Глава 16 Жизнь Микио Накамуры во имя Японии, секса и бусидо

 

Прошло несколько дней, как улетела Митико. За это время Микио успел перейти грань, отделяющую здоровые чувства и запредельные. От безысходности он даже решил изучать Го. В их семейной библиотеке оказалось много литературы про эту забытую японцами игру. Библиотека была выдержана в строгом английском стиле, с книжными лестницами и округлым столом, обтянутым зелёной кожей. Микио в халате и белой повязке, изображающей диск восходящего солнца [67], начал с Ёро Рицу Рё [68]. Этим документом монахам запрещалось играть в азартные и другие игры. Го, однако, не запрещалось. В законе Го называлось ki. Ki считалось одним из четырёх видов гуманитарных наук, которыми должны владеть члены императорской семьи и аристократы. Таким образом, первое поколение игроков Го состояло из императора и придворных, а монахи составляли уже последующие поколения. Разъяснений о том, как Го попало на самый высокий уровень, Микио найти не смог. Эпизод из жизни императора Дайго [69], в котором тот играл со священником Кайрэном, встретился ему несколько раз. Неужели со священником больше нечего делать, как играть в Го? Суть истории состояла примерно в следующем.

Император предложил в качестве приза золотую подушку. Эту подушку Микио не смог себе представить, как ни старался. Даже в их доме, несмотря на склонность отца к золотым предметам, не водилось близкого подобия такому изделию. Интересно, что это? Брусок золота в форме подушки, или подушка, сотканная из золотых нитей? Выигрывать подушку Канрэну пришлось неоднократно. Ему никак не удавалось донести её до выхода из дворца. Монаху обязательно хотели помочь, а помощник пропадал с подушкой в дворцовых переходах. Для решения проблемы Канрэн выкинул приз в колодец после очередного выигрыша. Неужели они играли у колодца? Это показалось Микио весьма странным. Впоследствии выяснилось, что Канрэн не выкидывал подушку, а унёс с собой, так как в колодце нашли подделку. История была совершенно неправдоподобна. Впрочем, больше ничего о Канрэне Микио найти не смог, а всё последующее относилось к его последователю, которого звали Никкай.

История ученика была столь же невероятна, как и история учителя. Каким образом ему удалось служить Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу? Да ещё пережить их всех? Надо быть действительно легендарной личностью! Именно Никкай играл в Го в 1582 году в храме Хоннондзи в Киото. Эта история известна любому японскому школьнику, поскольку господин Нобунага был вынужден совершить сеппуку у гобана, когда его окружили самураи мятежного генерала. А в 1588 году Никкай стал первым среди всех игроков, приглашённых на турнир самим Тоётоми Хидэёси. Господин Хидэёси объявил его сильнейшим, и с тех пор все должны были играть с ним только чёрными камнями или с большой форой.

Если играть в Го, то конечно ради того, чтобы все играли против тебя на форе или на худой конец чёрными! Идея превосходства цвета показалась Микио интересной. В каратэ‑до, кендо и айкидо котируется курой иро [70]. В Го всё обстояло наоборот. В последующих упоминаниях имя Никкай стали писать как Дзёдзу, что буквально означало «верхняя рука». Он поселился в пагоде, которая называлась Хонинбо, в старой столице Японии (надо бы съездить посмотреть). Никкай получал стипендию в 20 коку, предоставленную ему Хидэёси. Предки Микио примерно в тот же период времени имели 800 000 коку годового дохода. Улыбка осветила мрачное лицо Микио. Всё‑таки, отец в чём‑то прав!

В 1603 году, когда Токугава Иэясу окончательно объединил Японию, Никкай получал уже 50 коку дохода и имел 15 слуг. А когда в 1662 году четвёртый сёгун эры Токугава господин Иэцуна объединил всех игроков Го (удивительно, что для того, чтобы объединить всех игроков Го, Японии потребовалось ещё 59 лет), были официально названы четыре Дома Го – Хонинбо [71], Ясуи, Иноуэ и Хаяси. А ведь, подумал Микио, господин Иэцуна так и не смог объединить всех игроков, ведь четыре дома – это всё‑таки четыре дома! В одной из книг утверждалось даже, что домов было больше, и никак не меньше шести. Последующие двести лет ученики и сэнсэи всех японских домов соревновались друг с другом, пытаясь стяжать титул Мэйдзин и должность Годокоро. Микио посмотрел, что означают эти слова. Мэйдзин, как он и думал, означал «великого мастера». А Годокоро – министра Го. Микио задумался. Слово выплывало раньше, но он никак не мог вспомнить где.

– Васурэмасита! [72] – прошипел Микио. – А что означают названия домов?

«Хонинбо» оказалось названием памятника в Киото, где «хон» означало источник, «ин» – проистечение, а «бо» – священнослужителя. «Иноуэ» было фамилией, в котором «и» отвечал за колодец, а «уэ» за верх. «Ясуи» было таким же фамильным иероглифом, в котором «ясу» означал «спокойный», а «и» снова был колодцем. Фамильный «Хаяси» означал лес. Соединить эти сплошные колодцы в одно целое Микио не успел. Запел мобильный телефон, звонил Тоши.

– Микио‑сан, не могу громко говорить.

– Давай, говори быстрее.

– Микио, я бы не хотел, чтобы нас кто‑то слышал. Аната ва хитоцу десу ка? [73]

– Давай‑давай, говори, что у тебя!

– Микио‑сан, – Тоши на другом конце продолжал мяться.

Даёт мне время остаться одному, подумал Микио.

– Давай быстрее, я пишу книгу, а ты мне мешаешь!

– Ты пишешь книгу?!

– А ты как думал!

– И как она называется?

– «Жизнь Микио Накамуры во имя Японии, секса и бусидо». – Ого! Классное название! Не ожидал, что ты пишешь книгу. Микио, у тебя нет второго такого телефона, который, ну тогда… – тихо, но быстро проговорил Тоши, – ты помнишь?

– Второй будет дороже.

– Сколько?

– Десять.

– Такай дэсу ка нэ?! [74]

– Тоши! Ты знаешь, что такое «хонинбо»?

– Нет, а что это?

– Я так и думал, что не знаешь. Если дорого, пусть идут в попу своей младшей сестры. Давай‑давай, Тоши, мне сейчас некогда. Десятка и никаких разговоров!

Микио дал отбой. Где я возьму второй телефон? Китайцы думают, что вокруг меня здесь валяются сплошные телефоны! Наследник дома Накамуры не представлял, где он найдёт секретную модель, но то, что он зарядил десятку, было варукунай [75]. Покупатели, скорее всего, не пойдут на такую сумму, а если пойдут, то за десятку можно и постараться. Решив вопрос таким образом, Микио углубился в историю японского Го. Итак, школы Го получили разрешение набирать учеников и выдавать дипломы с указанием силы игры. Годокоро! – вспомнил Микио. Ведь я где‑то слышал это слово раньше. Даже Коротышка не смог перебить его звучание. Годокоро, годокоро, это слово напоминало костлявого и неприятного старика. С такими любит знакомиться Митико. Она водит их в ресторан, платит, а потом целует в старческую задницу. Неужели Митико ещё и геронтофил? С неё станется!

Воспоминание о Митико не перебило в нём возмущение по поводу стариков. Годокоро был того же сорта. Это тот, кто ненавидит молодых парней, не даёт им прохода. Такие старики предпочитают устраиваться таксистами, чтобы ездить по городу и совать свой нос в чужие дела. Любой знает, что такси в городе полупустые. А с какой стати? Ты протягиваешь руку, а они даже не останавливаются! Они смотрят на тебя, изучают с ног до головы, но даже не останавливаются, чтобы тебя посадить. Один такой старый господин недавно упал с башни в Кокё. Если двести молодых парней, наширявшись, одновременно упадут с Эйфелевой башни, об этом не напишет ни одна японская газета. А здесь раздули целое событие! «Одинокий старик остановил сползание Японии в колею американской политики!» – передразнил Микио. Да я бы лично подсадил такого старика для «лучшего сползания», находясь с ним на одной площадке!

Микио вспомнил, что он начал писать книгу. Он открыл новый файл и написал: «Я с детства ненавидел стариков и детей». Это будет первая фраза его произведения! На свет должна появиться книга, которая откроет глаза целому поколению японцев. Станет известна всем и каждому. Её первый тираж составит сто тысяч копий. Нет! Двести тысяч копий, и он никогда не согласится на меньшее. Микио ещё раз перечитал фразу. В ней было что‑то лишнее, но при этом чего‑то не хватало. Что именно? Микио подумал и приписал: «Я с детства ненавидел стариков, детей и собак». Не круто ли? – подумал он. Можно вообще так писать? Он полез на библиотечную лестницу и наугад вытащил несколько фолиантов.

С чего обычно начинаются книги? С каких слов? Микио посмотрел один том, второй, третий. Системы не было. Каждая книга начиналась по‑разному, обычно с чего‑то умного. Чувствовалось, что авторы просидели зады, прежде чем текст был опубликован. А с чего я ненавижу детей? – подумал он. Ведь мне нравится японский хентай с участием маленьких девочек. А какие именно дети мне не нравятся? Микио задумался, пролистывая одну из английских книг. В стиле карандашной графики малолетние леди в шляпках играли в бадминтон. Он представил их без одежды, что получилось весьма неплохо. На следующей странице пупс с толстыми ляжками держал в руках совочек. Дальше он был нарисован в одних трусах с сачком для ловли бабочек. На этого пупса было противно смотреть в любом виде. Он напоминал карлика, который маскируется под ребёнка. Именно таких детей ненавидел Микио. И ещё этот малыш странным образом напомнил Микио самого себя.

А почему бестселлер должен быть обязательно про меня? Почему он не может быть про что‑нибудь другое? Эта мысль поманила новой надеждой. На библиотечном столе накопилось много книг, и большинство были посвящены Го. Микио отбросил в сторону те, которые содержали диаграммы, и отобрал издания, в которых игровых схем было поменьше. Он решил, что будет претендовать на философию и общую теорию Го, и назовёт свою книгу «Записки изучающего Го». Микио схватил ручку и написал новое название на форзаце из рисовой бумаги. Иероглифы не вдохновляли. В них было что‑то школьно‑гимназическое. Какая‑то подростковая недоделанность. Микио начал менять иероглифы, пытаясь выбрать поинтереснее. В некоторых он сомневался в написании, а некоторые, к сожалению, нужно было смотреть в словаре. В результате мучительного компромисса получились «Записки ученика Го».

Го было красивым иероглифом, и избавляться от него не хотелось. Написание напоминало хижину с высокой соломенной крышей. В этой хижине Микио будет в одиночестве изучать Го, и не выйдет из неё до тех пор, пока не изучит игру так, что никто не сможет быть ему конкурентом. Интересно, подумал он, а в какие сословия входили ученики? После небольшого экскурса в этот вопрос Микио узнал, что на одного профессионала в среднем приходилось 280 любителей, половина которых были самураи, одна пятая – монахи, десять процентов – торговцы, а десять – составляли ремесленники и крестьяне. Эти‑то куда полезли? Микио мысленно лягнул ремесленников и крестьян. Торговцев в шлёпанцах и с волосатыми ногами он решил оставить за платёжеспособность. Но цифра 280 не казалась велика. Меньше трёх сотен читателей не окупят тираж, и не принесут славы! Значит, Микио предстояло побеждать других профессионалов, и отвоёвывать у них поклонников. Именно этим занималась корпорация его отца, только в других масштабах и на другом рынке. Урождённый Накамура генами чувствовал, что нужно делать!

Надо быть просто сильнейшим, быть вне конкуренции! Тот, кто опережает конкурентов, захватывает главную часть рынка. Что у нас на счёт сильнейших игроков? Начиная с 1644 года, один раз в году, сильнейшие игроки всех четырёх домов собирались для игры перед сёгуном. Эти игры известны как Осиро Го. Кому же известны? – рассмеялся Микио. Последний раз Осиро Го было проведено в 1861 году. Да, давно это было! Микио отложил книгу. А что в этом году было в других странах? Например, в России, в которую улетела Митико? Микио залез в Гугл. В 1861 году в России было отменено рабство, а в Лондоне запущена первая ветка метро. Митико опоздала, злорадно подумал Микио. Рабство там отменено уже полтораста лет, а она поехала туда только сейчас!

Микио представил, как Митико изменяет ему с другими мужчинами, делая их своими рабами. Это были не измены, и это были даже не мужчины. Митико занималась сексом с русскими стариками, медведями, птицами, растениями и даже с неодушевлёнными предметами, которые для неё были одушевлены. Он представил, как она, специально для него, записывает видеосюжеты, но при этом не даёт ему смотреть. Митико хранит файлы на специальном накопителе, который прячет неизвестно где. И если Микио не увидит их, то наестся таблеток. Нет! Он сделает себе сэппуку. Именно сэппуку! Как сделал его кумир Юкио Мисима. От картины собственной смерти Микио перемещался к другим картинам, а от них снова к Митико. Он представлял себе, что он сделает с ней, если она окажется в его власти. Комнаты Микио были отделены от огромного отцовского дома отдельным входом, и семья называла их «квартирой Микио». Прямо под квартирой располагался гараж, где стояла Katusha. Микио спустился в гараж и внимательно изучил потолочную балку. Вот к этой балке он привяжет Митико!

Микио нашёл буксировочный трос и перебросил его через балку. Он свяжет поднятые руки Митико этим тросом, и подтянет её вверх так, чтобы она могла стоять на полу только кончиками пальцев. Микио представил себе, как это положение прорисует мышцы на ногах Митико, и как её ноги ещё более удлинятся. Он решил попробовать это положение на себе. Воспользовавшись стремянкой, Микио закрепил трос на балке, а второй конец превратил в самозатягивающуюся петлю. Слезая и залезая на лестницу, добился положения, при котором едва касался пола. Микио придирчиво оглядел устройство. Вот здесь будет висеть Митико. Он купит специальные хлысты, целую коллекцию хлыстов! Здесь будет видеокамера, которая запишет происходящее.

Микио поднялся за камерой и установил её на штатив. Важно, чтобы она снимала в полный рост. Гараж был маловат для задуманного. Микио отнёс камеру в самый дальний угол, и убрал предметы, мешающие в кадре. Оставалось сделать пробную запись. Наследник дома Накамура включил rec, разделся догола, и просунул руки в петлю. Всё‑таки, петля получилась чуть‑чуть выше, чем требовалось. А ведь он длиннее Митико! Ничего, для этого и нужен эксперимент. А здорово, что он разделся. Именно сейчас, голым стоя на тёплых плитках гаражного пола, Микио почувствовал, что он может добиться желаемого. В какой‑то миг он перестал быть Микио, и превратился в обнажённую Митико, подвешенную в гараже. Он встал на первую ступеньку стремянки, надавил на край верёвки и затянул руки петлёй. Тело закачалось между полом и балкой, и начало вращаться. Ногой он задел стремянку, и та упала с ужасным грохотом. В руках началась неприятная резь, вращение не прекращалось, а пол ощущался только самым кончиком большого пальца. В первое же мгновение Микио понял, что сам не выберется из этого капкана, а в следующее он испытал оргазм.

 

Глава 17 Лао Ши

 

Ещё по фото в Интернет я обратила внимание на форму черепа. Когда такой череп в старости покидают волосы, он смотрится весьма благородно. Его японский неправильный, он говорит по‑русски, но японскими словами и фразами. «В атаку шива [76]» – это очень, очень смешно! Мы не любим иностранцев, которые пытаются говорить на нашем языке. Если иностранец говорит по‑японски, то он должен либо делать это хорошо, либо не делать совсем. А вот его русский мне сразу понравился – простой и точный. Он может сказать «я», и это будет целым предложением. Он предложил поехать к нему, и я согласилась. Дело продвигалось, и у меня не было причин тормозить. По дороге я думала про Красную Армию, о которой рассказывал о‑дзии‑сан [77] Русского. Я слышала о Красной Армии и поняла так, что разговор шёл об Италии. Маленькой девочкой я читала о подвигах Красных бригад в чёрно‑белых газетах. Эти вырезки делала моя мама, которая умерла совсем молодой. Она сама хотела стать одной из тех, кто борется за социализм с оружием в руках. Я даже рисовала себя и её. Как я несу взрывчатку, а молодые бойцы из нашей бригады смотрят на мои худые плечи. И лишь к середине разговора я вдруг поняла, что речь идёт о России.

Оказывается, в России тоже была Красная Армия! Akai‑iro,  цвета артериальной крови! Я начала представлять себе этот цвет, эту кровь, неотрывно слушая старого человека в перевязанной платком рубашке. Мы оказались в очень странном месте. Повсюду был снег и его покрывала густая алая жидкость. Местами она превратилась в лёд, и мы шли по этому льду. Старик показывал мне что‑то. Я понимала всё, что он говорил. За алым полем была замёрзшая река, а за ней город. Город умирал, но не мог преодолеть алую реку. Старик сказал, что подождёт меня здесь, и что я могу сходить. Я огляделась и посмотрела на свои ладони. Это придало восприятию чёткости. На моих ногах были высокие сапоги из войлока. Я побежала к городу, но один раз оглянулась, и увидела, что старик стоит, и, улыбаясь, машет рукой.

У Русского, как и у большинства японцев, свой дом. Он выделил гостиную, и, оставшись одна, я включила ноутбук и воспользовалась русским Интернет. Зайдя в почту, я обнаружила странные заголовки в японских новостных лентах: «Пожилой японец упал с Tenshu‑dai» «Японский учитель покончил жизнь самоубийством в знак протеста перед посещением американским президентом резиденции Императора»

«Преподаватель Го покончил с собой, спрыгнув с высотной башни в Токио»

«Япония лучше умрёт, чем подчинится иностранному неуважению!»

«Японец встретил своё 100‑летие, покончив с собой в Резиденции Императора»

«Последний самурай Японии совершил ритуальное самоубийство в знак протеста против последних решений японского МИД»

«Пенсионеры Японии голосуют собственными жизнями ради присоединения северных территорий»

«Правые дестабилизируют ситуацию в стране»

«Секты отправляют своих адептов на смерть»

Были и фотографии. Большинство плохого качества, но я сразу узнала и коричневое кимоно сэнсэя и его самого. Сомнений не оставалось – это был Учитель. Чем дольше я смотрела снимки, тем больше не понимала происшедшее. Что случилось, если сэнсэй решился на одну из крайних мер? Что вынудило его к такому поступку? Но если сэнсэй мёртв, то я либо становлюсь ронином, либо остаюсь самураем. Я достала футляр и, несмотря на предупреждение сэнсэя, выставила находящегося в нём жителя на перекрёсток. Это был самый странный камень из всех игровых камней, виденных мною до сих пор. Он напоминал пожилого отшельника. Сэнсэй совершенно прав! Такие камни нельзя оставлять в этой стране. Русские не имеют морального права владеть такими объектами. Напротив него, в стиле перекрёстного фусэки, я поставила камень из чаши Русского. Он был японского происхождения, и выточен из белой раковины Хамагури.

Камни объясняли многое, кроме самого важного. Со смертью сэнсэя моя жизнь теряла смысл. С другой стороны, я не выполнила задание, так как не нашла Русского Учителя и кожаной доски. Но что я буду делать со всем этим, если сэнсэя больше нет? Я сидела в дзадзэн [78]. Так прошёл час, а может и больше. В доме не раздавалось ни звука. Наконец, я приняла решение. Мой Учитель умер, и мне больше нечего делать на этом свете! Я вышла на кухню. В выдвижном ящике не оказалось ни одного японского ножа. Поскольку у меня не было с собой кимоно, я решила уйти из жизни нагишом. Взяв один из подозрительных китайских, я нанесла себе порез. Он получился глубокий и неприятный. Но теперь я знала, что ожидать от такого инструмента. Капли крови попали на столик и даже на камень сэнсэя, стоявший на нём.

Тем лучше! Я перевернула левую руку внутренней стороной и глубоко вздохнула. В этот момент раздался резкий стук в стекло. За окном стояла японка,

– Впусти меня! – прокричала она.

– Иэ! Нет! Никто не сможет помешать мне!

Она вынула из‑под плаща небольшой свёрток и прижала его к стеклу. Я пригляделась. Это был белый плат, расчерченный для Го. Я вспомнила, что сэнсэй говорил о кожаном гобане, и отперла стеклянную дверь. Вошедшая казалась сильнее меня, а в её глазах я видела металл.

– Чего тебе надо! – крикнула я. – Мой сэнсэй умер!

Подойдя к ноутбуку, японка быстро пробежала картинки, открытые в браузере.

– И ты поверила, что сэнсэй может так просто умереть?!

– Может, представишься?!

– Ши.

– Очень приятно! Что тебе надо? – я не верила этому имени.

Русский, проснувшийся от наших криков, вошёл в гостиную.

– Что здесь происходит!? – воскликнул он.

– Ничего особенного. Пожалуйста, закройте дверь! Мы говорили очень быстро, и я видела, что Русский не понимает.

– Что происходит? – снова спросил он.

Но меня больше интересовала заявившаяся стерва. Видимо Русский закрыл наружную дверь, так как дуть перестало. Я смотрела на эту выскочку и пыталась понять, что у неё было с сэнсэем и в какой период. Я никогда не видела её среди ути‑но‑сэйто. В лице этой женщины было что‑то не японское.

– Ты японка?

– А как ты думаешь?

– Я думаю, нет!

– Конечно, я русская! – усмехнулась она.

– Ты не русская. Ты – китаянка!

– Да хоть бы монголка. Если бы не я, ты бы уже лежала с перерезанными венами, а твой Русский давал показания в полиции.

– Когда твой сэнсэй умирает, то лучше лежать с перерезанными венами! – закричала я. – Говори то, что ты хотела сказать!

– Сэнсэй послал меня за тобой.

– Допустим.

– Не всё можно говорить вслух. – Сначала скажи что‑нибудь.

– Задание сэнсэя изменяется.

– Сэнсэя больше нет!

– Задание изменяется, и ты должна слушать меня как его.

– Когда ты станешь моим сэнсэем, я буду слушать тебя как его!

Русский смотрел фотографии в моём ноутбуке.

– Что случилось? Кто этот несчастный старик? – спросил он.

Я обернулась и захлопнула крышку.

– Здравствуйте! Мы можем у Вас расположиться? – спросила китаянка.

Какая зараза, подумала я.

– Конечно, конечно, – засуетился Русский. – Чаю?

– Чаю! – попросила‑приказала китаянка.

Наглости этой особе было не занимать! Русский вышел на кухню.

– Говори быстрее! Боку ва [79] … – я не собиралась церемониться с нею.

– Сядь, сука! – неожиданно властно приказала китаянка, оборвав мою тираду. – Я здесь по приказу Ягуры‑сэнсэя, и не собираюсь терпеть твои истерики! Сэнсэй послал меня за тобой, во‑первых, чтобы ты не натворила здесь бед, а во‑вторых, чтобы скорректировать твоё задание. Оно меняется. Расскажи Русскому что знаешь и помогай ему. Наставник Русского и Ягура‑сэнсэй учились у одного Учителя!

– Учитель Русского – предатель!

– Он никого не предавал. У них вышла размолвка. Вот из‑за этого, – китаянка расстелила кожаный гобан поверх деревянного. – Смотри! – она поставила камень сэнсэя, внимательно посмотрев на него. – Это Учитель сэнсэя. Видишь, как высокого я его ставлю? Попробуй сама понять, почему. Вот – сэнсэй. – Она поставила на доску русский камень. – А вот Учитель Русского! – Этот камень снова был из русского набора. – Видишь, как они связаны между собой? Это фусэки. Оно уже сыграно. Остерегайся этого предмета, глупышка, – китаянка погладила кожу гобана. – Только ты не смогла определить, из чего он изготовлен!

– Из чего же?

– Из трусов, которые ты сняла. Посмотри внимательно!

Я потёрла край гобана кончиками пальцев.

– Но это кожа?

– Это кожа человека, моя милая. Кожа такой же дуры!

– Откуда знаешь?! – закричала я.

– Надо было лучше учиться у своего Учителя, а не шляться с парнями!

Эта стерва знает про Микио. Но откуда? Внезапно новая мысль осенила меня.

– Как ты могла оказаться здесь, если самолёт в Москву летает раз в сутки?

– Я могла лететь через Париж. Что ещё?

Вошёл Русский, неся чайный поднос.

– О‑тя дэсу! – хлопнула в ладоши китаянка, – мы будем пить этот чай!

– Кто Вы? – обратился Русский к китаянке.

– Моя знакомая! – быстро ответила я.

– Почему ты не скажешь ему, что я знаю твоего сэнсэя?

– О! Вы учились Го? – спросил Русский.

– Да, можно сказать и так. Вы вроде тоже? Предложите Митико, она должна знать правила, – она смеялась мне в лицо. Только сейчас я вспомнила, что я голая. Я ничего не соображала! Появление этой особы вышибло мне мозги!

– Как приятно застать такую интересную компанию, – продолжала китаянка, – я смотрю тут у нас прямо клуб любителей Го!

– Что‑то вроде этого, – ответил Русский, он старался говорить по‑японски, – мои друзья говорят, что вокруг меня всякий раз собирается Го клуб!

– А! Это здорово! Я хочу посмотреть, чему Вы тут научились. Сыграйте с Митико. Митико, сколько камней форы ты возьмёшь против Русского?

– Я сыграю лучше с тобой, – я больше не могла сдерживаться, – и тогда ты увидишь, сколько камней стоит фора!

– Ха, ха, ха, – её грудь заколыхалась. – Значит, сэнсэй говорил правду, намекнув на то, что ты взяла у него несколько уроков? Они касались Го, а, Митико?

– У тебя есть камни? – резко спросила я Русского.

– Аримасу [80], – он вытащил две чаши тёмного дерева. Я была в ярости, готовясь растерзать эту шлюху.

– О! Митико хочет бросить мне вызов! Митико, ты оденешься, наконец, или мне тоже раздеться, чтобы условия были равными? Вы что, занимались сексом? Она прямо с порога отдалась тебе, Русский? Произнеся это, она встала во весь рост, и сбросила плащ. Под ним не было белья! Я уставилась на нереальную для японки в принципе, а для её телосложения в особенности, грудь. А также на густой лес. Я не видела таких заросших лесов! Волосы были очень длинные, они стояли веером до половины живота.

– Нравится? – китаянка опустилась животом на кожаный гобан.

Словно во сне я увидела лицо Русского. Оно возвышалось над её холмами. Сука схватила меня за шею и впилась в мои губы своими силиконовыми губами. Я пыталась вырваться, но мне не хватало воздуха! Неожиданно хватка ослабла, и я увидела Русского, который совершал ритмичные покачивания. Китаянка ещё держалась руками за мою шею. Когда Русский тянул её на себя, я чуть не падала с нею на гобан. А когда Русский наддавал, нас обеих отбрасывало обратно. Так продолжалось какое‑то время, пока она не перехватилась. Теперь её руки держали меня за талию, а нереальные дыни заскользили по моим бедрам. Всё это напоминало странный механизм, части которого хотят вырваться и разрушить его, но общая сила действия не позволяет выйти из зацепления.

– Это рэнго [81]! – крикнула китаянка.

Русский делал пульсирующие движения, а его лицо стало отрешённым. Китаянка быстро перевернулась на спину головой к Русскому и открыла рот словно рыба, выброшенная из воды. Теперь она обхватывала руками его талию, а её бедра оказались у меня на плечах. Я увидела горячее ущелье в десяти сантиметрах от своего лица. Из него густым потоком шло что‑то сверкающее. От запаха я чуть не потеряла сознание. Китаянка ударила меня пятками в спину, и я полетела туда, где побывал Русский. Я стала губами, языком и ртом одновременно. Невероятный по силе и пряности вкус ошеломил мои рецепторы. Ведь ты же хотела умереть? – мелькнула во мне мысль. Если хотела, то умри прямо здесь, в китайском диснейленде! Я приняла смерть, и вступила на этот miti с громким криком. В нём слились и дух воина и отчаяние человека. Крик шёл из глубины, но он оказался неожиданно слабым. Я закричала громче. И… неожиданно проснулась в пустыне!

Я проснулась в пустыне. Сравнимые с софитами звёзды светили надо мной. От тёмного песка исходило сияние. Дул холодный ветер. Я сделала неуверенный шаг. Песок был приятный и очень плотный.

– Осторожно! Наступай только на песок! Он специально светится для тебя! – это была китаянка. Она улыбалась в десяти метрах от меня, поэтому я не сразу заметила её. У китаянки было сухое тело и нереально огромная грудь.

– Где Русский?

– Русский отстал по дороге, – она улыбалась в темноте.

– Почему?

– Только ты смогла последовать за мной.

– Мы занимались сексом?!

– Сексом занималась ты. Я была скорее доской, на которой вы делали то, что было в вашем подсознании. Русский мог представлять меня в виде острова. Острова, на котором он хотел бы приобрести участок. Поговоришь с ним утром, ладно?

– Но! …

– Не трать своё время на выяснения, – в её голосе было столько уверенности, что я замолчала. – Пойдём со мной! Нам вон к тем скалам! Ико [82]!

Она повернулась ко мне спиной, и я увидела её узкую талию и выступающие ягодицы. Они были чуть‑чуть больше, чем требовалось для совершенной фигуры. Мы шли по направлению к тёмной скальной стене. Я старалась наступать так, как она посоветовала. Это оказалось не очень сложно. Я ставила ногу на светлое, избегая любых затенённых участков. Китаянка шла впереди и чуть правее.

– С тех пор, как я появилась в России, со мной происходят странные вещи!

– Ты встала на перекрёсток, – прокомментировала она, не оборачиваясь.

– Что за перекрёсток?

– Для тебя – двух линий, твоей и Русского.

– А для тебя?

– Для меня больше. Зови меня Лао Ши.

– Лао Ши? Тюгоку го дэ? [83] Старая женщина?

– Да, именно так.

– Сколько тебе лет?

– Не поверишь. Пойдём, ты не продержишься в этом состоянии долго, а я должна показать тебе кое‑что, имеющее большее значение, чем мой возраст.

Тёмная громада оказалась выветренным холмом. Песчаные волны набегали на него подобно волнам прибоя, и мои ноги по щиколотку ушли в песок. Из уступа торчал гигантский скелет ящера. На его черепе выделялись два тёмных провала. В этих провалах жил звёздный мрак. Казалось, череп смотрит этими необычными глазами. Третий провал располагался выше и составлял правильный треугольник с двумя первыми. Подойдя к скелету, Лао Ши погладила берцовую кость, которая была толще её бедра.

– Этот вид был последним, кто противостоял хищникам. А здесь, на этом месте, была последняя битва за землю, на которой ты живёшь.

– Что это за битва?

– Твоя битва другая.

– О чём ты?

– О твоей миссии. Я уже говорила, что задание меняется. Но в доме Русского мы собрали мир слишком похожий на твой, и это мешало пониманию. Помнишь, я появилась тогда, когда кровь с твоей руки попала на камень Ягуры?

– Мне кажется, я почувствовала это!

– Конечно почувствовала, но вела себя как девчонка. Не соревнуйся со мной хотя бы здесь! Слушай внимательно, запоминай каждое слово, улавливай каждую мысль. Я – Хранитель Комплекта. Сейчас не важно, кем и когда он изготовлен. Камень, который дал тебе Ягура, его часть. Каждая неправильная постановка переставляет камень из вашего мира в другой.

– Что значит неправильная?

– Совершённая не по правилам Игры.

– Поясни!

– Если во время партии в Го твой партнёр засунет себе камень в рот или в нос, ты сможешь продолжать такую игру?

– Нет, я немедленно прекращу её.

– А если он засунет себе камень из твоего комплекта?

– Я откажусь от такого комплекта!

– А если это комплект твоего Учителя?

– Я накажу такого партнёра!

– И тем самым нарушишь правила игры?

– А есть варианты?

– Есть мастера. Есть мастера, которые умеют не только прекратить такую игру, но и переиграть не нарушая правил! Учитель Русского недавно сделал ход, который вынес из вашего мира камень Комплекта, но вернул пять других. Такие игры становятся легендой, пять камней в своё время выиграл Тот.

– Какой Тот?

– Герой Книги мёртвых.

– Что с того, что кто‑то выиграл пять камней?

– Для вашего мира – это много. Это поворачивает время вспять.

Тогда это дало пять дополнительных дней в каждом году.

– А сейчас?

– Сейчас сложнее, так как время вашего мира ускорилось.

– Наш мир – не твой?

– Ваш мир – мир живых. Мой – другой.

– Ты мертва?

– Камень, который тебе дал Ягура, мёртв?

– Это сложно для моего понимания.

– Я предупреждала тебя!

– Почему ты сама не можешь заняться тем, что предлагаешь мне?

– Я не фигурант в вашем мире, а Комплект нужно беречь именно в нём.

– Как я могу беречь его?

– Защищая каждый камень, который принадлежит Комплекту.

– Почему ты не можешь беречь его сама?

– Моя помощь должна быть ограничена, иначе будет нарушен балланс.

– Почему это задание даёшь мне ты, а не сэнсэй?

– Ответ на этот вопрос потребует времени. Более того, ты сама способна разобраться в нём. Скажу одно, твой сэнсэй поступил правильно, послав тебя в Россию. До большой войны, которая разразилась 70 лет назад, камни начали сосредотачиваться в странах‑зачинщицах. Эти камни собирались специальными экспедициями. В одной из стран их попытались использовать, чтобы вызвать конец света, когда поражение в войне оказалось неминуемым. Однако этот план был приведён в исполнении слишком поздно. Камни оказались захвачены противоположной стороной. И поскольку их тайна не была раскрыта, они долгое время пребывали в забвении. Однако, пришло время, и нашёлся тот, кто узнал об их возможностях. Этот человек действует из России и Японии, используя стратегию «двух глаз». Он превратил адзи обеих стран в миаи [84] и разыгрывает их одновременно. Камни Великого Комплекта вступили в Игру! Итогом этой игры может стать окончание вашей цивилизации. Твой сэнсэй не знает, кто этот человек. Он думает на учителя Русского, у которого действительно есть несколько камней. Но Русский сэнсэй знает их опасность и, более того, умеет ими пользоваться, а точнее – не пользоваться. Опасность заключается в других камнях.

– Где эти камни?

– В задницах, – Лао Ши рассмеялась, но её глаза остались серьёзными. – Вакаранай! [85]

– Непонимание возникает всегда, когда говоришь прямо, – улыбнулась Лао Ши. – Это была не метафора. Если бы некоторые люди получили камни в руки, это было бы ещё полбеды. Это было бы просто плохое Го. Но они хотят подключить их к первой чакре. Они хотят не «ставить» камни, а «ходить» с ними по «большой доске». Другой иероглиф – другой смысл. Если камень Великого Комплекта поместить в задний проход, то сознание человека начинает не только собирать миры, но получает возможность действовать в них, смещая ось времён.

– Что хотят эти люди?

– Люди всегда хотят одного – развлекаться. Но находится кто‑то, кто хочет единоличной власти и могущества, а если он не получает этого, то он выбирает конец света для всех.

– Кто он?

– Это предстоит выяснить. Запомни одно – он настоящий любитель Го. Эта фраза идеально подходит к нему. Лучшая пара для твоей миссии – Русский. Как только ваша встреча состоялась, я включилась в процесс, так как время неумолимо двинулось, а его не очень много. Ваша встреча – пересечение важных ветвей, которые я готовила на протяжении долгих периодов. Более того, вы – пересечение не только ветвей, но и культур. Ваша цель – не дать игрокам нарушить правила. К сожалению, камни Комплекта уже нельзя передать его создателям. Они ушли так далеко, что их не видно даже с моего перекрёстка.

– Кто они?

– Они не люди, Митико. А большего я не успею тебе рассказать.

Слушай ещё. В мире находятся Чаши Хранителей. Положенные в них камни достать может только тот, кто положил.

– Где находятся чаши?

– В силу разных обстоятельств они отделились от Комплекта. Ты можешь их встретить в самом неожиданном месте, а встретив, не должна проморгать!

– Но как я узнаю их?!

– То, что ты знаешь про Чаши, уже много. Увидишь – узнаешь.

– Но почему ты сама не можешь встретиться с теми людьми, которые могут нарушить Правила? Подобно тому, как сейчас встретилась со мной?

– Потому что они не общаются на той волне, на которой общаемся мы. Наша чакра – восемь.

– А их?

– А их – один. Потому что ты смотришь на мир через очки долга, а они – сквозь око вседозволенности. В этом выражается твоё восхищение перед тайнами мира. Ты готова принять эти тайны, потому что ты хочешь жить и творить в мире. А они хотят гадить в них, ибо хотят иметь мир.

– Лао Ши! Ты будешь помогать мне?

– Помогать, но не делать за тебя. Впереди ждут ловушки, но я надеюсь, что вы преодолеете их. Недаром вы оба так долго и страстно изучали законы игры, – Лао Ши усмехнулась, и, помолчав, добавила. – Внимательно смотри на всё, что ты видишь здесь! Запомни каждую мелочь, здесь нет незначительных деталей!

Я пригляделась к каменистой поверхности, на которой мы расп<