Общие черты царских любимцев.

Отметим, что Алексей Михайлович, получается, вообще никуда не мог деваться от «западников»! И дядька у него — ярко выраженный сторонник сближения с Западной Европой. И те, кого он поднимал в качестве своих служилых людей, — все до единого. На пятом десятке женился второй раз — и тоже на воспитаннице «западника»! Этой странности может быть два объяснения.

1. В это время в Московии было столько «западников», по крайней мере среди служилых людей, что трудно было отыскать кого–то другого. Царь не выбирал, просто по «закону больших чисел» выбор каждый раз падал на очередного «западника».

В этом случае мы вообще не можем указать: кто они, пресловутые противники реформ? Возникает даже подозрение, что и противников–то не было, их придумали много позднее.

2. Алексей Михайлович сознательно выбирал исполнителями своей воли людей незнатных и притом сторонников перенимать западный опыт.

В этом случае мы уже можем предположить: консервативное боярство было против реформ, царю приходилось опираться на выходцев из средней служилой знати.

Или другая модель — прогрессивные служилые люди хотят европеизации Московии, реакционное боярство — против. Царь опирается на более прогрессивные слои…

Но в том–то и дело, что царю Алексею Михайловичу служат и знатнейшие бояре, такие же лютые «западники»! Тот же Борис Иванович Морозов, а потом тот же Борис Петрович Шереметев. Далеко не всегда эти знатнейшие люди, представители 16 самых знатных фамилий, оказываются в руководстве, у кормила процесса.

Но это как раз может иметь совсем другое объяснение, без всяких рассуждений о прогрессивных и реакционных слоях и прочей марксистской или околомарксистской фразеологии. Далеко не все эти 16 семейств были такими уж разумными и одаренными. Неслучайно же в историю вошли представители лишь некоторых их них. Достаточно допустить, что Алексей Михайлович жаловал своих подданных все же не только «по великой породе», но еще и по их личным качествам и достоинствам, и все тут же становится на свои места!

Это предположение кажется мне очень вероятным, потому что вообще–то все выдвиженцы Алексея Михайловича оказались очень дельными людьми! Из этого правила, конечно же, есть исключение, и это живое исключение зовут Иван Андреевич Хованский. Это единственная ошибка Алексея Михайловича, совершенная за 31 год правления.

«Я тебя взыскал и выбрал на службу, а то всяк тебя называл дураком!» — писал царь Хованскому, в очередной раз распекая его за какие–то упущения по службе.

Стрельцы же, не обязанные блюсти придворный церемониал, поступили и вовсе попросту: дали своему начальнику, неумному хвастуну и задире, кличку «Тараруй». Да! Хованский как раз «западником» не был, он проявлял повышенный интерес скорее к «древлему благочестию».

А так, получается, Алексей Михайлович прожил всю свою короткую жизнь среди людей, ориентированных на сближение с Европой! Или, точнее сказать, с «остальной Европой». Случайно ли? Говоря откровенно, возникает сильнейшее подозрение — руками этих людей царь только лишь делал то, что охотно бы делал и сам. Это ведь типичный прием — сослаться на волю других людей, которую ты или не в силах, или не можешь превозмочь, не желая кого–то огорчать. Любой опытный человек скажет вам, что в 90 % случаев муж, который говорит вам: «Не могу, мол, этого сделать, жена не хочет», — вовсе не подкаблучник. Как правило, он просто занимает очень удобную позицию, снимая ответственность с самого себя и превращаясь как бы в исполнителя чужой воли: «Я–то не против, чтобы вы у меня пожили… Но вот жена очень беспокоится, а она у меня нервная…» (Другой вариант у Маршака: «Мне коза сейчас сказала, что у нас тут ме–эста мало!»)

Так же вот и Алексей Михайлович, даром что неограниченный монарх: то выполняет просьбу Морозова, то соглашается с Ртищевым, то «вынужден» защищать Ордин–Нащокина от нападок дьяков Посольского приказа (прекрасно зная, что это еще вопрос, кто на кого напал).

Он, может быть, и не хотел расписывать дворец в Коломенском картинами на светские темы, да Морозов уговорил! Не собирался он заводить театра и балета и вообще сомневается, правильно ли для православного смотреть эдакую гадость, да вот молодая жена с ее воспитателем, Артамоном Сергеевичем, уговорили!

Вот только верить ли в эту очень уж удобную, уж очень безответственную позу? Я уже привел немало примеров того, как Алексей Михайлович действовал решительно, жестко и, уж во всяком случае, самостоятельно. Алексей Михайлович, который хочет доставить приятное окружающим? Это очень вероятно. Он же в роли подкаблучника, вообще зависимого человека? Это крайне трудно себе представить.

И вот тут, честно говоря, я уже окончательно перестаю понимать, в чем же заслуга Петра по части европеизации России! Получается, что Петр жил в стране, в которой уже давно, за 30 и за 50 лет до его рождения, существовали и светские картины, и авторская литература, и зеркала, и уж тем более люди, свободно владевшие иностранными языками. А когда он был крошечным ребенком, появились и театр, и балет, и светские картины пошли, что называется, потоком.

Можно, конечно, возразить, что ведь и театр — не мануфактура, производящая полотно для солдатских мундиров, и картины — не пушки и не корабли… Мол, все это — чисто внешняя, совершенно ничего не меняющая по смыслу европеизация. Так, бездумное копирование, если не сказать — обезьянничанье. Но, во–первых, некоторые из этих нововведений отражают очень сильные изменения в отношении людей к жизни: уже хотя бы светская авторская живопись; стремление людей иметь изображения своей «личности», тем самым выделяя самих себя из мира; стремление других людей подписываться под картиной, ставя себя в положение творца, демиурга и нарушая средневековую культурную норму.

А во–вторых, в том–то и дело, что этими внешними приметами дело вовсе не ограничивалось. Уже при деде Петра, Михаиле Федоровиче правительство Московии начало приглашать иностранцев и заводить мануфактуры и полки «иноземного строя», а при Алексее Михайловиче это станет просто бытовой нормой.