Необъяснимое появление двадцати пяти гиней

 

Январь 1808 года

Лучшая бакалейная лавка в городе находилась на Сент‑Джеймс‑стрит, и владел ею мистер Бренди. Дед сэра Уолтера Поула, сэр Уильям Поул, решительно отказывался покупать кофе, шоколад или чай в других местах, заявляя, что по сравнению с хорошо обжаренным турецким кофе мистера Бренди все прочие на вкус напоминают муку. Впрочем, доброе расположение сэра Уильяма оказалось не таким уж благом. Щедрый на похвалу, неизменно любезный и не кичливый старый лорд редко оплачивал счета; после его смерти выяснилось, что сэр Уильям задолжал мистеру Бренди громадную сумму. Хозяин – вспыльчивый, остролицый старичок – не мог сдержать гнева. Он умер вскоре после старого Поула, и многие сочли, что хозяин лавки отправился на тот свет, чтобы отыскать знатного должника.

После его смерти дело перешло в руки вдовы. Хозяин бакалейной лавки женился поздно, и читателя вряд ли удивит, что жена его не была счастлива в браке. Она рано поняла, что для мужа созерцание гиней и шиллингов милей ее общества, хотя, на мой взгляд, красотой миссис Бренди нельзя было не залюбоваться. Мягкие каштановые локоны, яркие синие глаза и нежное лицо – хозяйка была само очарование и любезность. Казалось бы, старик, единственной привлекательной чертой которого было богатство, должен беречь молодую красавицу‑жену как зеницу ока и угождать ей во всем. Но нет – мистер Бренди даже не озаботился покупкой собственного дома, хотя денег у него хватало. Хозяин лавки трясся над каждым шестипенсовиком, поэтому заявил, что жить они будут в комнатушке над лавкой, и все двенадцать лет замужества комната эта служила его жене гостиной, спальней, столовой и кухней. Впрочем, не прошло и трех недель после смерти мужа, как она приобрела дом в Ислингтоне и взяла трех служанок – Сьюки, Дафни и Дельфину.

Кроме того, миссис Бренди наняла двух приказчиков. Джон Апчерч оказался человеком надежным, неленивым и умелым. Поведение рыжеволосого, нервного Тоби Смита часто удивляло миссис Бренди. Иногда он выглядел молчаливым и несчастным, а порой поражал приветливостью и неожиданной открытостью. В любом торговом деле случаются недостачи. Когда миссис Бренди принималась расспрашивать Тоби о причинах несовпадений в цифрах, тот держался так зажато и скованно, что хозяйка заподозрила его в воровстве. Однажды январским вечером подозрения миссис Бренди получили новый, весьма неожиданный толчок. Она сидела в комнате над лавкой, когда в дверь постучали. Тоби Смит мялся в дверях, стараясь не встречаться с хозяйкой взглядом.

– Что случилось, Тоби?

– Если позволите, мэм, – Тоби старательно отводил глаза, – деньги не сходятся. Мы с Джоном считали и так и этак, дюжину раз проверили, но все зря.

Миссис Бренди издала недовольный возглас и спросила, велико ли расхождение.

– Двадцать пять гиней, мэм.

– Двадцать пять гиней! – ужаснулась миссис Бренди. – Двадцать пять гиней! Невозможно! Нет, ты, должно быть, ошибаешься, Тоби. У нас в лавке и денег‑то столько не бывает! – Затем ей в голову пришла новая мысль. – Наверное, нас ограбили!

– Нет, мэм, – отвечал Тоби. – Вы уж простите, но вы меня не так поняли. Я не говорил, что у нас не хватает двадцати пяти гиней. У нас на двадцать пять гиней больше!

Миссис Бренди молча уставилась на него.

– Сами увидите, – сказал Тоби, – если пожелаете спуститься. – И с озабоченным выражением на лице он открыл перед хозяйкой дверь.

Миссис Бренди устремилась в лавку, а Тоби последовал за ней.

Стоял безлунный вечер, на часах было около девяти. Джон закрыл ставни и потушил лампы. В лавке должен был царить непроглядный мрак, как в чайнице, однако комнату освещал мягкий золотистый свет от стопки золотых монет на прилавке.

Миссис Бренди подняла одну и внимательно осмотрела. Ей показалось, что она держит в руках нежный желтый огонек с монетой внутри. Свет оказывал на стоящих рядом людей странное действие. Миссис Бренди, Джон и Том ощущали себя не в своей тарелке: в лице хозяйки появилось что‑то высокомерное и заносчивое, в чертах Тома проступили коварство и хитрость, а Джон и вовсе показался бы стороннему наблюдателю человеком свирепым и диким. Не стоит упоминать, что эти черты никогда не были свойственны их характеру. Однако еще чуднее были изменения, которые произошли с ящичками красного дерева, занимавшими целую стену лавки. Еще совсем недавно позолоченные буквы на них обозначали названия пряностей, теперь же «Мята (лимонная)» превратилось в «Маята (любовная)», «Мускатный орех» – в «Непрощенный грех», «Горчичное семя» – в «Горькое бремя», «Молотый кардамон» – в «Молодости неугомон», «Зерна перца» – в «Разбитое сердце». Никто, однако, этих изменений не замечал – и хорошо, не то хозяйка бы очень огорчилась: что делать с новыми товарами, кому такое продашь?

– Итак, – наконец решилась миссис Бренди, – откуда‑то эти деньги взялись. Может быть, кто‑нибудь решил заплатить долг?

Джон мотнул головой. Тоби повторил движение товарища.

– У нас и должников‑то таких нет, – добавил он, – ну, за исключением герцогини Уорксоп, но, откровенно говоря, мэм, сомневаюсь я, что герцогиня…

– Да‑да, Тоби, понимаю, – перебила хозяйка. Несколько мгновений она размышляла. – Возможно, какой‑нибудь джентльмен вытирал лицо носовым платком, а деньги возьми да выпади из кармана на пол.

– Мы нашли их не на полу, – сказал Джон. – Деньги лежали в кассе вместе с остальной выручкой.

– Не знаю, что и сказать, – промолвила миссис Бренди. – Сегодня кто‑нибудь расплачивался гинеями?

Джон и Тоби заверили хозяйку, что никто в тот день гинеями не расплачивался, иначе они непременно запомнили бы хотя бы одного из двадцати пяти покупателей.

– А какие они яркие, мэм, – заметил Джон, – все как одна, ни грязи, ни пятнышка.

– Может быть, сбегать за мистером Блэком, мэм? – спросил Тоби.

– Ах да, конечно! – радостно вскричала хозяйка. – Или нет, ах, не стоит! Зачем тревожить мистера Блэка по пустякам? Разве случилось что‑нибудь плохое? Или случилось, Тоби? Или пустяк? Никак не могу решить.

В наш век неожиданное и необъяснимое появление такой огромной суммы денег – явление чрезвычайно редкое, посему ни Тоби, ни Джон не могли сказать хозяйке, благо это или зло.

– И все же, – продолжила миссис Бренди, – мистер Блэк так умен! Он разгадает нашу загадку, не сходя с места. Ступай на Харли‑стрит, Тоби. Передай мои наилучшие пожелания мистеру Блэку и спроси, не сможет ли он уделить мне несколько минут своего драгоценного времени? Нет, постой! Лучше вот: извинись, что тревожишь его покой, и намекни, что, если он будет так любезен и поговорит со мной, я буду весьма благодарна… нет‑нет, польщена… нет, благодарна… нет, все‑таки польщена его вниманием.

Знакомство миссис Бренди со Стивеном Блэком состоялось тогда, когда сэр Уолтер унаследовал долги своего деда, а миссис Бренди – дело своего мужа. Каждую неделю Стивен Блэк приходил в лавку с гинеей‑двумя в уплату долга. Тем не менее миссис Бренди, как ни странно, часто отказывалась принять деньги.

– Ах, мистер Блэк! – вздыхала она. – Умоляю, заберите ваши деньги. Уверена, сэр Уолтер сейчас находится в более стесненных обстоятельствах, чем я. Последнюю неделю дела в лавке шли исключительно удачно! У нас появился шоколад карак. Покупатели так добры, что утверждают: больше в Лондоне нигде такого нет! Ни по аромату, ни по густоте. Люди стекаются к нам со всего города. Не хотите ли чашечку, мистер Блэк?

Миссис Бренди приносила фарфоровый кофейник с росписью синим по белому, наливала чашку и с тревогой спрашивала, нравится ли мистеру Блэку шоколад? Несмотря на то что люди стекались к ней со всего Лондона, миссис Бренди начинала верить в превосходное качество шоколада только после того, как узнавала мнение мистера Блэка. Впрочем, шоколадом заботы хозяйки о мистере Блэке не ограничивались. Она пеклась о его здоровье. Если день был холодным, миссис Бренди беспокоилась, не замерз ли он. Если шел дождь, хозяйка волновалась, не простудился ли. Если же стоял жаркий сухой день, она предлагала гостю посидеть у окна, выходившего в маленький садик, чтобы освежиться на ветерке.

Когда мистеру Блэку приходило время откланяться, хозяйка говорила примерно следующее:

– Не знаю, как насчет той недели. Скорее всего, мне понадобится эта гинея. Сами знаете, покупатели не всегда оплачивают счета, поэтому я наберусь нахальства просить вас прийти в четверг. Около трех. В это время я буду совершенно свободна и кофейник как раз согреется, раз уж вам так понравился мой горячий шоколад.

Возможно, читатели‑джентльмены тут должны улыбнуться и заметить про себя, что женщины, как обычно, ничего не смыслят в делах. Дамы‑читательницы, напротив, согласятся, что миссис Бренди превосходно разбиралась в делах, а главным делом жизни миссис Бренди было внушить мистеру Блэку те же нежные чувства, какие она испытывала к нему.

Когда Тоби вернулся не с посланием от мистера Блэка, а с самим мистером Блэком, тревога миссис Бренди по поводу богатства, свалившегося как снег на голову, уступила место более приятному волнению.

– Ах, мистер Блэк! Не ожидала увидеть вас так скоро! Даже не предполагала, что в это время вы ничем не заняты!

Стивен стоял за пределами круга света, который отбрасывали монеты.

– Не важно, чем я был занят, – проговорил он странным замедленным голосом. – В доме все пошло вверх дном. С ее милостью совсем плохо.

Миссис Бренди, Джон и Тоби замерли в изумлении. Как и все лондонцы, они питали самый живой интерес к ее милости. Миссис Бренди гордилась всеми своими знатными завсегдатаями, но леди Поул – в особенности. Как‑никак, приятно сообщить покупателям, что за завтраком леди Поул кушает булочку с джемом из лавки миссис Бренди и пьет кофе из купленных там зерен.

Внезапно в голову хозяйки пришла тревожная мысль.

– Надеюсь, ее милость не съела чего‑нибудь нехорошего?

– Нет, – вздохнул Стивен, – ничего подобного. Ее милость жалуется на боль в конечностях, странные сны и холод. Она почти не раскрывает рта, всегда грустна, а ее кожа холодна как лед.

Стивен вступил в круг света, отбрасываемого странными монетами.

Если странный свет преобразил миссис Бренди и ее приказчиков, то перемены в Стивене были стократ разительнее. Его природная красота увеличилась в пять, семь, нет, в десять раз. На лице проступило неописуемо благородное выражение; свет, сгустившись вокруг лба, образовал подобие венца. Впрочем, как и прежде, никто из присутствующих не заметил ничего необычного.

Длинными черными пальцами Стивен начал перебирать монеты.

– Где вы нашли их, Джон?

– В кассе, вместе с прочими монетами. Как, ради всего святого, они попали туда, мистер Блэк?

– Я удивлен не меньше вашего. Даже не знаю, что и предположить. – Стивен обернулся к миссис Бренди. – Больше всего я беспокоюсь, мэм, как бы вас не заподозрили в том, что деньги получены нечестным путем. Я думаю, вы должны передать монеты своему поверенному. Пусть даст объявление в «Таймс» и «Утреннее обозрение»: не терял ли кто‑нибудь двадцать пять гиней в лавке миссис Бренди.

– Поверенному, мистер Блэк! – ужаснулась миссис Бренди. – Но они столько дерут!

– Поверенные дорого обходятся, мэм, – согласился Стивен.

В это самое время джентльмен, прогуливавшийся по Сент‑Джеймс‑стрит, заметил идущий сквозь ставни свет. Тут же оказалось, что ему просто необходимы чай и сахар, и джентльмен, недолго думая, постучал в дверь.

– Тоби, посетитель! – крикнула миссис Бренди.

Тоби поспешил к двери, а Джон убрал деньги с прилавка. Комната тут же погрузилась во мрак. Только сейчас они поняли, что до сих пор видели друг друга лишь в неверном свете злополучных монет. Джон зажег лампы, снова придав лавке уютный вид, а Тоби занялся посетителем.

Стивен Блэк упал в кресло и поднес руку ко лбу. Лицо его посерело, весь вид выражал смертельную усталость.

Миссис Бренди уселась в кресло напротив и мягко коснулась руки Стивена.

– Вам нездоровится, дорогой мистер Блэк?

– Нет… просто я разбит, как человек, который плясал ночь напролет.

Дворецкий снова вздохнул и уронил голову на руки.

Миссис Бренди отняла руку.

– Не слышала, что прошлой ночью был бал. – В ее словах послышалась ревнивая нотка. – Надеюсь, вы приятно провели время. С кем танцевали?

– Ах нет. Не было никакого бала, только боль в мышцах и никакой радости. – Внезапно Стивен поднял голову. – Вы слышите?

– Что, мистер Блэк?

– Колокол. Колокол звонит по покойнику.

Несколько секунд женщина прислушивалась.

– Нет, ничего не слышу. Надеюсь, вы останетесь на ужин, мистер Блэк? Вы окажете нам большую честь. Боюсь, что еду вы не сочтете изысканной. Даже совсем неизысканной – устрицы, пирог с голубятиной и рагу из барашка. Впрочем, такой старый друг, как вы, не будет в претензии. Тоби принесет еще…

– Вы уверены, что ничего не слышите?

– Уверена.

– Я не могу остаться. – Казалось, Стивен хочет сказать что‑то еще, он даже открыл рот, но слышный лишь ему колокол вновь сбил с мысли, и он промолчал. – Всего наилучшего!

Стивен встал и, небрежно поклонившись, вышел.

На улице колокол продолжал звонить. Стивен шел словно в тумане. Он уже добрался до Пиккадилли, как неожиданно ему навстречу из переулка выскочил разносчик в фартуке, волочивший корзину с рыбой. Пытаясь обойти разносчика, Стивен столкнулся с дородным джентльменом в синем сюртуке и бедфордской шляпе, стоявшим на углу Альбемарл‑стрит.

Джентльмен посмотрел на Стивена и испугался: перед ним маячило черное лицо, черные руки подбирались к его карманам. Не обращая внимания на приличный костюм и респектабельный вид Стивена, джентльмен решил, что его хотят ограбить, и поднял зонтик, чтобы защититься.

Всю свою жизнь Стивен прожил в страхе перед этим мгновением. Сейчас позовут констебля, его поволокут к мировому судье, и даже покровительство сэра Уолтера Поула не спасет бедного дворецкого! Разве английские судьи поверят, что чернокожий не обязательно грабитель и лжец? Разве негр может быть приличным человеком? И хотя сейчас решалась его судьба, Стивен взирал на происходящее словно со стороны, как на пьесу за толстым стеклом или сценку на дне глубокого пруда.

Дородный джентльмен смотрел на Стивена со смесью гнева и страха. Он уже открыл рот, чтобы разразиться упреками, но внезапно начал меняться. Туловище стало стволом, руки (уже не две, а намного больше) раскинулись в разные стороны и обратились ветками, лицо покрылось корой и взмыло на двадцать футов вверх, а шляпа и зонтик оказались густой кроной плюща.

«Дуб. На Пиккадилли, – подумал Стивен, впрочем не особенно удивившись. – Странно».

Изменилась и улица. Мимо Стивена только что проезжала карета. Очевидно, она принадлежала какой‑то важной персоне: на запятках стояли два лакея, дверцы украшал герб. Карету везла четверка лошадей серой масти. На глазах Стивена лошади истончились и удлинились, превратившись в купу серебристых берез. Карета обратилась зарослями падуба, а кучер и лакеи – совой и соловьями и тут же упорхнули прочь. Только что джентльмен с дамой прогуливались по улице, но вот они выпустили ветки, и на их месте вырос куст бузины, а там, где мгновение назад пробегала собака, торчали сухие папоротники. Небо словно втянуло в себя газовые фонари, и они замигали звездами на фоне узора из голых ветвей. Пиккадилли сузилась до едва различимой тропинки в сумрачном зимнем лесу.

Стивен ничему не удивлялся, словно во сне, где все подчиняется собственной логике. Более того, он как будто всегда знал, что от Пиккадилли рукой подать до волшебного леса.

Стивен пошел по тропинке.

В лесу было тихо и темно. Над головой сияли немыслимо яркие звезды, древесные стволы угадывались по черным силуэтам, где звезд не было.

Тупая серая тоска, что целый день окутывала его разум и дух, отступила, и Стивен стал размышлять о занятном вчерашнем сновидении. В этом сновидении некто в зеленом сюртуке и с волосами, словно пух на отцветшем чертополохе, привел его в странное место, где он до утра танцевал с удивительными партнершами.

В лесу печальный звон колокола звучал громче, чем в городе, и Стивен шел по тропе на звук. В скором времени он приблизился к громадному каменному дому с сотней окон, из некоторых струился слабый свет. Дом окружала высокая стена. Стивен прошел сквозь нее (не поняв как – в стене не было прохода) и оказался посреди широкого унылого двора, усеянного черепами, обломками костей и ржавыми доспехами. Казалось, они лежат тут столетия. Несмотря на громадный размер дома, внутрь вела низенькая дверца, и Стивену пришлось пригнуться, чтобы войти. Его немедленно окружила толпа нарядно разодетых людей.

Рядом с дверью стояли два джентльмена в прекрасных черных сюртуках, белоснежных чулках, перчатках и лакированных туфлях. Они беседовали, но, когда Стивен вошел, один из джентльменов с улыбкой обернулся.

– А вот и Стивен Блэк! – воскликнул он. – Мы только тебя и ждали!

И тут вступили скрипки и флейты.