Я всегда была безнадежным романтиком. Стыдно признаться, но это факт. Думаю, именно поэтому меня так интересует профессор Снейп. Не поймите меня превратно – я в него вовсе не влюблена. Если честно, то я полагаю, что в жизни не встречала более саркастичного, надменного, неприятного в обхождении мерзавца.Он мне вообще не нравится. Однако… есть в его визитах к мисс Грейнджер что-то… правильное. Определение хоть и не совсем точное, но единственное, которое приходит на ум. Надеюсь, я никого не шокировала. Я ведь не шпионила за ними, вовсе нет. Как только профессор Снейп приходил, я обычно тут же исчезала.Но за столько месяцев можно, и не желая того, так многое услышать и понять…Например, как он с ней разговаривает… Он, который со всеми остальными такой ледяной и саркастичный. Человек, который может раздавить одним словом. Поппи говорит, что он так обращается абсолютно со всеми, поэтому я стараюсь понапрасну не обижаться на его резкость. Моя сестра, кажется, неплохо к нему относится, несмотря на его ужасные манеры. Когда я в прошлый раз ее об этом спросила, Поппи только улыбнулась:– Моя дорогая, он нравится мне настолько, насколько вообще может нравиться такой сложный человек. За эти годы мне достаточно часто приходилось залечивать его раны, и я знаю, что кровь его такая же красная, как и у любого другого. Я его больше не боюсь… почти.Пожалуй, мне профессор Снейп все-таки тоже нравился. Слишком уж очаровывал контраст – резкость и сарказм по отношению ко всем окружающим и в то же время такая нежность и преданность, когда дело касалось этой несчастной девушки. Он был настоящим трагическим героем – мрачным и измученным, но, несмотря на всю свою видимую неприступность, так нуждающемся в простом человеческом тепле… Во всяком случае, мне нравилось рассматривать его с такой стороны. Поппи сказала бы, что я перечитала маггловских романов. Чего уж скрывать – я и правда люблю Бронте и Остин.Не знаю, насколько я права, но, когда я случайно прохожу мимо палаты мисс Грейнджер во время его посещений, я всегда слышу, как он с ней разговаривает. А как звучит в это время его голос… Глубокий и плавный, мягкий, словно бархат, и сильный, как мурлыканье льва. Он то рассказывает ей какие-то истории, то говорит о недавно прочитанных книгах, которые, по его мнению, могли бы ей понравиться. Однажды я услышала, как он читает вслух – даже не литературное произведение, а какую-то запутанную статью об отличиях соли с руин Содома и Гоморры от соли из Атлантиды. Но его голос звучал настолько нежно и мелодично, что у меня перехватило дыхание.Я часто думала о нем, о ней… о них. Почему он каждый день продолжает ее навещать? В конце концов, Поппи говорит, что в школе, да и во время войны, они не были такими уж друзьями. А теперь его неожиданная мягкость и преданность далеко превосходят все, что продемонстрировали лучшие друзья этой несчастной девушки.Разумеется, я не говорю, что мисс Грейнджер больше никто не посещает. Гарри Поттер с того первого раза появлялся трижды – на ее день рождения, на Рождество и еще как-то в начале весны. Но было видно, что он ужасно неловко себя чувствует и старается побыстрее уйти. Несколько раз приходила Молли Уизли. Вот уж женщина, по которой я не стала бы скучать. Она каждый раз приносит для мисс Грейнджер новые длинные ночные рубашки с именными ярлычками. Она обычно садится возле кровати, достает носовой платок и пять минут плачет. На Рождество она подарила девушке огромное вязаное одеяние самого кошмарного рыжего цвета, какой я когда-либо видела, украшенное ужасной бананово-желтой вышивкой. Да еще и требовала, чтобы я надела его на мисс Грейнджер немедленно.После ухода мистера Поттера и миссис Уизли мне всегда становилось грустно. Конечно, они прекрасные, добрые люди, но разве их вынужденные набеги могут сравниться с посещениями профессора Снейпа?Он приходит не потому, что должен, а потому, что хочет, я абсолютно уверена в этом. В ту минуту, как он переступает порог ее комнаты, его высокомерие сразу тает. Я давно поняла: ему нравится здесь бывать, вот единственная причина его ежедневных визитов. Ох уж это мое слишком богатое воображение… ***У меня две проблемы – слишком бурная фантазия и безнадежный романтизм. Я люблю придумывать всякие вещи о людях, которые меня интересуют, а профессор Снейп заинтересовал меня более, нежели кто-либо другой. Да и как могло быть иначе? Он просто живая загадка. Мне кажется, никто не знает, что он представляет из себя на самом деле. Правда, сестра говорила, что директор Хогвартса вроде бы понимает его довольно хорошо… Что же, видимо, не зря говорят, будто Дамблдор всемогущ.Сама Поппи, когда узнала от меня, что Снейп продолжает каждый день навещать мисс Грейнджер, была просто вне себя от изумления.– Но зачем? – спросила она. – Что ему тут нужно?Разумеется, я не знала ответа, но мое воображение подсказывало, что ему очень важна эта девушка. Может быть, он восхищался ею, еще когда она была школьницей, но невозможность каких бы то ни было отношений между учителем и ученицей мешала ему открыть свои чувства. А теперь, когда она пожертвовала собой, чтобы его спасти, он понял, что упустил свой шанс и никогда уже не сможет ей ничего сказать… Сердце разбито, и все, что осталось в жизни – это возможность приходить сюда каждый день…Не смейтесь! Я знаю, это звучит по-идиотски. Если бы я отважилась сказать что-либо подобное Поппи, она бы рассмеялась мне в лицо. Но я люблю придумывать романтические истории, я же никому этим не мешаю. А что может быть более трагическим и романтичным, чем любовь такого человека, как Снейп, к спасшей его юной девушке? Особенно теперь, когда эта девушка стала вот такой – не живой, но и не мертвой.К тому же он казался мне несчастным человеком, чье сердце нуждается в истинном друге, а душа ищет мира и покоя.Я так привыкла видеть его каждый день, что, когда он не появился, пришла в полную растерянность. Он всегда был точен, как часы, – приходил без четверти семь и сидел до пятнадцати минут девятого. Ежедневно. Но в этот понедельник он не пришел.Мисс Грейнджер была подготовлена к его визиту, как обычно. Перед посещениями я сажаю ее на постели и подкладываю под спину подушки, чтобы она больше походила на живого человека, а не на труп… надеюсь, понятно, что я имею в виду. Я проверила, достаточно ли увлажнены ее глаза, чтобы не вваливаться в палату с глазными каплями, пока тут будет профессор Снейп; удостоверилась, что ее волосы в порядке и недавно расчесаны.Как водится в понедельник, девушку облачили в новую хлопчатобумажную ночную рубашку, в этот раз очень идущего ей зеленого цвета, украшенную воланами. Мисс Грейнджер вообще выглядит на удивление живой и здоровой, учитывая, как долго она находится в коме…Представьте себе мое изумление, когда профессор Снейп не пришел. Я предположила, что он просто задержался, ведь за восемнадцать месяцев он не пропустил ни одного вечера. Но в конце концов пришлось смириться и убрать его остывший чай.– Думаю, сегодня он уже не придет, моя дорогая, – сказала я мисс Грейнджер, убирая подушки из-под ее спины и укладывая девушку поудобнее. – Надеюсь, что ничего страшного не случилось.Конечно, я могла кинуть в камин горсть летучего пороха и заглянуть к Поппи. На самом деле я прямо-таки рвалась это сделать, но мне не хотелось влезать в личные дела профессора Снейпа. Наверняка, раз он не пришел, у него была какая-то серьезная причина. Я попробовала представить, что же могло помешать ему навестить мисс Грейнджер, но ни одна причина не показалась мне достаточно значительной.Я точно знала, что он не мог отказаться от посещения больницы только из-за большого количества работы или чего-то в этом роде. Естественно, я отмела мысль, что он просто устал и решил пропустить один вечер. И я изо всех сил старалась не думать о худшем… гнала от себя мысль, что с ним случилось что-то страшное.Только на следующий день я увидела в «Ежедневном Пророке» статью о несчастном случае в Хогвартсе. Справа от нее была напечатана крайне неудачная фотография, хотя удивительно, что у кого-то вообще хватило смелости щелкнуть профессора Снейпа.Я пересказала всю эту историю мисс Грейнджер вечером, когда перестилала ее постель.– Похоже, ваш профессор Снейп снова повел себя как настоящий герой. Газета утверждает, что он спас школьника от неминуемой смерти, когда у того взорвался котел. Они оба теперь в Больничном крыле, и я уверена, что Поппи быстро поставит их на ноги.В тот же день, немного позже, я навестила сестру и поинтересовалась о здоровье профессора Снейпа. Она засмеялась, услышав мой вопрос.– Мне пришлось дать двойную дозу снотворного, чтобы удержать этого паршивца в постели. Столько лет работаю медсестрой, а он по-прежнему не верит в мою компетентность. Кстати, как там Гермиона?Я вздохнула:– По-прежнему… Я рада, что профессор Снейп не очень пострадал.Поппи снова развеселилась.– О, ему сильно досталось. И Деннису Криви тоже. Если бы они подышали этими испарениями немного подольше, остались бы без легких. Деннис, бедняга, пострадал сильнее, но и Северус… Думаю, что он не скоро сможет возобновить свои посещения.– Передай, пожалуйста, ему от меня привет и пожелание скорейшего выздоровления. Надеюсь, мисс Грейнджер даже не заметит перерыва.– Передам слово в слово, – усмехнулась Поппи. ***Как долго тянулась эта неделя.Только теперь я поняла, насколько важны были для меня эти визиты, скрашивающие повседневную рутину. Обычно, когда профессор Снейп приезжал, я уходила в служебное помещение и наливала себе чашечку чая, а потом приступала ко всякой бумажной работе, на которую не хватило времени днем. Но теперь, когда он перестал навещать мисс Грейнджер, мне показалось неудобным бросать ее одну. У бедной девочки ведь совсем никого не осталось, и я ее ужасно жалела.На третий день я заметила кое-что странное. Скорее всего, я обратила на это внимание только потому, что стала проводить с девушкой больше времени. Но когда я расчесывала ее волосы, мне вдруг показалось, что они стали какими-то сухими и ломкими. Это ее-то густые шелковые локоны! Я встревожилась и решила заново вымыть их и смазать бальзамом. Заодно я наложила на палату легкие чары для более высокой влажности воздуха, чем обычно.Ни то ни другое не помогло.На следующее утро я уже боялась ее расчесывать – щетка была просто забита обломанными волосками. И я заметила, что на подушке и простыне их тоже хватает. Прежде – с тех пор, как волосы заколдовал профессор Снейп, они ни разу не выпадали и не обрывались. Я повнимательнее присмотрелась к растрепанным прядям – они были блеклые и унылые, потерявшие всю свою яркость и золотой блеск.В пятницу я решила искупать мисс Грейнджер. Приготовила ванну с недавно подаренной мистером Поттером пахучей пеной… Конечно, пышная шевелюра пациентки требовала от меня много заботы, но я не могла ею не восхищаться. Ужасно не хотелось верить, что болезнь так подорвала здоровье бедной девочки, что это отразилось на ее волосах, которые теперь не спасет даже колдовство хогвартского Мастера Зелий.Я еще выполаскивала шампунь из кудрей своей подопечной, когда, к моему огромному изумлению, в палату вошел профессор Снейп. Я заметила, что двигался он несколько менее элегантно и стремительно, чем обычно. На дворе был белый день, и я совершенно не ожидала посетителей, поэтому Гермиона была не одета, а завернута в банное полотенце. Он так и застыл в дверях, напрочь позабыв о моем присутствии, секунд тридцать не отрываясь смотрел на мисс Грейнджер, а потом, опомнившись, резко отвернулся к стене.Если честно, я с трудом удержалась от смеха. Но я так долго его не видела, что радость от его появления пересилила и ехидство, и раздражение от того, что он таращился на мою пациентку. Бедняга и так покраснел, словно школьник.– Профессор Снейп, я не ждала вас сегодня, – сказала я, стараясь, чтобы в голосе не осталось даже намека на насмешку. Я закончила промывать волосы мисс Грейнджер и начала тщательно протирать их полотенцем. – Поппи вас выпустила? Как вы себя чувствуете?Даже в профиль было видно, что он нахмурился.– Дышать могу, спасибо. Вы закончили?– Минутку, я должна надеть на нее ночную рубашку. Все-таки никакое очищающее волшебство не сравнится с хорошей ванной. А уж волосы-то как прекрасно выглядят после нормального мытья…Снейп не поворачиваясь скрестил руки на груди и фыркнул:– Ну разумеется.Я быстро убрала обернутое вокруг тела девушки полотенце и натянула ей на голову сорочку, шепча высушивающие заклинания. Подаренная мистером Поттером пена пахла жасмином и еще чем-то нежным и душистым. Профессор Снейп слегка вдохнул тонкий аромат, и я заметила, что его плечи странно дрогнули.– Готово, можете поворачиваться.Он обернулся. Я наконец-то сумела его хорошенько разглядеть и буквально ужаснулась. Еще бледнее, чем обычно, вокруг глаз черные круги… А похудел как – кожа да кости, зато нос на изможденном лице словно стал даже больше. И наверняка он еще не выздоровел – это было видно по его скрюченной фигуре, прогнувшейся, словно от сильного удара в грудь. Поппи, конечно, говорила, что его принудительно освободили от занятий с учениками, но выглядел он так, словно не спал со времени последнего посещения больницы. Не человек, а развалина.– Могу я предложить вам чаю или еще чего-нибудь? – Я старалась не показывать своего беспокойства, поскольку уже успела понять, что профессор Снейп ненавидит, когда о нем заботятся. Но он все равно нахмурился.– Все, в чем я нуждаюсь, мисс, так это чтобы меня оставили в покое.Я не стала ему возражать и быстро покинула палату. Но, закрывая за собой дверь, я вынуждена была обернуться, поэтому успела увидеть, как он буквально рухнул на свое обычное место возле кровати мисс Грейнджер. ***Сорок минут спустя я вернулась с чашечкой свежего чая и свежего слоеного печенья на подносе. Судя по худобе человека, которого я оставила в палате, в мире найдется немного людей, более нуждающихся в горячем чае и какой-нибудь пище. Лишь бы только он не слишком рассердился, ведь я же делаю доброе дело…Я осторожно постучала в дверь локтем, прежде чем толкнуть ее.– Профессор Снейп?Он сидел, низко опустив голову, почти касаясь одеяла, на котором лежала рука мисс Грейнджер. Длинные черные пряди закрывали лицо, резко контрастируя с бледной кожей.– Профессор, с вами все в порядке?Я поставила поднос и слегка встряхнула мужчину за плечо. Он вздрогнул, словно проснувшись, резко повернулся и впился в меня взглядом.– Вы так бледны, профессор Снейп! Поппи знает, что вы здесь? Держу пари, не знает. Осмелюсь сказать… судя по вашему виду, вам не помешало бы несколько часов крепкого сна.Он продолжал смотреть на меня в упор, кровь слегка прилила к его лицу, придавая коже более-менее живой оттенок.– Меня не интересуют ни мадам Помфри, ни ее советы. Я взрослый человек и могу поступать так, как сочту нужным.Я неодобрительно покачала головой, и Снейп зло прищурился.– Не смейте читать мне нотации. Меня не волнует ваше мнение – так же, как и мнение вашей сестры. И хватит кудахтать вокруг меня, словно наседка…– Что вам действительно нужно, профессор, так это немного поспать, – рассудительно сказала я. Люди часто бывают злобными только потому, что не выспались. – Я говорю вам это как медсестра и, надеюсь, как друг. Наверняка Поппи советовала вам…Снейп прервал меня:– Ваша сестра и так уже сунула свой чересчур длинный нос не в свое дело. – Он встал и надменно посмотрел на меня сверху вниз. – Я надеялся, что любопытство и любовь к сплетням не являются вашей семейной чертой. Увы, это было ошибкой. Кажется, я слишком задержался здесь.Он отодвинул меня, словно мебель, и гордо направился к двери, но зашатался и был вынужден схватиться за косяк, чтобы не упасть. Я буквально разрывалась между желанием помочь ему и опасением, что он просто оторвет мне голову за мою помощь.– А когда вы вернетесь? – робко спросила я.Снейп как-то прерывисто вздохнул, но даже не оглянулся:– Никогда…
Глава 6. Гермиона
Гермиона Грейнджер потихоньку сходила с ума. Она чувствовала это, но ничего не могла поделать. Она изо всех сил пыталась удержать ускользавший рассудок, сохранить память и знания в этом кошмаре, но делать это становилось все труднее.Иногда она спрашивала себя – а стоит ли вообще стараться? Не легче ли перестать бороться и позволить себе быть сумасшедшей? Разве так не проще?За последние три недели Северуса она видела всего один раз. Один! Свои ежедневные визиты, помогавшие ей сохранять рассудок, он прекратил неожиданно и безо всяких объяснений.Первую неделю она боялась, что Снейп погиб. Медсестра Нетти Помфри прочитала ей о взрыве на уроке зелий, но больше ничего не добавила. Когда он не появился и на второй неделе, Гермиона начала паниковать.Невыносима была даже мысль, что она потеряла его навсегда. Он был ее якорем, единственным, кто удерживал ее в реальном мире, не давая сойти с ума и навсегда затеряться в лабиринтах безумия. Она жила от одного его посещения до другого, дни проводила в ожидании и потихоньку мечтала, чтобы он вновь коснулся ее волос. Он был постоянен, как солнце и луна. Он был так нужен ей…Она убеждала себя, что Северус вернется, как только сможет, но сама себе не верила. Без него дни сливались в единую серую тягучую массу, и ничто не прерывало их монотонного течения.Пытаясь бежать от тоски, овладевшей душой в отсутствие Северуса, Гермиона начала бродить по комнатам, созданным ее воображением. Она строила их все то время, что находилась в коме, пытаясь найти место, где могла бы не чувствовать себя несчастной и одинокой. Гермиона дорожила ими и в то же время ужасно боялась, что это ловушка, часть проклятья, наложенного Малфоем, – свой собственный мир, мир одиночества.В первые месяцы неподвижности, когда она была не в состоянии видеть больше, чем охватывали ее неподвижные глаза, Гермиона могла только мечтать о чем-нибудь, вспоминать прошлое или восстанавливать в памяти последний разговор со Снейпом.Она старалась не слишком увлекаться воображаемым миром и предпочитала проводить время в раздумьях и воспоминаниях. К счастью, Снейп всегда давал ее уму пищу для размышлений. Он не позволял ее разуму впасть в оцепенение, а телу – забыть, что такое простые дружеские прикосновения, и это не менее важно. Иногда он гладил Гермиону по голове, пару раз похлопал по плечу, но чаще всего она вспоминала невероятное ощущение его пальцев, перебирающих ее волосы.Она, конечно, не видела свою новую шевелюру, но слышала восхищенные реплики мадам Помфри и некоторых здешних медсестер, поэтому догадывалась, что кудри выглядят очень даже неплохо и, скорее всего, гораздо лучше, чем до стрижки.Первые попытки бежать от скуки привели к тому, что Гермиона стала создавать в уме всякие образы. Она представляла себе доску, на которой писала мелом то, что хотела бы сказать Снейпу по поводу статей, которые он читал ей накануне. Записав свои мысли, пусть даже только в воображении, она могла убрать доску как бы в другую комнату, и ей становилось значительно легче.Когда Гермиона снова представляла себе эту доску, то находила ее пустой. Разумом она понимала, что надпись не может там сохраниться, но опять упрямо писала, а потом изо всех сил старалась запечатлеть в памяти каждое слово. Она делала это снова и снова, пока надпись не стала сохраняться на доске. И через некоторое время можно уже было стирать, исправлять и дополнять то, что записывалось раньше.Естественно, ее пытливый ум не мог остановиться на достигнутом, и она стала выяснять, что еще можно сделать с помощью одного только разума. Используя доску в качестве опорной точки, Гермиона с большим трудом, много раз разочаровываясь и начиная все сначала, создала в своем воображении целую классную комнату. Она вложила в нее много сил, рисуя фрагмент за фрагментом, но только потом, взглянув на уже полностью готовое помещение, поняла, как похоже оно на класс зелий. Нельзя сказать, чтобы это была точная копия: высокие окна, всего четыре парты вместо двенадцати, два больших стула по обе стороны громоздкого снейповского стола, ну и огромная доска – вот, пожалуй, основные отличия творения Гермионы от оригинала.В создание класса зелий, его класса, она вложила больше всего труда. Дальше дело пошло легче – будто, усвоив первый урок, разум осознал свои возможности. Играючи, словно складывая огромный паззл, Гермиона создала школьную библиотеку, гриффиндорскую гостиную, свою старую спальню, Большой зал – правда, в несколько уменьшенном варианте, зато с таким же чудесным потолком – и даже прекрасный сад вокруг Хогвартса, которого на самом деле не существовало и который был полностью плодом ее воображения.Прекрасно освещенные каменные коридоры соединяли все эти помещения так, что она могла свободно передвигаться между ними. Со временем она начала чувствовать себя в этом странном доме очень комфортно.Он стал для нее тихой гаванью. В отсутствие Снейпа Гермиона проводила там почти все время. Особенно она любила класс зелий, его класс… Это было первое ее творение и одновременно место, где она могла себя чувствовать словно рядом с ним. Комната надежд и мечтаний.Но когда Снейп прекратил свои визиты, Гермиона уже не могла возвращаться в этот кабинет со спокойным сердцем. Без Северуса не было надежды, остались только тоска и печаль.Иногда она впадала в отчаяние. Ведь как ни кричи, надрывая связки, никто, никто ее не услышит. Никто. Даже он.Неужели он никогда не вернется?В кабинете зелий Гермиона больше не задерживалась. Когда Снейп перестал приходить, эта комната начала вызывать у нее чувство тоскливого одиночества. Теперь все время она делила между гриффиндорской гостиной и своей спальней, обещая себе, что вернется в кабинет зелий только после того, как снова появится Северус. А еще она стала просто лежать на кровати, ни о чем не думая. Если не концентрироваться на мыслях, можно почувствовать свой пульс, частоту дыхания… Сколько ее молодое здоровое тело сможет прожить вот так, словно растение? Ведь запас сил у него немалый, может пройти еще очень много времени, прежде чем оно все-таки уступит смерти. Гермиона не знала, что ее пугало больше – смерть или такая жизнь. Пожалуй, все-таки такая жизнь…Иногда единственное, что удерживало ее от безмолвных слез, было проигрывание в памяти визитов Снейпа, его рассказов и остроумных замечаний. Если и этого не хватало, Гермиона возвращалась к тем временам, когда она была живой и могла по-настоящему беседовать с ним, хотя на самом деле все разговоры сводились к едким, а иногда и оскорбительным высказываниям Мастера Зелий, доводившим впечатлительную девушку до слез.В те времена Гермиона его терпеть не могла. Жестокий и раздражительный, неприятный как внешне, так и по характеру – кому он мог понравиться! Как бы ей хотелось и сейчас думать о нем так же, это было бы намного легче.Но на память приходило и другое… Как он спасал ее жизнь и жизни ее друзей, охранял их и защищал от опасностей, которым они сами себя подвергали. Взгляд его черных глаз, в которых она видела только жесткую насмешку, и лишь теперь поняла, какой в них светится ум и какое одиночество… И пьянящее ощущение его рук в ее волосах, когда он нежно пропускал длинные, только что выращенные пряди сквозь пальцы… И мягкое, насмешливое сожаление в его голосе, когда он первый раз появился в ее палате:– Мисс Грейнджер, и все-таки вы самая глупая и невыносимая девчонка, какую я когда-либо встречал.К концу первой недели одиночества в созданном Гермионой мире вдруг появился человек – высокий, с желтовато-бледной кожей, тонкими губами, постоянно кривящимися в ехидной усмешке, и длинными черными волосами, падающими на лицо и закрывающими все, кроме большого носа.– Вы еще живы, – спросила его девушка, – или умерли?Конечно, воображаемый Снейп ее проигнорировал. Но Гермиона и без его ответа решила для себя, что он не может быть мертв, просто он почему-то, по каким-то важным причинам, временно не может ее навещать. Ведь поверить в его смерть означало признать свое поражение. Если его не станет, никто больше не поможет ей сохранить здравый рассудок. И никто больше не позаботится о ней…– Есть еще Гарри, – попыталась она убедить себя, – он тебя любит, ты ему нужна.Впрочем, Гермиона понимала, что сама себя обманывает. Конечно, Гарри заботился о ней, но его привязанность оказалась недостаточно сильной, чтобы удержать его возле превратившейся в растение подруги. Если бы он ее действительно любил, он приходил бы гораздо чаще.– Но и Снейпу ты не нужна, – сказал ей внутренний голос.– Нужна!– Он просто чувствует себя виноватым.– Я ему нужна! Он обо мне заботится. Он меня навещает.– Неправда.– Правда!– Ну и где он тогда?– Он болен.– Он мертв.– Не может быть!– А какая разница?– Большая! Я о нем беспокоюсь.– Ты просто дурочка. Ты его совсем не знаешь.– Знаю! Мы нужны друг другу. Мы поможем друг другу.– Да ты его никогда больше не увидишь. Все кончено! Теперь ты всегда будешь одна.Гермиона пыталась игнорировать этот проклятый голос, она сбегала от него по запутанным коридорам воображаемого дома. Иногда ей удавалось заглушить его, но избавиться полностью не получалось никогда.– Никто не заботится о тебе, никто, никто…– Он обещал!– Он забыл о своем обещании.Иногда голос звучал тихо и словно бы всхлипывал. В таких случаях она кричала ему:– Заткнись! Заткнись и проваливай, не то я от тебя с ума сойду.– О, до этого уже немного осталось, – усмехался в ответ голос, и в нем звучали уже вполне снейповские нотки.А через неделю он вернулся.Гермиона как раз заканчивала мыться. Нетти что-то бормотала о ее волосах, старательно их промывая. Именно эти прикосновения к голове потревожили девушку в ее воображаемой библиотеке в воображаемом Хогвартсе. Она как раз доваривала зелье, а поскольку следить за ним было почти не нужно, то одновременно, чтобы расслабиться, читала статью, найденную в старой подшивке «Ведьминского еженедельника»: «Десять признаков того, что вы сошли с ума».Она поглядывала на кипящий котел и старалась не думать о неприятностях, ждущих ее в том случае, если зайдет мадам Пинс. Кончиком розового пера делала пометки на пергаменте, параллельно комментируя статью.«Слышите голоса – тоже мне новость… Пятьдесят помешиваний по часовой стрелке и не забыть блох гиппогрифа… Разговариваете с покойниками – ну да. Хотя не уверена, что этот признак можно засчитывать. Я ведь и раньше разговаривала с Почти Безголовым Ником, а разве я в то время была сумасшедшей?.. Влюбляетесь в неподходящих мужчин, которые только лгут вам и играют с вашим сердцем…»Дверной хлопок заставил ее вздрогнуть и уронить котел. Вязкое зелье разлилось по разложенным бумагам. Блохи гиппогрифа поскакали по столу, выкрикивая тоненькими голосами: «Пятьдесят баллов с Гриффиндора, пятьдесят баллов с Гриффиндора!» Проклятье! Гермиона нахмурилась, сосредотачиваясь на том, чтобы впервые за несколько дней полностью вернуться в палату. Перед глазами проявились знакомые белые стены и… кое-что неожиданное.Он. Он пялился на нее, как на привидение. Руки Нетти продолжали перебирать ее волосы. Снейп еще несколько долгих секунд смотрел на Гермиону не отрываясь, а потом вдруг нахмурился и резко отвернулся.В душе Гермиона просто кричала от радости – он был в порядке! Он вернулся! Она забыла о зелье, о своих размышлениях, ей хотелось только, чтобы Нетти поскорее ушла. Ну пусть она наконец уйдет!Гермиона чуть не взвыла, когда на нее стали натягивать ночную рубашку – ведь та загородила ей Снейпа. Ах, как она наслаждалась сарказмом в его голосе, когда он сказал, что может дышать, и когда потребовал, чтобы его оставили в покое.И когда он, как прежде, подошел к изголовью и посмотрел на нее долгим взглядом перед тем, как сесть на свое обычное место, девушка почувствовала, что счастье буквально переполняет ее сердце.Он вернулся!Гермионе хотелось, чтобы он что-нибудь произнес, например, рассказал ей, где он был и что с ним случилось. Но голос, который она так мечтала услышать, молчал. Боковым зрением она видела, что Снейп смотрит на нее, но не произносит ни слова.Она начала упрашивать его:– Дотроньтесь до меня! Поговорите со мной! Пообещайте, что никогда меня больше не оставите! – но слова эти звучали только в ее воображении.Через несколько минут Гермиона с изумлением поняла, что его низко склоненная голова уткнулась в ее матрас. Он уснул! Девушка чувствовала, как прижатое им одеяло сильнее натянулось на ее теле. Несколько прядей его длинных волос касались ее руки, щекоча кожу и заставляя вибрировать каждый осязательный нерв. Она ощущала его горячее дыхание, обжигающее ее бедро через тонкую ткань ночнушки…Гермионе безумно хотелось протянуть руки и зарыться пальцами в черные длинные волосы, провести ладонями по его голове, по лицу. Она хотела услышать биение его сердца и убедиться, что он действительно не призрак, что он на самом деле жив. Чего бы она только ни отдала за то, чтобы повернуться, прижать его голову к груди, вдохнуть его…От него пахло зельями и, кажется, сандалом – этот запах струился по ее телу, делая его более чувствительным, чем когда бы то ни было. Гермиона чувствовала, что ее кожа пылает. Она никогда, никогда не ощущала себя более живой, чем в эти минуты. Она повторяла его имя раз за разом, почти крича: «Северус… Северус!»И услышала, как он нежно, почти благоговейно прошептал сквозь сон:– Гермиона…А потом все закончилось. Вернулась Нетти с чашкой чая, Северус проснулся и сразу отодвинулся.Гермиона не знала, что случилось, и не понимала, что же будет теперь. Все, что она поняла, – это что Снейп ушел, даже не взглянув в ее сторону, и сказал, что больше никогда не вернется.Сначала она не верила. Да и как она могла в такое поверить? Она убедила себя, что неправильно поняла его слова, что это была просто резкая фраза, типичная для его ужасного характера. Не мог же такое на полном серьезе сказать человек, который единственный не бросил ее в беде, человек, которого она узнала за этот год с совершенно неожиданной стороны.Но он не возвращался, и Гермиона совсем пала духом. Теперь она знала, что Снейп жив и здоров, он просто не хочет ее видеть. Он бросил ее, но она не понимала почему.Вскоре Гермиона перестала считать дни. Нетти, как и прежде, разговаривала с ней каждый раз, но Гермиона ее не слушала. Ей теперь было не важно, что будет дальше. Все, что ее хоть немного интересовало, – это ее воображаемые комнаты… и воспоминания, какими бы сладостно-болезненными они ни были.Она заставила себя вернуться к реальности лишь однажды, когда неожиданно зашел Гарри. Вот только… она не почувствовала никакой радости. Как бы сильно она ни любила Гарри, а она его действительно любила, все же это был не Снейп.Гермиона уже начала потихоньку возвращаться в свой выдуманный Хогвартс, когда вдруг услышала, что Гарри сказал что-то о «сальноволосом ублюдке». Она тут же очнулась и начала лихорадочно припоминать, о чем он вообще говорил.Кажется, Гарри виделся с Дамблдором, припомнила Гермиона его слова. До него дошли слухи, что Снейп ежедневно посещает больницу Святого Мунго, и он зашел к директору, чтобы узнать, зачем профессор туда ходит.Гермионе стало ясно: несмотря на то, что война уже закончилась, а так называемый «сальноволосый ублюдок» вообще спас Гарри жизнь, отношение ее друга к Снейпу можно было назвать в лучшем случае двойственным.– Я знаю, что не имел права, Гермиона, – пробормотал он, – но я ничего не мог с собой поделать. Это его вина, что ты теперь здесь. Это он виноват, что я тебя потерял. Погибни он, и никто не горевал бы по нему так, как по тебе. Так, как я тоскую по тебе…Гермионе хотелось сесть и стукнуть его, чтобы он хоть немного повзрослел, но пришлось удовольствоваться безмолвным рычанием. Северус всем пожертвовал ради торжества их дела. Он обрек себя на одиночество, заставил людей смотреть на себя, как на зло, и все ради того, чтобы никто не догадался о той смертельно опасной игре, которую он вел. Гермиона не тешила себя иллюзиями и прекрасно понимала, какие страшные вещи он видел, да и творил, будучи Пожирателем и двойным агентом.Он не был приятным человеком, но он был настоящим человеком. А за то время, что он ее навещал, она успела понять, что он был еще и хорошим человеком. Под резкостью он скрывал боль от одиночества, и только Гермиона знала о его слабости. Гермиона была уверена: догадайся Снейп о том, что она все видит и слышит, он вел бы себя более осмотрительно. Судя по рассказам мадам Помфри, он всегда был очень сдержанным, а уж после войны вообще отгородился ото всех.Но Гермиона уже видела его доброту, слышала, как он осуждал свои поступки, знала о его огромной преданности Дамблдору. Она знала его, знала настоящего Северуса Снейпа, а не тот фасад, который он демонстрировал людям. Он был сильно израненным жизнью человеком, чье доверие и дружбу теперь очень сложно завоевать. Мир был жесток к нему, и уже не раз он собирал свою разбитую душу буквально по частям, медленно и кропотливо. Но при этом он умудрился остаться цельной личностью с огромным внутренним благородством. Гермиона восхищалась им так сильно, что не смогла бы даже выразить это словами.В общем, когда Гарри ушел, она даже испытала облегчение. Не к ней он приходил. Он приходил, чтобы успокоить совесть этим посещением забытой подруги. Его привели в больницу вина и стыд за то, что Снейп, которого он терпеть не мог, оказался единственным, кто навещал Гермиону ежедневно. Гарри раздражало, что Снейп делал то, на что у него самого не хватило силы духа.А теперь он не нашел ничего лучше, чем сказать ей:– Я хотел бы навещать тебя чаще, но это же совершенно бесполезно. Ты больше не Гермиона, ты всего лишь оболочка той девушки, которую я знал.Гермиона хотела возмутиться, но вдруг поняла, что это правда. Без визитов Северуса она медленно, но верно теряла связь с действительностью. Еще немного, и она действительно станет всего лишь оболочкой прежней Гермионы, телом без души… ***Вскоре после короткого визита Гарри она нашла новую комнату. Большую, полную картин. Через несколько мгновений она застыла в растерянности.– О, Гермиона! – Рон смотрел на нее с картины, играя в волшебные шахматы и ухмыляясь. – Как ты думаешь, Гарри всегда будет проигрывать мне в эту игру?Она постаралась не закричать во весь голос. Потом долго вытаскивала его из картины и наконец крепко обняла.– Почему ты плачешь? Чувствуешь себя плохо из-за Гарри, да?– Я скучала по тебе, Рон, я так сильно скучала!– Почему? Я всегда здесь.– Ты умер, Рон.– Я знаю, – он подмигнул ей, – но это не так плохо, видишь? Я и тут как-то раз обыграл Гарри. Пойдем, сразимся в шахматы. Эй, если сейчас я мертвый, ты думаешь, что можно обращаться со мной, как с Безголовым Ником?Гермиона быстро отпрянула от него. Она не могла этого выносить.– Гермиона, милая, почему ты не можешь навещать меня чаще? – проворчала ее мама с соседнего изображения. Она мыла блюдо в раковине, и ее руки были по локоть в пене. – Мы с твоим папой скучаем!– Мама, я тоже скучаю без вас! – прокричала она. – Почему вы меня бросили?– Избавьте меня от истерик, надоедливая девчонка! Неужели не заметно, что я пытаюсь вас игнорировать? – Профессор Снейп пристально смотрел на нее с другой картины. – Почему вы отравляете мою жизнь?– Вы больше не навещаете меня.– Разве возможно получать от этих визитов удовольствие? – последовал холодный ответ. – Наши разговоры были ничем иным, как запоздавшими попытками вернуть вас.– Вы сказали, что спасете меня!– Я слишком занят стараниями спасти самого себя, мисс Грейнджер, – прошипел портрет. – А сейчас оставьте меня в покое.Гермиона решила не заходить больше в эту комнату.– Все кончено, Гермиона, – сказала она себе, как только прошла через пустой холл. – Первый признак помешательства – слышать голоса.«Он не вернется, ты же знаешь».«И я этого боюсь».Голоса шептали резко, потом умирали и исчезали в вакууме, заставляя Гермиону чувствовать себя еще более одинокой и покинутой, чем раньше. Стены рушились вокруг нее, и там, где она прошла, в пыли оставались отпечатки ее ног. Она спотыкалась снова и снова, но продолжала поиски другого пути. Она знала, что он был здесь, но везде, куда ни поверни, не было ничего, кроме дороги к смерти.Гермиона не понимала, куда несли ее заплетающиеся ноги, но вот она набрела на черную, словно ночь, дверь в конце холла. В открывшейся комнате пахло гнилью и затхлостью, густой зеленый мох рос на каменных стенах.Деревянные парты, стоящие там, были покрыты влажной плесенью. Книги лежали наполовину открытыми, выцветшие страницы были в зеленоватом грибке. Как ни странно, Гермиона хо
2022-12-20
23
