Люди и горы ( записки альпиниста )

Мы идем на штурм вершины. Лямки рюкзаков врезались в плечи. Медленно, как бы с ленцой, шаг за шагом взбираемся все выше и выше. Кровь стучит в голове. От пота набухли брови. Он стекает струйками мимо ушей и собирается под подбородком. Крупные капли щекочут нос, иногда попадают через губы в рот, заставляя сплевывать густую подсоленную слюну. Перед глазами, поднимая пыль, появляется и исчеза­ет окованный ботинок впереди идущего товарища.

Небольшая задержка на неудобном участке, оценивающий взгляд наверх, и снова медленно и упрямо все выше и вы­ше. В уме повторяются по нескольку раз какие-то случайные фразы и картины почти без связи меняются одна за другой.

Печет беспощадно горное солнце, от которого слезает ко­жа со лбов, носов и ушей. Пахнёт прохладный горный ветерок, подсушит пот на лице, вызовет чувство облегчения. Пара вдо­хов всей грудью, и снова наваливаются жара и тяжесть. Та­кая часть пути к вершинам называется подходом.

Нас четверо. На языке наших товарищей, начальства аль­пинистского лагеря и спасательной службы мы группа с на­именованием вершины, на которую идем. За нашими плечами определенный навык походов; рюкзак у нас уложен так, что консервная банка или зуб стальной кошки не упираются в спину. Лежит он на спине удобно, а не свисает ниже поясни­цы. Ледоруб в руке не мешает, ботинок не трет, и почти всег­да в рюкзаке можно найти соль и спички.

Тропинка змеится вверх по зарослям рододендронов, ку­старников и выступающих из земли скальных обнажений. На удобном участке — короткий привал. Кто сбросил на зем­лю рюкзак и разминает затекшие плечи, а кто отдыхает, ле­жа на земле прямо с рюкзаком, забросив ноги на воткнутый в землю ледоруб. От снятой нагрузки сердце бьется учащен­нее, и, чтобы сказать слово, нужно усилие.

Есть возможность посмотреть на горы. В синь неба, где кружат большие птицы, уходят скальные гиганты. Сверкает белизной своих снежных полей двуглавый Эльбрус. Из цир­ков по ущельям сползают ледники, давая начало стремитель­ным горным рекам, которые, промчавшись по альпийским лугам и чернолесью, белыми нитями выкатываются в до­лины.

Воображение рисует огненное прошлое Земли. Чудовищ­ные толчки. Смертельная схватка двух стихий, когда воду сменяла твердь с испепеляющим дыханием вулканов и от конвульсий земли рождались складки, которые сейчас засты­ли в величественном безмолвии.

Стрелка часов неумолимо отсчитала десять минут. Все встали. Мокрый рюкзак холодит спину. Заныли плечи. Лег­кая боль в ногах чувствуется до тех пор, пока не втянешься в обычный темп движения, каким ходят спортивные группы, рассчитанный на час.

Есть скрытая радость в самом процессе этого труда, кото­рая приходит с годами тренировок, когда рюкзак становится привычной необходимостью. В согласном ритме идут работа сердца, движение и дыхание. Так от привала к привалу все вверх и вверх. Однообразие подъема и тишина временами на­рушаются криком горных индеек уларов. Потревоженные вторжением в их владения, они срываются со склонов и, про­летев небольшое расстояние, быстро убегают, скрываясь меж­ду камнями. Бывают в горах и более знаменательные встречи. Однажды при подъеме на одну из вершин Дигории мы столк­нулись нос к носу с турами. Немая сцена: люди и козлы. Безлюдный район преподнес нам столь щедрый пода­рок. В стаде были маленькие, и мы смогли относительно долго любоваться этими быстрыми и грациозными живот­ными.

Солнце краем садится за гребень. По времени пора стано­виться на бивак. Вот и удобная площадка для палатки. Сня­ты рюкзаки. В теле легкость, и чего-то не хватает на плечах. Мокрые ковбойки, стельки, шерстяные носки и ботинки быст­ро раскинуты по камням, чтобы успели посушиться на косых, но еще жарких лучах заходящего солнца. На тело надет сви­тер, так как стоит солнцу уйти за горы, и сразу становится холодно.

Подобные ночевки составляют одну из прелестей в заня­тии альпинизмом. Густая зеленая трава. Альпийские цветы, которые свертывают свои лепестки после захода солнца. Не­далеко протекает ручеек. Устанавливаем палатку. Уютно гу­дят примусы. Расстилаем пуховые спальные мешки на дне палатки, рассовываем по ее карманам фонарики, фотоаппара­ты и очки. Укладываем продукты и вещи так, чтобы еще в темноте можно было легко и быстро свернуть наш бивак. Пока готовится ужин и достаточно светло, мы, согласно опи­санию и зарисовкам, осматриваем предстоящий маршрут.

Прямо перед нами высится скальная стена, по которой идет путь к вершине. Начало маршрута — снежно-ледовый желоб, или кулуар, внизу довольно широкий, а затем сужи­вающийся на большой высоте. Подъем по кулуару очень заманчив, так как позволяет быстро набирать высоту, но нуж­но успеть проскочить хотя бы половину его рано утром. Сто­ит солнцу осветить верхнюю часть стены, как по ней начина­ют сыпаться вытаявшие из снега и льда камешки, камни, «чемоданы» и «сундуки», названные так в зависимости от размеров камня.

Темнеет в горах быстро. Здесь очень резкий переход от света к темноте.

Тишина. Только снизу, из ущелья, то усиливаясь, то зати­хая, доносится далекий шум горной реки. Мерцают огоньки лагерей. Там после дня учебных занятий сейчас танцуют, чи­тают или, сгрудившись в палатке, поют песни. Там наши то­варищи, готовые в любых условиях прийти на помощь тем, кто в горах. Это необходимость и традиция.

«Помнишь, товарищ, белые снега, стройный лес Баксана, блиндажи врага», — поется в альпинистской песне военных лет. Старшее поколение альпинистов, спаянное дружбой, лю­бовью к Родине, билось насмерть за эти горы и сбросило флаг со свастикой с вершины Эльбруса.

Резкие очертания скал. По небу совсем рядом черные с бе­лой каймой то причудливые, то зловещие проносятся облака. Что ждет нас завтра?

Плотный ужин, и вот мы уже лежим в палатке, с наслаж­дением вытянувшись в спальных мешках.

Половина четвертого. Голос руководителя группы и свет фонарика. Нет особого желания вылезти сразу на холод из теплого спального мешка. Крыша палатки изнутри отпотела, и прикосновение к ней вызывает неприятные ощущения. За счет товарищей, которые спали посередине, а на следующую ночь должны спать по краям, есть шанс несколько минут по­быть в мешке.

Надеваем штормовые костюмы, высокогорные ботинки и один за другим вылезаем из палатки. Небо звездное, а это значит, что может быть хорошая погода. Зябко и как-то не по себе. Укладываем рюкзаки и складываем палатку. Легкий завтрак из бутербродов с несколькими глотками горячего ко­фе, который кажется горьким. Рюкзаки на плечах, ледорубы под рукой, и мы вслед за руководителем группы цепочкой вытягиваемся по направлению к кулуару. Идем в темноте на ощупь. Сухость во рту и слабость, пока не разогреешься. Вот и кулуар. Надеваем на ботинки кошки и, опираясь на ледо­руб, начинаем подъем по смерзшемуся снегу. Ходить на кош­ках, особенно без тренировки, довольно трудно. Быстро уста­ют ноги, и отдыхать приходится чаще.

Светает. На шероховатой поверхности снега иногда попа­даются бабочки, какие-то козявки и даже мелкие птицы, вмерзшие в нее.

Застигнутые непогодой при перелете через горную гряду из одной долины в другую, они выбиваются из сил и гибнут, не выдержав борьбы с разбушевавшейся стихией. Страшны горы в непогоду с ураганными ветрами, снегопадами, лавина­ми, туманами и грозами.

Гроза в горах — удивительнейшее явление. Меня угоразди­ло попасть в нее в той же Дигории при спуске с вершины Нахажбита. Грозовая туча окутала нас темнотой неожиданно, но недалеко от палатки. Статическое электричество зеленова­то-голубым пламенем стало стекать с мокрых штормовок. Во­лосы, выбившиеся из-под капюшона, становились дыбом. При попытке закрыть ладонью лицо искра, проскакивала из паль­ца в нос.

Мы ставили палатку, используя в качестве стойки связан­ные ледорубы. Сталь ледорубов гудела, и со штычка верхнего ледоруба с жужжанием змеился коронный разряд. Пришлось отбросить ледорубы в сторону. Вместо грома, который обыч­но слышен внизу, здесь раздавался сильный треск. Глаза, ос­лепленные вспышкой, не могли видеть в течение долгих ми­нут. Вместо снега шла густая крупа. Спутница по связке за­лезла в поваленную палатку, а затем ее примеру последовал и я. Разряды били по отриконенным ботинкам. Нас стало заваливать крупой. Дружно становясь на четвереньки, мы сваливали снег с крыши палатки и тем спасались от удушья.

Гроза исчезла так же внезапно, как и пришла. Вторая связка нашей группы «любовалась» грозой, сидя в трещине ледника. Зато не каждый человек может похвастаться, что видел радугу под ногами или звезды среди белого дня, глядя вверх из крутого кулуара, как из глубокого колодца.

К восходу солнца выходим на скалы. Прячем кошки в рюкзак, закрепляем на нем ледоруб, чтобы не мешал при дви­жении по скалам, и попарно связываемся веревками. Скалы холодные, и пальцы мерзнут. Легкие участки перемежаются с участками средней трудности.

Связки работают четко и дружно. Вдруг крик: «Камень!» Быстро прячем головы под укрывающие неровности скалы. При солидном размере камня не поможет и каска. Прочиркал по скалам камень, сброшенный неосторожной ногой одного из товарищей, идущего впереди связки. Я повернулся. Что-то прохладное и мягкое коснулось моего подбородка, заставив отстранить голову. Из расщелины скалы торчал цветок. «Ка­кой прихотливый случай занес семя растения на такую вы­соту?» Приходится только удивляться силе жизни.

Перед нами самый трудный, ключевой участок маршрута. Звенит забиваемый в трещину скальный стальной крюк. Мы терпеливо ждем, укрывшись в безопасном от камней месте. Мимо нас с резкими криками черные и блестящие, с желтыми носами проносятся альпийские галки. Они опускаются ниже, на то место, где мы только что отдыхали, подбирают колбас­ные шкурки, хлебные крошки и, обшарив все кругом, плани­руют за скалы.

Слева от нас кулуар. По нему с жужжанием начинают проноситься камни. Нам они сейчас не опасны. Можно на­блюдать, как, ударившись о выступ скалы, камень отскаки­вает, оставляя белесый след удара и своеобразный запах, бьется ниже и исчезает в пропасти. Недалеко от нас между скалами небольшой снежник. Стайка птичек шеренгой плано­мерно обследует его. Сначала все идут головками вниз, затем смещаются' в сторону и идут вверх, продолжая клевать напра­во и налево. Для пичуг снежник — естественный холодиль­ник, где хранятся замороженные насекомые.

Солнце уже осветило участок скал, где мы находимся, и становится тепло. Я, спугнув птичек, подбираюсь к краю снежника, и внимательно разглядываю снег. В размякшем от лучей солнца снеге кипит жизнь. Маленькие черные живые существа то появляются, то снова исчезают между кристалла­ми снега. Спешит куда-то серенький ажурный паучок. Они только кажутся мертвыми, эти вечные снега и обледенелые скалы.

Приходит черед нашей связке выходить вперед. Нам не­обходимо пересечь кулуар в верхней части, чтобы попасть на другую сторону, где путь по скалам более легкий. В кулу­аре лед. Мой друг организует страховку через уступ. Вторая связка ведет наблюдение за кулуаром, чтобы вовремя предуп­редить меня в случае падения камня. Я подхожу к краю, на­мечаю на той стороне место, где будет удобен выход на ска­лы, и начинаю рубить ступени во льду, с опаской поглядывая наверх. Пересечь нужно метров пять. Делаю по ступенькам первые шаги. Под ногами несколько сот метров ледяного ко­ридора. Почти каждому известно чувство, когда, высунув­шись из окна многоэтажного дома, задаешься мыслью о воз­можном падении и нервный ток передается куда-то в ноги. Это лишь начало. Через несколько минут я с нервной весе­лостью рублю ступени наискось вверх, и вот уже кулуар по­зади. По натянутой веревке движется вторая связка, уходя вперед, а я принимаю своего товарища. Еще несколько часов работы, и наша группа, к всеобщей радости, выходит на гре­бень, ведущий к вершине. Гребень несложен, но уже дает себя знать усталость от двенадцатичасовой работы на скалах и льду.

Связка за связкой выходим к долгожданной цели. Мы на вершине! До самого горизонта в легкой дымке цепи гор. Ка­кая радость для тех, кого манят дали! От Черного моря до Каспия замер этот гранитный шторм с девятым валом — Главным Кавказским хребтом.

Теплый Домбай, обжитой Центральный Кавказ, грозный Безенги, пустынная Дигория и суровый Цей — дорогие сердцу альпинистские районы Кавказа. Жаль, что с набором вершин и разрядов мы начинаем обыденнее видеть картины горной природы и теряем чувство восторга, так впечатляюще ярко выраженное в свое время С.М. Кировым при восхождении на Казбек.

Нам повезло. Погода прекрасная, и мы избежали ночевки на жестком, каменистом ложе в неудобных позах. Читаем записку предыдущих восходителей. В ней значится, что груп­па значкистов альплагеря «Шхельда» в составе пяти человек и одного инструктора совершила восхождение на эту вершину за несколько дней до нас по более легкому маршруту. В бан­ке, где лежала записка, пять конфет — знак внимания, к не­знакомым последователям. Оставляем свое. Фотографы делают снимки, ловя подходящие моменты. Пора вниз. Спуск с вер­шины нетруден, и можно идти без связок. В душе радость и желание попасть в лагерь сегодня к ужину.

Мы быстро спускаемся вниз по снежникам и мелким осы­пям, стараясь побыстрее выйти на травянистые склоны и тро­пинку, ведущую в лагерь. Поздно. Темнота накрывает нас с неумолимой силой. Под ногами трава, но впереди уже ничего не видно. Ноги дрожат от усталости. Двигаться дальше по крутым травянистым склонам небезопасно. Руководитель предлагает стать на бивак. Ребята молчат. Мне досадно и обидно, что почти под нами лагерь с горячим душем, столо­вой и развлечениями. Я энергично доказываю, что могу най­ти тропинку в кромешной тьме с закрытыми глазами. Сни­маю рюкзак, но, порыскав фонариком по склонам, вынуж­ден признать, что тропинку мне обнаружить не удалось. Па­латку не ставим. Найдя более пологое место, расстилаем ее прямо на склоне и укладываемся в спальные мешки. Ноет усталое тело. Проходит перед глазами пройденный за день маршрут.

Воздух чист и прохладен. Из черной разверзшейся над на­ми пропасти неба льют свой свет мириады далеких миров. Луна еще не вышла, но хребты гор уже купаются в ее блед­ном серебристом свете. Белоснежная грудь Эльбруса, рога Ушбы, башни Шхельды и похожая на голову гигантского сло­на вершина Бжедух. По ним ходят альпинисты — романтики гор, мужественные и верные товарищи. Здесь победа одно­го — это победа всех и победа всех — победа каждого. Есть две стихии на земле, которые выходят за грань обычного и поражают воображение человека своей мощью и простором. Это море и горы. Люди моря находятся в лучшем положении. Их любовь к водной стихии совмещается с полезной деятель­ностью, но, несмотря на кажущуюся бесполезность, горы да­ют возможность ярко почувствовать все, чем сильна и пре­красна жизнь: трудность борьбы и радость победы, величе­ственную красоту родной природы, надежную дружбу.

Ясное утро. Перед нами, как умытые, стоят снежные вер­шины. Из-под палатки, на которой мы лежим, уходит вниз едва заметная тропинка, ведущая в лагерь.

В. Черевко