Power To The People (1971) – Джон Леннон и Йоко Оно в военной униформе.

 

 

Левой газете «Red Mole» Джон сказал:

 

«Я вижу, что мы все угнетены, и поэтому хочу что‑то сделать против этого. Хотя мне не совсем понятно, где при этом должен находиться я сам».

 

Английская пресса провозгласила, что отныне Джон Леннон перешел на левоэкстремистские позиции. Реакция Великого Битла дает понять, что при всем признании дела мира и солидарности с различными группировками его личная позиция была довольно путаной:

 

«Они нападают на меня за то, что я требую власти для народа и говорю, что никакая группа не должна обладать ею. Бессмыслица! Народ – это не группа. Народ – это каждый. Я придерживаюсь взгляда, что каждый человек имеет равные права на владение и что сам народ должен иметь долю в предприятиях, должен решать, кому быть боссом и кто что должен делать. Ученики должны иметь возможность сами выбирать своих учителей. Это было бы что‑то вроде коммунизма, но я не знаю точно, что такое настоящий коммунизм. В мире нет подлинного коммунизме. В России, например, его точно нет. Социализм, о котором говорю я, возможен в Англии, но не там, где его практикуют несколько повернутых русских. Мы хотели бы иметь здесь хороший социализм. Британский социализм».

 

Песня «Открой свою коробку», которую сочинила Оно, не могла появиться в США, ибо с полным правом была бы воспринята там как призыв к безудержной половой вакханалии. В Америке на стороне «Б» нового сингла была отпечатана песня «Touch Me».

Почему Джон состыковал политически веский зонг «Власть – народу» с безответственной и спорной «Открой свою коробку», необъяснимо. Многие полагают, что скандалом вокруг последней Леннон хотел привлечь внимание к первой.

6 июня обоих видели на сцене «Fillmore East» в Нью‑Йорке, где они без всякой рекламы выступили после концерта группы «Mothers of Invention». Они исполнили песни «Well», «Baby, Please Don't Go», «Aii», «Jamrag» и «Scumbag».

К этому времени полностью окрепло их желание переехать на некоторое время в Нью‑Йорк. Манили возможности сотрудничества с первоклассными студийными музыкантами, которые обитали там. Привлекала и перспектива анонимно и спокойно пожить в бурлящем многомиллионном городе.

Но прежде Джон вернулся в Титтенхерст‑Парк, чтобы начать работу над новым альбомом, который стал важной вехой на пути его сольной карьеры. Восемьдесят процентов песен на диске «Imagine» («Представь себе») Джон записал в течение семи дней в своей студии.

На завершающем этапе работы он вылетел в США, чтобы перетасовать пленки вместе с Филом Спектором. Незадолго до выхода диска Леннон представил его журналистам на пресс‑конференции. То, что он сказал, многим показалось хвастовством:

 

«Это действительно лучшее из того, что я до сих пор сделал. Это фантастично. Альбом вам докажет. В нем, в отличие от предыдущей пластинки, не так много личных вещей. Я многому научился, и мой новый альбом лучше во всех отношениях. Я счастлив по‑настоящему…».

 

«Представь себе» появился в октябре 1971 года. В одноименной титульной песне Джон пел о своем видении справедливого мира без насилия. Музыка была мелодичной, тихой, ласкающей слух. Общее впечатление, которое создавал альбом, как раз и можно было выразить словом «мягче». Этому помогали любовные песни, такие, как «Oh, My Love» («О, моя любовь»), «Oh, Yoko» («О, Йоко») и песня «Jealous Guy» («Ревнивый парень»), в которой он просит прощения у всех, к кому бывал несправедлив. В других вещах звучат общественно‑критические ноты. В «I Don't Want To Be A Soldier» («Я не хочу быть солдатом») он выступает с открытым забралом против мещан и приспособленцев; в «Give Me Some Truth» («Скажи мне правду») нападает – впрочем, без особой агрессивности – на политику президента Никсона. Но на этой пластинке можно было услышать и злобные нотки.

Песней «How Do You Sleep» («Как тебе спится») он язвительно посмеивается над Полом Маккартни. С намеком на слухи, согласно которым Пол умер, Джон пел: «Сплетники правы, когда они говорят, что ты мертв…».

Все это, впрочем, не противоречит главному: Джон периода «Представь себе» нежнее и мягче, чем когда‑либо прежде. Но значило ли это, что он отказался от политики?

 

Представь себе: нет больше стран.

Это не так уж и трудно.

Нет ничего, за что надо убивать или умирать.

И никакой религии.

Представь себе: все люди

Живут в мире своей жизнью.

Представь себе: нет собственности.

Я не хотел бы удивляться, если ты можешь это представить.

Нет причины для жадности или голода.

Все люди – братья…

 

 

Мягкость, которая «пронизывала» альбом, была точно выверенным шагом Джона, что и подтверждается следующими его словами:

 

«„Представь себе“ – как песня, так и весь альбом – это то же самое, что „Герой рабочего класса“, „Мать“ и „Бог“ на первой пластинке. Но та была слишком реалистичной для людей, и они ее не покупали. „Представь себе“ исповедует то же самое, но с сахарной глазурью. „Представь себе“ стала хитом почти везде – антирелигиозным, антинационалистическим, антибанальным, антикапиталистическим – но сахарная глазурь сделала его приемлемым. Теперь мне ясно, что надо делать. Надо сдабривать политические послания ложкой меда».

 

О том, что его догадка попала в точку, говорят высокие доходы и лучшие места в хит‑парадах. По меньшей мере за месяц в США было продано свыше 1,2 миллиона экземпляров альбома. В конце октября «Представь себе» достигла первого места и держалась в списках хит‑парадов тридцать недель.

В Англии диск был среди лучших десяти альбомов восемнадцать недель и пятьдесят семь недель утверждал себя в других хит‑парадах. В общей сложности за три месяца Джон получил за него три «Золотых диска». Ряд специальных журналов провозгласил «Представь себе» альбомом года и подтвердил реноме Джона как БЫВШЕГО битла.

Многие фанаты восприняли его решение жить в США как противоречие, заключенное в себе самом.

Правительство Никсона всей своей мощью поддерживало кровавые диктатуры в Латинской Америке и других частях света, вело войну против народа Вьетнама, подавляло движение за гражданские права в собственной стране.

Что же так тянуло туда Джона Леннона? Чего ждали муж и жена, покинувшие Англию в сентябре 1971 года?

Когда Веннер спрашивал Леннона о его отношении к Америке в декабре 1970 года, тот сказал: «Я люблю и ненавижу ее. Америка – это абсолютная кульминация. Я бы охотно родился в Нью‑Йорке, я бы охотно родился в Виледже (квартал искусств в Нью‑Йорке, Р.Б.). Почему я там не родился? В XVIII веке это могло быть Парижем. Лондона же, я полагаю, никогда и не было, кроме как в литературе, а была дикая пустошь и трущобы или как там еще, и там кто‑то жил.

Нью‑Йорк – вот это дело!

Я очень глубоко сожалею, что я – не американец и не родился в Гринвич Вилледже. Там я мог бы жить… Все люди стремятся к центру, поэтому я здесь. Я здесь, чтобы дышать воздухом этого города».

Но тут же он признался Веннеру: «…Это пугает меня. Люди так агрессивны, а я это не выношу. Мне надо домой, я должен видеть зеленую траву…»

В основе решения ехать в Нью‑Йорк лежали и другие мотивы. Йоко, которая прожила пятнадцать лет в Нью‑Йорке, прежде чем переехала в Лондон, к городу на Гудзоне испытывала больше симпатий, чем к городу на Темзе. К тому же она надеялась, что за родительские права по отношению к дочери ей легче будет бороться в Америке.

Джону же хотелось даже географически отдалиться от своего битловского прошлого. Он чувствовал, что Нью‑Йорк теперь более благоприятен для его творчества. Обоих манила перспектива свободного, почти необременительного передвижения на глазах людей в миллионной метрополии. Здесь они могли спокойно, не обнаруживая себя, посещать парки, кино, кафе и театры.

Прощание Джона со «старой доброй Англией» облегчалось политикой британского правительства по отношению к Северной Ирландии. Он понимал, что усиление там английских войск и создание лагерей для интернированных сторонников «Ирландской республиканской армии» ведет к дальнейшей эскалации насилия.

Через несколько дней после прибытия в Нью‑Йорк Джон сказал Рэю Кулеману: «Этот город – Рим сегодня. И в нем есть что‑то от Ливерпуля. Если бы я жил в прежние времена, то выбрал бы Рим или Париж или жил бы где‑нибудь на Востоке. Я всегда с удовольствием там, где есть „экшн“. Семидесятые годы принадлежат Америке».

В доме номер 105 по Бэнк‑стрит, в квартале искусств Гринвич Вилледж, они сняли очень простую квартиру из двух комнат, скромно обставили их. В качестве брачного ложа им служили два матраца, лежавшие прямо на полу и укрытые американскими флагами. Пианино в доме было. Они купили велосипеды и разъезжали по улицам без страха быть узнанными фанатами – удовольствие, которое в Англии они себе позволить не могли.

В Нью‑Йорке, на Бродвее, 1700, находилась контора «Эппл». Здесь Джон в первые недели часто встречался с Алленом Клейном. Тот хоть и был усилиями Пола Маккартни отстранен от руководства, но все еще располагал местом и голосом в качестве менеджера Леннона, пользуясь его неограниченным доверием. Клейн воспринимал политические амбиции патрона как ущерб для прибыли, но это не мешало им вместе строить планы и разрабатывать стратегию работы в США.