Арфа как средство продвижения

 

Почтенный ювелир Сегалович приехал в Петербург из белорусского местечка и стал первогильдийным купцом в маленьком дворцовом городке Стрельна. Рядом, в Петергофе, находилась императорская резиденция. Каждое лето поблизости, в Красном Селе, происходили маневры гвардейского корпуса. У купца росли две хорошенькие дочери, на которых заглядывались молодые поручики и корнеты. Особенно бойкой считалась старшая – Хая. Она родилась в 1869‑м, на год раньше Владимира Ленина. Рассчитывать на брак с гвардейским офицером купцы Сегаловичи не могли, гвардейцы женились только на дворянках хорошего рода. Почтенный отец семейства пребывал в постоянном волнении, как бы легкомысленная дочь не «принесла в подоле».

 

Газеты окрестили преступницу «петербургской Эмбер», по имени знаменитой французской мошенницы и немецкой шпионки

 

Сегаловичи – евреи. По законам Российской империи, иудеи могли жить в черте оседлости: на территории нынешних Белоруссии, Украины и Литвы. Но коммерческий талант Зельда Сегаловича позволил сколотить ему капитал и стать купцом первой гильдии, а первогильдийным купцам разрешалось жить даже в столице. Еврейский мир замкнут, иудейка может выйти замуж только за иудея. А Хая Зельдовна Сегалович мечтала вырваться из купеческой лавки, жаждала жить в Петербурге, вести светскую жизнь, с детства она наблюдала за веселыми гвардейцами и их подругами.

Рядом с домом Сегаловичей ежегодно снимал на лето дачу профессор Петербургской консерватории, крупнейший в Европе арфист, обрусевший немец Альберт Цабель.

Ему 60 лет, он – вдовец. Хая брала у него уроки игры на арфе. Когда профессор Цабель неожиданно сделал ей предложение, она, ни минуты не раздумывая, ответила согласием. Лучше жить в столице, быть лютеранкой, как муж, не подвергаться никаким ограничениям и стать частью праздной, беспечной и нарядной столичной публики. Ее не смущало, что жених на 40 лет старше, что ей придется порвать с верой предков.

Сегаловичи были «на седьмом небе» от предложения Цабеля. Профессор консерватории, солист оркестра…

Никаких чувств к жениху Хая Сегалович, ставшая после крещения Ольгой Григорьевной Цабель, не испытывала, – это был классический брак по расчету. С того времени она никогда не выходила замуж по любви.

Ольга вертела арфистом, как хотела. Она вселилась в его роскошную профессорскую квартиру и тут же распушила хвост.

При императорском дворе существовали арапы, чернокожие лакеи. Однажды на прогулке по Стрельне Ольга встретила африканца с тюком. Это был проворовавшийся арап, изгнанный великим князем Константином Константиновичем за пьянство и амуры с горничными. Они познакомились. Вскоре Рауль, так звали арапа, устроился танцором в Петербурге, и когда Ольга стала госпожой Цабель и перебралась в столицу, они возобновили знакомство.

Ольга редко удостаивала супруга своим вниманием. У нее было множество ухажеров. Но скандал разразился только тогда, когда неожиданно рано вернувшийся с концерта муж обнаружил Ольгу в супружеской постели с чернокожим чечеточником.

Альберт Генрихович потребовал развод. Ольга об этом и мечтала, только игра должна была происходить по ее правилам. Ей было выгодно предстать в глазах общества не хищницей, а жертвой. По всему городу она распространяла слухи, что старый сладострастник Цабель имеет множество любовниц – студенток консерватории, и ей с этим мириться невозможно. Ее жалели. Она была прирожденная актриса и могла с равным успехом имитировать как пылкие страсти, так и скромную набожность, о таких говорят: «Она лгала, как пела».

Петербург – город строгий. Если в измене обвинят мужа, Ольга сможет продолжать светскую жизнь, если же выяснится ее неверность, – путь в общество будет закрыт. Надо было хлопотать об устраивающих ее условиях развода.

 

Профессор Петербургской консерватории Альберт Цабель

 

Ольга прожила с Цабелем пять лет. Пообвыклась в Петербурге и приобрела множество связей во всех слоях общества, она знала, к кому обратиться. Ольга заручилась рекомендательными письмами и пошла на прием к всемогущему Константину Победоносцеву, обер‑прокурору Синода. Все дела о разводах решались в Синоде, ее будущая жизнь находилась в руках обер‑прокурора. Константин Победоносцев был известным юдофобом, но случилось невероятное: 75‑летний сановник страстно влюбился в Ольгу Цабель.

Цабелю объяснили, что если он хочет остаться профессором консерватории, то лучше пойти на уступки. Пока шел бракоразводный процесс, Ольга поселилась отдельно.

 

Королева «доминиканцев»

 

На 11‑й линии Васильевского острова до сих пор высится роскошный барский особняк (дом № 18). В этом доме и жила Ольга Григорьевна Цабель.

Особенно нарядно и богато выглядел особняк в 1902 году. На зеркальных цельных окнах не было никогда ни песчинки. Бронзовые ручки блестели, как золото, лестницу покрывали персидские ковры. Сквозь окна любопытный прохожий мог видеть дорогие занавесы, тропические растения.

Весело и привольно жили обитатели этого дома. Каждый вечер у подъезда останавливались богатые ландо, кареты, зимой часто подъезжали тройки. И посетители, по большей части, были все люди знатные, виднелись генеральские эполеты, придворные мундиры. Здесь случалось бывать и Константину Победоносцеву, и петербургскому градоначальнику, мздоимцу и селадону Николаю фон Клейгельсу, и его предшественнику Виктору фон Валю.

Для «соломенной вдовы» Ольга Цабель жила очень даже неплохо. Можно было только гадать, откуда такое благополучие. Ее муж, конечно, был прочно устроенный человек, но не богач.

У Ольги Григорьевны собиралось самое пестрое общество – почтенные сановники, молодые актрисы частных и императорских театров, гвардейские офицеры, промышленники. Салон Ольги Цабель стал негласным деловым центром Петербурга. Ольга Григорьевна одевалась всегда в самое модное и дорогое. У нее был свой французский парикмахер, ее шляпы славились размером и экстравагантностью. У титулованной знати она слыла дамой с дурным вкусом, как тогда говорили, «мовешкой». Но биржевым маклерам, столоначальникам и провинциальным купцам она казалась шикарной.

А по утрам в особняк на Васильевском приходили люди совершенно иного сорта, бедно одетые, скромные. Нерешительно поднимались они по роскошной лестнице и робко докладывали о себе чернокожему лакею. Чудаки! Они тогда не знали еще, что являются фактическими собственниками и этого особняка, и его роскошной обстановки, что на их кровные трудовые деньги пируют по вечерам гости этого дома.

Напротив Казанского собора на Невском проспекте находился ресторан «Доминик». Скорей даже не ресторан, а закусочная. Публика там была не то чтобы высокого пошиба. Завсегдатаев называли «доминиканцами». Все знали, что они, в общем, жулики, Бог весть чем промышляющие. Какие‑то дела обстряпывающие. И Ольга стала их королевой.

Столица манила предпринимателей со всей России. Многие мечтали получить казенный подряд. Известно было: главное – попасть к чиновнику, распределяющему подряды, и заинтересовать его материально. Прийти в министерство с улицы было невозможно, нужен был посредник. Недорогой ресторан «Доминик», в самом центре столицы, стал неформальным клубом тех, кто сводил вместе коммерсантов и чиновников. Сама Ольга в «Доминике» не появлялась, но там всегда дежурил ее человек. Найти его было несложно, это бывший танцор – управляющий делами Ольги Григорьевны.

Среди «доминиканцев» знали: самые выгодные подряды можно достать через госпожу Цабель, которая пользуется особым расположением самого Константина Победоносцева. О ее высоких связях, возможности устроить на службу, в «Доминике» ходили легенды. Говорили: она любовница то ли градоначальника, то ли обер‑прокурора Святейшего синода. Чиновники не отваживались отказать приятельнице обер‑прокурора ни в одной просьбе и не смели требовать за это ничего взамен. Коммерсанты платили прямо Ольге Цабель, ставки ее были высоки. За короткий срок Ольга сказочно обогатилась.

Но главным ее промыслом было не коммерческое посредничество, а обыкновенное мошенничество.

 

Несостоявшиеся управляющие

 

В старой России было так: поступал на работу – вносил залог. Если что‑то напортачишь, например испортишь вещь, то убыток покрывали из залога. Даже половой в трактире, прежде чем начать обслуживать посетителей, обязан был внести в буфет 5–10 рублей. Вдруг разобьет посуду, а платить будет нечем. То есть, если ты не можешь внести залог, то и на работу не поступишь. И для многих людей это было большой проблемой. Ну а уж если соискатель планировал распоряжаться действительно дорогим имуществом, и залог должен был вноситься соответствующий. Когда человек уходил со службы, залог возвращался.

Гавриил Романович Свешников – человек экономный, разумный, потомственный почетный гражданин. 17 сентября 1902 года он прочел газетное объявление: «Ищут дачного секретаря и управляющего делами и домами на жалование 150 рублей в месяц. Приходить только людям знающим, требуется залог до 8 тысяч рублей».

Отправившись по указанному адресу, он был встречен очень любезно самой Ольгой Григорьевной. Она показала ему свою квартиру, обратила его внимание на роскошную обстановку, а затем заявила, что ввиду большого количества дел решила нанять двух человек: управляющего и секретаря. Если же Свешников желает совместить обе должности, то должен увеличить залог с 8 до 25 тысяч рублей. После некоторого колебания Свешников согласился, и на другой день вручил Ольге Цабель деньги. Она запечатала их в конверт и на его глазах поместила в несгораемый шкаф.

Обязанности Свешникова должны были заключаться в управлении домами Цабель и ведении ее личных дел, которые она рисовала грандиозными. И золотые прииски были у нее в Сибири, и лежали деньги в разных акционерных предприятиях, и кредитором она являлась многих лиц по весьма крупным суммам. Словом, как говорила она, у Свешникова при заведовании ее делами всегда будет лежать в письменном столе минимум 20 тысяч рублей.

Но время шло, а никаких дел Свешникову она не передавала, оттягивая встречи с ним под разными предлогами, и наконец заявила, что уезжает за границу, и тот должен съездить в Москву за получением 120 тысяч рублей по закладной. А ввиду этого, госпожа Цабель потребовала, чтобы Свешников увеличил свой залог еще хотя бы на 25 тысяч. И не смевший подозревать в мошенничестве богатую даму, у которой бывали сильные мира сего, Свешников отдал ей последние деньги – еще 20 тысяч рублей.

Никакой закладной в Москве не было, Цабель находилась за границей и вскоре прислала ему телеграмму с просьбой выслать еще 2 тысячи рублей. Этого Свешников при всей своей доверчивости сделать не мог, так как не имел ни гроша. Когда, по возвращении нанимательницы из‑за границы, поняв, что он обманут, Свешников обратился в суд, Ольга стала уплачивать ему время от времени небольшие суммы. Ее операции были в это время в самом разгаре, и она боялась огласки.

В это же время она приняла к себе на службу в качестве управляющего домом № 13 по Воскресенскому проспекту надворного советника Семена Зелинского, у которого взяла залог в 9 тысяч рублей. Убедившись, что в этом доме управлять нечем (он был заложен и перезаложен), а квартирная плата с большинства жильцов взята за много времени вперед, Зелинский предъявил Цабель иск и, получив исполнительный лист, описал ее обстановку. По описи судебного пристава вещей набралось на 15 249 рублей. Ольге приходилось худо, но она и тут вывернулась.

Упрашивая Зелинского отсрочить продажу обстановки, она выдала ему срочный вексель от имени своей сестры Марии Григорьевны Амбургер, оказавшийся впоследствии подложным. А когда все сроки и этого векселя прошли, она передала Зелинскому квитанцию государственного банка в приеме от нее 100 тысяч рублей. Но напрасно обрадованный Зелинский пошел с судебным приставом в банк получать свои деньги; на счете Цабель оказалось только 100 рублей, а три других ноля были приписаны в квитанции ею самой. В довершение всего, описанное у Цабель имущество оказалось растраченным. Большинство вещей было или продано, или заложено.

 

Генеральша фон Штейн

 

21 сентября 1902 года Ольга Цабель вышла второй раз замуж за старшего делопроизводителя 6‑го класса Главного управления кораблестроения и снабжения флота Морского ведомства Георгия Федоровича Штейна, опрятного старичка. И хотя чин Георгия Федоровича соответствовал полковничьему, и муж был просто Штейн (без «фон»), Ольга Григорьевна стала называть себя генеральшей Ольгой фон Штейн.

Старичок старичку рознь. Это был старичок – очень хороший. Россия готовилась к войне с Японией, траты на судостроение многократно возросли.

Георгий Штейн распределял заказы на строительство крейсеров и береговых батарей. Ольга Григорьевна начала активно пользоваться именем своего влиятельного мужа. Директора верфей, управляющие судостроительными заводами приглашались все в тот же «Доминик». Чернокожий управляющий Ольги Григорьевны Рауль за 2 процента от суммы контракта обещал выигрыш в конкурсе на любой заказ Адмиралтейства. Но деньги вперед, – таковы условия. Морское ведомство в это время возглавлял любимый дядя Николая II генерал‑адмирал Алексей Александрович. Общеизвестно: личные траты его были непомерны. Он был холостяк, содержал знаменитую петербургскую красавицу актрису Балетта. Говорили, что ее бриллианты стоят столько же, сколько броненосец. При великом князе воровство в Морском ведомстве процветало, поэтому предложения фон Штейн не вызывали у подрядчиков ни малейшего сомнения.

После «Доминика», заплатив задаток, заинтересованные в сделке отправлялись к самой Ольге Григорьевне, они понимали – дело надежное. Великолепная обстановка особняка, а главное, обворожительная хозяйка, принимавшая их, как какая‑нибудь французская маркиза XVIII века, – все это внушало полное доверие.

Ольгу в какой‑то момент, что называется, понесло. Как лошадь. Она совсем перестала разбирать, где право, где лево. Неслась, не разбирая дороги. Все ей было мало. Особняк, экипаж, негр в прислугах, бриллианты, туалеты. Многие брали взятки. Но компенсировали их какими‑то услугами. А у Ольги все пошло в одном направлении. Брать она брала. Но делать уже ничего не успевала. И главное, она была ненасытна.