Оперативная сводка. Осень 1943 года.

Положение подводников в это время хорошо иллюстрирует опыт «U‑172» под командованием Карла Эммерманна. Противник, судя по всему, разведал, где подводные лодки получают запасы. Тайной оставалось то, как он об этом узнавал.

 

* * *

 

В конце октября фрегаттенкапитэн – капитан 2 ранга Карл Эммерманн после пятимесячного похода вернулся на свою базу во Франции.

– Какие новости на флотилии? – спросил он у командира флотилии и поинтересовался, как дела у того, другого, третьего командира, но в ответ чуит ли не после каждой фамилии следовал красноречивый ответ – молчаливое пожимание плечами.

– Вы счастливчик, Эммерманн, и мы рады приветствовать вас и пожелать вам удачи.

Счастливчик? У Эммерманна перехватило горло. Кунке отвернулся и стал барабанить костяшками пальцев по подоконнику. И это было красноречивым ответом.

Мысли Эммерманна вернулись к только что закончившемуся походу. Невесёлый был поход, особенно одно событие июня.

Эммерманн имел задание действовать в Южной Атлантике. Прежде всего был долгий подводный бросок к югу от Азорских островов. Потом они получили радиограмму: «Примите топливо и провиант с корабля снабжения «U‑118»». Это была одна из лодок снабжения IXd2. Эммерманн взял курс на рандеву. За несколько часов до прибытия туда радист зафиксировал гидрофоном подводный взрыв, а затем слабый шум винтов.

Эммерманн прильнул к гидрофонам. Лицо его сделалось мрачным и неподвижным.

– Боюсь, господин командир… – начал было радист, но Эммерманн жестом прервал его, повернулся на каблуках и вышел.

Он понял, что рандеву не состоится.

Тогда Дениц приказал Ланге, у которого была боевая лодка серии IXc, встретиться с Эммерманном и действовать как корабль снабжения.

Ланге был взбешён.

– Чёрт знает что! Тащиться через весь Бискайский залив, прятаться от самолётов – и все это для того, чтобы стать дойной коровой!

Эммерманн заправился и позже имел несколько побед. Он получил радиограмму, что награждён дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Этого он не ожидал. Его командир электромеханической боевой части заметил, что Эммерманн был не слишком рад этому, он смотрел на это как на лавры, выданные авансом и потому не очень уютно сидевшие у него на голове.

– Мы будем выглядеть довольно глупо, если до возвращения домой больше ничего не запишем на свой лицевой счёт, – поделился Эммерманн своими мыслями.

Но перспективы на новые победы не вырисовывались. Эммерманн получил участок бразильского побережья от Натала до Рио – гигантский район, по площади побольше Средиземного моря. Вдобавок в том же районе действовали Гуггенбергер и Краус на лодках серии IXd2, Хельтринг и Мюллер на старых лодках серии VIIc и Маус на лодке серии IXc.

«Так, – сказал себе Эммерманн, – а что бы ты делал, если бы был шкипером британского парохода? Какой курс ты избрал бы, чтобы избежать встречи с этими проклятыми подводными лодками?»

Найдя, к собственному удовлетворению, ответ, он стал ходить поперёк предполагаемых путей.

Вначале Эммерманн побродил туда‑сюда возле Рио. Пару раз услышали слабое эхо на «Метоксе». И всё. К этому времени самолёты противника использовали радиолокационные станции лишь прерывисто, и потому они не могли быть обнаружены с точностью.

– Мне почему‑то кажется, что «Метокс» выдаёт нас, – сказал Эммерманн оператору станции.

– Очень может быть, господин командир. Некоторые мои друзья с других лодок пришли к такому же выводу.

– Всё время одно и то же: когда мы долго находимся в море, аппараты вроде этого на ходу устаревают. Техника обгоняет время.

– А посмотрите на наше античное вооружение, – вмешался старший помощник. – У других уже счетверённые установки, а мы удовлетворяемся бедной старенькой двадцатимиллиметровкой и совсем старой стопятимиллиметровкой.

– Знаю, но надо обходится тем что есть, и тут уж ничего не поделаешь.

– В таком случае я предлагаю, – продолжал старпом, – вообще отказаться от использования «Метокса». Наверняка уже есть что‑нибудь получше, что делает «Метокс» бесполезным. Такое уж наше счастье.

– Правильно! Выключай эту чёртову штуку!

И действительно, позднее стало известно: противник обнаружил, что «Метокс» излучает определённые импульсы, по которым легко определить его пеленг.[35]

И в вахтенный журнал вошла соответствующая краткая запись.

Топливо опять заканчивалось, а новые победы, как и опасался Эммерманн, не приходили. Дениц приказал заправиться от лодки Гуггенбергера и назначил рандеву двух лодок.

Но через день‑другой от Гуггенбергера ничего не было слышно. От Мауса[36] тоже. До этого оба они были под Рио, чуть южнее Эммерманна. Затем, согласно последним сообщениям из штаб‑квартиры, их застигли врасплох самолёты в тот момент, когда они всплыли для подзарядки батарей, и потопили.

И вот Эммерманн увидел два парохода. Целые недели хоть бы что – и тут сразу два! Но один держал курс на север, а другой – на юг, и у Эммерманна не оставалось другого выбора, кроме как один отпустить. Но и выбранную жертву он не смог потопить быстро и тихо. В Рио подняли тревогу после сигнала SOS, поданного со второго судна. И Эммерманн покинул этот район и направился к Сантусу, где потопил четвёртое за этот поход судно.

– В эти трудные времена двадцать четыре тысячи тонн – это не такое уж плохое начало, – сказал он успокоительным тоном команде, которой надоело монотонной хождение взад‑вперёд и пустые поиски.

В этот же день пришла радиограмма от Хельтринга, действовавшего к югозападу от Натала: «Сильно повреждён самолётом и противолодочными кораблями».

Потом пришла ещё одна радиограмма:

 

«От штаб‑квартиры для «U‑172». Немедленно следуйте на помощь Хельтрингу». Далее следовали подробности относительно позиции, а заканчивалась радиограмма фразой: «Рандеву согласуете между собой».

 

Эммерманн снова вступил в разговор с радистом:

– Ты абсолютно уверен, на все сто, что наш шифр безопасен?

– Абсолютно, господин командир, его невозможно расколоть.

– Тогда как ты объяснишь, что противник всегда, похоже, узнает о наших рандеву? Да что там – он всегда знает о них!

Радист пожал плечами и сказал:

– Я уверен, что он получает информацию не без какой‑то помощи.

Не без помощи! Радист подтвердил страшные подозрения Эммерманна, которые мучили его в последнее время. Вражеская разведка получает точную информацию из какого‑то официального германского источника.

Эммерманн составил такую завуалированную радиограмму, что даже если бы враг получил её, она ему ничего не сказала бы, и лишь Хельтринг и штаб квартира поняли бы её содержание. Эммерманн дал понять, что имеет в виду позицию, упомянутую в предыдущей радиограмме.

Всё прошло хорошо, Эммерманн встретился с Хельтрингом, как и планировалось. Перед этим Хельтрингу пришлось немало потрудиться, чтобы оторваться от плотного преследования с воздуха и со стороны поисковой группы в составе нескольких эсминцев. Лодка не могла погружаться, горизонтальные рули заклинило, работал только левый электромотор.

– Вряд ли мы тут много наработаем, Хельтринг, – сказал Эммерманн.

– Боюсь, что да. Тут без дока не обойдёшься.

Хельтринг окинул взглядом синее в блёстках, медленно вздымающееся и опускающееся море.

Подошёл и Маус, и три командира сели обсудить, что делать дальше.

– Твою лодку надо затопить, Хельтринг, – сказал Эммерманн. –. Я возьму одну половину команды, Маус – другую. Это единственное, что мы можем сделать.

Двое других согласились.

За последние несколько дней, направляясь на рандеву, Хельтринг не видел ни одного самолёта, поэтому Эммерманн счёл вполне оправданным риск перегрузки топлива и запасов с лодки Хельтринга.

Эммерманн получил в конце концов дополнительный запас топлива, хотя обстоятельства, позволившие ему сделать это, были трагическими.

Запасы переносили с корабля на корабль в резиновых лодках. Верхняя палуба лодки Эммерманна была уставлена банками с тушёнкой и прочей всякой всячиной.

Пока шла перегрузка, никто из командиров не озвучивал своего беспокойства, спрятанного в тайниках души. Тот факт, что Хельтринг два или три дня не видел самолётов, вовсе не означал, что противник бездействовал. Эммерманн, Хельтринг и Маус наблюдали, как на небе собираются облака, с растущим беспокойством. Не провоцируя нервозности, они тем не менее поторапливали своих людей.

Тут оно и началось.

– Самолёт слева на траверзе! Дистанция две тысячи!

– Отходим! Полный вперёд! – закричал Эммерманн.

Четырехмоторный «либерейтор» шёл на высоте 50 метров прямо на лодку Эммерманна.

Вниз полетело пять бомб, восемь носовых пулемётов «летающей крепости» обрушили огонь на лодку. Пули свистели мимо людей, находившихся на мостике. Те, кто был на палубе, постарались укрыться за боевой рубкой. Бомбы упали в море, слева, между лодками Эммерманна и Хельтринга. Они взорвались с оглушающим грохотом и обдали обе лодки столбами воды.

Эммерманн и те, кто был с ним на мостике, вцепились в ограждение. Он почувствовал, как лодка уходит у него из‑под ног.

«Конец», – подумал Эммерманн, но тут же почувствовал, что мостик под ним снова идёт вверх.

Из выхлопных отверстий пошёл чёрный дым. Наконец‑то! Механик запустил свои дизеля. Корабль пошёл вперёд. «Либерейтор» ушёл, развернулся и пошёл во вторую атаку. Две бомбы упали слева и справа, в каких‑то метрах пятнадцати.

«На этот раз они нас достали», – мелькнуло в голове Эммерманна.

Каждая секунда казалась вечностью.

Неужели не взорвались?

«U‑172» метр за метром уходила вперёд. Эммерманн чувствовал себя пляшущим на извергающемся вулкане. Он взглянул в бледные лица окружающих. Их взгляды были прикованы к месту, куда упали бомбы с самолёта.

Р‑раз! Ещё раз! В пятидесяти метрах за кормой встали два столбы воды.

«Глубинные! Если бы это были авиабомбы…»

Если!

Дизеля разогрелись, и лодка пошла быстрее.

Но тут пришёл новый кошмар.

– Вертикальный руль заклинило влево! – поступил доклад.

– Оба дизеля дают полный вперёд, – доложил рулевой.

– Боцман! Расчёт к ста пяти миллиметрам! Подать боеприпасы!

На высоте чуть больше пятнадцати метров самолёт заканчивал пике. Старшина Шмидт встал у 25‑миллиметрового пулемёта. Он спокойно дожидался, пока самолёт не окажется над ним, а затем открыл стрельбу. Эммерманн и другие видели, как пули рикошетили от брюха гигантской птицы, не нанося ей вреда.

– Бронированный, скотина!

– Дайте бронебойные! – прокричал Шмидт.

Лодка выписывала кренделя на воде. Перед носом прошёл Маус. Эммерманн приложил мегафон ко рту и крикнул ему:

– Руль заклинило!

Маус поднял руку в знак того, что понял. После этого он ушёл.

Самолёт снова пошёл в атаку на лодку. Заклинило 25‑миллиметровый. Рядом со стоном упал на палубу юный Шиманн.

– На мостик его! – приказал Эммерманн. – Быстро.

Несколько рук подхватили его и стали поднимать на мостик. Пулемётные пули превратили в месиво грудь и горло моряка.

Ранен в грудь был и один из электромеханической боевой части. Его уже опустили в лодку.

Один за другим начали поступать доклады.

– Гирокомпас вышел из строя!

Самолёт, очевидно, израсходовал свой бомбовый запас. Чтобы избежать его пулемётов, Эммерманн срочно погрузился, чтобы под водой исправить повреждения.

В течение суток «U‑172» снова восстановила свою боеготовность.

Когда над морем упала тьма, Эммерманн всплыл.

Основная часть повреждений была исправлена. Только гирокомпас не работал. Магнитный компас тоже был повреждён. Так что осталось руководствоваться лишь звёздами.

Получили сигнал, что Маус сбил самолёт сразу после погружения лодки Эммерманна и взял на борт команду Хельтринга, а беспомощную лодку Хельтринга за непригодностью затопили. На следующий день Эммерманн и Маус встретились. Как было договорено, Эммерманн взял половину команды Хельтринга. Резиновые лодки у Мауса оказались негодными, и люди добирались с лодки на лодку вплавь. Пустые контейнеры для торпедных вертушек служили транспортным средством для их личных вещей.

 

Теперь у Эммерманна было на борту 95 человек, а топлива и провизии – чтобы дойти до Азорских островов. Члены его команды делили свои места с коллегами по боевым постам с лодки Хельтринга.

Так они и отправились домой. Маус быстро исчез из вида. Оба, и Эммерманн и Маус, не хотели идти вместе, опасаясь, что присутствие другой лодки будет отвлекать внимание вперёдсмотрящих.

Быстро подоспели новые неприятности, словно им не хватало других.

Один из курсантов серьёзно заболел. Температура у него поднялась за 38 градусов, его била лихорадка.

– Даже не знаю, что делать, – сказал Эммерманн механику, – но мне это здорово не нравится. Подай‑ка мне книгу по первой помощи.

Эммерманн начал листать страницы медицинской книжечки, выпущенной специально для подводников. Его взгляд остановился на пункте 15 – дизентерия. Внезапно его кулак с грохотом опустился на маленький стол.

– Бог мой! Нет, ты послушай, что тут пишут! Этот идиот не понимает разницы между подводной лодкой и санаторием! «Больного следует поместить в прохладное, хорошо проветриваемое помещение, – прочёл Эммерманн вслух. – Его следует строго изолировать, поскольку дизентерия легко передаётся. Все тело следует обернуть простынями, смоченными в тёплой воде…»

Эммерманн швырнул книгу на стол.

– Идиот! На лодке, где на девяносто пять человек два клозета с ручной помпой и питьевой воды кот наплакал! Как вам это нравится?

На следующий день слегли ещё двое. Первый жаловался на сильные боли, потом появилась диарея, потом высокая температура, бред.

Носовой гальюн был тут же выделен для больных. Эммерманн сразу ограничил потребление воды, чтобы иметь возможность дать больным если не свежие простыни, то хотя бы смоченную в воде материю. Эммерманн определил по полстакана воды на человека в день. Люди приняли эти ограничения стоически.

Каждый день слегали два‑три человека. А те, кто заболел первыми, шли на поправку и могли исполнять нетрудные обязанности. Этот факт вселял надежду, что болезнь не поразит всю команду одновременно.

Однажды вечером Эммерманн прилёг отдохнуть и тут же проснулся. В полусонном состоянии ему почудились крики и шум драки.

– Держи его! – крикнул кто‑то. – Держи его!

Эммерманн соскочил с койки и чуть не наткнулся на Эберхардта, совершенно голого, размахивающего окровавленным ножом. Его глаза сверкали лихорадочным, нездоровым блеском. Он взглянул на Эммерманна, который стоял перед ним без движения и смотрел на него. Потом Эберхардт, кажется, узнал командира, потому что закричал:

– Я пришил его, господин командир! Он всё время бегал за мной! С ножом! Вот с таким! – И помахал кухонным ножом перед лицом командира.

– Хорошо, Эберхардт. Молодец, что ты пришил его, – спокойным голосом сказал Эммерманн. – Раз уж ты убил его, то нож тебе больше ни к чему, правильно? Ну, дай мне его, будь хорошим парнем.

Пока молодой моряк соображал, что ему говорят, Эммерманн неторопливо приблизился к нему и взял у него нож.

– А теперь иди, парень.

Командир взял его за плечи, развернул и твёрдо подтолкнул к старпому и старшине, стоявшим до этого у него за спиной. Потом парня подхватили его друзья и увели обратно в первый отсек.

Только после этого Эммерманн выяснил, что же произошло.

Эберхардт действительно напал с ножом на другого человека и попытался убить его. В бредовом состоянии он бросился и на механика и ударил его ножом. Нож попал в руку, и, прежде чем другие бросились к Эберхардту, тот нырнул через переборку во второй отсек.

К вечеру старшина доложил Эммерманну, что Эберхардту лучше и что он теперь в здравом уме.

– Надеюсь, вы не сказали ему, что он натворил?

– Да нет, сказали, господин командир. Какая разница? Он всё равно ни слову не верит.

– Жаль. Не надо было говорить. Конечно, он ничего не помнит, он был в бредовом состоянии.

И Эммерманн пошёл навестить больного.

– Ну что, бандит?

– Господин командир, я не хотел… я ничего не делал… я ничего не помню…

– Ладно, Эберхардт, всё нормально. Никто тебя ни в чём не обвиняет. Даже механик – и тот зуба не держит. Главное – скорее поправиться. Так что забудь об этом. Механик только хотел тебе помочь, а тебе стало что‑то мерещиться. А меня ты тогда узнал, да? Ладно, поспи как следует и забудь обо всём.

С этого момента Эммерманн выставил охрану возле больного.

Даже отчасти повезло, что с ними была команда Хельтринга. Часть команды заболела дизентерией, но остальные помогали нести вахты.

Эпидемия закончилась так же внезапно, как и началась. Близ островов Зелёного Мыса Эммерманн был вынужден нырнуть, увидев высоко летящий самолёт. Поскольку под водой делать было нечего, сели играть в карты. Внезапно всех встревожил отдалённый подводный взрыв. Все сразу подумали об одном и том же: Маус!

Эммерманн взглянул на встревоженное лицо механика с лодки Хельтринга – лейтенанта Юргенса, сидевшего напротив. Его командир и половина команды находились на лодке Мауса. Юргенс опустил карты на стол, несколько карт упало со стола. Юргенс нагнулся, чтобы поднять их и задержался в таком положении. Его поняли.

На следующий день от Мауса сигналов не поступало.

Позже они узнали, что бoльшая часть людей, находившихся на лодке Мауса, были спасены. Хельтринга, который был ранен, не удалось убедить покинуть лодку, и он ушёл с ней.

Два дня спустя Эммерманн встретился с лодкой Куппиша, от которого он должен был получить кое‑какой провиант, прежде всего воду. У Куппиша была одна из новых больших лодок – серии IXd2. Сам Куппиш был из группировки «Муссон», воевавшей вместе с японцами. Он принадлежал к числу самых успешных командиров начального периода войны, но затем получил назначение на берег и очень долго не был в море. В результате он даже самую реальную угрозу с воздуха воспринимал слишком легкомысленно.

Когда ранним утром он встретился с «U‑172», то был удивлён тем, что на мостике находится шесть наблюдателей, что у 20‑миллиметровок дежурят расчёты и что 105‑миллиметровое орудие заряжено и готово к немедленным действиям.

– Эммерманн! Ты ощетинился, как пират, старина.

– Мне так спокойнее.

Куппиш зсмеялся и махнул рукой.

– Я тут две недели и даже не слышал звука самолёта.

По мегафону Эммерманн рассказал ему об опыте последних двух дней.

– Поверь. тут от нас мало что зависит, – заключил он своё сообщение. – Тут в любом месте можно ждать самолёта.

– Хм, это звучит очень серьёзно, – сказал Куппиш задумчиво. Одно дело, если бы мне это сказал кто с базы. Но когда говоришь ты – это меняет дело. Преклоняюсь перед опытом.

И Куппиш приказал приготовить зенитки и отослал с палубы вниз всех, в ком здесь не было необходимости.

Работа по погрузке запасов шла своим ходом. Хоффманн, старпом Эммерманна, занимался продуктовой стороной дела. Через два часа «U‑172» получила всё необходимое.

Команда «U‑172» трижды прокричала приветствие Куппишу, ему пожелали везения на долгом пути, предстоявшем ему. Затем Эммерманн ушёл на полном ходу. Лодка Куппиша становилась всё меньше и меньше, превратилась в тёмное пятнышко и наконец исчезла.

Эммерманн после этого решил продолжить путь в подводном положении. Медленнее, конечно, зато безопаснее.

Прошло не больше двадцати минут, когда на лодке вновь услышали грохот взрывов. Эммерманн бросился к гидрофонам. Между взрывами он слышал шум винтов, но затем всё стихло.

– Ты что‑нибудь слышишь? – спросил он у оператора.

– Ничего, господин командир.

Это был действительно Куппиш, как потом узнал Эммерманн. Его застал врасплох самолёт с авианосца и потопил.

– Третья лодка, которую мы слышим, как она гибнет, – горько произнёс Эммерманн.

– Да. И семнадцатая, которая гибнет возле нас за этот поход, – добавил Хоффманн.

Эммерманн ничего не сказал. Он исчез в своём закутке, который величественно называли каютой.

Вблизи испанских берегов он на большой скорости спешил в ночи к базе. Это была редкая по красоте ночь. Слева, справа и впереди прыгали на волнах испанские рыболовные судёнышки, их огни светили ярким мирным светом, и Эммерманн без труда обходил их. Он без помпы вошёл в порт. Среди других на палубе стоял и раненый в грудь парень. Лишь пластырь напоминал о ране.

Позже Эммерманн имел беседу с главным врачом базы по поводу эпидемии дизентерии на лодке.

– Ваша команда оказалась слишком восприимчивой к болезни, Эммерманн. Нервное напряжение… Только то, что у ваших ребят такой боевой характер, такая скрытая вера, спасло вас от большего несчастья. Пять месяцев без перерыва в море на подводной лодке – это чересчур много. В сравнении с этим экспедиция на Эверест покажется лёгкой воскресной прогулкой.

 

ГЛАВА XXII

Д‑р Кауэр, профессор химии

 

 

Оперативная сводка:

Смерть кралась за подводными лодками во всех семи морях света. Теперь конвои охраняли авианосцы с тридцатью‑сорока самолётами на борту. Командирам подводных лодок, которые щадили свои корабли, свои жизни и жизни своих людей, приходилось держаться под водой. Но как кит должен подниматься на поверхность, чтобы набрать воздуха, так и подводные лодки должны были всплывать, чтобы подзарядить аккумуляторные батареи. Лодка, надо сказать, была отнюдь не беззащитна в надводном положении, но она была безусловно недостаточно вооружена. Германская военная промышленность, испытывавшая огромные трудности, работая под градом сыпавшихся на неё бомб, не имела возможности вооружить подводные лодки достаточными средствами обороны. А в небе появлялось всё больше и больше самолётов противника. И все больше лодок становились их жертвами.

В июне было потоплено 17 лодок, из них 11 – самолётами. В июле потери составили 37 лодок, из них 30 – в результате атак с воздуха.

В июле в Киле состоялось совещание, на котором присутствовали пятьдесят представителей кораблестроительной и военной промышленности. Среди присутствовавших находился и новый командующий подводным флотом адмирал фон Фридебург. Предметом обсуждения явились «подводные лодки Вальтера». В итоге на верфи «Ховальдт» поступил приказ сконструировать новые, меньшие по водоизмещению лодки Вальтера, получившие название «лодки Габлера», для боевых действий в прибрежных водах. Фирма предложила представить военно‑морскому командованию первую лодку нового типа в качестве рождественского подарка, а затем, если лодка покажется успешной, заложить сто таких лодок. Также будут немедленно начаты строительством 24 океанские «лодки Вальтера» серии XVIIb. Экспериментальная и учебная версия того же корабля – серии XVIIa – вообще никогда не вступала в строй. Но результаты, полученные при испытаниях первой экспериментальной лодки – «V‑80» – были оценены как настолько удовлетворительные, что решено было не тратить время на испытания лодок стандартного типа. В течение шести недель красовались на стапелях шпангоуты «лодок Габлера», но внезапно проект отменили – предположительно, в пользу какойто другой программы. То же самое случилось с лодками серии XVIIb.

«Другая» программа касалась строительства «электролодок».

Важно было прежде всего найти средства к усовершенствованию уже действующих лодок, если только их не собирались убирать из числа строевых. Ответ был найден в виде «шнорхеля»[37] – вентиляционной мачты, которая могла выдвигаться, когда лодка находилась в подводном положении, чтобы обеспечивать работу дизеля под водой и проветривать лодку. Шнорхель был даром небесным и для «лодок Вальтера», поскольку позволял бы им пройти весь путь до позиции в подводном положении, на электромоторах и дизелях, а турбины использовать только при атаке.

«Лодки Вальтера» имели возможность отрываться от большинства преследователей, а электрические лодки, которым Дениц отдавал предпочтение, с их максимальной подводной скоростью хода 19 узлов, уступали первым на несколько, но весьма важных узлов.

Первые несколько лодок старого типа весьма скоро оборудовали шнорхелями. Но однажды вся команды одной подводной лодки лишилась сознания, и только что не отравилась насмерть выхлопными газами – в это время все переборки в целях вентиляции лодки были отдраены…

 

* * *

 

Обычно духота в лодке была в пределах того, что может выдержать нормальный здоровый человек, но с появлением шнорхеля эта духота становилась опасной. И пошло гулять мнение, что длительное использование шнорхеля опасно для здоровья.

И вот в срочном порядке доктору Кауэру, специалисту по клинической климатологии, поручили проверить состояние воздуха внутри лодки во время её следования как в надводном, так и в подводном положении. Кауэру было велено держать результаты исследования в строгой тайне.

Однажды команды первых лодок, оборудованных шнорхелями, увидели человека в гражданском, сопровождаемого адмиралом Тидсеном. За ними шла целая бригада людей, тащивших загадочную аппаратуру. Все они ступили на борт «U‑237».

Многочисленные важные персоны, окружавшие доктора Кауэра, ничуть не смущали его. Он разговаривал с ними столь же непринуждённо, как разговаривал бы со своими родственниками или с обычными матросами. С другой стороны, он развил такую удивительную активность и показывал такую физическую готовность, какую в этих местах не привыкли видеть у гражданских лиц.

Как заправский подводник, он быстро вскарабкался на мостик и так же быстро исчез в люке. Адмирал и другие господа последовали за ним с меньшим проворством. Кауэр пожал руки командиру и механику и с ходу ошеломил их градом вопросов, прежде всего насчёт аппаратуры центрального поста, потом насчёт вентиляции на корабле и состоянии воздуха, а затем спросил их, что, по их разумению, можно сделать в этом вопросе.

А тем временем его странную технику спускали в лодку.

– А теперь можно я обращусь к команде?

– Пожалуйста! – с лёгким поклоном и лукавой улыбкой ответил командир. – Если я правильно расслышал вашу фамилию – доктор Зауэр?

Адмирал нахмурился, а команда засмеялась, и сам Кауэр затрясся от смеха.

– Если не можете запомнить мою фамилию, я согласен и на это, лучше не придумаешь.[38]

«U‑237» отошла от пирса, вышла в открытое море и погрузилась на перископную глубину. Море было спокойным, и эксперименты можно было проводить в спокойной обстановке.

И они начались. Подняли шнорхель, заработал дизель и втянул в себя воздух из отсека. Кауэр почувствовал сильную боль в ушах, надавило на глаза. Он покачнулся. Дизель задрожал, заглох, опять заработал.

Кауэр стоял в кормовой части тяжело гудевшего левого дизеля. Он видел, как серый дымок идёт из дизеля в лодку.

«Боже мой, – подумал он, – это же чистый формальдегид».

Но он не торопился давать сигнал, о котором договорились. Ему хотелось узнать, куда потечёт дым и газ и что произойдёт дальше. Рядом с ним потерял сознание человек, стоявший на вахте. Кауэр решил, что пора дать сигнал. Внезапно он почувствовал, как на щеках появилось онемение, потом, не успел он сделать два‑три вдоха, оно перешло на руки. Он сжал кулаки, руки непроизвольно согнулись. Он понял, что вот‑вот потеряет сознание. Он сжал губы и неверным шагом пошёл подальше от дизеля.

Очертания двух гремящих монстров закружились, колени стали подгибаться. Он вот‑вот должен был опуститься на палубу, когда чья‑то рука грубо оттащила его от дизелей. В прилегающем пространстве воздух был чуть полегче. Находившегося в полубессознательном состоянии профессора пошатывало. Он пошарил руками, за что бы ухватиться, попал на что‑то мокрое и горячее, отдёрнул руку, потом рука опустилась на что‑то мягкое, потом на какойто шершавый металл. После этого профессор потерял сознание.

Когда он стал приходить в себя и туманные очертания вокруг него стали приобретать форму, то в одной из фигур рядом с собой он узнал адмирала, озабоченно смотревшего на него.

Наконец адмирал прервал молчание.

– Так‑то, мой дорогой Кауэр, вы платите нам за то, что мы вас вытащили из дизельного отсека, – произнёс он с улыбкой.

Оказывается, когда Кауэр правой рукой шарил, за что бы ухватиться, то обжёгся о дизель и отдёрнул руку, она попала на лицо адмиралу, а шершавой металлической поверхностью были его погоны.

Вокруг раздался смех облегчения. Адмирал тоже оказался человеком.

Подошёл и командир – поинтересоваться, как себя чувствует профессор, – и протянул ему щедро наполненный стакан.

– Знаете, профессор Зауэр… – Он запнулся, краем глаза взглянул на адмирала. – Когда вы пришли на лодку, мы подумали: вот, ещё один кабинетный моряк пришёл – из тех, которые сидят в сухих, удобных, красивых кабинетах и ломают голову над тем, как надо командовать подводной лодкой. Но, слава Богу, все мы иногда делаем ошибки.

– Это верно. И это относится ко всем нам, – ответил Кауэр.

Затем он многословно извинился перед адмиралом за то, что так вышло, и удалился к своим приборам.

Трижды провёл Кауэр свои опыты. Когда лодка вернулась в Киль, было уже темно.

Работая днём и ночью, доктор Кауэр составил 1 413 химических формул, 1 321 комплекс физических расчётов.

Жене он сказал:

– Это великие люди. Для них я сделаю все.

Результаты его опытов имели огромную ценность для дальнейшего оснащения подводных лодок шнорхелями.

 

ГЛАВА XXIII