Совместное предприятие как панацея

 

Когда мой новый клиент упомянул в разговоре, что интересуется сигарами, я отвел его в бар гостиницы China Hotel, где они продавались.

Даррен пояснил, что он сам не был большим поклонником сигар, но коллеги в штаб‑квартире их компании в Сан‑Франциско настойчиво просили привезти им кубинские сигары, так как слышали, что здесь их можно было купить легально.

Популярность кубинских сигар в Соединенных Штатах, конечно, отчасти объяснялась запретом на их продажу, действовавшим в рамках эмбарго, объявленного «коммунистическому режиму» Фиделя Кастро.

Официантка отвела нас в специальное помещение, где хранились сигары, и Даррен увидел ценники.

– Господи, – сказал он, – как же китайцы могут себе это позволить?

Увидев его реакцию, официантка попросила меня перевести ей слова Даррена.

– Сяньцзай чжунгожень юцянь, – сказала она, услышав мой перевод.

– У китайцев теперь есть деньги.

Из ее слов складывалось впечатление, что кто‑то повернул огромный выключатель. Только что страна была разорена, а на следующий день все уже курили сигары за 37 долларов.

Даррен выбрал две толстые сигары – «Partagas Seried № 4», и официантка положила их на деревянный поднос, обтянутый бархатом.

– А еще они оставляют щедрые чаевые, – добавила она.

В помещении бара нас посадили на полукруглый диван с высокой спинкой, прямо перед тремя филиппинскими исполнителями. Филиппины поставляли множество певцов, работавших в китайских гостиницах по краткосрочным контрактам. Кроме того, оттуда часто приезжали художники, работавшие дизайнерами на мебельных предприятиях. Несмотря на огромное население и низкую заработную плату, некоторых специалистов дешевле было приглашать из‑за границы.

Официантка обрезала и разожгла сигару, затем взмахнула ею высоко над головой и разогнала дым движениями непонятного импровизированного местного ритуала.

– Как сказать «спасибо» по‑китайски? – спросил Даррен. – Нет, не говори… Шэй‑шэй!

– Вроде того, – сказал я. Увидев, что я поморщился, он расхохотался и повторил свои слова вслед уходящей официантке.

Мы с Дарреном учились вместе в бизнес‑школе, и оба не привыкли курить сигары. Он объяснил, что его коллеги любили сигары, чем дороже – тем лучше, и другие экстравагантные развлечения: спортивные автомобили, яхты, экзотические путешествия.

Компания, где он работал, была частной строительной корпорацией с оборотом в миллиард долларов, расположенной на западном побережье Соединенных Штатов. Она строила элитные гостиницы и высотные бизнес‑центры, а недавно приобрела патенты на алюминиевую систему для строительства бетонных зданий.

Даррен объяснил, что это была сборная конструкция, вроде строительных лесов, в которую заливали бетон. Сама конструкция была модульной и очень легкой, и хотя с ее помощью можно было строить небоскребы, чтобы ее свернуть и развернуть, хватало двух человек.

Эта система была последним словом в строительной индустрии, что давало возможность компании Build Corp. продавать или сдавать ее в аренду другим крупным строительным компаниям.

Оборудование выпускали в Китае, и Даррен приехал обсудить ряд вопросов с производителем.

Один из вопросов касался манипуляций с качеством. Конструкция компании Build Corp. состояла из тщательно спроектированных компонентов. Инженеры, скрупулезно разрабатывавшие каждую деталь, были поражены, когда обнаружилось, что при изготовлении некоторых компонентов производитель решил использовать меньше металла.

Одна из ключевых частей системы, по проекту весившая 48 килограммов, приходила от производителя больше чем на 10 % легче. Руководство фабрики экономило таким образом на материале, но все сбережения оставляло себе, предоставив заказчику брать на себя риск, связанный с качеством изделия.

Уже произошел один случай обрушения, повлекший гибель человека, и была вероятность, что за ним последуют другие.

– Это совместное предприятие должно решить массу проблем, – сказал мне Даррен. – Чтобы запустить этот проект, мне понадобится твоя помощь.

На фабрике мы встретились с ее владельцем по имени Роберт. Даррен хотел сначала обсудить вопросы, касавшиеся качества продукции. Он ранее забраковал большую партию высокосортной фанеры, а фабрика понемногу использовала материал из этой партии наряду с новым, более качественным.

Была и еще одна тема, требовавшая внимания. Даррен попросил у руководства предприятия несколько образцов готовой продукции, но оно наотрез отказалось их предоставить. Он хотел отдать их на анализ в лабораторию в Китае, чтобы убедиться, что качество материала было приемлемым, но производитель боялся, что Даррен отправит образцы конкурентам.

– Наше производство работает только на экспорт, – сказала Нэнси, энергичная помощница Роберта.

Нэнси сообщила, что для нас единственным способом получить образцы было экспортировать их в Соединенные Штаты, а затем послать их обратно в Китай.

Это был только первый день нашего четырехдневного визита, а я уже устал. Даррен объяснил, что хочет сначала решить ряд конкретных вопросов, чтобы затем мы могли перейти к обсуждению проекта договора о совместном предприятии. По дороге на фабрику, в машине, он уже поделился своей надеждой, что совместное предприятие решит большинство проблем, возникавших у Build Corp. с поставщиком.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Понимаешь, сейчас, – ответил он, – фабрика пытается нас надуть. Когда мы станем партнерами в совместном предприятии, это будет значить, что они пытаются обмануть самих себя. Они этого делать не станут.

Была и еще одна причина, по которой компания Build Corp. спешила организовать совместное предприятие. Энтузиазм Роберта быстро улетучивался. Хотя объемы заказов Build Corp. постоянно росли, общий объем производства на фабрике рос еще быстрее.

Было время, когда почти все производственные мощности фабрики занимались выполнением заказов из Сан‑Франциско. Два года назад эти заказы составляли 75 % общего объема производства на предприятии; сейчас их вклад составлял меньше 45 %. Появились импортеры меньшего масштаба, согласные платить больше, чем Build Corp., что еще уменьшало влияние компании Build Corp. на доходность фабрики.

Компания Даррена собиралась вложить в предприятие Роберта два миллиона долларов, но оценить его рыночную стоимость оказалось не так просто. Оно росло такими темпами, что акционерная доля, которую Роберт был готов отдать компании Build Corp. в обмен на эти деньги, уменьшалась буквально каждую неделю.

– Я хочу тебе кое‑что показать, – сказал Даррен.

Он отвел меня на участок земли позади предприятия. Фабрика Роберта построила здесь несколько новых зданий. Пока Build Corp. обсуждала с ним возможность создания совместного предприятия, Роберт тихо расширял свое производство. К тому времени, как стороны начали обсуждать оценку рыночной стоимости предприятия, новые здания уже были готовы, и их следовало учитывать при расчетах.

– Видишь, что они сделали? – спросил Даррен, указав на новое строение. – Все здесь было построено на деньги, полученные от нас, а теперь это используют, чтобы уменьшить нашу долю.

Даррен хотел заключить договор с фабрикой, пока еще не поздно. Было ощущение, что возможность ускользает.

– Если нам не удастся убедить Роберта подписать договор сейчас, мы крупно попадем, я тебя уверяю.

Он был в безвыходном положении, но все равно старался добиться условий, которые считал обязательными для Build Corp., таких как гарантии относительно модели управления совместным предприятием.

Роберт уже несколько месяцев тянул время, хотя и говорил, что заинтересован в заключении сделки. Трудность была в том, что часть требований Даррена в отношении совместного предприятия его не устраивала. Роберт отказывался предоставить финансовую документацию предприятия для стандартной проверки перед заключением договора. А когда совместное предприятие будет создано, он не хотел давать партнерам никакого контроля над ним.

Другими словами, компания Build Corp. могла вложить свои деньги, но ничего кроме бумажки, утверждающей, что она владеет долей предприятия, она не получала. С партнерами не будут делиться никакой информацией, и Build Corp. не будет иметь права голоса в управлении предприятием. Ей придется все принимать на веру.

Я встречал владельцев фабрик вроде Роберта и раньше. Они понимали только ту часть сделки, по которой иностранцы хотели дать им деньги, и считали подобные вливания капитала формой поощрения. Это их понимание было недалеко от действительности, так как большинство иностранных инвесторов не могло аргументированно объяснить свою завышенную оценку предприятий. Иностранные компании интересовались только общей суммой вложения, которую считали платой за возможность поучаствовать в игре, невероятно их привлекавшей.

Я спросил у Даррена, как его компания собирается оценивать эффективность своих инвестиций в совместное предприятие, если Роберт отказывается предоставить ей какую‑либо финансовую информацию. А что они будут делать, если совместное предприятие окажется непродуктивным, на каких условиях они смогут расторгнуть договор?

– Все под контролем, – беззаботно ответил он.

За этим последовали новые плохие известия.

Фабрика, чей годовой доход превышал восемь миллионов долларов, не платила налогов и использовала для финансовых операций банковские счета родственников Роберта. Выгодные связи позволяли ему избегать уплаты налогов и пошлин, что давало существенные преимущества в конкурентной борьбе.

Иностранным предприятиям везло в этом отношении гораздо меньше, и совместное предприятие наверняка привлечет гораздо более пристальное внимание чиновников. Роберт это понимал и сознательно затягивал процесс создания совместного предприятия.

– СП придется платить налоги, – сказал я.

– Я знаю, – ответил Даррен иронически. – Это будет ужасно.

– Я хочу сказать, стоимость производства для вас вырастет, – закончил я свою мысль.

– Ничего подобного, – твердо ответил он.

Даррен объяснил мне причину своей уверенности. Компания Build Corp. собиралась вложить два миллиона долларов в предприятие Роберта, а затем выписать на десять миллионов новых заказов, которые были у них наготове. В обмен на инвестиции и гарантию крупного нового заказа фабрика должна была предоставить компании Даррена 9‑процентную скидку на все последующие заказы.

– Акционерная доля – это так, для виду, – сказал Даррен и, чрезвычайно довольный собой, добавил, – это все есть в договоре, ты увидишь.

Оставшуюся часть дня Даррен играл роль жесткого переговорщика. Либо договор будет заключен на его условиях, либо Build Corp. начинает искать нового партнера. Даррен попросил меня составить список возможных поставщиков и принес его с собой. Он положил список названий на стол перед собой, и Роберт, вероятно, увидел несколько названий своих конкурентов, потому что глаза его расширились от удивления.

На следующий день Даррен разбудил меня рано утром.

– Плохие новости, – сообщил он. – Роберт написал нашим в Сан‑Франциско. Он повысил цены.

Фабрика собиралась повысить цены на 11 %. Другими словами, Build Corp. должна была выложить два миллиона долларов, и после этого стоимость производства на фабрике вырастет для нее на 2 %.

Потратив пару миллионов долларов, компания Build Corp. не сможет легко уйти к другому поставщику, так что, вероятнее всего, цены и дальше будут расти.

Когда я встретил Даррена через несколько минут, он уплетал яичницу в ресторане отеля.

– Вы собираетесь отменить сделку? – спросил я.

– Ни в коем случае, – ответил он с набитым ртом. – Наши в Сан‑Франциско сказали мне не возвращаться, пока я не подпишу договор.

Учитывая сложившуюся ситуацию, мысль о заключении договора казалась абсурдной, о чем я ему и сообщил. Даррен перестал жевать и направил вилку мою сторону.

– Послушай, – сказал он. – Они хотят, чтобы сделка состоялась. Я ничего с этим поделать не могу. Генеральный директор нашей компании только и говорит о том, что «Китай – это будущее», и есть куча людей в офисе, которые очень надеются на этот договор.

Даррен объяснил, что размер бонусов некоторых его коллег напрямую зависел от этого совместного предприятия. Им нужно было создавать впечатление, что они развивают компанию, и они хотели сделать что‑то, что в конце года в их послужном списке выглядело бы достижением. Это были руководители, которым никогда не придется иметь дело с фабрикой Роберта, они не собирались ехать в Китай. Я совершенно не мог понять этих людей, стремившихся казаться прогрессивными. Я признался Даррену, что ничего не понимаю.

– Так работают американские компании, – сказал он. – Ты не понимаешь, потому что проводишь все свое время здесь.

Отчасти он был прав, я действительно не понимал, потому что работал в Китае. Даже самые крупные китайские компании, известные мне, работали так же, как и маленькие. Они были более гибкими и наверняка мгновенно отказались бы от сделки, как только она начинала казаться проигрышной.

– Если всем так нужен этот договор, я не буду больше возражать.

А что еще оставалось сказать? Эта сделка плохо пахла, все об этом знали, но все равно настаивали на ее заключении.

– Вот теперь ты мыслишь правильно, – сказал Даррен. Он поднял свою сумку с компьютером и дал мне апельсин. – Нам нужно поехать обратно на фабрику и заставить Роберта подписать документы об учреждении совместного предприятия сегодня.

Даррен собирался отомстить Роберту за то, что тот связался с его коллегами напрямую, не поставив его в известность. Для него это было тем более обидно, что этот ход достиг ожидаемого результата. Роберт достаточно знал об офисных интригах в Соединенных Штатах, чтобы понимать, от кого в компании Build Corp. зависело принятие ключевых решений.

По дороге на фабрику я сделал несколько записей в своей записной книжке.

   Китайские компании не позволяют иностранцам сеять раздор в своих рядах, но при этом им без труда удается стравливать иностранцев друг с другом.       

На фабрике Роберт вел себя так, словно ничего не знал об электронных письмах, которые он послал, хотя они определенно возымели действие. Сотрудники компании в Сан‑Франциско активно обсуждали происходящее в Китае. Даже будучи здесь, Даррен чувствовал последствия офисных интриг.

Позже в тот же день Даррен сказал, что ему срочно нужно вернуться в Гуанчжоу, который был в четырех часах езды от фабрики. Он позвонил в свою авиакомпанию, чтобы подтвердить свой билет, и оказалось, что для него не осталось места в салоне бизнес‑класса.

Еще день или два на фабрике, казалось мне, и мы могли продвинуться в переговорах о совместном предприятии и качестве продукции. В итоге, Даррен перепоручил мне заботу об этом, а сам поехал разбираться со своим билетом. Он поворчал по поводу Роберта, пожаловался на своих коллег в Сан‑Франциско и заявил, что не собирается рассказывать всем в офисе о том, как ему пришлось лететь обратно эконом‑классом.

Компания Build Corp. продолжала покупать свою систему, выпущенную в Китае, у фабрики Роберта.

Даже после того как Build Corp. согласилась на все условия Роберта, он отказался создавать совместное предприятие. Тем временем интриги в Сан‑Франциско переросли в нечто большее. В компании произошел своего рода переворот, в результате которого одного из основателей выкинули из компании, которую он создал.

Даррен сообщил, что для него все закончилось хорошо, в результате сокращения он получил отличное выходное пособие, но после его ухода прибыль, связанная с алюминиевой системой, упала до нуля. Это подразделение превратилось из одного из самых прибыльных в самое малоэффективное.

В итоге, компанию Build Corp. продали крупному японскому концерну, и вся головная боль, касавшаяся китайского производства, досталась ему.

 

Глава 14

ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

 

Невозможно понять, какой сильный отпечаток наложило на вас некоторое место, пока вы оттуда не уехали. Наступило лето, и мне пришлось лететь в Соединенные Штаты. Этого требовали мои дела, но я решил воспользоваться появившейся возможностью, чтобы повидать родных и друзей. В Аризоне, по дороге к моему другу Майклу, я остановился на перекрестке и, глядя на светофор над дорогой, подумал: «В Гуандуне есть фабрика, где делают такие штуки». Я уехал из Китая, но он не отпускал меня.

У Майкла и его жены было четыре собаки, стаей носившихся по их ранчо. Когда я вошел, они стали радостно прыгать на меня. Увидев причудливый ошейник на шее одной из собак, я вспомнил о преуспевавшем владельце фабрики в Гуанчжоу, выпускавшем на экспорт одежду для домашних животных.

С Майклом мы подружились еще в старших классах, лет 25 назад. В его гостиной, где мы сидели, все теперь выглядело для меня иначе. Мой друг был по‑прежнему моим другом, но его дом стал для меня скорее выставкой товаров, сделанных в Китае. Часы на стене были похожи на те, что выпускали в Китае, керамическая ваза на столе рядом с диваном тоже, скорее всего, была оттуда. Кто знал, какая часть вещей в его доме приехала из Китая? Большинство? Они недавно приобрели развлекательный центр. Увидев его, я стал прикидывать, сколько таких поместится в двенадцатиметровый контейнер.

Раньше, во время моих нечастых визитов, мы редко обсуждали мою жизнь в Китае, но в этот раз у Майкла проснулся интерес к этой теме. Экономика США чувствовала себя неважно, а китайская продолжала расти бурными темпами. Он совершенно не представлял себе жизнь на Востоке и признался, что хотел бы узнать о ней больше. Жена его, впрочем, относилась к Китаю без особого энтузиазма.

– В последнее время нам все время показывают Китай в новостях, – сказала она так, словно предпочла бы видеть по телевизору что‑нибудь другое. Китай был слишком далеко, и то обстоятельство, что я там жил, не вызывало у нее особого расположения ко мне.

Мы сменили тему разговора и стали обсуждать ремонт, который они планировали, и последние новости, касавшиеся наших общих знакомых.

Когда Майкл вышел на кухню, чтобы наполнить стаканы, его жена Элизабет, по‑видимому, сочла необходимым поговорить со мной о Китае. Она всегда утверждала, что не понимает, почему я решил там обосноваться. Теперь она решилась задать мне вопрос.

– Они   действительно едят собак?

– Я не ел, – ответил я.

– Да, ты не ел, но   они‑то едят.

Ее реплика ясно давала понять, что она не намерена дальше обсуждать эту тему.

В том, что американцы не понимали событий, происходивших в Китае, и не любили их обсуждать, отчасти были виноваты средства массовой информации. С одной стороны, программы новостей говорили о Китае, как о капиталистической экономике, а с другой стороны, передачи на тех же каналах повторяли, что Китаем управляют стойкие приверженцы коммунистических идей.

Было слишком много противоречивых образов: экономика росла как на дрожжах, угрожая лидерству Америки на мировом рынке, и в то же время страну часто изображали бедной и вызывающей жалость. Китай был страной загадочной и полной экзотики, имевшей долгую историю и древнюю культуру, и в то же время некоторые картины больше напоминали свалку промышленных отходов. Американцы запутались, они не знали, что им представлять: панд и пагоды или экологическую катастрофу.

Китайское правительство было авторитарным и властным, и в то же время по телевизору утверждали, что китайцы – одна из самых довольных своей жизнью наций на Земле. Действительно ли Коммунистической партии удалось построить «гармоничное общество» или его граждане страдали от массового Стокгольмского синдрома? Не зная, что им думать, американцы, как и Элизабет, просто избегали обсуждения этих вопросов.

Майкла Китай интересовал больше, чем его жену. Его впечатляли и немного пугали темпы его экономического роста. Китай развивался так стремительно, что, по словам Майкла, он наверняка должен был «захватить весь мир».

– Китай здорово развивается, да? – спросил он.

– Да, неплохо, – ответил я.

Рост действительно был ощутимым, но, также как и китайцы, не любившие болтать об экономическом росте, я не видел причин уделять ему излишнее внимание. Успехи производственного сектора действительно впечатляли, но в Китае были и недостатки.

Было время, когда китайцы славились своими изобретениями, подарив миру порох, бумагу и магнитный компас. Но за последние несколько столетий искусство копирования пришло на смену озарениям изобретателей, причем копирования не только отдельных технологий, но и целых бизнес‑моделей. Этот новый подход, безусловно, позволил стране в последние годы существенно сократить отставание, но он не будет работать вечно. Никакая страна не может стать лидером, оставаясь в тени других, а амбиции Китая были велики. Он не только надеялся сократить свое отставание от остального мира, он хотел догнать и перегнать развитые страны, такие как Соединенные Штаты и Япония.

И это не считая всех остальных проблем, которые за один раз и не перечислишь. Этика в области деловых отношений серьезно хромала, и проблемы с качеством были только одним из проявлений. Майкл выслушал мои комментарии, но ему хотелось чего‑то более конкретного. Работа в производственном секторе наверняка позволяла мне понять, что происходит в китайской экономике на самом деле, и если я не разделял всеобщий оптимизм в отношении экономического роста, каково было мое личное мнение о происходящем?

Майкл был моим другом, ему не нужны были статистические сводки, он хотел узнать мое общее впечатление, мой личный вердикт. Он хотел понять мою позицию и надеялся на высказывание, которое мог бы запомнить и при случае использовать.

– Ты считаешь, что Китай ждет крах? – попытался он резюмировать за меня.

– Нет, я   этого не говорил.

Он продолжал настаивать, повторяя некоторые мысли, высказанные мною ранее. Он, как и многие другие, представлял себе только два варианта развития событий: либо китайская экономика воздушным шаром взмоет в небо, либо камнем пойдет ко дну. Мою критику Майкл воспринимал как свидетельство в поддержку второго сценария.

– Взлет и падение Китая, – сказал он, перефразировав популярное высказывание.

– Скорее взлет и торможение, – ответил я.

У меня были обширные планы на эту поездку в Соединенные Штаты, включавшие даже посещение торгово‑промышленной выставки. В частности я хотел встретиться с представителями нескольких компаний, интересовавшихся деловыми возможностями в Китае.

Мой маршрут проходил через городок Ватербери в штате Коннектикут, где я должен был побывать на фабрике по производству металлических изделий. Я прибыл на место чуть раньше назначенного времени, и мне предложили подождать в небольшой комнате для переговоров.

Мое внимание привлекла фотография, висевшая на стене. Это был старый черно‑белый снимок, сделанный в конце девятнадцатого века. Рабочие стояли перед зданием фабрики, выпускавшей пряжки. Все мужчины были одеты в костюмы, а на женщинах были легкие светлые платья. Я заметил, что все были в шляпах, и для полноты картины в кадр поместили даже фабричную лошадь.

В то время фабрика была одним из передовых предприятий Новой Англии, но полтора века спустя, после нескольких корпоративных слияний, она стала дочерним предприятием акционерной компании открытого типа, и ее руководство изо всех сил старалось придумать способ противостоять конкуренции китайских производителей, выпускавших такие же изделия дешевле. Они решили, на мой взгляд, вполне разумно, попробовать использовать ту же самую дешевую рабочую силу.

Далеко не все компании, которые я посещал, становились моими клиентами, и, отправляясь в подобные поездки за свой счет, я всегда старался это учитывать. Этой компании просто был нужен мой совет. Больше всего они хотели знать, какого сорта проблемы их ждут в Китае. Говорил в основном я, а они только слушали и делали пометки.

По дороге из города я проехал несколько предприятий, и одно из них выглядело точь‑в‑точь как фабрика по производству пряжек, на которой я только что побывал. С дороги я не смог понять, что она производит, и я подумал: «Что если я просто заеду к ним, как сделал однажды в Китае?»

У меня было немного времени в запасе, и я, зная что, вероятно, никогда не попаду сюда снова, свернул на небольшую проселочную дорогу и остановился на парковке перед фабрикой.

– Извините, Вы к кому? – спросила меня секретарша на входе.

Узнав, что я только что был на фабрике неподалеку, она подозрительно осмотрела меня и потребовала дальнейших разъяснений.

– Я работаю в Китае, – сказал я. Услышав слово «Китай», секретарша расправила плечи и стала похожа на вышибалу из ночного клуба.

Она заявила, что без предварительной договоренности мне ни с кем встретиться не удастся. Секретарша не грубила мне, но говорила резко, и мне стало стыдно. «О чем я думал, когда решил просто так заявиться сюда. Я что, вообразил, что здесь Фошань?»

Извинившись за вторжение, я приготовился ретироваться. Вероятно почувствовав, что повела себя излишне строго, секретарша смягчилась и, когда я уже собирался уходить, наклонилась ко мне, словно для того, чтобы поделиться секретом.

– Знаете, – сказала она мягко. – Китайцы – наши конкуренты.

Только выезжая со стоянки в своей арендованной машине, я осознал, что так и не выяснил, что же производили на этом предприятии. Я подумал: «Какой нелепый аргумент: китайцы – наши конкуренты». Если у этой компании по вине китайцев настали трудные времена, тем больше у них причин обсудить возможности, связанные с производством в Китае. У фабрики по производству пряжек тоже были конкуренты в Китае, но они решили попробовать использовать их же ресурсы в своих интересах.   Кому удавалось победить конкурентов, убегая от них?

В общем, возможность для плодотворного сотрудничества была упущена, и точка. По дороге в Нью‑Йорк я размышлял о древних греках и их обычае никогда не прогонять путешественников. Если у вас на пороге оказался незнакомец, его следовало пригласить в дом, накормить, предложить ночлег. И ни при каких обстоятельствах хозяин не позволил бы гостю уйти без даров. У этого обычая наряду с другими объяснениями есть и вполне прагматическое. Путешественники часто приносили сведения издалека. Этот обычай позволял грекам узнавать последние новости.

Сколько раз я оказывался на фабрике в Китае, где меня принимали не как незнакомца, а как дорогого гостя? Производители, не знавшие меня и не ждавшие моего визита, радушно принимали меня и не отпускали без подарков (в этой ситуации они практически силой заставляли меня взять с собой образцы их продукции). И хотя иногда складывалось впечатление, что они меня используют, открытость и мудрость этих людей заслуживали уважения.

Может быть, мой взгляд на вещи изменился за годы, проведенные в Китае, но мне казалось, что китайские компании активнее искали контакт с внешним миром. В Соединенных Штатах все чаще предпочитали игнорировать соперника, хотя, возможно, полезнее было бы воспринимать угрозу конкуренции как долгожданный вызов. Китайский экономический рост почему‑то заставлял американские компании терять уверенность в своих силах.

 

* * *

 

Потратив целый день на совещания с Берни и его партнерами в офисе компании Johnson Carter на Манхеттене, недалеко от Бродвея, я решил два последних дня поездки провести в Филадельфии. Мне хотелось повидать старых друзей и взглянуть на город, который я успел хорошо узнать, пока учился в бизнес‑школе.

Лучше всего сюда было приезжать летом, и туристы со всей страны наводняли улицы города. Прогуливаясь возле Индепенденс‑холла, я заметил несколько новшеств. Неподалеку шло строительство нового здания для Колокола свободы и просторного центра для посетителей. На углу одной из близлежащих улиц сидела одинокая демонстрантка.

В этой части города я видел протестующих впервые, но еще необычнее был тот факт, что из ее микрофона разносились звуки объявлений на китайском языке. Подойдя ближе, я понял, что женщина представляла «Фалуньгун», китайское религиозное течение, которое правительство считало культом и потому объявило вне закона.

На противоположной стороне площади я увидел двух мужчин, тоже китайцев, чьи поддельные солнцезащитные очки Ray‑Ban и брюки в полоску выдавали в них жителей Северного Китая. Я подошел поближе и, услышав, что они разговаривают на знакомом мне иностранном языке, сказал им: «Ни хао», как сделал бы в Китае. Они очень обрадовались возможности поговорить со мной, так как ни один не говорил по‑английски, а я обрадовался еще больше, поскольку для меня это была первая возможность поговорить по‑китайски за последние две недели.

Китайцы были людьми разговорчивыми, и я с удовольствием снова вошел в роль   лаовай – иностранца, живущего в Китае.

Они напомнили мне о Китае. Я скучал не только по стране, но и по своей работе. Моя роль посредника в экспортном производстве была полна трудностей и разочарований, но все равно она мне нравилась. «Найдите стену, о которую сможете биться головой, – сказал один известный художник, – и если в итоге вам удастся оставить на ней только маленькую трещинку, по крайней мере, вы сможете сказать, что это – ваша стена». Не знаю, каково было мое влияние на производство в Китае, но я уже привык к определенному внутреннему ощущению.

На вопрос об их впечатлениях от Америки двое встреченных мной китайцев пожаловались на качество китайской еды в Соединенных Штатах, которая казалась им практически несъедобной. Такие жалобы от китайцев были обычным делом.

– А как вам чизстейк? – спросил я, ведь мы были в Филадельфии.   [17]

Они сказали, что, как бы ни были плохи китайские рестораны, они предпочитают знакомую еду. Правда, они попросили порекомендовать достопримечательности, которые стоит посмотреть.

Я посоветовал им посетить могилу Бенджамина Франклина и объяснил почему: у американских туристов был обычай оставлять там монетки. Невероятно бережливые и испытывающие стойкое отвращение к любого рода расточительству, китайцы не могли понять, что может заставить людей бросать деньги на чью‑то могилу.

Один из них спросил, не были ли эти деньги ненастоящими, как бумажные купюры, которые принято сжигать, как подношение Будде. Я заверил их, что деньги были самыми настоящими.

– Зачем же они это делают?

Я попытался объяснить им абсурдность ситуации: туристы со всей страны выгребали мелочь из своих карманов для человека, учившего сограждан (по‑видимому, совершенно безуспешно) бережливости, утверждая, что «сэкономленный пенни – это заработанный пенни».

Мои знакомые отправились на запад, а я пошел на юг и по дороге зашел в небольшую пиццерию в районе Южной Филадельфии. На стенах висели плакаты, предупреждавшие посетителей, что им не стоит просить пластиковые столовые приборы, пармезан, разрешения воспользоваться туалетом или стакан бесплатной воды. Среди всех этих предостережений висел плакат, выражавший общий подход заведения к обслуживанию клиентов: «Нет! Нельзя! Нельзя!»

Большинство китайских посетителей не оценило бы этих надписей, как и усыпанной монетами могилы Бена Франклина. Мне же эти плакаты в пиццерии показались одновременно смешными и грустными.

Мое внимание привлекла одна из татуировок на теле кассира, обслуживавшего меня. Это был темно‑синий китайский иероглиф, покрывавший половину левой стороны его шеи. Я узнал этот иероглиф – цзяо, он мог означать «образование» или глагол «учить».

Я спросил у него, не был ли он учителем, и показал на свою шею, чтобы объяснить, что я имел в виду.

– Не‑е, – ответил он, – это ошибка. Я сказал ему, что хочу иероглиф «надежда».

Кроме экономических проблем, Филадельфия уже давно безуспешно боролась с захлестнувшей ее волной преступности, и чего этому городу действительно не хватало, так это надежды.

В разделе криминальной хроники, посвященном тяжким преступлениям, газеты сообщали о четырехстах убийствах в прошлом году, в основном совершенных из пистолетов. Размах преступности в Китае был существенно меньше, и я, будучи иностранцем, чувствовал себя вдвойне защищенным.

В самом конце моей поездки в Филадельфию в витрине одного из магазинов я увидел футболку. Она имитировала форму бейсболиста, а надпись на ней была такой: «Killadelphia».   [18]В Китае я никогда не видел ничего подобного. Тяжкие преступления были не так распространены в Китае, и уж конечно китайцы еще не дошли до того, чтобы зарабатывать деньги на шутках об этом.

После двух недель в Соединенных Штатах мне не терпелось попасть обратно в Китай. На посадке в самолет в аэропорту Кеннеди я заметил, что большинство пассажиров, летевших со мной, – азиаты, и сразу почувствовал себя ближе к пункту назначения.

Пассажир, сидевший в соседнем кресле, очень обрадовался, что я говорю по‑китайски, и спросил:

– Куда вы едете?

– Во яо хуэйго, – ответил я шутливым тоном.

Лицо моего собеседника искривилось, и он заявил, что мне не следует использовать это выражение.

Он возражал против моего использования слова «хуэйго» – глагола, состоявшего из двух иероглифов: «хуэй», означавшего «возвращаться», и «го» – «страна». Вместе эти два иероглифа означали возвращение на родину. Я, таким образом, назвал Китай своим домом.

– Эта фраза вам не подходит, – сказал он уверенно. – Вы – иностранец, вам следует говорить, что вы   едете в Китай.

Он пытался говорить вежливо, но его слова все равно прозвучали как пощечина.

– Но я живу в Китае, – сказал я, пытаясь доказать ему, что я не просто путешественник. – Я   живу в Гуанчжоу.

Я думал, что название города придаст моим словам больше убедительности. Чтобы подкрепить их, я достал из кармана брелок с ключами: все мои ключи были от дверей в Южном Китае. С Соединенными Штатами меня практически ничто не связывало. И если я не жил в Америке, то где же тогда я был все эти годы?

Мой сосед зажмурился, притворившись, что обдумывает мои слова, но остался непреклонен.

– Может быть оно и так, но… – произнес он, и фраза повисла в воздухе. Возможно, мой собеседник был излишне резок, но его позиция была мне хорошо знакома. Многие в Китае относились к иностранным гостям так же прохладно, и наш диалог напомнил мне о том, что хотя у меня больше не было дома в Соединенных Штатах, Китай не подпускал меня слишком близко.

В Китае есть древняя притча «Ханьдань сюэбу». Это история о человеке, узнавшем, что в отдаленной провинции люди придумали новую манеру ходьбы. Он решил во что бы то ни стало отправиться туда и освоить эту походку, казавшуюся ему гораздо более изящной, чем походка его предков.

Он провел там долгое время и истратил все деньги, но так и не смог полностью освоить этот новый способ ходьбы, более того, за это время он успел разучиться ходить как раньше. Притча гласит, что в наказание за свою глупость ему пришлось ползти всю дорогу домой.

Такова была история многих экспатриантов, проживших долгое время в Китае, Старых Знатоков Китая, как их когда‑то называли. Они не смогли полностью прижиться на своей новой родине, но при этом уже не чувствовали себя дома там, откуда приехали.

Мой сосед молча смотрел в одну точку на спинке впереди стоящего кресла, его губы были плотно сжаты. Мне пришли в голову новые аргументы, я хотел продолжить наш разговор, но в этом не было необходимости, для него наша дискуссия была закончена. Мое возвращение в Китай было одновременно и сладким, и горьким. Пока я возился со своим привязным ремнем, мой сосед водрузил свой локоть на подлокотник между нами, где он и оставался все 12 часов нашего полета. Сидя всю дорогу с руками, плотно прижатыми к туловищу, я задавался вопросом: «Сколько мне нужно прожить в Китае, чтобы мне позволили называть его своим домом?»

 

Глава 15