправедных родиться родителей, и другим, то есть неправедным родителям, не пристало бы родить это дитя. Только тем избранным родителям Бог его даровал, что и случилось: соединилось добро с добром и лучшее с лучшим.
И свершилось некое чудо до рождения его: случилось нечто такое, что нельзя молчанию предать. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды — дело было в воскресенье — мать его вошла в церковь, как обычно, во время пения святой литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, а когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все люди стояли молча, тогда внезапно младенец начал кричать в утробе матери, так что многие ужаснулись от этого крика — преславного чуда, совершившегося с этим младенцем. И вот снова, перед тем как начали петь херувимскую песнь, то есть «Иже херувим», внезапно младенец начал вторично громко кричать в утробе, громче, чем в первый раз, так что по всей церкви разнесся голос его, так что и сама мать его в ужасе стояла, и женщины, бывшие там, недоумевали про себя и говорили: «Что же будет с этим младенцем?» Когда же иерей возгласил: «Вонмем, святая святым!» — младенец снова, в третий раз, громко заплакал.
Мать же его чуть на землю не упала от сильного страха и ужаснулась, в великом трепете, начала тихо плакать. Остальные же благоверные женщины подошли к ней, стали спрашивать ее, говоря: «Что это — не ребенок ли у тебя за пазухой в пеленках, а мы его детский крик слышали, раздававшийся по всей церкви?» Она же в растерянности из-за обильных слез не могла ничего им сказать, но только ответила: «Ищите,— сказала она,— в другом месте, а у меня нет ребенка». Они же допытывались, спрашивая друг друга, и поискали, и не нашли. Снова они обратились к ней, говоря: «Мы по всей церкви искали и не нашли младенца. Кто же тот младенец, который кричал?» Мать же его, не в силах утаить того, что произошло и о чем они спрашивали, ответила им: «Младенца за пазухой у меня нет, как вы думаете, но в утробе у меня ребенок, еще не родившийся. Он кричал». Женщины же сказали ей: «Как может быть дарован голос до рождения младенцу, еще находящемуся в утробе?» Она же ответила: «Я тому и сама удивляюсь, вся объята страхом, трепещу, не понимая случившегося». <...>
Мария же, мать его, с того дня, когда было это знамение и происшествие, с тех пор пребывала благополучно до родов и носила младенца в утробе как некое бесценное сокровище, и как драгоценный камень, и как чудесный жемчуг, и как сосуд избранный. И когда в себе ребенка носила и была им беременна, тогда она себя блюла от всякой скверны и от всякой нечистоты, постом ограждала себя, и всякой пищи скоромной избегала, и мяса, и молока, и рыбы не ела, лишь хлебом, и овощами, и водой питалась. От пьянства совершенно воздерживалась, а вместо различных напитков одну только воду, и ту понемногу пила. <...>
Когда настал срок родов, родила она младенца. И весьма радостно рождение его встретив, родители позвали к себе родных, и друзей, и соседей, и предались веселью, славя и благодаря Бога, давшего им такое дитя. После рождения его, когда в пеленки был завернут младенец, нужно было к груди его приносить. Но когда случалось, что мать его ела некую мясную пищу, которой она насыщала и наполняла свою плоть, тогда младенец никак не хотел грудь брать. И это случалось не один раз, но иногда день, иногда два дня ребенок не ел. Поэтому страх вместе со скорбью овладевал родившей младенца и родственниками ее. И с трудом они поняли, что не хочет младенец пить молоко, когда мясом питается кормящая его, но согласен пить, только если она не будет разрешаться от поста. И с той поры мать воздерживалась и постилась, и с тех пор младенец стал всегда, как дóлжно, кормиться.
И пришел день исполнения обета его матери: после шести недель, то есть когда наступил сороковой день после рождения его, родители принесли ребенка в церковь Божью, отдавая то, что получили от Бога, поскольку они обещали отдать ребенка Богу, даровавшему его; к тому же иерей повелевал, чтобы ребенок получил крещение Божественное. Иерей же, приготовив ребенка к таинству и много молитв сотворив над ним, с радостью духовной и старанием окрестил его во имя Отца и Сына и Святого Духа — именем Варфоломей в святом крещении назвав его. Он вынул ребенка, принявшего обильно благодать Святого Духа, из купели, и почувствовал иерей, осененный духом Божественным, понял, что сосудом избранным будет этот младенец. <...>
Младенец же, о котором идет речь, о котором начинается рассказ, после крещения через несколько месяцев был вскормлен по закону природы, и от груди матери его отняли, и развернули из пеленок, и из колыбели вынули. Рос ребенок в следующие годы, как и полагается в этом возрасте, мужала его душа, и тело, и дух, и наполнялся он разумом и страхом Божьим, и милость Божья была с ним; так он жил до семи лет, когда родители его отдали учиться грамоте.
У раба Божьего Кирилла, о котором шла речь, было три сына: первый Стефан, второй — этот Варфоломей, третий Петр; их воспитал он со всякими наставлениями в благочестии и чистоте. Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не быстро учился читать, но как-то медленно и не прилежно. Учитель с большим старанием учил Варфоломея, но отрок не слушал его и не мог научиться, не похож он был на товарищей, учащихся с ним. За это часто бранили его родители, учитель же еще строже наказывал, а товарищи укоряли. Отрок втайне часто со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Дай мне выучить грамоту эту, научи Ты меня и вразуми меня».

О кончине святого

Жил святой долгие годы в совершенном воздержании и труде, и неисповедимые, несказанные чудесные дела совершил, и старости глубокой достиг, никогда от божественного пения или от службы не уклоняясь. И чем больше старел он, тем больше укреплялся и возвышался, в усердии божественные подвиги мужественно и с любовью совершая, и никак его старость не одолевала. Но ноги его тяжелели день ото дня, как будто по ступеням приближаясь к Богу. Предвидел он за шесть месяцев свою кончину и, призвав братию, передал игуменство своему самому любимому ученику, в добродетелях совершенному и во всем без исключения следующему своему учителю, и, хотя возрастом он был молод, ум его был сединами весьма убелен; впоследствии он чудесами прославился, о которых другая повесть расскажет, именем же он был Никон. Сергий повелел ему пасти стадо Христово заботливо и праведно, ибо ответ ему придется держать не за себя, но за многих. И с тех пор Сергий, этот великий подвижник, в вере благочестивейший, недремлющий хранитель, непересыхающий источник, славный именем, начал безмолвствовать.
И в сентябре месяце недугом телесным был поражен и, видя, что он уже к Богу отходит, чтобы природе отдать долг, душу же любимому Иисусу предать, призывает священное братство и новособранное стадо. И беседу повел подобающую, и на пользу учил, неуклонно веля оставаться в православии, и завещал единомыслие друг с другом хранить, иметь чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную, злых и скверных похотей остерегаться, пищу и питие вкушать без жадности, а особенно смирением украшать себя, не оставлять заботы о странниках, споров избегать и ни во что ставить почести и славу жизни этой, но вместо них ожидать от Бога воздаяния, наслаждения от небесных вечных благ. И многому другому Сергий поучал, говоря: «Я, ибо Бог зовет меня, отхожу от вас. Вас же передаю всемогущему Господу и Его Пречистой Богоматери, чтобы она была для вас прибежищем и оградой от сетей вражеских и поношений их». И перед самой смертью, когда должна была душа его с телом разлучиться, он от тела и крови Владыки причастился, а ученики руками своими его немощные члены поддерживали. Он простер к небу руки и, молитву совершив, чистую свою и святую душу с молитвою Господу предал, в год 6900 (1392) месяца сентября в 25-й день; жил же преподобный семьдесят восемь лет ²⁰.
Распространилось тогда благоухание великое и неизреченное от тела святого. А братия вся собралась и сокрушалась, плача и рыдая; и, в гроб честнóе и труд любившее тело положив с почестями, они псалмами и надгробным пением его провожали. Ученики проливали ручьи слез, кормчего лишившись, с учителем разлученные, с отцом разлуки не вынося, плакали они, а если бы могли, умерли бы тогда с ним. Лицо же святого было светлым, как снег, а не как обычно у мертвых, но как у живого человека или ангела Божьего, являя этим душевную его чистоту и от Бога воздаяние за труды его. Похоронили честнóе его тело в обители, которая была им создана. Сколько после смерти и преставления Сергия чудес произошло и происходит: расслабленных членов укрепление, от лукавых духов людям освобождение, слепых прозрение, горбатых выпрямление — только при приближении к его раке. Хотя и не хотел святой, как и при жизни, после смерти славы, но могучая сила Божья его прославила. После кончины его ему предшествовали ангелы на пути к небесам, двери отворяя ему райские и в вожделенное блаженство вводя, в покой праведных, в свет ангельский; и увидел святой то, о чем мечтал, и всесвятой Троицы озарение приобрел, как и подобает постнику, — украшение иноков.
Таково было житие отца, таковы чудес его проявления, причем не только при жизни, но и после смерти, которые нельзя и описать, и все это, что бывало с ним, и доныне происходит.
Покажи мне в древности прославившихся, и сравним с ним тех, кто известен добродетельной жизнью и мудростью, и увидим, что святой поистине ничем не уступал тем ветхозаветным божественным мужам: как великий Моисей и после него Иисус ²¹, он вождем был и пастырем людям многим, и поистине незлобивость Иакова имел ²² и страннолюбие Авраама, законодатель новый, и наследник Небесного Царства, и истинный предводитель стада своего. Не наполнил ли он пустыню многими заботами своими? Мудр был великий Савва ²³, создатель общежительства, но не обладал ли Сергий, как и он, светлым разумом, создав также многие общежительные монастыри? Не обладал ли и он даром чудотворения, как прославившиеся до него, и весьма прославил его Бог и сделал известным всей земле? Мы восхваляем не того, кто похвалы себе требовал, но того, кто за нас молится, кто во всем подражал предавшему себя на муки Христу. Но не будем удлинять сказанное. Разве сможет кто прославить святого по достоинствам его?

(Перевод М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина)

ПРИМЕЧАНИЯ

Сергий Радонежский (именуемый так по месту своего рождения — деревне Радонеж) был одним из наиболее почитаемых русских церковных деятелей, в 1452 г. причисленный к лику святых. На месте основанного им лесного скита — избушки, где жил в полном уединении юноша Варфоломей (мирское имя Сергия),— возник прославленный Троицкий монастырь (ныне в городе Загорске, к северо-востоку от Москвы), самим Сергием и его учениками было основано около сорока монастырей. Жизнеописание (житие) Сергия было написано в 1417—1418 гг. монахом его монастыря — Епифанием Премудрым, а затем (около 1422 г.) существенно переработано и расширено Пахомием Сербом, известным древнерусским писателем-агиографом (создателем житий).
Перевод (здесь он приводится с существенными сокращениями) осуществлен по возникшему в XVI в. сводному тексту, в котором сохранились фрагменты, принадлежащие как Епифанию, так и Пахомию.

¹ Вспоминается эпизод из Библии: юноша Саул, посланный отцом искать заблудившихся ослиц, встречает пророка Самуила, который предвещает Саулу, что тот станет царем, и впоследствии добивается его избрания на царство.
² Просфора — плоский хлебец с вытесненным изображением креста, применяющийся при причащении; анафора — часть просфоры.
³ Часы — церковная служба.
⁴ Цитируется книга пророка Иеремии, входящая в Ветхий Завет (см. Словарь).
⁵ Троица — см. Словарь. Сергий действительно основал монастырь в честь святой Троицы.
⁶ Федор — имя, данное Ивану при пострижении в монахи. Симонов монастырь ныне в пределах Москвы.
⁷ Феогност — митрополит в 1328—1353 гг.
⁸ Антиминс — плат, покрывало, на котором могло совершаться богослужение.
⁹ Семен Иванович — великий князь Владимирский и Московский в 1340—1353 гг.
¹⁰ То есть постригся в монахи.
¹¹ Причащающиеся вкушают просфору и вино, символизирующие тело и кровь Христа.
¹² Аркуда — название медведя в новогреческом языке.
¹³ Алексий — митрополит в 1355—1378 гг. Переяславль Залесский — город на юге современной Ярославской области.
¹⁴ Федор (Иван) — брат племянника Сергия, игумен Симоновского монастыря.
¹⁵ Владимир Андреевич, князь Серпуховский и Боровский, двоюродный брат Дмитрия Донского.
¹⁶ Монастырь на Дубенке, притоке реки Дубны (на севере Московской области), был освящен в декабре 1379 г. Поэтому историк В. А. Кучкин полагает, что заложен он был не в честь победы на Куликовом поле, как утверждает житие, а в честь первой победы русских над ордынцами на реке Воже в 1378 г.
¹⁷ Общежительные монастыри — монастыри, в которых монахи живут, подчиняясь единым правилам, и не имеют личной собственности.
¹⁸ Параманд — плат с изображением креста, который монах носит на груди и на плечах.
¹⁹ Клобук — монашеский головной убор. Белый клобук мог носить только митрополит. Речь идет о Дмитрии (Митяе), духовнике Дмитрия Донского, который добивался поставления Митяя митрополитом, отвергая предложенного Константинополем митрополита Киприяна. Михаил — монашеское имя Дмитрия — Митяя.
²⁰ Расчет лет жизни Сергия, возможно, неточен. Полагают, что он родился около 1321 г.
²¹ Иисус Навин — предводитель и военачальник израильтян, преемник Моисея.
²² Иаков — внук Авраама, согласно Библии, — родоначальник израильских племен.
²³ Савва Освященный — один из первых основателей монастырей на Востоке.

Начало Жития Сергия

Благослови, отче!

Преподобный отец наш Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария, которые были Божьи угодники, правдивые перед Богом и перед людьми, и всякими добродетелями полны и украшены, что Бог любит. Не допустил Бог, чтобы такой младенец, который должен был воссиять, родился от неправедных родителей. Но сначала создал Бог и предуготовил таких праведных родителей его и потом от них произвел своего угодника. О достохвальная чета! О добрейшие супруги, бывшие такому младенцу родителями! Сначала подобает почтить и похвалить родителей его, и это неким добавлением будет к похвалам и почестям ему. Ведь нужно было, чтобы дарован был Сергий Богом многим людям для блага, для спасения и для пользы, и поэтому не пристало такому младенцу от неправедных родиться родителей, и другим, то есть неправедным родителям, не пристало бы родить это дитя. Только тем избранным родителям Бог его даровал, что и случилось: соединилось добро с добром и лучшее с лучшим.
И свершилось некое чудо до рождения его: случилось нечто такое, что нельзя молчанию предать. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды — дело было в воскресенье — мать его вошла в церковь, как обычно, во время пения святой литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, а когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все люди стояли молча, тогда внезапно младенец начал кричать в утробе матери, так что многие ужаснулись от этого крика — преславного чуда, совершившегося с этим младенцем. И вот снова, перед тем как начали петь херувимскую песнь, то есть «Иже херувим», внезапно младенец начал вторично громко кричать в утробе, громче, чем в первый раз, так что по всей церкви разнесся голос его, так что и сама мать его в ужасе стояла, и женщины, бывшие там, недоумевали про себя и говорили: «Что же будет с этим младенцем?» Когда же иерей возгласил: «Вонмем, святая святым!» — младенец снова, в третий раз, громко заплакал.
Мать же его чуть на землю не упала от сильного страха и ужаснулась, в великом трепете, начала тихо плакать. Остальные же благоверные женщины подошли к ней, стали спрашивать ее, говоря: «Что это — не ребенок ли у тебя за пазухой в пеленках, а мы его детский крик слышали, раздававшийся по всей церкви?» Она же в растерянности из-за обильных слез не могла ничего им сказать, но только ответила: «Ищите,— сказала она,— в другом месте, а у меня нет ребенка». Они же допытывались, спрашивая друг друга, и поискали, и не нашли. Снова они обратились к ней, говоря: «Мы по всей церкви искали и не нашли младенца. Кто же тот младенец, который кричал?» Мать же его, не в силах утаить того, что произошло и о чем они спрашивали, ответила им: «Младенца за пазухой у меня нет, как вы думаете, но в утробе у меня ребенок, еще не родившийся. Он кричал». Женщины же сказали ей: «Как может быть дарован голос до рождения младенцу, еще находящемуся в утробе?» Она же ответила: «Я тому и сама удивляюсь, вся объята страхом, трепещу, не понимая случившегося». <...>
Мария же, мать его, с того дня, когда было это знамение и происшествие, с тех пор пребывала благополучно до родов и носила младенца в утробе как некое бесценное сокровище, и как драгоценный камень, и как чудесный жемчуг, и как сосуд избранный. И когда в себе ребенка носила и была им беременна, тогда она себя блюла от всякой скверны и от всякой нечистоты, постом ограждала себя, и всякой пищи скоромной избегала, и мяса, и молока, и рыбы не ела, лишь хлебом, и овощами, и водой питалась. От пьянства совершенно воздерживалась, а вместо различных напитков одну только воду, и ту понемногу пила. <...>
Когда настал срок родов, родила она младенца. И весьма радостно рождение его встретив, родители позвали к себе родных, и друзей, и соседей, и предались веселью, славя и благодаря Бога, давшего им такое дитя. После рождения его, когда в пеленки был завернут младенец, нужно было к груди его приносить. Но когда случалось, что мать его ела некую мясную пищу, которой она насыщала и наполняла свою плоть, тогда младенец никак не хотел грудь брать. И это случалось не один раз, но иногда день, иногда два дня ребенок не ел. Поэтому страх вместе со скорбью овладевал родившей младенца и родственниками ее. И с трудом они поняли, что не хочет младенец пить молоко, когда мясом питается кормящая его, но согласен пить, только если она не будет разрешаться от поста. И с той поры мать воздерживалась и постилась, и с тех пор младенец стал всегда, как дóлжно, кормиться.
И пришел день исполнения обета его матери: после шести недель, то есть когда наступил сороковой день после рождения его, родители принесли ребенка в церковь Божью, отдавая то, что получили от Бога, поскольку они обещали отдать ребенка Богу, даровавшему его; к тому же иерей повелевал, чтобы ребенок получил крещение Божественное. Иерей же, приготовив ребенка к таинству и много молитв сотворив над ним, с радостью духовной и старанием окрестил его во имя Отца и Сына и Святого Духа — именем Варфоломей в святом крещении назвав его. Он вынул ребенка, принявшего обильно благодать Святого Духа, из купели, и почувствовал иерей, осененный духом Божественным, понял, что сосудом избранным будет этот младенец. <...>
Младенец же, о котором идет речь, о котором начинается рассказ, после крещения через несколько месяцев был вскормлен по закону природы, и от груди матери его отняли, и развернули из пеленок, и из колыбели вынули. Рос ребенок в следующие годы, как и полагается в этом возрасте, мужала его душа, и тело, и дух, и наполнялся он разумом и страхом Божьим, и милость Божья была с ним; так он жил до семи лет, когда родители его отдали учиться грамоте.
У раба Божьего Кирилла, о котором шла речь, было три сына: первый Стефан, второй — этот Варфоломей, третий Петр; их воспитал он со всякими наставлениями в благочестии и чистоте. Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не быстро учился читать, но как-то медленно и не прилежно. Учитель с большим старанием учил Варфоломея, но отрок не слушал его и не мог научиться, не похож он был на товарищей, учащихся с ним. За это часто бранили его родители, учитель же еще строже наказывал, а товарищи укоряли. Отрок втайне часто со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Дай мне выучить грамоту эту, научи Ты меня и вразуми меня».

О том, как от Бога было дано ему уразуметь грамоту, а не от людей

Поэтому сильно печалились родители его, а тщетности усилий своих весьма огорчался учитель. Все печалились, не ведая высшего предначертания Божественного промысла, не зная, что хочет Бог сотворить с этим отроком, что не оставит Господь преподобного Своего. Так, по усмотрению Бога, нужно было, чтобы от Бога книжное учение он получил, а не от людей; что и сбылось. Скажем же и о том, как, благодаря Божественному откровению, научился он грамоте.
Однажды отец послал его искать лошадей. Так все было по предначертанию всемудрого Бога, как Первая книга Царств говорит о Сауле, который послан был отцом своим Кисом искать осла; Саул пошел и увидел святого пророка Самуила, которым был помазан на царство, и важнее обычных дел дело нашел ¹. Так и блаженный отрок важнее дел обычных дело нашел; когда он послан был отцом своим Кириллом искать скот, он увидел некоего черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося. Отрок же, увидев его, сначала смиренно поклонился ему, затем приблизился и стал около него, ожидая, когда тот кончит молитву.
И когда кончил молиться старец и посмотрел на отрока, увидел он духовным взором, что будет отрок сосудом избранным Святого Духа. Он обратился к Варфоломею, подозвал его к себе, и благословил его, и поцеловал его во имя Христа, и спросил его: «Что ищешь и чего хочешь, чадо?» Отрок же сказал: «Душа моя желает более всего знать грамоту, для чего я отдан был учиться. Ныне скорбит душа моя, так как учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Ты же, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте».
Старец же, подняв руки и очи к небу и вздохнув перед Богом, помолился прилежно и после молитвы сказал: «Аминь». И, взяв из мошны своей как некое сокровище, он подал ему тремя пальцами нечто похожее на анафору, с виду маленький кусок белого хлеба пшеничного, кусок святой просфоры ², и сказал ему: «Отвори уста свои, чадо, и открой их. Возьми это и съешь — это тебе дается знамение благодати Божьей и понимания Святого писания. Хотя и малым кажется то, что я даю, но велика сладость вкушения этого». Отрок же открыл уста и съел то, что ему было дано; и была сладость во рту его, как от меда сладкого. И сказал он: «Не об этом ли сказано: „Как сладки гортани моей слова твои! Лучше меда устам моим”; и душа моя возлюбила это». И ответил ему старец: «Если будешь верить, и больше этого увидишь. А о грамоте, чадо, не скорби: да будет известно тебе, что с сего дня дарует тебе Господь хорошее знание грамоты, знание большее, чем у братьев твоих и чем у сверстников твоих». И поучил его на пользу души.
Отрок же поклонился старцу и, как земля плодовитая и плодоносная, семена принявшая в сердце свое, стоял он, радуясь душой и сердцем, что встретил такого святого старца. Старец хотел пойти своей дорогой; отрок же упал на землю лицом перед ногами старца и со слезами его молил, чтобы поселился старец в доме родителей его, говоря так: «Родители мои очень любят таких, как ты, отче». Старец же, удивившись вере его, поспешил войти в дом родителей его.
Они же, увидев старца, вышли ему навстречу и поклонились ему. Благословил их старец; они же собирали еду, чтобы накормить его. Но старец не сразу пищи отведал, но сначала вошел в молитвенный храм, то есть в часовню, взяв с собой освященного в утробе отрока. И начал он «Часы» ³ петь, а отроку велел псалом читать. Отрок же сказал: «Я не умею этого, отче». Старец же ответил: «Сказал я тебе, что с сего дня дарует тебе Господь знание грамоты. Произноси слово Божье без сомнения». И случилось тогда нечто удивительное: отрок, получив благословение от старца, начал петь псалмы очень хорошо и стройно; и с того часа он хорошо знал грамоту. И сбылось пророчество премудрого пророка Иеремии, говорящего: «Так говорит Господь: „Вот Я дал слова Мои в уста твои” ⁴». Родители же отрока и братья его, увидев это и услышав, удивились неожиданному его разуму и мудрости и прославили Бога, давшего ему такую благодать.
Когда они со старцем вышли из часовни, те поставили перед ним пищу. Старец отведал пищи, благословил родителей и хотел уйти. Родители же умоляли старца, спрашивая его и говоря: «Отче, господине! Подожди еще, чтобы мы смогли расспросить тебя и ты бы успокоил и утешил скудоумие наше и печаль нашу. Вот смиренный отрок наш, которого ты благословляешь и хвалишь, которому предсказываешь ты многие блага. Но он удивляет нас, и печаль о нем весьма огорчает нас, потому что случилось с ним нечто страшное, удивительное и непонятное — вот что: когда он был в утробе матери, незадолго до рождения его, когда мать была в церкви, трижды прокричал он в утробе, при народе, в то время, когда святую пели литургию. Нигде в другом месте такое не слыхано, не видано; и мы этого боимся, не понимая, чем кончится это или что случится в будущем?»
Старец же святой, уразумев и поняв духом будущее, сказал им: «О блаженная чета! О прекрасные супруги, ставшие родителями такого ребенка! Зачем вы устрашились страхом там, где нет страха? Напротив, радуйтесь и веселитесь, что смогли такого ребенка родить, которого Бог избрал до рождения его, которого Бог отметил еще в утробе материнской. Вот последнее слово я скажу и потом умолкну: будет вам знамением истинности моих слов то, что после моего ухода вы увидите — отрок хорошо знает всю грамоту и все святые книги понимает. А вот второе мое знамение вам и предсказание — будет отрок славен перед Богом и людьми из-за своей добродетельной жизни». И, сказав это, старец ушел, промолвив им такие непонятные слова: «Сын ваш будет обителью святой Троицы ⁵ и многих приведет вслед за собой к пониманию Божественных заповедей». Так сказав, старец ушел от них. Родители же провожали его до ворот; он же внезапно стал невидимым.
Они же, недоумевая, решили, что это ангел послан был даровать отроку знание грамоты. Отец и мать, приняв от старца благословение и слова его сохранив в сердцах своих, возвратились в дом свой. После ухода этого старца отрок внезапно всю грамоту постиг, изменился странным образом: какую книгу ни раскроет, хорошо ее читает и понимает ее. Достоин был даров духовных добрый сей отрок, который от самых пеленок Бога познал, и Бога возлюбил, и Богом спасен был. Он жил, во всем повинуясь своим родителям: старался повеления их исполнять и ни в чем не ослушаться их, как и Святое писание говорит: «Чти отца своего и мать и будешь долголетен на земле». <...>
Отрок же преславный, преславного отца сын, о котором мы речь ведем, подвижник, о котором всегда помнят, родившийся от родителей благородных и благоверных, вырос, как от доброго корня добрая ветвь, воплотив в себе всяческие достоинства доброго корня этого. Ведь с молодых лет он был подобен саду благородному и вырос, как богатый плод, был отроком красивым и благонравным. Хотя по мере роста он становился все лучше, но красоту жизни он ни во что не ставил и всякую суету мирскую, как пыль, попирал ногами, так что можно сказать, самую природу свою хотел презреть и унизить, и преодолеть, часто нашептывая про себя слова Давида: «Какая польза в крови моей, когда я сойду в могилу?» Ночью же и днем он не переставал молить Бога, который начинающим подвижникам помогает спастись. Как я смогу перечислить прочие добродетели его: спокойствие, кротость, молчаливость, смирение, негневливость, простоту без ухищрений? Он любил одинаково всех людей, никогда не впадал в ярость, не препирался, не обижался, не позволял себе ни слабости, ни смеха; но когда хотелось ему улыбнуться (ведь и ему это было нужно), он и это делал с великим целомудрием и воздержанием. Он всегда сокрушаясь ходил, как будто в печали; еще же более плакал, часто слезы из очей по щекам испуская, на плачевную и печальную жизнь этим указывая. И слова Псалтыри всегда на устах его были, он воздержанием всегда был украшен, тяготам телесным всегда радовался, бедную одежду прилежно носил. Пива же и меда он никогда не вкушал, никогда к устам их не подносил и даже запаха их не вдыхал. К постнической жизни стремясь, он все это ненужным для человеческой природы считал.
Сыновья Кирилла, Стефан и Петр, женились; третий же сын, блаженный юноша Варфоломей, не захотел жениться, а весьма стремился к иноческой жизни. Об этом он многократно просил отца, говоря: «Теперь дай мне, владыка, свое согласие, чтобы с благословением твоим я начал иноческую жизнь». Но родители его ответили ему: «Чадо! Подожди немного и потерпи ради нас: мы стары, бедны, больны сейчас, и некому ухаживать за нами. Вот ведь братья твои Стефан и Петр женились и думают, как угодить женам; ты же, неженатый, думаешь, как угодить Богу, — более прекрасную стезю избрал ты, которая не отнимется у тебя. Только поухаживай за нами немного, и когда нас, родителей твоих, проводишь до гроба, тогда сможешь и свой замысел осуществить. Когда нас в гроб положишь и землей засыплешь, тогда и свое желание исполнишь».
Чудесный же юноша с радостью обещал ухаживать за ними до конца их жизни и с того дня старался каждый день всячески угодить родителям своим, чтобы они молились за него и дали ему благословение. Так жил он некоторое время, прислуживая и угождая родителям своим всей душой и от чистого сердца, пока родители его не постриглись в монахи и каждый из них в различное время не удалился в свой монастырь. Немного лет прожив в монахах, ушли они из жизни этой. <...>
Стефан же, родной брат его (Варфоломея) старший, немного лет пожил с женой, и жена его умерла, родив двух сыновей: Климента и Ивана, а этот Иван впоследствии стал Федором Симоновским ⁶. Стефан же вскоре оставил мир и стал монахом в монастыре Покрова Святой Богородицы в Хотькове. Блаженный юноша Варфоломей, придя к нему, просил Стефана, чтобы тот пошел с ним искать место пустынное. Стефан, повинуясь словам блаженного юноши, пошел вместе с ним.
Обошли они по лесам многие места и наконец пришли в одно место пустынное, в чаще леса, где была и вода. Братья осмотрели место это, и понравилось оно им, а главное — это Бог наставлял их. И, помолившись, начали они своими руками лес рубить, и на плечах своих они бревна принесли на выбранное место. Сначала они себе сделали постель и хижину и устроили над ней крышу, а потом келью одну соорудили, и отвели место для церквушки небольшой, и срубили ее. И когда была окончательно завершена постройка церкви и пришло время освящать ее, тогда блаженный юноша сказал Стефану: «Поскольку ты брат мой старший в нашем роде, не только телом старше меня, но и духом, следует мне слушаться тебя как отца. Сейчас не с кем мне советоваться обо всем, кроме как с тобой. В особенности я умоляю тебя ответить и спрашиваю тебя: вот уже церковь поставлена и окончательно отделана, и время пришло освящать ее; скажи мне, во имя какого праздника будет названа церковь эта и во имя какого святого освящать ее?»
В ответ Стефан сказал ему: «Зачем ты спрашиваешь и для чего ты меня испытываешь и терзаешь? Ты сам знаешь не хуже меня, что нужно делать, потому что отец и мать, родители наши, много раз говорили тебе при нас: „Будь осторожен, чадо! Не наш ты сын, но Божий дар, потому что Бог избрал тебя, когда еще в утробе мать носила тебя, и было знамение о тебе до рождения твоего, когда ты трижды прокричал на всю церковь в то время, когда пели святую литургию. Так что все люди, стоявшие там и слышавшие это, были удивлены и изумлялись, в ужасе говоря: „Кем будет младенец этот?” Но священники и старцы, святые мужи, ясно поняли и истолковали это знамение, говоря: „Поскольку в чуде с младенцем число три проявилось, это означает, что будет ребенок учеником святой Троицы. И не только сам веровать будет благочестиво, но и других многих соберет и научит веровать в святую Троицу”. Поэтому следует тебе освящать церковь эту лучше всего во имя святой Троицы. Не наше это измышление, но Божья воля, и предначертание, и выбор — Бог так пожелал. Да будет имя Господа благословенно вовеки!» Когда это сказал Стефан, блаженный юноша вздохнул из глубины сердца и ответил: «Правильно ты сказал, господин мой. Это и мне нравится, и я того же хотел и думал об этом. И желает душа моя создать и освятить церковь во имя святой Троицы. Из-за смирения я спрашивал тебя; и вот Господь Бог не оставил меня, и желание сердца моего исполнил, и замысла моего не лишил меня».
Решив так, взяли они благословение и освящение у епископа. И приехали из города от митрополита Феогноста священники ⁷, и привезли с собой освящение, и антиминс ⁸, и мощи святых мучеников, и все, что нужно для освящения церкви. И тогда освящена была церковь во имя святой Троицы преосвященным архиепископом Феогностом, Митропо-литом Киевским и всея Руси, при великом князе Семене Ивановиче; думаю, что это произошло в начале княжения его ⁹. Правильно церковь эта названа была именем святой Троицы: ведь поставлена она была благодатью Бога Отца, и милостью Сына Божьего, и с помощью Святого Духа.
Стефан же, построив церковь и освятив ее, недолго прожил в пустыни с братом своим и увидел, что трудна жизнь в пустыни, жизнь печальная, жизнь суровая, во всем нужда, во всем лишения, неоткуда взять ни еды, ни питья, ничего другого, нужного для жизни. Ведь не было к тому месту ни дорог, ни подношений ниоткуда; ведь не было тогда вокруг пустыни этой поблизости ни сел, ни построек, ни людей, живущих в них; ниоткуда не было к тому месту тропы человеческой, и не было ни проходящих, ни посещающих, но вокруг места этого со всех сторон был только лес, только глушь. Увидев это и опечалившись, Стефан оставил пустыню, а также брата своего родного, преподобного пустыннолюбца и пустынножителя, и ушел оттуда в Москву. <...>