В ЛАГЕРЕ № 8062 В ДЕРЕВНЕ КОНДОПОГА

Федосова Валентина Петровна, из дер. Лисицино, Заонежского района К-Ф ССР, рассказала:

«Я хорошо помню, что в феврале 1942 г. в дер. Кондопога финны доставили русских военнопленных в количестве до 300 человек Дом, в котором мы жили, они заняли для размещения русских военнопленных. В последующем в лагерь прибыло ещё несколько партий. Лагерь числился под № 8062.

Я лично знала военнопленных: Валентина (фамилии не знаю, ранее работал в г. Медвежьегорске), Андрея (фамилии не знаю, по национальности эстонец), которые в первое время часто посещали нашу квартиру, а в последующем мылись в нашей бане. От этих лиц мне стало известно, что в лагере военнопленных существовал очень тяжёлый режим. Русских военнопленных финны морили голодом, избивали и расстреливали за самые малозначительные проступки, в частности, за невыход на работу. Я лично видела много военнопленных, которые от голода и слабости не могли двигаться и на работе, шатаясь, падали. Их потом отвозили на лошадях в лагерь и там избивали, отчего вскоре они умирали.

В лагере был голод. Работая на бирже, зимой 1942 г. я видела лично, как русские военнопленные, греясь у огня, ели дохлых кошек, или ходили по помойкам, ямам и брали помои, вернее всякую грязь и употребляли её в пищу. Летом 1942 г. военнопленные собирали траву и ели. Они находили на улице разные остатки мяса убитых или дохлых животных, от которых сильно воняю, и ели. Помню ещё, что летом 1942 г. советские военнопленные на двух лошадях возили в лагерь дохлое мясо павших лошадей. Я шла тогда в магазин и видела это мясо. Мне не только тогда, но и сейчас становится страшно, когда вспомнишь о том, как могли люди есть гнилое и сильно пахнущее мясо. Я спросила у военнопленных, что они везут, военнопленные ответили, что везут падаль и будут её кушать.

Мясо советские военнопленные везли в сопровождении охранников лагеря, которые дорогой смеялись над тем, что русские военнопленные везут дохлое и страшное мясо для пищи. Охранники говорили: «Русские всё съедят».

Я видела много раз, как на бирже финские охранники Лайне и Алатало, сержант и другие систематически избивали до смерти советских военнопленных.

Однажды у лагеря лежал советский. военнопленный, который сам не мог дойти до лагеря. Когда я спросила у охранника Кусти Раутавуори, то он ответил, что военнопленный подстрелен. Это было зимой 1942 г. Через некоторое время я лично видела, как трупы трёх расстрелянных советских военнопленных на лошади везли по дороге на дер. Новинка.

Массовым уничтожением советских военнопленных занималась финская администрация лагеря: младший сержант Ристо Миккола, лейтенант Вирранкоски, старший сержант Яакко Алатало, старший сержант Сааристо и другие».

Копылов Яков Григорьевич, уроженец дер. Анфантово, Пришекснинского района Вологодской области, рассказал, что он 5 декабря 1941 г. с разрешения финских властей поселился в деревне Старая Кондопога. К этому времени в деревне уже существовал лагерь № 8062, в котором помещались советские военнопленные.

«Как мне стало известно от военнопленных, - говорит Копылов, -- в указанном лагере находилось 750 человек. Второй небольшой лагерь военнопленных, примерно в 50 человек заключённых, существовал с 1941 г. в городе Кондопога, в доме Сунастроя, по Коммунальной улице. Военнопленные из лагеря № 8062 финскими властями использовались на самых тяжёлых работах: на выкатке, разделке, погрузке и отправке древесины и дров в Финляндию. Военнопленные из лагеря по ул. Коммунальной финскими властями использовались только на ремонте полотна железной дороги.

В течение существования лагеря № 8062 я был знаком с военнопленными за № 22 и 596 (фамилий и имён их не знаю). От этих лиц мне стало известно, что в лагере № 8062 властями был установлен режим террора и истребления советских военнопленных. Кормили в лагере людей кусочками галет и водой, а работать заставляли много. Советские военнопленные с каждым днём теряли силы и не могли работать, большинство их ходило с помощью палок. Много, очень много советских людей умирало от голода, а тех, кто пытался есть дохлых собак, кошек и павших лошадей, финские фашисты расстреливали. Я своими глазами видел сотни истощённых советских военнопленных, которые падали на ходу. Тех, кто лежал и не. мог подняться, финские фашисты убивали. После долгих мучений умерли от голода: Борькин Александр Васильевич, бывший председатель Кондопожской артели «Игрушка», Лапин Василий (отчество не знаю), уроженец дер. Устьяндома, Заонежского района; фамилий и номеров других умерших военнопленных я не знаю. К июню 1942 г. из 750 человек в лагере всего осталось 194 военнопленных, остальные все умерли от голода или были расстреляны.

Расстрелы советских военнопленных производились внутри лагеря. Умерших вывозили за 1,5-2 километра от дер. Кондопога по дороге на Мянсельгу, или хоронили около кладбища. Когда зимой 1941-42 гг. производилось массовое истребление советских людей, то мёртвых вообще не хоронили, а вывозили и бросали в снег. И только весной 1942 г., когда от мёртвых стал распространяться трупный запах, финны убрали трупы в окопы и засыпали землёй. Из многих окопов торчали руки и ноги мертвецов. В 1943-44 гг. всех мёртвых финны хоронили на кладбище дер. Кондопога.

Военнопленные Борискин, Лапин, Орехов Александр, за № 22 и 596 и многие другие у меня лично много раз просили не только хлеба или картошки, но и дохлых кошек, собак и т. д. Я лично поймал собаку и две кошки военнопленному за № 596, Борькину Александру нашёл и дал голову павшей лошади. В мае 1942 г я нашёл павшую лошадь около кладбища деревни Кондопога. От этой лошади пахло падалью, по мясу ползали черви, но всё же я решил о находке сказать военнопленным, которые в то время буквально умирали с голоду. Военнопленные № 22 и 596, вместе со своими товарищами, всего до 15 человек, вынесли мясо и потроха дохлой лошади и ели их.

Осенью 1941 г. жители деревни Кондопога забивали скот, а потроха от животных закапывали в землю. Весной 1942 г. (примерно в мае) я лично видел, как группа советских военнопленных откапывала эти потроха из земли, размывала и ела. Должен сказать, что потроха были совсем гнилые и от них разило падалью. Таких случаев было много. Дело доходило до того, что военнопленные шарили по помойным ямам и ели отбросы без всякого мытья и варки.

От военнопленных за № 22 и 596 мне известно, что старшина лагеря и старший переводчик лагеря избили до смерти 30 человек военнопленных, которые утром не могли подняться с досчатых нар на работу. Каждого, кто не поднимался, финны брали и бросали на пол, а потом добивали. Хорошо помню, как каждое утро военнопленные шли на работу, все они еле двигались, а вечером, держась друг за друга, возвращались обратно. Зимой большинство военнопленных выходило на работу с санями, чтобы подтащить друг друга. Много людей умирало на дороге. Их финны отвозили за деревню и бросали. Почти каждый вечер ходили три лошади по вывозке мёртвых военнопленных. Военнопленных нередко финские фашисты пристреливали или избивали до смерти. Однажды один из военнопленных попытался бежать, но его задержали. Этого человека били резиновой палкой так, что вся кожа у него лопнула, и он через короткое время умер. Военнопленного Сафонова Ивана в декабре 1942 г мы обнаружили мёртвым голого в цементном складе. Его убили фашисты, так как он не мог ходить на работу.

Виновниками массового истребления советских военнопленных являются начальник лагеря сержант Тикканен, который часто лично расстреливал, избивал и мучил военнопленных, мастер леса по имени Вирта и др.

Все эти палачи выехали в Финляндию и насильно угнали остатки военнопленных с собой».

21 июля 1944 г.

В ПЯЖИЕВОЙ СЕЛЬГЕ

В деревне Пяжиевой Сельге, освобождённой нашими подразделениями, находился лагерь советских военнопленных. В одном из бараков было обнаружено такое письмо бойцам Красной Армии, которое переслал в редакцию старший сержант Коробейников:

«Здравствуйте, дорогие товарищи! Пишут вам страдальцы Пяжиевой Сельги. Вот уже третий год, как вокруг нас враги. Хотелось бы кровью описать всё, что пришлось нам пережить. Снова проходят перед нами ужасные сцены расстрелов и избиений. Всё это было здесь в лагере.

Для человека, испытавшего муки плена в проклятой Суоми, не страшен ад со всеми его мучениями. Финны ставили людей на горячую плиту, равняли строй обессиленных людей при помощи очереди из автомата.

Рана на руке или на ноге считается у нас величайшим счастьем, она даёт иногда избавление от непосильной работы, за которую, кроме избиения, ничего не получишь. Но беда, если болезнь внутренняя. Таких больных за руки и за ноги вытаскивали из барака на мороз и ударами гнали в лес. Были случаи, когда несчастные больше не вставали с земли.

Приходится кончать письмо, чтобы не вызвать подозрений у финнов. Товарищи, милые, дорогие, выручайте немногих, оставшихся в живых. Мы не можем бежать из плена. Все попытки бегства, которые были до сих пор, кончились расстрелом. А с тех пор, как фронт двинулся, мы сидим безвыходно за проволокой, под усиленной охраной. Надеемся на вас и ждём вас, дорогие товарищи!»

Красноармейская газета «Во славу Родины» за 2 августа 1944 г. Раненный в ногу Силантьев попал в плен к финнам. После удачного побега он рассказал:

«В холодные, дождливые дни ноября пленных держали под открытым небом. Так мучительно тянулась неделя. Затем одну группу перегнали в лагерь для военнопленных на реке Шуя. Здесь всех разместили в полуразрушенных сараях.

Рано утром, когда полупьяный финский капрал с двумя солдатами явился в сарай, всех пленных подняли ударами прикладов с земли и велели построиться. Тех, кто подняться не мог, вытащили из сарая и под хохот и крики толпившихся снаружи солдат-конвоиров прикончили штыками.

С оставшихся сняли красноармейское обмундирование, отобрали сапоги и все вещи. Взамен выдали ветхую рвань и погнали на работу прокладывать дорогу, рыть канавы, таскать огромные камни. По пояс в холодной воде, в грязи заставляли работать по пятнадцать часов в день. Питание состояло из одной чёрной сухой лепёшки финской галеты весом в 100 граммов, и нескольких ложек тёпленькой бурды.

Каторжный режим - 15 часов изнуряющего труда в невыносимых условиях - соблюдается ежедневно. Когда заканчивался рабочий день и пленных пригоняли в бараки, конвоиры устраивали себе перед сном «развлечение». У входа в барак становился капрал и производил перекличку. Каждый, кого выкликали, обязан был подойти к дверям. Обратно на своё место он должен был ползти на четвереньках. Тех, кто не подчинялся, избивали прикладами и прутьями. Ругань и крики конвоиров, побои и другие издевательства сопровождали каждый шаг русских пленных.

Наступила зима. В сорокаградусные морозы и пургу пленных гнали на работу в ветхой одежонке, которая была выдана в ноябре. Питание оставалось прежним, с той только разницей, что часто вместо лепёшек давали горсть муки с отрубями и кружку горячей воды. Спали на земляном полу, на прогнившей соломе, в грязи и тесноте.

За всю зиму нас ни разу не водили в баню. Не было дня, чтобы в лагере не погибал кто-нибудь из пленных. Гибли от болезней, от побоев надсмотрщика, от удара штыком какого-нибудь шюцкоровца, которому не понравилось выражение лица пленного. Гибли от истощения и издевательств фашистских палачей.

Однажды пленный Беликов обратился к офицеру с жалобой на одного из конвоиров. Тот в лютый мороз отобрал у него тряпку, которой Беликов обматывал себе руки вместо рукавиц. Офицер подозвал солдата, рассказал ему о жалобе и велел тут же «извиниться» перед пленным. Всё это заставили переводчика перевести всей группе пленных. Они слушали, не веря ушам своим. Когда ухмылявшийся офицер закончил это очередное глумление, он повторил приказание солдату «извиниться», и солдат, размахнувшись, так ударил Беликова прикладом в висок, что тот свалился замертво.

Среди военнопленных были и карелы. Финские бандиты на первых порах пытались с ними заигрывать. Назначали старостами, требуя, чтобы они выполняли роль надсмотрщиков и шпионов. Но ни один карел не захотел быть предателем, и вскоре их постигла участь остальных пленных. С ними обращались с такой же звериной жестокостью, как и с русскими, так же издевались над ними, так же избивали.

С группой других пленных нас перегнали в лагерь Пяжиева Сельга. Здесь работа оказалась ещё тяжелее, конвоиры ещё более злобными. За каждое медленное движение - удар железным прутом, за каждое слово, сказанное товарищу, - побои, за малейшее невыполнение заданного «урока» - лишение пищи. Здесь «развлекались» повара, выдававшие раз в день жидкую вонючую похлёбку. Каждый, подходивший с кружкой к кухне, получал удар ложкой по лбу».