Из тени вылез перепуганный мужик средних лет. На нём был тёмно-серый акетон с эмблемой в виде золотого солнца на фоне чёрного неба, погружающегося в море.

— Ты из арбалетчиков, да? — хищно осведомился ярл.

Нильфгаардец понуро закивал головой:

— Я не хотел воевать, меня заставили, понимаешь? Что...Что ты хочешь сделать? — испуганно попятился тот к телеге, увидев, как островитянин перехватил меч.

— Вот и двадцатый, — вслух подумал ярл и взмахнул мечом.

— Нет, не убивай! — взмолился "чёрный", — Бой уже кончился!

— Для мести всегда есть время, ну! На колени, сволочь!

— За что?!

— За сына!

— Какого сына? Где он погиб? Разве это я его убил? — нильфгаардец закрывал голову руками.

Кнут Брокварссон замер и подумал: "А ведь действительно, он ли?"

— Послушай, — резко поднял он за волосы голову "чёрного" и упёр меч в кадык, — Мой сын был среди атакующих островитян, когда арбалетчики стреляли с этого вагенбурга. Я искал его весь вечер и не нашёл. Может, ты что-то об этом знаешь?

Нильфгаардец кивнул:

— Видел я свалку вон там. Да, там, где вытоптано и, кажется, лежит один из наших. Вот там дрался какой-то северянин. У него убило лошадь, но он был отчаянным, бился, как медведь, сразу с пятерыми. Мне кажется, что его не зарезали, потому что видел, как волокут кого-то в тыл.

— Не врёшь?

— Нет, клянусь Великим Солн... То есть...честное слово!

Ярл пристально посмотрел на бывшего врага.

— Пощади, не убивай! — сказал тот.

— Не буду. Но ты теперь мой пленник. Пошёл! — Кнут указал мечом направление в лагерь.

Тут из кустов послышалось рычание.

— Трупоеды, прячься! — гаркнул ярл и толкнул нильфа под телегу.

Из тьмы выскочил одинокий гуль и набросился на ярла. Тот закрылся щитом, отскочил в сторону и рубанул тварь по лапе. Повизгивая, трупоед кинулся было бежать, но варяг догнал его и изрубил в груду смердящего фарша. "Вот и двадцатый", — хмыкнул про себя воин.

Когда он закончил, пленник выбрался на свет.

— Теперь ты ещё и мой должник, — расхохотался Кнут Брокварссон, — Ну, ступай впереди, холера. Как тебя хоть зовут?

— Хууб.

— Топай, Хууб, сегодня тебе трижды повезло остаться в живых.

...

В лагере северян гуляли. Пиво лилось рекой, хмельные солдаты горланили песни, господа делились трофеями и впечатлениями.

В чародейской части было тихо. В половину палаток сегодня ночью не вернутся владельцы. Завтра их имущество заберут слуги из Капитула.

— Йенна, даю тебе слово, что мы на следующий день займёмся тобой, — перед тем, как попрощаться сказал Вильгефорц. Раны волшебницы были обработаны, глаза забинтованы, при постели осталась служанка.

Рядом на кровати лежала Трисс. Ожог не болел, заботливо замазанный целебными снадобьями. Но повернуться на живот чародейка всё же не могла. Она прислушивалась к звукам пьяного триумфа, царившего за пологом.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Трисс несколько минут спустя.

— Паршиво, — буркнула Йеннифер, — Не думала, что готова заплатить такую цену за то, чтобы дворяне и наёмники знатно набрались.

— Думаешь, Нильфгаард на этом успокоится? Ну, после сегодняшнего разгрома?

Черноволосая чародейка фыркнула:

— Пора тебе в политику, чтобы перестала быть настолько наивной. Императора только раздразнит сегодняшнее дело. Для него это звонкая пощёчина. Но не более.

— Потери в имперском войске ужасающие! — заметила Трисс.

— Да, дорогая. Однако, вознесись на государственный уровень. И обдумай то, что произошло. Сколько Север собирал войска? Месяца четыре. Пришло не более шести-семи тысяч человек. Под какие гарантии, какие обещания? Я знаю, что Фольтест соблазнял своих дворян протекторством над Содденом и Бругге, обещал купцам дорогу на южные рынки, если они поддержат его и дадут денег. Похожее происходило в Редании. Каэдвенцы и аэдирнцы пришли пограбить, Ривия и Лирия сослала к нам наиболее буйные головы из отпущенных крестьян, которые остались без земли и ушли в вольные стрелки, бандитствовать по лесам. Короче говоря, сильнейшим людям Севера пришлось очень покрутиться для того, чтобы в нужное время в нужном месте возникло какое-никакое воинство. Завтра все они разбегутся вновь по углам, примутся за старое.

— А Эмгыр? — слабым голосом промолвила Трисс.

— Эмгыр тянет земли под себя, равняет всех под один закон и порядок. Ужасный, но порядок. И он ещё вернётся, помяни моё слово. Теперь же, если ты не против, я вздремну.

— Выздоравливай и добрых снов, — пожелала Трисс подруге.

Она и сама собиралась уже сомкнуть глаз, но ужасно хотелось повернуться на живот. "Как всегда, хочется сделать то, чего нельзя именно сейчас", — с грустью подумала она.

Помучавшись какое-то время и послушав, как мерно дышит Йеннифер, не смотря на тяжелейшую рану, Трисс попросила служанку вывести её наружу. Та кивнула и усадила чародейку на колоду у палатки, укутав в тёплую шаль.