Разоблачение ложного утверждения не то же самое, что установление истины

Анализ хрущёвских уловок показывает, что мы имеем дело со связанными, но отличными друг от друга задачами. Из них более лёгкая и менее объёмная — показать, что Хрущёв просто лгал.

Но вдумчивый читатель, быть может, захочет большего. Отметив про себя, что те или иные положения «закрытого доклада» насквозь лживы, он, возможно, проявит интерес к получению правдивой информации, к тому, ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Предлагаемая вниманию читателей книга, увы, не сможет удовлетворить такие запросы. Потребуется тщательно изучить каждое из «разоблачений» доклада в отдельности, т.е. в общей сложности проделать 61 исследование — по числу хрущёвских неправд. Часть таких штудий окажется весьма объёмистой: в ряде случаев скопилось довольно много различной (и крайне противоречивой) информации, которую ещё необходимо собрать и проанализировать.

Но многие из исследований пока так и останутся незавершёнными, поскольку у историков всё ещё нет настолько полного числа свидетельств, чтобы, опираясь на них, можно было бы прийти к каким-то окончательным умозаключениям. В любом случае углублённое изучение каждого из хрущёвских заявлений с намерением докопаться, что же всё-таки случилось на самом деле, — в особенности с учётом сегодняшнего состояния источниковой базы, — выходит за рамки поставленной нами задачи.

Образ Сталина как «массового убийцы» целиком восходит к хрущёвскому времени. Самые первые из обвинений такого рода, положившие начало мифу (а перед нами, несомненно, миф), берут начало в «закрытом докладе». Из всех хрущёвских «разоблачений» наисильнейшее впечатление оставили обвинения в причастности Сталина к умышленному уничтожению многих высокопоставленных большевиков.

После «закрытого доклада» количество приписываемых Сталину «преступлений» всё разрасталось; со временем ему, например, стали вменять в вину расстрел по ложным обвинениям видных советских военачальников. Но пока Хрущёв находился у власти, плеяда полуофициальных писателей неусыпно трудилась над пополнением списка жертв несправедливых приговоров, и многие из названных тогда персоналий были «реабилитированы», т.е. провозглашены ни в чём не виновными.

В октябре 1964 года Хрущёва выпроводили в отставку, но к тому времени представления о Сталине как о массовом убийце невинных жертв уже устоялись. В начале 1970–х на Западе вышли из печати пухлые сочинения советского диссидента Роя Медведева и британского советолога Роберта Конквеста, обстоятельно описывающие т.н. «преступления» Сталина и опирающиеся на сочинения хрущёвского времени. Ещё больше леденящих кровь историй того же сорта получили известность в годы Горбачёва и Ельцина.

Иначе говоря, исследование того, что в «закрытом докладе» говорилось о массовых репрессиях, может оказаться более плодотворным, нежели просто выявление всё новых примеров хрущёвской лжи. В частности, речь идёт о возможности разобраться в том, каковы истоки и причины насаждения мифа о «Сталине — массовом убийце».

Исторические свидетельства

Есть качественные отличия между доказательствами, используемыми в юридической практике и в исторических исследованиях.

«Реабилитационные» отчёты обычно нацелены на выявление в уголовном деле осуждённого (человека, как правило, уже умершего) признаков отступлений от тех или иных процессуальных норм на разных этапах следствия. Все такие случаи тщательно фиксируются; ссылка на них считается достаточным основанием для снятия с осуждённого тех или иных статей обвинения; вследствие чего, как правило, неправомочным признаётся весь обвинительный приговор в целом. В некоторых случаях «реабилитационные» документы содержат доказательства нарушения законности, иногда их существование только декларируется.

Поскольку обвинительный приговор объявлялся незаконным, а повторное рассмотрение дела с участием самого осуждённого невозможно, такой человек провозглашался «невиновным». «Реабилитированным»! С точки зрения историка, всё это не имеет смысла.

Далее. Внимание судей сфокусировано на соблюдении прав обвиняемого и правил ведения судебного процесса. Так, признание обвиняемым вины в отсутствие каких-либо доказательств или улик, подтверждающих совершение самого преступления, считаются совершенно недостаточными для обвинительного заключения. Бремя доказывания должно лежать на обвинительной стороне; обязанность доказывания своей невиновности не может быть вменена подсудимому, хотя проведение собственной защиты ему не возбраняется

Показания, добытые под пытками, не имеют законной силы. Одна из причин — необходимость соблюдения прав обвиняемого. Но помимо прочего, если бы «органам правопорядка» дозволено было выбивать из арестованных показания, тогда настоящее расследование, возможно, никогда бы не проводилось, хотя следственные органы, несомненно, располагали бы поистине огромным числом признаний виновности.

Но история — не судебный процесс, где каждый из подсудимых наделён теми или иными правами. У ушедших из жизни вообще нет и не может быть таких льгот и привилегий, кои надлежит закрепить за ними навечно. Нас не очень интересует, насколько «справедливо» проходило само судебное разбирательство (независимо от того, как это можно установить). Мы лишь хотим знать: виновен подсудимый или нет? Ну а вопрос о судебной «справедливости» может стать самостоятельной темой исследований. Но с изучением исторических аспектов вины здесь нет никакого тождества.

К примеру, в некоторых академических публикациях недавнего времени снова затронут вопрос о вине или невиновности по крайней мере одного из «мучеников Сенной площади», казнённых «судом Линча» в штате Иллинойс в 1886–1887 годах. Никому не приходит в голову поинтересоваться, был ли тот суд «справедливым», поскольку и так ясно, что не был; помимо того всего через несколько лет новый губернатор Иллинойса вынес вердикт об их посмертном помиловании.

В деле Сакко и Ванцетти теперь появились свидетельства, согласно которым по крайней мере Сакко следует, вероятно, признать виновным. Однако нет ни малейших оснований считать, что рассмотрение этого дела в суде было «справедливым» и соответствовало процессуальным нормам того времени. Всё ещё продолжается оживлённая дискуссия о том, передавал ли Юлиус Розенберг атомные секреты или только намеревался осуществить свой план при первой возможности. И ни у кого не вызывает сомнений, что состоявшийся над ним и его женой Этель суд проходил с грубыми нарушениями процессуального характера.

Историкам и не нужно вникать в процессуальные тонкости. Вопрос о «справедливости» судебного разбирательства определяется не только буквой закона того времени и степенью процессуальной педантичности, но также и тем, в какой степени юридические нормы как таковые соответствуют нашим субъективным представлениям о «справедливости».

Круг задач, стоящих перед историком, ограничивается сбором и оценкой имеющиеся свидетельств, чтобы на их основе прийти к каким-либо выводам. Совсем другое дело — выяснять, предстал ли тот или иной исторический персонаж перед «справедливым» судом. Между тем подсудимый может оказаться виновным, а суд, вынесший ему приговор, несправедливым. Но из всех проблем историк интересуется только вопросом о вине или невиновности. Так, если смотреть через призму сегодняшних стандартов судопроизводства, то вплоть до 1960-х годов, наверное, ни один из чернокожих жителей американского Юга не удостоился «справедливого» рассмотрения его дела. Из чего, конечно, не следует, что каждый темнокожий подсудимый был обязательно невиновен.

Вопросы «справедливости» судебного разбирательства, проблемы его соответствия нормам и правилам советской юридической системы 1930-х годов оставлены в данном исследовании без рассмотрения. Не освещается здесь и проблема соответствия законодательству СССР системы упрощённого и ускоренного судопроизводства, введённой в чрезвычайных обстоятельствах тех лет. Всё внимание сосредоточено только на выяснении виновности или невиновности осуждённых лиц.

И вот что характерно: для всех упомянутых в хрущёвском докладе репрессированных есть веские основания считать их виновными. Точнее, наше утверждение состоит в следующем: в распоряжении исследователей есть те самые материалы, которые были известны Хрущёву и его помощникам и откуда они черпали свои сведения, — реабилитационные справки по делам репрессированных. И ни в одной из этих справок нет доказательств невиновности тех, кто удостоился упоминания в «закрытом докладе».

Следует заметить: ни в каком из случаев автор не использовал в качестве доказательств показания-самооговоры, в которых подследственные изобличают себя в совершении тех или иных преступлений. Хотя, по совести говоря, если признания такого рода — единственные из всех свидетельств, историку ничего не остаётся, как пользоваться в своих исследованиях столь ненадёжными источниками. Аналогичным образом: если единственными свидетельствами окажутся слухи и сведения из вторых-третьих рук, дело придётся иметь, увы, только с ними.