Вмешательство государства в управление предприятиями

 

Что касается других социальных преобразований, осуществленных в ходе испанской революции, они но­сили различные формы.

Железнодорожный транспорт, принадлежавший частным компа­ниям, перешел под контроль и управление государства в связи с его «военизацией».

Административные советы ком­паний, занимающихся производ­ством электроэнергии, были вклю­чены в новое государственное объединение, получившее название «Консехо хенераль де электрисидад».

240

Нефтяные компании (во главе с КАМПСА), компании морского пароходства (включая «Трансатлантику»), так же как различные банки (в том числе «Банко де кре­дите локаль»), и в особенности «Банко экстериор де Эспанья», по­стигла та же участь.

Но банковская система в целом не была национализирована.

Продолжающие функциониро­вать частные банки были постав­лены под двойной контроль — рабо­чий и государственный, — который осуществлялся в данном случае че­рез административный совет, со­стоявший наполовину из проф­союзных представителей, из­бранных работниками банка, и на­половину из представителей акцио­неров, разумеется при условии, что последние не приняли сторону мя­тежников и во время военного мя­тежа остались на своих местах.

Что касается иностранных пред­приятий и обществ, нередко до­вольно крупных, то их судьба зави­села от позиции, которую их вла­дельцы (реальные или юридиче­ские лица), а также их директора или местные доверенные лица за­нимали по отношению к новой вла­сти, с которой они отныне имели дело.

Центральное правительство да­ло им понять, что в их положении ничего не изменится, если они не будут проявлять враждебности к новому социальному порядку, тор­мозя производство или не призна­вая рабочего контроля, которому они были подчинены.

Не слишком вдаваясь в детали, скажу, что в этом отношении мож­но было наблюдать целую гамму различных типов поведения, на­чиная с сотрудничества (как это было в случае с «Телефоника» в Мадриде, американским предприя­тием, обладавшим монополией на телефонную связь в столице), за­тем свертывания производства (как это было на шахтах Пеньярроя, где добыча снизилась на 50%) и кон­чая грубым отказом от какого бы то ни было диалога (как поступила СОФИНА, то есть «Барселона траксьон»).

В Стране Басков, где автономное правительство выступило в каче­стве поборника и хранителя соб­ственности, высокомерие англий­ского директора компании, в руках которой находилась трамвайная и электрическая сеть Бильбао, по от­ношению к новому режиму повлек­ло за собой его увольнение. И на­оборот, «Бабкок энд Вилькокс» не колеблясь сама оказала помощь госпиталям.

В Каталонии британский консул заключил соглашение с анархиста­ми, для того чтобы избежать инкаутации 87 иностранных пред­приятий.

В общем в этой сфере дела шли без особых инцидентов.

И наоборот, реорганизация про­мышленности и торговли после по­трясений первых недель войны ста­ла проблемой.

Бесчисленные предприятия, под­вергшиеся интервенсьон и инкаутации, оказались бы нежизнеспо­собными без поддержки государ­ства и перестройки, направленной на координацию, стимулирование и руководство производством и товарообменом.

В январе 1937 года более 11 ты­сяч предприятий, подвергшихся инкаутации и интервенсьон, обрати­лись в министерство промышлен­ности с просьбой о финансовой помощи во избежание застоя или полного развала производства.

Нужно было действовать без промедления.

В этой связи правительство Лар­го Кабальеро обсудило различные предложения и поручило министру промышленности Пейро и мини­стру торговли Лопесу представить проект мероприятий для исправле­ния сложившегося положения.

Оба министра были известными анархо-синдикалистскими лидера­ми. Они сообща разработали усло­вия, на которых государство будет оказывать помощь предприятиям.

В декрете от 23 февраля 1937 го­да проводилось различие в этом отношении между предприятиями, подвергшимися интервенсьон, и инкаутированными предприятиями. Если первые должны были оста­ваться целиком под контролем государства, то на вторых государ­ственному контролю подчинялись только органы управления.

По видимости это была доволь­но значительная уступка, посколь­ку до сих пор анархисты энергично сопротивлялись всякому государ­ственному вмешательству в управ­ление инкаутированными пред­приятиями, на деле же все обстоя­ло иначе.

Пейро договорился об аннулиро­вании этого различия в постано­влении о применении [декрета], ко­торое он опубликовал 2 марта и которое продлевало в Каталонии безраздельную власть анархо-син­дикалистов над большинством комитетов по контролю и заводских советов, где анархисты были в большинстве и где они еще в тече­ние нескольких месяцев использо­вали государственную финансовую помощь для продолжения своих либертарных экспериментов.

Эта уловка значительно замед­лила реорганизацию промышлен­ности и торговли в Каталонии.

Пришлось дожидаться падения правительства Ларго Кабальеро, чтобы сменивший его Хуан Негрин энергично взялся за решение этой проблемы, последствия которой были губительны для обороноспо­собности республики. Полностью оборонная промышленность была подчинена контролю государства только в августе 1938 года, то есть за полгода до военного поражения Испанской республики.

Финансирование военных усилий в масштабах всей республиканской

241

территории было немаловажным вопросом испанской революции на этой стадии ее развития.

Закупки военной техники и сна­ряжения различного рода; выплата жалованья бойцам милиции, став­шим солдатами Народной армии (10 песет в день — сумма, равная зарплате промышленного рабоче­го); импорт продовольствия и то­варов, вызванный их нехваткой по причине разделения Испании на две зоны; кредиты, предоста­вляемые предприятиям, часто безвозмездно; резкое снижение мас­сы поступлений от прямых нало­гов, явившееся следствием того, что «при революционном режиме ненавистные налоги рассматрива­ли как пережиток капиталистиче­ского прошлого»; возникновение черного рынка, процветавшего в условиях нехватки промышленных и продовольственных товаров, — вес это повлекло за собой быстрорастущую инфляцию, которую цен­тральное правительство не реши­лось сразу же обуздать, поскольку пришлось бы прибегнуть к таким драконовским мерам, как введение карточной системы и твердых цен. Эти меры были все же приняты, но тогда, когда с инфляцией уже не­возможно было справиться.

Несмотря на все эти трудности, центральное правительство сохра­нило золотые запасы Испанского банка, без которых были бы невоз­можны никакие закупки современ­ной военной техники за границей.

В октябре, когда войска Варелы подходили к Мадриду, правитель­ство вывезло сначала эти запасы на морскую базу в Картахене. Сдела­но это было на тот случай, если столица будет захвачена врагом.

В ноябре 1936 года, в час предельной опасности. Ларго Ка­бальеро и Хуан Негрин (тогда ми­нистр финансов) приняли решение отправить в Москву, в Государ­ственный банк, более половины этих золотых запасов, чтобы опла­тить закупки оружия и продоволь­ствия, объем которых возрастал с каждой неделей.

Сделали они это с согласия ос­новных членов правительства.

В своих мемуарах Ларго Кабаль­еро так объясняет эту акцию:

«Можно ли было доверять Ан­глии и Франции, вдохновителям невмешательства? Где же следова­ло хранить это золото? Единствен­но возможным местом для этого была Россия, которая помогала нам поставками вооружения и продовольствия».

Этот золотой запас, насчитывав­ший 1 581 642 тысячи золотых пе­сет, был отправлен в Одессу, а от­туда грузовиками под охраной — до самых подвалов Госбанка в Мос­кве.

Ларго Кабальеро уточняет, для чего он был использован:

«Благодаря этой акции мы мог­ли оплачивать всю технику, посы­лаемую нам Россией, и для нас был открыт соответствующий текущий счет. Это золото было использова­но также для других закупок, осу­ществлявшихся при посредниче­стве одного из парижских банков».

 

Культурная революция

 

Одним из самых замечательных достижений испанской революции, которыми она могла гордиться после восьми месяцев своего суще­ствования, явилось продуманное наступление на безграмотность, еще существовавшую среди кресть­ян и городских рабочих. И в дерев­нях, и в армии эта бескровная би­тва велась по инициативе мини­стерства просвещения (возглавляв­шегося Хесусом Эрнандесом, од­ним из деятелей КПИ, исклю­ченным из нее после войны за антипартийную деятельность).

Летучие бригады преподавате­лей и студентов разъезжали по де­ревням  и  фермам, организуя классы и курсы по ликвидации без­грамотности среди взрослых.

Мужчины и женщины, чья гра­мотность состояла в умении поста­вить крест вместо подписи, научи­лись выводить буквы своего имени и усвоили начатки письма.

По декрету от 30 января 1937 го­да во всех войсковых частях была создана «культурная милиция», чья ежедневная деятельность состояла в том, чтобы в траншеях, казармах и классах по ускоренной ликвида­ции неграмотности обучать не только письму и чтению вслух, но и давать начальные знания по исто­рии, географии, арифметике.

В Народной армии и военизиро­ванной милиции, еще не влившейся в ее ряды, действовало более 2 ты­сяч школ этого типа, охватывая в целом около 200 тысяч солдат, из которых 75 тысяч были полностью безграмотными.

Наряду с такими, можно сказать, неотложными мерами с октября 1936 года в республиканской зоне было открыто более 10 тысяч новых школ. Это достижение было куда большим, чем то, которым гордилась Вторая республика в первые годы своего существования (тогда царил мир, и республика располагала куда более значи­тельными средствами).

Третья инициатива культурной революции, которую надо занести в актив испанской революции, — это открытие доступа к высшему обра­зованию для молодых людей, вы­ходцев из рабочего класса и кресть­янства, у которых не было материальных средств для продолже­ния образования.

С ноября 1936 года для абиту­риентов в возрасте от 15 до 35 лет были открыты Institutes obreros (ра­бочие институты).

Книги, помещение, питание — все там было бесплатно. За учащимися сохранялась зарплата, которую они получали на производстве.

Преподавателям университетов, ученым, артистам, писателям пра­вительство предоставляло мате­риальные средства, для того чтобы они могли заниматься и дальше своим делом и охранять нацио­нальное достояние.

С этой целью был создан Нацио­нальный совет культуры. Его гла­вой стал президент Испанской ака­демии, выдающийся филолог и ис­торик Рамон Менендес Пидаль. Некоторые интеллигенты, которых все шокировало в народной рево­люции, увидели в охране нацио­нального достояния смысл и воз­можность жить дальше, даже не сделав политического выбора.

Колеблющиеся, а также те, ко­торых можно назвать «сторонни­ками по разуму, но не по сердцу», были в явном меньшинстве по сравнению с теми, кто в первые же дни гражданской войны открыто стал на сторону республики.

От Хоана Миро и Пабло Пикас­со (назначенного директором му­зея Прадо) до Антонио Мачадо, одного из самых видных испанских лириков, целая плеяда романистов и поэтов (Леон Фелипе, Рафаэль Альберти и Мигель Эрнандес), а также эссеистов (например, убеж­денный католик Хосе Бергамин) и художников (таких, как восхити­тельный Солана и великолепный Паленсия) стихийно поставила свой гений, свой талант на службу народной революции, способствуя своим творчеством популяризации ее дела во всем мире.

Учреждения культуры, такие, как передвижной театр «Ла Баррака» (основанный при Второй респуб­лике поэтом-мучеником Федерико Гарсиа Лоркой, который был убит мятежниками в августе 1936 года в Гранаде), вновь обрели смысл су­ществования, кочуя по фронтам и деревням, чтобы познакомить бой­цов и деревенскую бедноту с пьеса­ми классического репертуара.

Новые учреждения, такие, как Народная культура и Народный фильм, приобщали широкие массы рабочих и крестьян к сокровищам испанской культуры.

Творческие работники объедини­лись в Альянс антифашистской ин­теллигенции, которым руководили великий поэт Рафаэль Альберти и его жена, романистка Мария Тереса Леон. Альянс издавал на высо­ком художественном уровне ежемесячный журнал «Ора де Эспанья», который распространял­ся не только среди испанской ин­теллигенции, но и в латиноамери­канском мире. В нем публикова­лись эссе, стихи, статьи, романы, гравюры, а также обзоры культур­ной жизни в республиканском ла­гере.

Это первое краткое подведение итогов испанской революции по­зволяет измерить путь, прой­денный ею с июля 1936 года до весны 1937 года, когда поражение франкистских войск под Мадридом воскресило надежду на победу.

Но вместе с тем оно проливает свет и на все то, что еще предстоя­ло совершить испанской револю­ции для того, чтобы в благо­приятных условиях сражаться с противником, который был уяз­влен своим поражением и собирал­ся потребовать и получить от со­юзников еще более значительную военную помощь.

Эту дорогу страданий и славы испанской революции я постара­юсь описать в следующем томе.