Глава 8. Из Кунцево голодным не уедешь

 

Один из самых красивых проспектов Москвы хоть и утратил большую часть своего былого великолепия, но по-прежнему поражал своими размерами. Идти по его центру, как хотел Корнилов, не составляло большого труда – гораздо труднее было бы двигаться не по проспекту. Множество полос движения, по которым в былые времена нескончаемым потоком мчались машины, теперь превратились в самостоятельные, размеченные авторухлядью, дороги. Выбирай ту, где препятствий меньше и шагай себе. Если и нарушишь какое-нибудь из правил дорожного движения, призраки сотрудников ГИБДД не станут тебя штрафовать. Они теперь стали куда как покладистее.

Юрий, конечно, выбрал самую свободную из полос. Вип-дорожку для обладателей машин с проблесковыми маячками. Путь, предназначенный для кремлевских небожителей. Катаклизм не застал этих юрких врасплох. Они узнали о нем задолго до простых смертных и не катались по столице в последний день. Когда все остальные, сломя голову, бежали в Метро, чтобы укрыться, эти уже попивали кофеек в своих убежищах и с интересом следили за тем, чем закончится мышиная возня простых смертных.

Корнилов вздохнул. Черт с ними, с небожителями. В любом случае они свое отъездили.

Город-призрак словно смилостивился над Корниловым и Стуком после того, как подверг их тройному испытанию. Принял путников в свои холодные объятия, осветил путь лунным светом, приказал боевым дружинам чудовищ не нападать на парочку, которой и без того досталось по самое не могу.

Берцы Юрия и Степана были полны воды, которая хлюпала при каждом шаге и продавливалась наружу через отверстия для шнурков. Мокрая одежда тоже доставляла немало неудобств, но вопреки ожиданиям Корнилов не чувствовал себя простуженным. Горло уже не более, а лишь чуть саднило. Перестал донимать кашель. Сработал эффект «клин клином» – новые перегрузки заставил организм забыть о старых болячках. Хотя кружка горячего чая сейчас не помешала бы. Или кофе… Эта мысль была отзвуком того, что увидел Юрий. Белые объемные буквы «Кофе Хауз» над первом этажом здания с башенками-шпилями на крыше и красивой, ведущей во двор аркой. Брат-близнец этого дома стоял и на противоположной стороне проспекта, но сохранился гораздо хуже. На первом же здании по какой-то чудесной случайности не облупилась даже желтая краска. Ураган, стерший с лица земли лучшие строения Москвы, почему-то не тронул этого дома. Даже стекла в большинстве окон остались целыми. Может, из-за кофейни же на первом этаже, где когда-то собиралась столичная элита? И, вообще, почему Катаклизм и все его разрушительные последствия иногда оказываются поразительно избирательными?

– Юра, а это че за штуковина? Цирк, ти шо?

Корнилов так увлекся аналитическим осмыслением аспектов Армагеддона, что даже не заметил, что дом с кофейней остался далеко позади. Теперь вместо зданий по обеим сторонам дороги темнели заросли кустов и деревьев. Голые и кривые, но настоящие, они сильно отличались от цветущих и благоухающих растений-мутантов с их шипами и ядовитыми соками.

Стука заинтересовал видневшийся на кронами деревьев огромный купол. Венчавший его шпиль переломился в середине, повис и стал похожим на гигантский циркуль. Корнилов ответил не сразу – он никак не мог поверить, что видит обшитый медью купол главного музея Великой Отечественной. Если это так, то куда подевался высоченный обелиск со статуей богини Ники и купол храма Георгия Победоносца? Может, он ошибается и сейчас смотрит вовсе не Парк Победы? Нет. Все правильно. Просто, как это ни печально, сохранилось лишь здание музея…

– Не цирк, – буркнул Юрий. – Это – Парк Победы.

– А-а-а…

– Здесь будем дожидаться тех, кто поведет нас дальше.

– Ага. А долго?

– Это уж, как карта ляжет.

Корнилов хотел рассказать Степану о том, каким был парк до Катаклизма, чтобы «а-а-а» спутника не было таким безразличным. Однако новая проблема помешала лекции на тему «Москва и москвичи». Дорога уперлась в гору руин, которая возвышалась на добрых три метра. Среди обломков бетона белели несколько поросших вьюном свай. Юрий идентифицировал их, как остатки эстакады и осматривался, чтобы решить: карабкаться вверх или искать обходной путь. Стук воспользовался заминкой, чтобы снять сапог. Он вытряхивал из него воду и набившийся песок, когда на вершине горы вспыхнул мощный фонарик. Степан так и застыл, не успев зашнуровать сапог. Корнилов вскинул руку, пытаясь защитить глаза от света.

– Оружие на землю! Быстро!

Стрелять на голос было глупо. Во-первых, велики были шансы промахнуться, во-вторых, злить парня, отдавшего приказ таким непререкаемым тоном, не стоило. Юрий медленно поднял руки, снял «калаш» и опустил его на землю.

– Ты. Однорукий. Рюкзак тоже. Нож. Теперь оба – руки вверх и рысью ко мне!

Фонарик потух, но еще с минуту Корнилов не видел ничего и судил о происходящем вокруг только по звукам. Сверху донеслось шуршание осыпающегося бетонного крошева – кто-то спускался. Он прошел совсем рядом. Юрий поднялся на гребень горы. Здесь он, наконец, увидел говорившего – невысокого мужичка в сером химзащитном костюме с автоматом в руках. В лунном свете блеснули круглые стекла противогаза.

– Спускайся-спускайся. Нечего на меня пялиться.

Корнилов внял совету. На середине спуска его нагнал Степан.

– Это они?

– Очень может быть. Скоро узнаем.

– Эй, вы там, – рявкнул конвоир. – Молчать!

– Не злись, хлопче, – попытался успокоить парня Стук. – Мы ж тоби ничога не зрабили…

– Заткнись!

Корнилов спустился вниз. Остановился в ожидании новых распоряжений. Степан замер рядом.

– Обернитесь.

Юрий встал лицом к руинам. Властный, спокойный голос принадлежал человеку, сидевшему на обломке бетонной плиты, с зажатым между колен автоматом. Даже в таком положении он выглядел великаном и явно был здесь старшим. Такой вывод напрашивался сам собой: при таком росте и ширине плеч трудно не быть командиром – всегда есть возможность заткнуть подчиненному глотку. Если не разумным доводом, то ударом кулака в скулу. Жаль, что из-за противогаза нельзя рассмотреть выражение лица. Корнилову почему-то казалось, что оно было вполне миролюбивым.

Здоровяк включил фонарь, положил его на плиту. Теперь Юрий мог рассмотреть других членов отряда. Позади великана, прямо на асфальте, понуро свесив головы, сидели еще двое. Корнилов сразу отметил, что они не вооружены. Странно, конечно. Но, при желании всему можно найти объяснение. Может, они пацифисты и не желаю прикасаться к оружию. Может, большие начальники, которых таскать автоматы – западло. Последний вариант Корнилов отмел, как заведомо неправдоподобный. Слишком грустными были позы этой парочки.

Человек, заговоривший первым, приблизился к командиру и уселся рядом. Вскоре к нему присоединился еще один. Он принес вещи и оружие пленников. Бесцеремонно вытряхнул содержимое рюкзака к своим ногам, пошарил в пожитках и доложил старшему:

– Ничего подозрительного, брат Амвросий.

Так-так. Амвросий. Странное имечко. Да еще и брат. Этот громила, что: священник? Корнилов относился с опаской к любым проявлениям религиозности и считал, что с Богом следует общаться один на один, а не выпячивать, не выставлять напоказ свою веру. Совместная молитва чревата превращением верующих в секту, а затем и в банду.

– Кто такие? – наконец соизволил подать голос Амвросий.

– Мы…

– Помолчи, – перебил Степана Юрий. – Я – вместо Сомова. Меня зовут Юрий Корнилов, а спутника – Степан Бамбуло. По дороге на нас напали лемуры, а потом едва не сожрал птеродактиль. Чудом в живых остались.

– Понятно. Вместо Сомова. Лемуры?

– Полосатые обезьяны, – пояснил Юрий. – Они прячутся в…

– А-а-а, Плоские. Понятно. Их нельзя злить. Лучше держаться подальше.

– Теперь уже знаем.

– Странные вы ребята, – задумчиво произнес Амвросий. – Но… Я почему-то вам верю. А что случилось с Сомовым?

– Приболел.

Корнилову не хотелось раскрывать великану карты. До тех пор, по крайней мере, пока Амвросий был темной лошадкой. Юрий попробовал сменить тему.

– А у твоих дружков имена есть?

– Брат Захария, брат Симеон…

Братья одновременно кивнули головами. Поскольку противогазы у них были одинаковыми, Юрий так и не понял, кто из них кто. Ни дать ни взять – Труляля и Траляля

– А те двое? – Корнилов поднял руку, указывая на грустную парочку. – Почему их не представляешь?

– У них нет имен, – важно отвечал Амвросий. – Они утратили их, когда посмели нарушить закон Дракона и до конца своих дней останутся безымянными. Но них про них сейчас речь. Все рвутся в Жуковку. Вы вот тоже. А между тем, это не самое лучшее место. Света там нет. Свет искать там бесполезно.

Опять хренотень какая-то. Если в Жуковке нет генератора, то почему это – не самое лучшее место? Причем здесь свет? Загадками говоришь, брат Амвросий. Или ты быть может того? Свихнулся и теперь несешь бред?

– Лады, – продолжал громила. – Идем до станции Кунцево. А там… Кто знает? Быть может вы примете другое решение. Мир погряз в грехах, но это вовсе не означает, что спасения не существует. Вы можете перемениться, стать другими и подчиниться тому, кто сейчас владеет этим миром. Стать Детьми Дракона.

– Я рад, что мы поняли друг друга. Значит, можно взять вещи и оружие…

Корнилов шагнул вперед и наклонился, чтобы поднять свой автомат, но дорогу ему преградил один из подручных Амвросия. То ли Захария, то ли Симеон…

– Вещи, да. Оружие – нет, – объявил Амвросий. – От него все беды на Земле. Разве не из-за избытка оружия мир погрузился в темноту и земля перестала родить? Оружие искушает, создает иллюзию вседозволенности и, в конечном итоге, убивает. Оно вам ни к чему, ибо лучшае защита – смирение и беспрекословное подчинение Дракону.

– А сами-то, – подал голос Стук. – Сами-то вы с «калашами».

– Вынужденная мера, – Амвросий встал и стало видно, что рост его почти под два метра. – И потом, раз мы вооружены, то вы можете чувствовать себя в полной безопасности.

Железная логика. Против нее не попрешь. Придется смириться. Выведать, чем дышит этот сын Дракона и быть начеку. Юрий очень не хотелось оказаться на месте безымянной парочки, которую Захария и Симеон не очень-то вежливо заставляли подняться. Ему казалось, что этих парней ждет кое-что пострашнее лишения имен.

Первыми заставили идти нарушителей закона. Следом двинулись Захария с Симеоном, а замкнули шествие Амвросий, Корнилов и Стук.

Юрий молчал. Амвросий любит поболтать. Значит рано или поздно заговорит первым. Так и случилось.

– Как там в Метро? – поинтересовался он через несколько минут.

– Да то, что и везде – мутанты, голод, болезни. Кто-то выживает, кто-то умирает.

– Так и должно быть, – веско заметил Амвросий. – Лишь Дракон своим огненным дыханием способен очистить планету от скверны. Тела грешников, покроются пузырями и обуглятся. Агония будет долгой и мучительной. Выжить смогут лишь те, кто успеет покаяться и подчиниться.

– Дети Дракона, – Корнилов как мог, старался поддержать разговор. – Впервые слышу о таком сообществе.

– Впервые. Ох, люди, люди! – Амвросий сурово покачал головой. – Дракону поклонялись задолго до Яхве, Магомета и Христа. Те, кто стоял у истоков нашей цивилизации называли его Кецалькоатлем и верили, что именно он принесет на Землю Армагеддон. Дракону посвящались великолепные храмы, его прихода ждали и… боялись. Ошибались только в одном. Думали, что Апокалипсис будет быстрым, мгновенным. Нет. Катаклизм, опустошивший планету – всего лишь начало. Теперь мы видим посланников Дракона повсюду – на земле, на небе и в воде. Вы называете их мутантами, но, по сути, все они – предтечи Дракона. Эти существа готовят Землю к его приходу. И лишь когда все будет готово, появится он – великолепный и ужасный. Спасутся немногие и мы, Дети Дракона будем в их числе. Таково наше учение. Когда вы послушаете проповедь того, кто сейчас представляет Дракона здесь, вы поймете, насколько оно верно.

– Значит, у Дракона есть представитель? – заинтересовался Юрий.

– Учитель. Пастырь. Избранный. Наместник. Счастлив и блажен тот, кто знает его лично. Нам повезло жить на одном отрезке времени с ним.

– Так это человек и ты его знаешь?

– Конечно. Ты и сам можешь лицезреть земное воплощение Дракона, когда приедешь с нами в Ромашково.

Вот оно как, Амвросий. Насчет поехать – идейка интересная. Если у тебя от проповедей Дракона не поехала крыша и ты имеешь в виду какую-то технику – это чудно. Мы едем.

Вслух Корнилов сказал совсем другое.

– А чем провинились парни, у которых теперь нет имен?

– Они слушали, брат Юрий, но не захотели услышать слово Дракона. Они имели возможность касаться краев его одежды, получили шанс спастись, но не использовали его. Тьма позвала их. Они хотели сбежать от Дракона в Метро, предаться там греховным утехам, но Дракон все знал заранее и послал нас остановить предателей.

Ага. Так я уже брат? Быстро, однако. Тамбовский волк тебе брат, дружище Амвросий, или как тебя там по-настоящему. У Юрия пропала охота задавать новые вопросы. С Амвросием и братцами Труляля и Траляля все ясно. Цепные псы какого-то Дракона. Ловкого парнишки, который создал тоталитарную секту и внимательно следил за тем, чтобы все, кто попался к нему на крючок, уже никогда не спрыгнул.

Амвросий тоже замолчал, очевидно обиженный тем, что Корнилов не проявил должного интереса к истории грехопадения бывших членов секты Дракона.

Ночь катилась к концу. Предвестником наступления утра стал усиливающийся ветер и серая полоска на горизонте, проглядывающая в просветы между разрушенными строениями. Одно из них больше остальных бросалось в глаза – высотка с полукруглым фасадом, с пристройкой внизу. Все стекла в ней были выбиты, но на прямоугольном голубом фронтоне сохранилось изображение вставшего на дыбы льва – эмблемы «Пежо». Некогда хромированный и наверняка блестевший на солнце царь зверей теперь облупился и выглядел довольно жалко.

Сразу за домом Корнилов увидел ржавую ферму, установленную на круглых бетонных столбах и здание с башенками, на стенах которого еще сохранились следы белой и бледно-зеленой краски. Только железнодорожники имели патент на эти расцветки, а значит, они добрались до Кунцево.

Амвросий обогнал Корнилова. Присоединился к Захарии и Симеону, первым прошел по дорожке, протоптанной среди высокой травы. Она вилась между зданием вокзала и каким-то приземистым строением с зарешеченными окнами, где, наверное, когда-то обитала братия в синей форме, отвечающая за прибытие-отправление поездов.

Корнилов изучал архитектурные особенности кунцевского вокзала и любовался усеченной пирамидой крыши над входом, когда Амвросий тихо позвал к себе подчиненных и начал что-то объяснять, то и дело кивая на распахнутую дверь. Непорядок, очевидно. Ромашковские сектанты привыкли видеть эту дверь закрытой и теперь решали, кому войти в зал ожидания, чтобы изучить обстановку на месте. Другого пути не было – все оконные проемы были не слишком красиво, но весьма надежно заложены кладкой из красного и белого кирпича.

Проблема решилась гораздо быстрее, чем ожидалось. Из здания вокзала донеслось свирепое рычание и на перрон выбежал бородатый, босой человек. Торс его прикрывала самодельная рубаха из полиэтиленового мешка с прорезанными дырками для рук и головы. Джинсовые шорты давно превратились в лохмотья. Лысую, покрытую уродливыми наростами голову испещряли красные язвы, на измазанном грязью лице дико блестели глаза.

Оборванец явно не заметил гостей. Рухнул на колени и упираясь в растрескавшуюся коричневую плитку, что-то промычал. Потом его вырвало, какой-то красной гадостью. Мужчина потряс головой, еще раз стошнил. Поднял голову и уставился на наблюдавшего за ни Амвросия.

– А-а-а! Из Кунцево голодным не уедешь! Поверь мне: никогда ты не уедешь голодным из Кунцево. В начале двадцатого века все так говорили!

– Ты кто такой?! – рявкнул Амвросий, приближаясь к бородачу. – Что делаешь на моей территории?

Сумасшедший, сомнений в этом не было, вскочил и отвесил Амвросию церемонный поклон.

– Лучший буфет! Я заскочил в лучший буфет, чтобы маленько перекусить! Там!

Оборванец вскинул руку, указывая на дверь вокзала. Только теперь Корнилов заметил, что рука любителя кунцевского буфета по локоть измазана кровью. О, черт! Босые ноги бородача оставляли на растрескавшихся коричневых плитах цепочку багровых следов. Юрий и сам был не прочь поблевать, когда понял, что и лохматая борода незнакомца тоже испачкана в крови.

Мужчину вновь вырвало. На этот раз исторгнутые желудком, наполовину переваренные комки пищи повисли на целлофановой рубашке.

– Я, наверное, объелся, – извиняющимся тоном сообщил бородач. – Тот парень… Он был таким вкусным, а я – таким голодным…

Громыхнула автоматная очередь. Прошитый пулями мутант рухнул на спину и задергался.

– А-а-а! Из Кунцево! Мать вашу! Из Кунцево голодным не…

– Проклятый каннибал! Их тут шастает не меньше двух десятков, но я не думал, что уроды подберутся так близко, – Амвросий подошел к лежащему и добил его одиночным выстрелом в лоб. – Видишь, Корнилов, во что превращается мир? Смотри. Смотри внимательно и запоминай. Это поможет тебе выбраться из темноты и найти дорогу к Свету.

Юрий кивнул. Он готов был согласиться на что угодно лишь бы не видеть всего этого.

Амвросий вошел в здание вокзала. Корнилов на ватных ногах последовал за ним. Помещение было оборудовано под жилье образца две тысячи тридцать третьего года. Если буфет кунцевского вокзала когда-то чем-то и славился, то теперь от былого великолепия не осталось и следа. Большая комната без малейших признаков принадлежности к железной дороге. Пыльный, загаженный окурками самокруток, плевками и скомканной бумагой пол. Составленные в штабель деревянные ящики в дальнем углу. Длинный, грубо сколоченный стол, пять табуретов, груда какого-то тряпья… Нет. Не тряпья. Когда глаза Корнилова привыкли к полумраку, он увидел, что у стола, в луже застывшей крови лежит человек в костюме химзащиты. Штанина на правой ноге его была закатана, а сама нога обглодана до кости. Рядом с трупом валялся сапог и автомат с деревянным прикладом. Расщепленным и покрытым вязкой багровой массой.

Все ясно. Бородач-каннибал застал парня, охранявшего перевалочную базу сектантов, врасплох. Отобрал автомат и воспользовался им, как дубиной.

– О-о-о! – простонал Амвросий. – О, брат Даниил! Ты был хорошим другом. Истинным сыном Дракона! Что, что я теперь скажу нашему пастырю?! Как признаюсь, что не уберег тебя?! Прощай, брат Даниил. Мы встретимся с тобой там, где нет ни боли, ни печали. Прощай…

Закончив отпевать брата, Амвросий повернулся к Захарии и Симеону.

– Пусть эти… Предатели вынесут отсюда труп.

– Похоронить?

– Не стоит возиться. Тело его теперь – просто пустая оболочка. А душа уже воспарила в царство Дракона. Того изверга тоже уберите с глаз моих долой. Пусть их бросят в какую-нибудь яму. Да подальше отсюда. Скоро, чего доброго, начнут вонять, а я собираюсь перекусить.

Тон великана резко изменился. Пафос пропал. Его сменила брезгливость. Напускное благочестие испарилось. Амвросий показал свое истинное лицо. Морду волка, спрятавшегося под овечьей шкурой истового верующего. Юрий поморщился. Он предполагал, что Амвросий вовсе не тот, за кого пытается себя выдать, но не ожидал, что настоящая сущность сектанта откроется так быстро.

Между тем, Амвросий, пошарив между ящиков, вытащил древнюю керосиновую лампу с треснувшим, закопченным стеклом. Когда он поставил ее на стол и поджег фитиль лампа начала нещадно чадить, но в помещении стало гораздо светлее.

Юрий и Степан, не дожидаясь приглашения, сели у стола. Только сейчас Корнилов заметил еще один след, оставленный убийцей. Во всю длину торцевой стены шла надпись, сделанная обломком красного кирпича «Голодным не уедешь!».

Вместо точки внизу восклицательного знака каннибал поставил кровавый отпечаток своей ладони.

 

Глава 9. Золотое «очко»

 

Захария и Симеон вернулись минут через двадцать. Закрыли дверь, задвинули массивный, сделанный из отрезка рельсы запор. Амвросий сел к столу. Первым снял противогаз и перчатки. Лицо его вполне соответствовало фигуре. Грубые, тяжеловесные черты, свернутый набок нос боксера, глубоко посаженные глаза и выдающийся подбородок в девяностых, наверняка, ценились на вес золота. Парни такого типа, носившие короткое прозвище «быки», по детским воспоминания Корнилова тогда были и властью, и законом, и судом. Взглянув на руки Амвросия, Юрий понял, что свои внешние данные он использовал на полную катушку – на пальцах синели татуированные перстни. Амвросий перехватил взгляд Корнилова и убрал руки со стола.

– С прошлым покончено, – объяснил он, потупив глаза. – Половину жизни я провел в темноте и может быть навсегда бы остался в ней, не случись Катаклизма. Нет худа без добра. Я встретил пастыря, познал Дракона и поклялся служить ему до конца, чтобы вымолить прощения за грехи молодости и уйти в мирной иной очищенным от скверны.

Юрий не стал комментировать откровение Амвросия, чтобы его не обидеть. Все бывшие урки, считают, что знают жизнь во всех ее проявлениях. На самом же деле они наивны, как дети, легко поддаются влиянию сильных, харизматичных личностей и верят в отпущение грехов. Эх, Амвросий, Амвросий сдается мне, что заняв очередь за покупкой индульгенции, ты попал в новое дерьмо и грехи юности вполне могут оказаться цветочками в сравнении с тем, чему тебя научил и еще научит добрый пастырь. Что у вас за Свет, к которому людей надо гнать под конвоем?

Сняли свои противогазы Захария и Симеон. Труляля и Траляля на самом деле оказались братьями-близнецами. Лица их были одинаково плоскими и бледными, как плохо выпеченные блины. Носы-пуговки делали братанов похожими на мультяшных персонажей, а в блеклых голубых глазах отсутствовали признаки интеллекта. Братья проявляли интерес лишь к Амвросию. На пленных, да и на Бамбуло с Корниловым смотрели с полным равнодушием. Зато ловили каждое слово, любой жест командира и наперегонки старались ему угодить. А тот, наконец, справился со смущением, подал подчиненным знак. Те быстро расстелили на столе обрывок брезента, разложили на нем съестные припасы – связку сушеных грибов, мелко нарезанные куски вяленого мяса. Амвросий сам достал из вещмешка фляжку и две жестяные кружки.

– Степан, – Корнилов обернулся к товарищу. – Чего расселся? Наши припасы доставай.

– Не так их и много, – пробурчал Бамбуло, запуская руку в недра рюкзака. – Если всякий раз доставать, скоро лапу сосать будем.

– Ну-ну, не будем нахлебниками. Да и испортиться продукты могут.

– Запаси биди не чинять и исти не просять. Дали покладеш – ближче знайдеш…

Корнилов взглянул на Стука и поразился выражению его лица. В рыжих усах пряталась хитрая усмешка, а в глазах играли бесовские огоньки. Дело было не в припасах, не в желании покушать на халяву. Степан что-то задумал. Он даже подмигнул Юрию.

Амвросий отвинтил пробку фляжки. Запахло самогоном не самой лучшей очистки. Первую кружку громила наполнил для себя, вторую придвинул Юрию. Они выпили молча, не чокаясь. Без тостов и пожеланий здоровья. Потом кружки перекочевали к Стуку, Симеону и Захарии. Причем Бамбуло позволили причаститься последнему, явно намекая на то, что гусь свинье не товарищ. Степан ничуть не обиделся и, не спрашивая разрешения, налил себе вторую порцию. По знаку Амвросия один из близнецов отобрал фляжку у ретивого хохла.

В течение нескольких минут слышался лишь звук работающих челюстей. Корнилов пожевал грибов, а к мясу в отличие от всех остальных притрагиваться не стал. Он сильно подозревал, что сектанты из Ромашково не брезгуют крысами.

– А этих парней вы кормить не будете? – поинтересовался Юрий, кивнув на пленных, которые сидели на полу. – Не боишься, Амвросий, что они откинут копыта еще до суда?

– Не боюсь. Дети Дракона не жалели для них еды. Делились последним. Но они свернули на кривую дорожку. Если сдохнут, плакать никто не станет.

– Ну, хоть противогазы позволь снять.

– Перебьются, – Амвросий отхлебнул самогона прямо из фляжки. – Впрочем… Ладно. Эй вы, снимайте намордники!

Корнилов впервые увидел лица тех, кто посмел пойти против Дракона, сбежать от счастья, которым проповедник из Ромашково собирался наделить всех, кто попадал в его секту. Одному пленнику было примерно за шестьдесят. В коротко стриженых волосах и недельной щетине серебрились нити седины. Серые глаза светились умом. По уголкам тонких, плотно сжатых губ пролегли глубокие складки. Сеть морщин избороздила бледную кожу высокого лба.

Юрий почему-то сразу решил, что перед ним учитель. Возможно, старик напомнил ему кого-то из школьных наставников или институтских преподавателей.

Второй пленник был молод. Самое большее лет тридцать. Смуглый и черноволосый, но со славянскими чертами лица. Выглядел он подавленным. Смотрел на всех так, словно пытался найти защиту и сочувствие.

– Ты! – Амвросий ткнул пальцем в старшего. – Расскажи нашим новым знакомым о том, как решил предать великого Дракона и привести в наше святилище банду из Метро, чтобы уничтожить тех, кто несет свет истины.

– Твой Дракон – сумасшедший ублюдок, – спокойно, с достоинством отвечал старик. – Он одержим манией убийства. Рано или поздно он покончит с собой, но прежде расправится со всеми, кто попал в его сети. Да, я хотел рассказать всем о том, что происходит в Ромашково. Да, я хотел просить помощи в уничтожении маньяка и тюремщика, выдающего себя за проповедника и по-прежнему не вижу в этом ничего дурного.

– Хм… Тебя стоило бы расстрелять сразу, – Амвросий вновь отхлебнул из фляжки, несмотря на то, что уже был достаточно пьян. – Жаль, что у меня приказ привести тебя живым. Ты не заслуживаешь справедливого суда и опасен потому, что сумел увлечь своими лживыми идеями другого.

– А ты, Амвросий, считаешь себя неуязвимым? Дурак. У Мора есть только одна награда за преданную службу – смерть. Возможно, ты сдохнешь позже остальных, но все равно угодишь в яму с ящерами!

– Заткнись! – прорычал Амвросий, срываясь с места. – Заткнись или здесь и сейчас вырву тебе язык!

– Это не спасет тебя, – улыбнулся пленник. – Ты слишком увяз во всем этом, чтобы выжить. А злишься потому, что чуешь запах собственной смерти.

Амвросий подбежал к старику, схватил за плечи, рывком поставил на ноги и швырнул на стену. Пленник ударился головой и сполз на пол уже без чувств. Из ноздрей его вытекли два ручейка крови.

– Сатана вложил в уста своих апостолов ложь, чтобы смущать неокрепшие умы и растлевать души! – воскликнул великан. – А Дракон наделил лучших из своих чад другим оружием – истиной!

Амвросий сделал паузу, ожидая, что кто-то из присутствующих возразит или согласится, но заговорил только Стук, успевший достать из-за пазухи свою засаленную колоду.

– Наделил-наделил. Кто спорит? Как насчет перекинуться в картишки?

Глаза Амвросия загорелись, но тут же потухли.

– Карты – еще орудие дьявола. Не смей мне этого предлагать!

Бамбуло небрежным, казалось бы, жестом швырнул колоду на стол и она рассыпалась идеальным веером. Вновь сунул руку за пазуху и вытащил часы-луковицу на серебряной цепочке.

– Механические. Идут отлично. Ставлю на кон.

Кадык Амвросия дернулся, но сказать он ничего не смог – лишь судорожно сглотнул.

– Партейку в «очко», – продолжал гнуть свою линию змий-искуситель из-под Винницы. – Часы – против моего пистолета и автомата Юрия.

Корнилов мысленно аплодировал Стуку. Хитрый хохол не просто заметил зековские перстни на пальцах Амвросия. Он придумал, как использовать с выгодой для себя тюремное прошлое громилы. И попал в точку. Амвросий знал толк в картах – главном из зоновских развлечений. Сейчас он судорожно потирал руки, словно татуированные персти вызывали зуд. Был очень похож на наркомана, у которого началась ломка. Степан молчал, но часы в его руке раскачивались и тускло поблескивали в свете керосинки. Ни дать, ни взять – гипнотизер, умело вводящий пациента в транс.

– Не могу! – наконец промычал Амвросий. – Оружие? Нет.

– Заметано! Полная фляжка твоего распрекрасного самогона. А?

– Согласен! Захария будешь третьим. Поставишь, гм… Свой фонарик!

– Поставлю, – промямлил Захария с похоронным видом.

– Кто банкует? – запинаясь от волнения спросил Амвросий. – Метнем жребий?

– Не надо, – отвечал Бамбуло. – Какой из меня банкир с одной-то рукой?

– А-а-а. Ну, да…

Когда Амвросий схватил колоду, пальцы его дрожали, но он довольно ловко перетасовал карты и дал подснять сидящему справа Захарии.

– Оговорим правила, – продолжал Стук. – Вскрывается тот, кто первым наберет двадцать одно. Туз – одиннадцать. И два туза не перебор, а «золотое очко».

– Да-да, – Амвросий кивнул. – Начнем?

– А че тянуть?

Корнилов с интересом наблюдал за тем, как банкир положил по одной карте, рубашками вверх перед Стуком и Захарией. Свою карту Амвросий взял снизу колоды, открыл и положил наверх. Тройка червей.

– Еще! – попросил Бамбуло, улыбаясь во весь рот.

– Еще! – пропел Захария козлиным тенором.

Юрий тоже играл в карты. Правда, в студенческих кругах предпочитали преферанс и покер. Засиживались допоздна, сдабривая картежный азарт внушительными дозами пива. Счет записывали прямо на обоях комнаты студенческой общаги и Корнилову даже случалось пару раз быть чемпионом месяца. А вот в «очко» Юрий не играл никогда. Слышал лишь о том, что игра проста, как табурет и разновидностей ее существует очень много. Например, «баккара» и «Блэк Джек», по сути, ничем не отличались от «двадцати одного». Этим познания Корнилова об игре «очко» исчерпывались.

Стук продолжал улыбаться. Юрий уже сомневался, что выиграет он. Как-никак из всей троицы лишь Бамбуло был профессиональным каталой. Однако после следующего набора улыбка сползла с лица Стука. Он швырнул карты на стол. Туз и две семерки.

– Дуранули[6] вы меня. Перебор.

После того, как вскрыли карты, выяснилось, что выиграл Захария – у него оказалось девятнадцать очков. Амвросий со своей девяткой и шестеркой оказался на втором месте. Однако Бамбуло сдаваться не собирался. Парень явно вошел в раж.

– Ставлю противогаз! Почти новый.

Амвросий кивнул в знак согласия и придвинул к себе часы Стука.

– Было ваше – стало наше.

Теперь банкиром стал Захария. Он произвел с картами те же манипуляции, что и Амвросий несколькими минутами раньше. Корнилов взглянул на Степана. Тот продолжал лыбиться. Лицо его раскраснелось, а ноздри разувались, как у гончей, почуявшей близость преследуемой дичи. Примерно также выглядел и Амвросий. Захария тоже волновался, но не по причине азарта. Он не сводил преданного взгляда с командира. Боялся только одного – подвести Амвросия.

Юрий был недоволен результатом наблюдений. Стук вел себя непрофессионально. Может он вообще никакой не катала и наплел с три короба для того, что произвести впечатление?

– Двадцать одно! – промычал Амвросий голосом роженицы, которая наконец-то разрешилась от бремени. – Ты опять в пролете, Стук!

– А-а-а, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! – Бамбуло наклонился и принялся расшнуровывать сапоги. – Ставлю на кон берцы!

Тут Юрий счел своим долгом вмешаться.

– Ты, Стук это… Играй, да не переигрывай. Без противогаза, да еще и босиком далеко не уйдешь.

– Отвали, Корнилов. Я сам себе хозяин.

– Ну и иди к черту!

Юрий обиделся и обиделся всерьез. Не умеешь играть – не садись. Правильно тебе сломали руку. Надо бы еще и голову оторвать. Следить за игрой стало неинтересно.

Корнилов заметил, что Симеон, ранее вертевшийся возле пленников, теперь подсел к столу, чтобы понаблюдать за планомерным раздеванием Стука. Этим можно было воспользоваться. Юрий не спеша, стараясь не привлекать к себе внимание, подошел к пленным, присел на корточки.

– Как вы?

Нокаутированный Амвросием старик успел очнуться. Он посмотрел на Корнилова мутным взглядом.

– Нормально.

– Что происходит в Ромашково? – прошептал Юрий. – Кто такой Дракон?

– Я же сказал: сумасшедший ублюдок. Болен на всю голову. Он…

– Он приносит человеческие жертвы, – вступил в разговор младший пленник. – Ни в какого Дракона сам не верит. На самом деле служит…

– Эй, Корнилов! – Амвросий обернулся и сурово сдвинул брови. – Кто тебе позволил разговаривать с этими ублюдками?! Вернись за стол, иначе окажешься с ними в одной упряжке. Быстро!

Юрий стиснул зубы. Пора показать, что и он не лыком шит. Хватит учтивости. Амвросий уже отдает приказы, урод и угрожает. С эти надо что-то делать. Вот только что?

Единственный способ – завладеть оружием. Все автоматы лежали на столе. Лишь Симеон держал свой при себе. Он поставил «калаш» прикладом на пол, между колен. Что если попытаться схватить один автомат со стола? Насколько быстрой будет реакция Симеона?

Пока Корнилов размышлял над способами восстановления «статус-кво», закончился очередной кон игры. И опять – проигрышем Степана. Юрий прошел к столу. Выбрал себе место поближе к автомату Амвросия, сделал вид, что очень интересуется перипетиями игры. Проигрыши ничему не научили Бамбуло. Он жаждал продолжить – или до полной победы, или до окончательного поражения. Во взгляде Амвросия светилось превосходство. Улыбался даже Захария. А Стук все ерошил свои тарасбульбовские усы. Наконец выдавил:

– Сыграем в последний раз.

– Тебе же нечего больше ставить! – усмехнулся верзила. – А я, кореш, в долг не играю.

– Есть. Есть, что поставить. Давай так: я и Корнилов против часов, сапогов и противогаза. А?

– Секундочку, картежники! – встрепенулся Юрий. – Что значит: я и Корнилов?

– То и значит, – от удовольствия Амвросий даже облизнулся. – Если Стук опять проиграет, вы оба поступаете в мое полное распоряжение. Становитесь Детьми Дракона.

– Не-а. Так не пойдет, – покачал головой Корнилов. – Стук собирается отдать нас в рабство. Так ведь следует понимать «полное распоряжение»? Я – против. Игра закончена.

– Дурак ты, Юрец! – выкрикнул Стук. – Неужели ты не понимаешь, что Амвросий может делать с нами, что пожелает уже сейчас?! Мы и так в полной жопе! А я… Я больше не собираюсь проигрывать. Теперь фарт будет на моей стороне.

– Ты уверен? – у Юрия появилась неожиданная и очень авантюрная мысль. – Насчет фарта, спрашиваю, уверен?

– Да. Соглашайся, Корнилов. Доверься мне, а то поздно будет. Що ныне утече, то завтра не зловиш!

Юрий посмотрел на Стука. Тот перестал по-дурацки улыбаться. Губы плотно сжаты. В глазах – умоляющее выражение. Бамбуло что-то задумал. Черт с тобой. Играй. Вот только…

– Я не согласен, – Корнилов заложил руки за спину и с задумчивым видом прошелся вдоль стола. – Ставки у вас неравноценные. Мы с Стуком стоим гораздо больше, чем часы и берцы…

– Могу добавить фляжку самогона, – пожал плечами Амвросий. – Ну и фонарь…

– Ерунда, Амвросий. Жадничаешь.

– Оружие? Нет. И это не обсуждается.

– Зачем оружие? Добавь этих двоих, – Юрий ткнул пальцем в сторону пленников. – Самое то будет. По-честному. Как я понимаю, большой ценности предатели не представляют. Или нет?

– Зачем они тебе?

– Мое дело. Захочу отпущу на все четыре стороны, захочу – заставлю чистить мне сапоги и возьму с собой в Жуковку.

– А-а-а, ладно! – Амвросий грохнул кулаком по столу. – Банкуй, Стук! Один хрен, сегодня – мой день!

– Нет. День, может, и твой, но очередь Захарии держать банк.

– Ерунда. К чему эти условности?

– Не условности, – холодно заметил Стук. – Правила. Их надо соблюдать, чтобы потом ни у кого не возникало вопросов. Тем более, что эта игра – последняя.

Амвросий кивнул в знак согласия, взглянул на полученную карту.

– Еще.

Корнилов следил за игрой с замиранием сердца. Как-никак, а разыгрывался он сам. На карту была поставлена его жизнь. Заволнуешься тут. Почему Стук, совсем недавно такой азартный, теперь сделался спокойным, как скала и начал напоминать о святости правил игры?

Вот