Брайан Эпштейн, менеджер «Битлз» с 1961 года.

 

 

Это покажется странным, что Эпштейн до сих пор не подозревал о существовании «Битлз». Он регулярно писал статьи для «Мерсийского бита», а в этой газете название группы мелькало то и дело. Получалось, что, преследуя своими публикациями исключительно деловые цели, он саму газету попросту не читал. В первые ноябрьские дни поток молодых клиентов, требующих «Май Бонни» в исполнении «Битлз», становился все больше. Чаще всего это были девушки. Поскольку Эпштейну не удалось достать пластинку, он решил сам спросить битлзов, что они об этом думают.

9 ноября 1961 года он пришел в «Пещеру». И Джон ему сказал, где вышла их пластинка. Потом Эпштейн повторил визит. В Гамбурге он заказал двести дисков, которые исчезли с прилавка в считанные дни. И тогда его осенила идея. В следующие дни его все чаще видели в «Пещере». Эпштейна интересовало воздействие «Битлз» на слушателей. Он почуял, что дело пахнет очень прибыльным гешефтом. Брайан навел справки о менеджере битлзов и наткнулся на Аллана Вильямса, с которым Джон столь неприличным образом расторгнул контракт. Бывший импрессарио заявил, что «этот Леннон – несносный тип», поскольку у того хватило наглости прекратить выплату ему законных процентов.

Но эти проблемы не интересовали Эпштейна. Для него было важным убедиться, что группу еще никто не держал в надежных руках. Прежде чем предпринять следующий шаг, он хорошенько разузнал всё об обязанностях менеджеров, поскольку давно усвоил нехитрое правило: главное – хорошо знать дело, тогда можно заняться бизнесом.

3 декабря, в 16.30, он ждал Джона и Ко в своей конторе. По такому случаю Леннон, обычно весьма непунктуальный, изменил своему обыкновению, явившись в установленное время вместе с Джорджем и Питом. Впрочем, они еще долго не могли начать беседу, так как не было Пола. На телефонный запрос последовал неожиданный ответ: Пол безмятежно принимал ванну. Эпштейн вышел из себя, назвав поведение Маккартни «бесстыдством». Он тут же дал понять Джону, что если станет менеджером группы, то раз и навсегда положит конец подобной необязательности. Когда же Пол прибыл, разговор пошел прежде всего о финансовой стороне будущего партнерства. Жестко и без церемоний Брайан Эпштейн назвал свою цену: двадцать пять процентов от всех прибылей «Битлз».

Джон запротестовал. В конце концов Аллан Вильямс получал десять процентов. Но Эпштейн настоял на своем, и в договор, который битлзы подписали через пару дней, вошло это условие. Отныне Эпштейн все крепко взял в свои руки. Халтуру, случайности, беспорядок или даже непунктуальность он не допускал. Леннон говорил: «Пока он не наткнулся на нас, мы были всего лишь мечтателями. Когда же, наконец, словно черным по белому, он нарисовал нам дальнейшие шаги, мы восприняли это как приказ к маршу. Эпштейн попытался отполировать наш имидж. Он считал, что в своих одеждах мы не сможем войти ни в одну уважающую себя лавку. Он пояснил, что джинсы не были каким‑то особым шиком, и предложил перейти на настоящие брюки. Конечно, он и не пытался за одну ночь сделать из нас правильных, симпатичных и безобидных мальчиков. Он предоставил нам некую сумму свобод. Мы уважали его взгляды и прекратили жевать на сцене булочки с сыром и пирожки с повидлом. Мы стали больше обращать внимания на то, что делаем. Все вдруг стали стараться быть пунктуальными. Мы действительно сделали себя изящными, для чего принялись носить аккуратные костюмы и нигде больше не появлялись в былых обносках».

Мятежный Джон, который до сих пор отвергал любое принуждение, откуда бы оно ни исходило, повиновался регламенту Эпштейна. Успех, признание и большие деньги в перспективе – за это он готов был все вытерпеть, хоть, может, и скрежетал зубами.

Шеридан об отношении Брайана Эпштейна к Джону Леннону и битлзам говорил так:

«Он видел не только деньги, которые, возможно, могла принести эта группа. Он питал особые чувства к юношам, прежде всего к Джону. Это была любовь или что‑то вроде влюбленности.

Р.Б.: – Ты намекаешь на гомосексуальность Эпштейна…

ШЕРИДАН: – Да, но там скорее речь шла об эстетике. У Эпштейна было очень тонкое чутье. Он любил Леннона не как сексуальный объект. Он уважал, ему были близки его интересы. Так что все тут было неоднозначно.

Эпштейн хлопотал о выступлениях за пределами Ливерпуля. Он строго следил за тем, чтобы все сроки неукоснительно соблюдались, побуждал Джона не играть только то, к чему лежала душа в данный момент, а следовать четко составленной программе и исполнять только лучшие номера. Он приучал их к интенсивным репетициям, требовал расширения репертуара. И в то же время в музыкальные дела он никогда не вмешивался, позволяя им там делать все, что они хотели».

Я спросил Тони Шеридана: «Ты полагаешь, они с легким сердцем оставили свое бунтарство?».

ШЕРИДАН: – Определенно, нет. Но интуиция подсказала им, что Эпштейн – толковый малый и зря слов на ветер не бросает. Их честолюбие, желание забраться на самый верх славы побудило их пойти на компромиссы. Но когда они появлялись перед фанами в «Пещере» или в гамбургском «Старклабе», то опять становились мятежными парнями из Ливерпуля, жесткими рокерами… Бунтарский дух не умер, Джон Леннон всегда оставался бунтовщиком. С Полом Маккартни – другое дело, тот перестал бушевать еще в детстве. У Джона, напротив, оно было тяжелым. У него сложился другой характер, в силу которого он просто не мог подчиняться и приспосабливаться. Любому давлению он оказывал сопротивление. Шесть лет школы, сразу после того – гимназия, и всегда – униформа. Причем не только снаружи, но и внутри. Тетя хотела подтолкнуть Джона к другому делу. Но мятежность была для Леннона больше, чем внешняя поза. Был момент, когда Джон надеялся, что тетя воспримет его дело как профессию – ведь уже существовал контракт, гарантирующий очевидные доходы. Но он ошибался.

Мэри пришла к Брайану Эпштейну и пожаловалась ему на племянника, поскольку у Джона в голове, как она думала, были только пустые отговорки. Она хотела спросить Эпштейна, что может произойти, если через полгода вся затея лопнет, как мыльный пузырь. С ним‑то, с Эпштейном, ничего не случится, он зажиточный человек. Но что станется с Джоном и другими ребятами?..

Брайан попытался ее успокоить: «Не создавайте себе лишних хлопот. Я гарантирую вам, что Джон никогда не пострадает от этого, я все время буду о нем заботиться».

 

 

 

С тетей Мэри (1964).

 

 

То, что Эпштейн оказывал Джону особое расположение, ничуть не успокоило Мэри Смит. Скорее даже напротив. Ведь до ее ушей уже дошло, что новый менеджер битлзов – гомосексуалист. Особое отношение Брайана к Джону и потом давало повод для слухов.

 

Брайан Эпштейн наметил новую цель.

Заключая договор с «Битлз», он одновременно основал компанию «NEMS Enterprises».

Магазины этого предприятия пользовались хорошей известностью у отделов сбыта различных фирм грамзаписи, поскольку постоянно заказывали у них большие партии пластинок. Эпштейн строил свою долговременную стратегию на отличных деловых связях фирмы отца с этими производствами. На гербовой бумаге с фирменным знаком он послал им письма, в которых просил допустить опекаемую им группу к пробным записям.

Этот план сулил успех.

Фирма «Декка» согласилась прислать в Ливерпуль своего человека, чтобы прослушать «Битлз» в привычном для них окружении.

Эпштейн, который хотел действовать наверняка, перевоплотил группу: аккуратная одежда, репертуар преимущественно из международных стандартов, только пара вещей, сочиненных Джоном и Полом, и никаких сумасшедших выходок на сцене. Такими были его указания. Когда мистер Майк Смит, посланник «Декки», прибыл в Ливерпуль, Эпштейн повел его в один из знатнейших ресторанов на Мэтью‑Стрит. После изысканного ужина они проследовали в «Пещеру». Джон и его друзья нервничали. В новых костюмах они чувствовали себя скованно, но знали, как много зависело от того, какое впечатление они произведут на Смита. В тот вечер они показали свое лучшее.

Человек из «Декки», хотя и нашел их неплохими, однако и не настолько хорошими, чтобы тут же предложить им контракт. И все же они были сверхсчастливы – Смит пригласил их в новогодний день 1962 года на пробную запись в студию «Декки» в Лондоне.

С точностью до минуты, хорошо подготовленные, они появились 1 января 1962 года в Вест‑Хэмстеде. Отбор репертуара сделал Эпштейн: играть полные фантазии и оригинально аранжированные стандарты. Он был уверен, что тем самым произведет впечатление и на Майка Смита. Они сыграли аранжированные Полом вещи «Till There Was You», «September In The Rain», «Sheik of Araby» и рок‑версии «Three Cool Cats» и «Your Feed's Too Bug».

Всего было записано 15 песен, но только три из них принадлежали Джону и Полу: «Hello Little Girl» («Привет, девочка»), «Like Dreamers Do» («Как поступают мечтатели») и «Love of the Loved» («Любовь любимых»).

Во время записи они чувствовали себя не в своей тарелке, были взволнованы и не могли по‑настоящему собраться. Они не понравились даже сами себе. Но, как ни странно, Смит сказал им, что записи хороши. Из этого Брайан Эпштейн и его опекуны заключили, что контракт столь же неплох, сколь и очевиден.

Но радоваться было преждевременно. Через несколько дней пришло ошеломившее их известие из «Декки»: «Нам не понравилось звучание. Кроме того, падает спрос на гитарные группы…» Однако истинная причина отказа осталась «за кадром». Просто в тот же день свои пробные записи сделала группа «Brian Poole and the Tremelos». Боссы из «Декки» отдали предпочтение лондонцам. Брайан Эпштейн сумел сделать так, что плохая новость не деморализовала Джона и других. Он обещал удвоить усилия, чтобы устроить их на другую фирму грамзаписи.

Он выторговал у владельца вновь созданного гамбургского «Старклаба» новые гастроли в этом городе. Не последнюю роль для поднятия духа сыграл и тот факт, что опрос 5000 молодых людей, проведенный газетой «Мерсийский бит», поставил их на первое место среди прочих ансамблей.

 

 

 

Договор «Битлз» на выступления в «Стар‑клабе» (1962).

 

 

В апреле битлзы играли преимущественно в «Пещере», всё больше заботясь о «сервировке» собственных песен. Даже исполняя ходовые интернациональные хиты, которых требовала публика, они не просто повторяли их, а через аранжировку приспосабливали к своему неповторимому звучанию.

В Гамбург Стюарту Сатклиффу теперь уже летели не отчаянные письма, как прежде, Джон то и дело сообщал об успехах группы, описывал вечера в «Пещере». Однако то, что он получал в ответ, внушало серьезное беспокойство. Стью жаловался на жестокую головную боль, которая временами становится настолько невыносимой, что уж лучше выпрыгнуть в окно. Дважды во время лекций с ним случались обмороки. В письмах, которые иногда приходили от Астрид, картина была еще более мрачной.

Джон едва дождался новой поездки в Гамбург – чтобы повидать друга, да и в лучшем виде представить повзрослевшую группу. Перед искушенной портовой публикой, знакомой со многими знаменитыми ансамблями, ему страстно хотелось вновь испытать себя и добиться новой победы.

Стюарт тоже с нетерпением ждал прибытия Леннона.

11 апреля 1962 года Джон, Пол и Пит Бест сели в манчестерском аэропорту «Рингвей» в самолет, отлетающий в Германию. Джордж, приходивший в себя после гриппа, вылетел с Эпштейном днем позже.

В Гамбурге их ждала страшная весть: буквально накануне их прилета Стюарт Сатклифф умер. Причиной смерти стал паралич мозга.

Пит и Пол были потрясены.

Джон не показывал своих чувств. Как после смерти матери, он носил траур в себе.

Вечером все собрались у Астрид. Джон был молчаливее других, и только по тому, как много и торопливо он пил, все поняли, как ему тяжело. Позже он попытался успокоить Астрид на свой лад. «Джон мне очень помог. Он был тем, кто убедил меня, что я не должна ходить, как вдова, когда Стюарта не стало. Внешне он говорил так, словно у него не было сердца, но слова его шли из самой глубины души», – вспоминала Астрид Кирххер.

13 апреля «Битлз» уже заводили публику в «Старклабе». Каждый из них зарабатывал по пятьсот марок в неделю. Разместились они в квартире, принадлежавшей владельцу заведения. Если бы не горькие воспоминания о друге, Джон мог быть доволен всем.

Брайан Эпштейн оставался в Гамбурге до конца апреля, потом вернулся в Англию с намерением продолжить атаки на фирмы грамзаписи.

Чтобы избыть свою печаль, Джон «срывал резьбу», терзая гитару и собственные голосовые связки. В голом виде он бешено мчался через сцену – с сиденьем от унитаза на шее. С балкона дома, где остановились битлзы, оскорблял религиозные чувства прихожан, идущих в церковь. Он шокировал их тем, что привязывал к кресту наполненный водой презерватив. Их музыкальная манера и, конечно, эскапады Джона приносили группе все большую известность.

Эпштейн тем временем принялся вовсю рекламировать ансамбль, используя для этого магнитофонные пленки. За свой счет он отштамповал с них пластинку – в надежде, что она произведет впечатление на боссов поп‑музыки.

С помощью одного из друзей Брайан вышел на Джорджа Мартина – продюсера фирмы «Парлофон», принадлежавшей крупнейшему английскому музыкальному концерну «EMI» (Electric and Musical Industries). Мартин договорился с Эпштейном о дне пробной записи, и Брайан послал в Гамбург телеграмму следующего содержания: «Пожелание счастья, мальчики. „ЭМИ“ предлагает пробную запись. Репетируйте новые вещи!»

Джон начал немедленно.

Бренча на старом пианино, они сочинили пару новых зонгов. Репетировали каждую свободную минуту.

3 июня они свернули «гамбургские палатки» и через три дня предстали в Лондоне перед Джорджем Мартином.

Здесь все должно было решиться.

Неужели опять повторится то, что было в «Декке»? Или, наконец, осуществится их самая заветная мечта – они запишут свою первую пластинку?

Их счастье, что на этот раз они не волновались. Спокойно и уверенно они проиграли Мартину свои зонги. Это были песни «Love Me Do», «Hello Little Girl», «P.S. I Love You», «Ask Me Why» («Люби же меня», «Привет, девочка», «Поскриптум: я люблю тебя», «Спроси меня, почему»).

Джордж Мартин не выказал особого восторга, но он чувствовал, что в музыке этой четверки было что‑то чрезвычайное. Ничего толком не сказав, он отправил их домой. Вновь потянулись дни, полные мучительной неизвестности. Только через три недели пришла весть: «ЭМИ» предлагает контракт.

Конечно, Джордж Мартин поставил условие. Ему не понравился ударник «Битлз». Джон должен был поискать другого.

Несколько лет назад, когда менеджеру не приглянулся бас‑гитарист Стюарт Сатклифф, Джон предпочел лучше «просвистеть» ангажемент, чем предать друга.

На этот раз он повел себя по‑иному.

На душе лежал камень. Но почему «камень» по имени Пит Бест должен загромождать дорогу к славе, жаркое дыхание которой Леннон уже чувствовал на своих щеках? Внутренне он давно был готов расстаться с Питом. Но мужества сказать ему об этом у Джона недоставало. Дать Питу «абшид» пришлось Эпштейну. Уже через пять дней в группу пришел новый барабанщик, который как‑то по случаю помог битлзам. До сих пор он стучал у Рори Шторма. Его звали Ричард Старки, а сценический псевдоним – Ринго Старр.

Изгнание Пита Беста породило бурную реакцию. Его мать – шефиня «Касбах‑клаба» – считала сына одним из основателей «Битлз». Она использовала все свое влияние, чтобы насолить ансамблю всюду, где только могла.

Поднялся визг и среди почитательниц группы, поскольку обиженный Пит был их идолом. Весь гнев направлялся на Эпштейна, которого считали виновным в «отлучении» Беста. Теперь Брайан отваживался посещать «Пещеру» лишь в сопровождении телохранителя.

Но и самих битлзов не оставляли в покое. Когда Ринго впервые выступал с ними, публика угрожающе скандировала: «Pete Best forever – Ringo never!» («Пит Бест – навсегда, Ринго – никогда!»). Дошло до рукопашной, причем Джордж заработал синяк под глазом.

Мысли Джона тем временем крутились вокруг другой проблемы. Ему было совсем не до скандала с Питом. Врач подтвердил Синтии, что она беременна. Эта новость вызвала у Джона двоякое чувство. С одной стороны, он любил Синтию, с другой – появлялись обязанности, угрожавшие мечтам.

 

 

 

Со своей женой Синтией.

 

 

Не станут ли супружество, выматывающая возня с ребенком и бесконечные домашние проблемы неодолимым препятствием на пути к его цели? Мысль о потере независимости подавляла Леннона. Он видел впереди только хлопоты и долги, как цепи, повисшие на его былой свободе. Но оставить Синтию в таком положении он не мог. Это было бы несправедливо, думал он. И Джон решился на женитьбу. 23 августа 1962 года он и Синтия были зарегистрированы в загсе Маунт Плезнта. Брайан Эпштейн и брат Синтии Тони исполняли обязанности свидетелей. Пол и Джордж со смешанными чувствами наблюдали за церемонией. Мэри Смит не пришла на торжественный акт. Сопутствующие обстоятельства болезненно напомнили ей о женитьбе Фреда и Джулии Леннон, которая состоялась в том же помещении. Времени для свадебного торжества у них не было. Тем же вечером Джон появился на сцене «River Park Ballrooms». Потом состоялись еще шесть выступлений. А 11 сентября они приехали на лондонскую улицу Эбби Роуд, в студию номер два.

Джордж Мартин так заинтересовался ими, что припас своего ударника – на случай, если ветреные ливерпульцы снова явятся с Питом Бестом. Всю вторую половину дня они репетировали. За ударными попеременно сидели Ринго и его «заместитель» Энди Уайт.

Джордж был в ударе и все время предлагал новые варианты. Только к вечеру, после пятнадцатой попытки, Мартин был удовлетворен.

Песня «Люби же меня», приправленная оригинальными пассажами на губной гармошке, введенными Джоном, и зонг «Постскриптум: я люблю тебя» были готовы к выходу в свет на первом настоящем сингле «Битлз».

На совещании шефов фирм, принадлежащих концерну «ЭМИ», Джордж Мартин объявил, что хотел бы выпустить сингл еще никому не известной группы. Он сказал: «Это – хороший ансамбль, и мы еще о нем услышим».

В ответ послышался недоверчивый смешок.

 

Опьяненные успехом

 

Пластинка «Люби же меня» вышла в начале октября 1962 года и достигла 17‑го места в хит‑параде.

25 октября «Битлз» предстали перед объективами телекамер станции «Гранада IV» в Манчестере. Эпштейну удалось договориться о двадцати минутах эфирного времени в передаче «People and Places» («Люди и положения»). Эпштейн, который был категорически против их неухоженного вида и бунтарских повадок, приказал выступать в пристойной одежде. Джон воспротивился переодеванию, опасаясь, что их сторонники не вынесут измены.

Но на другой день фильм вышел на экраны, и Джон не выглядел иначе, чем Пол, Джордж и Ринго. Черный костюм с жилетом, белая рубашка и галстук, мягкая прическа «грибная шляпка». Это был шарм, которого так добивался Эпштейн. И Джон, скрепя сердце, прекратил восстание против «буржуазного» имиджа. Хотя ему куда больше нравились джинсы, кожаная куртка и сапоги. 28 октября подарило Джону особую радость: благодаря Брайану битлзы выступили в ливерпульском «Эмпайр‑театре». Такой чести удостаивались лишь знаменитости. К тому же они давали концерт вместе с самим Литтлом Ричардом, который всегда служил для них образцом.

 

 

26 ноября Джордж Мартин вновь пригласил битлзов в студию «ЭМИ». После успеха «Люби же меня» он уже не сомневался, что открыл золотую жилу. Но как опытный продюсер он хотел идти наверняка, поэтому на сторону «А» запланированной пластинки для гарантии повышенного спроса предложил записать песню удачливого сочинителя М. Мюррея «Как это у вас получается?» Прослушав инструментальную редакцию зонга, Джон решительно отверг его, хотя несколько позже в записи «Gerry and Pacemakers» этот опус стал хитом.

Джон пошел на принцип. Если уж это пластинка его группы, то и песни должны быть их собственные. Кроме того, появилась неплохая возможность продемонстрировать, что его слово кое‑что значит. Он и мысли не допускал, что кто‑то мог размещать записи помимо его воли. И Джордж Мартин уступил.

На другой день они сыграли ему песню Пола «Please, Please Me» («Пожалуйста, доставь мне радость»). Мартин нашел ее недурной, предложил только немного ускорить темп. Вещь предназначалась для стороны «А» нового сингла.

И вышло так, что эта песня стала для битлзов – эталонной. Джон, как это уже было в «Люби же меня», исполнял блюзовую партию губной гармошки. На обратной стороне диска они записали песню «Ask Me Why», исполненную романтических тонов, ставших впоследствии характерными для целого ряда их знаменитых баллад.

12 января 1963 года пластинка появилась на рынке, и тут же с нулевой отметки достигла 17‑го места. А 12 февраля она взлетела на первое место, продержавшись там целую неделю. За год было продано 250.000 экземпляров диска. Так «Битлз» впервые завоевали серебряную пластинку.

«Этой серебряной пластинке „Пожалуйста, доставь мне радость“ я радовался больше, чем всему, чего мы до тех пор достигли. Именно тогда я почувствовал, что мечта начала сбываться…»

Прежде чем чаша успеха была испита до дна, Джону с группой пришлось еще раз отправиться в Гамбург. С 18 по 31 декабря 1962 года состоялись очередные гастроли. Без всякого настроения Леннон переплыл с командой через пролив, думая лишь о том, как славно было бы провести Рождество в Ливерпуле в кругу друзей и родных. Гамбург его больше не интересовал. Теперь, когда все пошло по восходящей, тур в Германию представлялся ему досадным перерывом. Но контракт следовало соблюдать. Правда, в дополнение к нему Манфред Вайсследер, владелец «Старклаба», должен был выложить еще тысячу фунтов Брайану Эпштейну.

По возвращении всё закрутилось снова, и уже без пауз. С 1 по 5 января – турне по Шотландии, 11 января – участие в телевизионной передаче «Thank Your Lucky Star» («Спасибо вашим счастливым звездам») компании «ABC», где они выступили с «Плиз, плиз ми» и «Аск ми уай». Момент был выбран Эпштейном весьма удачно – днем позже именно этот сингл поступил в продажу.

Успешное производство пластинок, выступления по телевидению, зонги по радио, растущее число концертов… Прошли времена, когда они были вынуждены играть за ничтожное жалование. Впрочем, самые большие деньги они все еще не делали, поскольку Эпштейн заключил многие концертные договоры еще тогда, когда их рыночная цена не была высокой.

При всех известных обстоятельствах для Джона все же немало значило признание тети. Она же все еще была настроена… скептически. Хотя и вынуждена была согласиться, что ее предсказание о том, что он никогда не заработает денег гитарой, не оправдалось. В то же время она видела, как меняется Джон с ростом своей популярности. Для него и Синтии она освободила нижний этаж своего дома на Менлав‑авеню. Их жизнь не была для нее тайной и совершенно не соответствовала ее представлениям об упорядоченном брачном союзе.

Джон наслаждался тем, что его турне по всей Англии праздновались как триумф звезды. Девушки на концертах впадали в истерический экстаз, устраивали давку перед сценой, проникали в гардеробные комнаты. А в доме, где жила Синтия, ему все казалось узким и давящим. И в редкие дни, когда они бывали вместе, он недружелюбно и брюзгливо реагировал на все, что бы она ни сказала и ни сделала. Часто он провоцировал ссору без всяких на то оснований, доходило до серьезных ссор и даже рукоприкладства, особенно, когда Синтия упрекала его в том, что в своих концертных путешествиях он изменял ей. В минуты примирения Синтию грела надежда, что с рождением бэби Джон образумится.

Удручало ее и то обстоятельство, что Эпштейн и рекламные агенты делали все возможное, чтобы скрыть от общественности женитьбу Джона. Они считали, что бизнесу повредит информация о том, что Джон уже надел на себя цепи Гименея. Все безумствующие поклонницы должны были надеяться, что Джон предназначен для каждой из них.

Особенно тесными были отношения Джона и Пола. Пылающие непомерным честолюбием, оба стремились к одной цели и делали для этого все. День и ночь, каждую свободную минуту, дома или в автобусе они думали о новых зонгах, сочиняли тексты и музыку. Теперь они придавали все больше значения собственным композициям. Джон предпочитал воспитанный блюзом рок, причем использовал три аккорда классической блюз‑ и рок‑схемы. Музыкальные возможности Пола были обширнее. В своих композициях, мелодически более рельефных, он использовал элементы рока, нью‑орлеанского джаза и блюза, а также балладные формы.

Если поначалу шло соперничество, и каждый хотел доказать, что он – лучше, то мало‑помалу они пришли к выводу: простые, выстроенные на несложных гитарных аккордах пассажи Джона хорошо подходили для строф и рефренов, в то время как Пол создавал средние такты, с которыми приходили мелодии и трудные гармонии. Этот принцип их совместной работы наиболее ярко воплотился в песне «А Hard Day's Night» («Ночь после трудного дня»).

О своем участии в совместно написанных песнях Джон говорил: «Мой вклад в зонги Пола состоял в том, чтобы сделать их более блюзовыми, многогранными… Он обеспечивал легкость, оптимизм, в то время как я всегда метил в печаль, диссонансы, блюзовые ноты…» (Интервью журналу «Плейбой», 1980).

То, как ранний Джон Леннон не только музыкально, но и текстуально ориентировался на блюзовые образцы, особенно заметно, когда слушаешь песню «The One After 909» («Один после 909»). Она написана в 1960 году, но впервые была опубликована десять лет спустя на долгоиграющей пластинке «Let It Be» («Пусть будет так»).

Джон использовал здесь целый ряд понятий из классического блюзового словаря железнодорожных жанровых сценок. Это, к примеру, railman, station, location, travelling. А формула «I'm traveling on that line» напоминает о «Rock Island Line» Донегана.

 

My baby says she's trav'ling on the One after Nine‑o‑Nine

I said move over honey I'm traveling on that line

I said move over once, move over twice

Come on baby, don't be cold as ice.

I got my bag, ran to the station

Railman says you've got the wrong location

I got my bag, ran right home

Then I find I've got the number wrong.

 

Брайан Эпштейн становился для Джона все более нужным человеком. Если Леннон даже не разделял каких‑то его воззрений, то в том, что касалось имиджа группы, полностью на него полагался. На Джона производила впечатление уверенность, излучаемая их менеджером, его безукоризненные светские манеры.

В соперничестве с ансамблем «Битлз», который был для Леннона смыслом жизни, Синтия не имела шансов на победу. Она прилагала немало сил, чтобы поговорить с Джоном по душам, чего он всячески избегал. Говорить о своих приключениях на гастролях, о музыке? 18 апреля 1963 года в «Сефтон‑Дженерал‑Госпитал» Синтия подарила миру мальчика, которого в честь матери Джона назвали Джулианом.

Однако отец малыша с его рождением к лучшему не изменился. Больше того, Джон вообще никак не отреагировал на появление наследника. Маленькое беспомощное существо тяготило его чувством несвободы. Через несколько дней после первого крика новорожденного Леннон вместе с Эпштейном отправился отдыхать на Пиренейский полуостров.

«Я поехал с Брайаном в Испанию, что породило слухи, будто мы ищем приключений. Но дело обстояло совсем не так. У нас была тесная связь. Я тогда впервые узнал о том, что он – гомосексуалист. О нашем испанском путешествии некоторые распространяли довольно глупые слухи. Очевидно, причины их крылись в нашем обоюдном доверии и факте совместной поездки. Но больше не было ничего, что бы вообще могло породить эти дурацкие слухи», – пролил Джон свет на это событие.

Синтия была в шоке от поведения мужа. Что касается тети Мэри, то она была вне себя. В этом сюжете вновь проявилась одна из характерных черт Джона – действовать спонтанно, по воле настроения, не считаясь ни с кем.

Одно концертное турне сменялось другим. Они изъездили Англию вдоль и поперек. И хотя все еще выступали вместе с другими группами и солистами, но были уже, как правило, гвоздем программы. Толпы молодых людей собирались лишь для того, чтобы услышать и увидеть битлзов.

Однако успех имел и горький привкус. Джон тосковал по временам, когда они пели только в клубах, где каждый вечер протекал по‑разному, где контакт с публикой вызывал непосредственную реакцию. Там они могли уходить от клишированного имиджа.

Время джинсов и кожаных курток для «Битлз» кончилось.

О метаморфозе, происшедшей с их внешним видом, Леннон говорил так:

«Вне Ливерпуля, когда мы, например, уезжали в поисках заработков на юг, менеджеры танцевальных залов нас запросто могли не пустить. Они думали, что мы – банда драчунов. Поэтому понятно, что Эпштейн нам то и дело советовал: „Смотрите, не забывайте о костюмах порядочных людей…“ И хотя мы все еще любили наши кожаные вещички и джинсы, отлично сшитых костюмов не только для сцены, но и на каждый день нам тоже хотелось.

„Слышь, друг, достань‑ка мне костюм!“. Ведь когда ты носишь что‑то эдакое, денег ты получаешь больше… Ну, хорошо, я надеваю костюм и о'кей – буду его носить. Я напялил бы даже дедушкин лапсердак, лишь бы мне за это заплатили как полагается. Так что очень уж сильно я не был влюблен в свой кожаный хлам».

Успех стимулировал их творчество.

Бурное восхищение, которое обрушивалось на них после исполнения собственных сочинений, побуждало Джона и Пола писать все лучше и лучше. Следующей вершиной стала их первая долгоиграющая пластинка «Пожалуйста, доставь мне радость».

11 февраля 1963 года, в 10.30, они появились в студии «EMI» на Эбби‑Роуд. В одиннадцать вечера, когда они покинули ее, все песни были записаны. Столь короткое время, затраченное на запись, объясняется тем, что все эти зонги входили в их постоянный репертуар. Феноменом этого первого альбома было то, что из четырнадцати произведений семь принадлежали Леннону и Маккартни (четыре из них уже вышли в свет на синглах). Это был явный признак того, что с эпигонством покончено.

В своих текстах они обращались к теме, которая не отличалась особой оригинальностью – любовь. Модной эта тема не была, но манера, с которой они ее подавали, заставляла их ровесников прислушиваться к текстам, созвучным их собственным чувствам. Стихи, далекие от шлягерной сусальности, органично сливались с прекрасными мелодиями. Оригинальные аранжировки, чистые и сильные голоса, оптимизм и ожидание счастья – всё это наиболее характерные особенности их романтического периода.

Зонг «Постскриптум: я люблю тебя» типичен для этой фазы развития «Битлз».

 

 

 

Воспоминание о прошедших временах – «Битлз»–1963 в ливерпульском «Кэвен‑клабе».

 

P.S. I LOVE YOU

As I write this letter, send my love to you,

remember that I'll always be in love with you.

Treasure these few words till we're together

keep all my love forever.

P.S. I Love You…

 

P.S. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ

В то время, как я пишу это письмо

и посылаю тебе мою любовь,

я думаю о том, что буду любить тебя всегда.

Сохрани эти несколько слов как сокровище

до тех пор, пока мы не увидимся.

Сохрани мне мою любовь.

P.S. Я люблю тебя…

 

Песне «Плиз, плиз ми», в которой Джон опять исполнял партию губной гармошки, критики дали самую высокую оценку. Концепция и композиционный стиль этой вещи стали образцом для целой серии песен, появившихся впоследствии.

И еще кое‑что отчетливо проявилось в этой записи – продюсер и звукорежиссер Джордж Мартин оказывал всё возрастающее влияние на музыкальное развитие группы. По его предложению в песне «A Taste of Honey» («Вкус меда») голос Пола методом наложения был записан дважды; в «Misery» («Страдание») он предложил включить проигрыши на пианино и играл их сам.

И хотя в английском хит‑параде диск достиг только третьего места, он оставался в нем полгода, что значительно укрепило популярность группы.

4 марта они вновь приехали в студию «EMI». Была записана песня «From Me To You» («От меня к тебе»), которую Джон и Пол сочинили в феврале, в автомобиле, во время турне с Элен Шапиро. Тогда они посчитали ее слишком блюзовой и потому не хотели записывать. Мартин предложил им вставить звуки губной гармошки, что еще более усилило блюзовое звучание. Песня завораживала своей мелодической свежестью, на сторону «Б» они записали «Thank You Girl» («Спасибо тебе, девочка»), причем Джон и здесь не изменил своей гармонике.

Сингл вышел в апреле, круто взмыл вверх и семь недель держался на первом месте.

Теперь билетами на их концерты торговали по ценам черного рынка. Их слава перешагнула границы Англии. Но пресса пока большей частью помалкивала. Большая битломания еще не началась.

Для 1963 года характерной была невероятная производительность, с которой работали Джон и Пол. 1 июля они записали «She Loves You» («Она любит тебя») – песню, весьма типичную для ранних «Битлз» с точки зрения использования музыкальных средств. Впервые в ней прозвенели знаменитые «Yeah, yeah, yeah!», звучащие, как ликующий боевой клич.

Брайан Эпштейн пригласил на запись нескольких журналистов. Но Джону мешала беспокойная толпа в студии. Он настоял на том, чтобы репортеры исчезли.

Песня «Она любит тебя» удалась не сразу. Они проигрывали ее по многу раз, все время подбирая новые оттенки, пока, наконец, не остались довольными. Для стороны «Б» была записана песня «I'll get you» («Ты будешь моей»).

Едва этот сингл появился в Англии, а это случилось 23 августа, авторы безоговорочно были поставлены на пьедестал хит‑парада над цифрой «1». Им вновь удался большой рывок. То, что они уже сделали блестящее имя и стали пользоваться безграничным кредитом у своих фанов, подтверждает такой факт: за день до выхода новой пластинки на нее было подано 500.000 заказов! Это была гарантия их первого золотого диска.

Джон купался в успехе. Его чувство собственного достоинства возросло неизмеримо и больше не зависело от случайных депрессий. И хотя доходы еще не достигли уровня прибылей суперзвезд, Джон был уверен, что их финансовый успех не за горами.

С момента, когда, казалось, восторг фанов достиг предела, до тех дней, когда разразилась знаменитая битловская истерия, возникло явление, аналогов которому нет в истории мировой поп‑музыки.

 

 

 

«Битлз» (1963)

 

 

13 октября 1963 года в средствах массовой информации, особенно в английских газетах и журналах, начался настоящий журналистский психоз. В этот день битлзы выступали в популярном развлекательном телешоу «Sunday Night at the London Palladium» («Воскресный вечер в лондонском Палладиуме»). Ее смотрели примерно 15 миллионов зрителей.

Незадолго до приезда «Битлз» несколько девушек собрались перед зданием театра на Эджилл‑стрит. Не было никаких толп. И после концерта улица не выглядела по‑иному, чем в обычные дни. Но на следующее утро самые тиражные газеты изобразили совсем другую картину.

В «Дэйли Миррор» можно было прочесть следующее: «Лишь с огромным трудом полиция смогла сдержать 1000 визжащих тинэйджеров, когда битлзы уезжали после концерта в Палладиуме». В «Дэйли Экспресс» было опубликовано фото, на котором Джон, Пол, Джордж и Ринго, якобы полные ужаса, смотрят на огромную толпу. Ее на снимке, однако, видно не было.

Другие газеты тоже захлебывались, сообщая о «бесчинствах» после шоу в Палладиуме.

Дезо Хоффманн, который принадлежал к уже солидному штату сотрудников Брайана Эпштейна, комментировал эти сообщения так: «В этот вечер не было никакого столпотворения. Я же был там! Мы видели, может быть, восемь девушек. Возможно, их было и того меньше. А когда позднее „уличный менеджер“ пошел за девочками – для каждого из ребят – там вообще уже никого не осталось».

Достоин внимания ответ на вопрос – почему именно в это время пресса «открыла» «Битлз» и устроила вокруг них лихорадку?

Когда на концерте в «ABC» в Кембридже (март 1963) сотни девушек извивались перед сценой в истерических конвульсиях, газеты не дали об этом ни строчки.

Почему же <