ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой в Лес приходит Тигра и завтракает

 

Винни‑Пух внезапно проснулся в полночь и насторожился. Потом он встал с постели, зажег свечку и пошел к буфету‑проверить, не пытается ли кто‑нибудь туда залезть, но там никого не было, так что он, успокоенный, вернулся обратно, задул свечку и лег в постель. И тут он снова услышал Подозрительный Звук – тот самый, который его разбудил.

– Это ты, Пятачок? – спросил Пух.

Но это был не он.

– Входи, Кристофер Робин, – сказал Пух.

Но Кристофер Робин не вошел.

– Завтра расскажешь, Иа, – сказал Пух сонным голосом.

Но звук продолжался.

– ВОРРАВОРРАВОРРАВОРРАВОРРА! – говорил Неизвестно Кто, и Пух вдруг почувствовал, что ему, в общем, совершенно не хочется спать.

«Что это может быть такое? – подумал он. – У нас в Лесу бывает множество всяких звуков, но этот какой‑то странный. Это и не пение, и не сопение, и не хрипение… Это даже не тот звук, который издаешь перед тем, как прочитать вслух стихи. Это какой‑то незнакомый шум, и шумит какой‑то незнакомый зверь. А главное, он шумит у самой моей двери. Очевидно, надо встать и попросить его перестать».

Винни встал с постели и открыл дверь.

– Привет! – сказал он, обращаясь неизвестно к кому.

– Привет! – ответил Неизвестно Кто.

– Ох! – сказал Пух. – Привет!

– Привет!

– А, это ты! – сказал Пух. – Привет!

– Привет! – сказал Чужой Зверь, недоумевая, до каких пор этот обмен приветствиями будет продолжаться.

Пух как раз собирался сказать «Привет!» в четвертый раз, но подумал, что, пожалуй, не стоит, и вместо этого он спросил:

– А кто это?

– Я, – отвечал Голос.

– Правда? – сказал Пух. – Ну, тогда входи!

Тут Неизвестно Кто вошел, и при свете свечи он и Пух уставились друг на друга.

– Я – Пух, – сказал Винни‑Пух.

– А я – Тигра, – сказал Тигра.

– Ох! – сказал Пух. (Ведь он никогда раньше видел таких зверей.) – А Кристофер Робин знает про тебя?

– Конечно, знает! – сказал Тигра.

– Ну, – сказал Пух, – сейчас полночь, и это самое подходящее время, чтобы лечь спать, а завтра утром у нас будет мед на завтрак. Тигры любят мед?

– Они все любят! – весело сказал Тигра.

– Тогда, раз они любят спать на полу, я пойду опять лягу в постель, – сказал Пух, – а завтра мы займемся делами. Спокойной ночи!

И он лег в постель и поскорее заснул. Первое, что он увидел утром, проснувшись, – был Тигра, который сидел перед зеркалом, уставившись на свое отражение.

– Доброе утро! – сказал Пух.

– Доброе утро! – сказал Тигра. – Смотри‑ка, тут есть кто‑то, точь‑в‑точь как я, а я думал, я только один такой.

 

Пух вылез из постели и начал объяснять, что такое зеркало, но едва он дошел до самого интересного места, Тигра сказал:

– Минуточку! Извини, пожалуйста, но там кто‑то лезет на твой стол!.. ВОРРАВОРРАВОРРАВОРРАВОРРА! – проворчал он, схватил угол скатерти, стащил ее на пол, завернулся в нее три раза, перекатился в другой конец комнаты и, после отчаянной борьбы, сунул голову из‑под скатерти и весело спросил:

– Ну, кто победил? Я?

– Это моя скатерть, – сказал Пух, начиная развертывать Тигру.

– Никогда бы не подумал, что ее так зовут, – сказал Тигра.

– Ее стелют на стол, и на нее потом все ставят.

– А тогда зачем она старалась укусить меня, когда я не смотрел?

– Не думаю, чтобы она очень старалась. – сказал Пух.

– Она старалась, – сказал Титра, – но где ей со мной справиться!

Пух расстелил скатерть на столе, поставил большой горшок меду на скатерть, и они сели завтракать.

Как только они сели, Тигра набрал полный рот меду… и поглядел на потолок, склонив голову набок. Потом послышалось чмоканье – удивленное чмоканье, и задумчивое чмоканье, и чмоканье, означающее: «Интересно, что же это нам такое дали?»

А потом он сказал очень решительным голосом:

– Тигры не любят меда!

– Ай‑ай‑ай! – сказал Пух, стараясь показать, что его это ужасно огорчило. – А я‑то думал, что они любят все.

– Все, кроме меда, – сказал Тигра.

Сказать по совести, Винни‑Пуху это было довольно приятно, и он поспешно сообщил Тигре, что, как только он, Пух, справится со своим завтраком, они пойдут в гости к Пятачку, и, может быть, он угостит их желудями.

– Спасибо, Пух, – сказал Тигра, – потому что как раз желуди Тигры любят больше всего на свете!

И вот после завтрака они отправились в гости к Пятачку, и Пух по дороге объяснял, что Пятачок – очень Маленькое Существо и не любит, когда на него наскакивают, так что он, Пух, просит Тигру не очень распрыгиваться для первого знакомства, а Тигра, который всю дорогу прятался за деревьями, то вдруг выскакивал из засады, стараясь поймать тень Пуха, когда она не смотрела, отвечал, что Тигры наскакивают только до завтрака, а едва они съедят немного желудей, они становятся Тихими и Вежливыми. Так они незаметно дошли до дверей Пятачка и постучали.

– Здравствуй, Пух, – сказал Пятачок.

– Здравствуй, Пятачок. А это – Тигра.

– П‑п‑правда? – спросил Пятачок, отъезжая на стуле к противоположному краю стола. – А я думал, Тигры не такие большие.

– Ого‑го! Это ты не видал больших! – сказал Тигра.

– Они любят желуди, – сказал Пух, – поэтому мы и пришли. Потому что бедный Тигра до сих пор еще совсем не завтракал.

Пятачок подвинул корзинку с желудями Тигре и сказал: «Угощайтесь, пожалуйста», а сам крепко прижался к Пуху и, почувствовав себя гораздо храбрее, сказал: «Так ты Тигра? Ну‑ну!» – почти веселым голосом. Но Тигра ничего не ответил, потому что рот у него был набит желудями…

Он долго и громко жевал их, а потом сказал:

– Мимы ме мюмят момумей.

А когда Пух и Пятачок спросили: «Что, что?» – он сказал:

– Мимимите! – и выбежал на улицу.

Почти в ту же секунду он вернулся и уверенно объявил:

– Тигры не любят желудей.

– А ты говорил, они любят все, кроме меда, – сказал Пух.

– Все, кроме меда и желудей, – объяснил Тигра.

Услышав это, Пух сказал: «А‑а, понятно!» – а Пятачок, который был, пожалуй, немного рад, что Тигры не любят желудей, спросил:

– А как насчет чертополоха?

– Чертополох, – сказал Тигра, – Тигры действительно любят больше всего‑всего на свете!

– Тогда пойдем навестим Иа, – предложил Пятачок.

Все трое отправились в путь. Они шли, и шли, и шли и наконец пришли в тот уголок Леса, где находился Иа‑Иа.

– Здравствуй, Иа! – сказал Пух. – Вот это – Тигра.

– Кто вот это? – спросил Иа.

– Вот это, – в один голос объяснили Пух и Пятачок, а Тигра улыбнулся во весь рот и ничего не сказал.

Иа обошел вокруг Тигры два раза: сначала с одной стороны, потом с другой.

 

– Как, вы сказали, это называется? – спросил он, закончив осмотр.

– Тигра.

– Угу, – сказал Иа.

– Он только что пришел, – объяснил Пятачок.

– Угу, – повторил Иа.

Он некоторое время размышлял, а потом сказал:

– А когда он уходит?

Пух стал объяснять Иа, что Тигра – большой друг Кристофера Робина и он теперь всегда будет в Лесу, а Пятачок объяснил Тигре, что он не должен обижаться на то, что сказал Иа, потому что он, то есть Иа, всегда такой угрюмый; а Иа‑Иа объяснил Пятачку, что наоборот, сегодня утром он необыкновенно весел: а Тигра объяснил всем и каждому, что он до сих пор еще не завтракал.

– Ох, так и знал, что позабуду, – сказал наконец Пух. – Тигры всегда едят чертополох – вот почему мы пришли к тебе в гости.

– Спасибо, Пух! Очень, очень тронут твоим вниманием!

– Ой, Иа, я не хотел сказать, что мы не хотели тебя видеть…

– Понятно, понятно. Словом, ваш новый полосатый друг хочет позавтракать. Вполне естественно. Как, вы говорите, его зовут?

– Тигра.

– Ну, тогда пойдем сюда, Тигра.

Иа проводил Тигру к самому колючему кусту чертополоха и для верности показал на него копытом.

– Этот кустик я берег для своего дня рождения, – сказал он, – но, в конце концов, что такое день рождения? Сегодня он тут, а завтра его нет. Пожалуйста, Тигра, угощайся.

Тигра сказал «спасибо» и неуверенно покосился на Пуха.

– Это и есть чертополох? – шепнул он.

– Да, – сказал Пух.

– Тот, который Тигры любят больше всего на свете?

– Совершенно верно, – сказал Пух.

– Понятно, – сказал Тигра.

И он храбро откусил большущую ветку и громко захрустел ею. В ту же секунду он сел на землю и сунул лапу в рот.

– Ой‑ой‑ой, – сказал он.

– В чем дело? – спросил Пух.

– Жжется! – пробормотал Тигра.

– Кажется, – сказал Иа, – наш друг проглотил пчелу.

Друг Пуха на секунду перестал трясти головой (он пытался вытрясти колючки) и объяснил, что Тигры не любят чертополоха.

– Тогда зачем было портить такой отличный экземпляр? – сурово спросил Иа.

– Но ведь ты сам говорил, – начал Пух, – ты говорил, что Тигры любят все, кроме меда и желудей.

– И чертополоха! – крикнул Тигра, который в это время бегал с высунутым языком, описывая огромные круги.

 

Пух грустно посмотрел на него.

– Что же мы будем делать? – спросил он Пятачка.

Пятачок знал, что ответить. Он сказал не задумываясь, что нужно пойти к Кристоферу Робину.

– Вы найдете его у Кенги, – сказал Иа. Потом он подошел поближе к Пуху и сказал громким шепотом: – Не могли бы вы попросить вашего друга перенести свои спортивные упражнения в какое‑нибудь другое место? Я сегодня собираюсь обедать, и мне не очень хочется, чтобы весь мой обед истоптали ногами. Конечно, это пустяки, прихоть, можно сказать, но всех у нас есть свои маленькие капризы. Пух важно кивнул и позвал Тигру.

– Пошли! Мы сейчас пойдем к Кенге, уж у нее обязательно найдется для тебя куча всяких завтраков.

Тигра закончил последний круг и подбежал к Пуху.

– Жжется! – объяснил он, широко и приветливо улыбаясь. – Пошли! – И побежал первым.

Пух и Пятачок медленно побрели за ним. По дороге Пятачок ничего не говорил, потому что он не мог ни о чем думать, а Пух ничего не говорил, потому что думал о новом стихотворении, и, когда он все хорошенько обдумал, он начал:

 

Что делать с бедным Тигрой?

Как нам его спасти?

Ведь тот, кто ничего не ест,

Не может и расти!

А он не ест ни меду,

Ни вкусных желудей –

Ну ничего, чем кормят

Порядочных людей!

Он даже отказался

Жевать чертополох,

Чем вызвал в нашем Обществе

Большой переполох!

Так что ж нам делать с Тигрой?

Как нам его спасти?

Ведь Тигре очень нужно

Немного подрасти!

 

– Да он ведь и так уже очень большой, – сказал Пятачок.

– На самом деле он еще не очень большой.

– Ну, он кажется очень большим. Просто огромным.

Пух, услыхав это, задумался и пробормотал про себя:

 

Не знаю я сколько в нем Метров,

И Литров, и Килограмм,

Но Тигры, когда они прыгают,

ОГРОМНЫМИ кажутся нам!

 

– Теперь стихотворение закончено, – сказал он. – Тебе оно нравится, Пятачок?

– Все, кроме Литров, – сказал Пятачок. – По‑моему, они тут ни к чему.

– А они обязательно хотели встать сзади Метров, – объяснил Пух. – Вот я их и впустил туда, чтобы отвязаться. Вообще это самый лучший способ писать стихи – позволять вещам становиться туда, куда они хотят.

– Этого я не знал, – сказал Пятачок.

Тигра тем временем весело прыгал впереди, поминутно возвращаясь, чтобы спросить: «Сюда идти?» И вот наконец показался домик Кенги, и там был Кристофер Робин. Тигра бросился со всех ног к нему.

 

– Ах, это ты, Тигра! – сказал Кристофер Робин. – Я знал, что ты где‑нибудь тут.

– А я сколько всего нашел в лесу! – с гордостью сказал Тигра. – Я нашел пух, и пятачок нашел, и еще иа нашел! А вот завтрака я нигде не нашел.

Пух и Пятачок подошли к Кристоферу Робину обнялись с ним и рассказали, в чем дело.

– Ты, наверно, знаешь, что Тигры любят? – спросил Пух.

– Если я очень постараюсь, я, наверно, вспомню, – сказал Кристофер Робин. – но я думаю, что Тигра сам знает.

– Я знаю, – сказал Тигра, – они любят все на свете, кроме меда и желудей и еще – как эти жгучки называются?

– Чертополох.

– Да и еще кроме этих.

– Ну что же, ладно. Уж Кенга накормит тебя завтраком.

Они вошли в дом, и когда Крошка Ру сказал «Здравствуй, Пух», и «Здравствуй, Пятачок» (по одному разу), и «Здравствуй, Тигра» (два раза, потому что это очень забавно звучало и, кроме того, он ведь никогда еще так не здоровался), они рассказали Кенге, зачем они пришли, и Кенга очень ласково сказала: «Ну что ж, милый Тигра, загляни в мой буфет и посмотри – что тебе там понравится». Ведь Кенга сразу поняла, что, хотя с виду Тигра очень большой, он так же нуждается в ласке, как и Крошка Ру.

– А можно мне тоже поглядеть? – сказал Пух который уже начал себя чувствовать немножко одиннадцатичасно, и, получив согласие, он разыскал небольшую банку сгущенного молока. Что‑то, видимо, подсказало ему, что Тигры не любят сгущенного молока, и он тихонечко унес банку в уголок и спокойно занялся ею.

Но чем больше Тигра совал то свой нос, то лапу, то в одну, то в другую банку, тем больше он находил вещей, которые Тигры не любят. И когда он перерыл весь буфет и нашел все, что там было, и оказалось, что он ничего этого есть не может, он спросил Кенгу:

– Что же теперь будет?

Но Кенга, и Кристофер Робин, и Пятачок – все стояли вокруг Крошки Ру, уговаривая его принять рыбий жир. И Ру говорил: «Может, не надо?» – а Кенга говорила: «Ну‑ну, милый Ру, вспомни, что ты мне обещал».

– Что это там такое? – шепнул Тигра Пятачку.

– Это ему лекарство дают, – сказал Пятачок. – Витамины! Он их ненавидит!

Тигра подошел поближе и наклонился над спинкой кресла Ру. И вдруг он высунул язык, послышалось громкое «буль‑буль», и, подскочив от удивления, Кенга вскрикнула: «Ох!» – и ухватила ложку как раз в ту секунду, когда она уже исчезала в пасти Тигры. Ложку она спасла, но рыбий жир исчез.

– Господи, Тигра, милый! – сказала Кенга.

– Он мое лекарство принял, он мое лекарство принял, он принял мое лекарство! – в восторге запищал Ру, решивший, что это отличная шутка.

Тут Тигра посмотрел на потолок, закрыл глаза, и язык его пошел ходить кругами вокруг мордочки, на тот случай, если что‑нибудь осталось снаружи. Затем его озарила умиротворенная улыбка, и он сказал:

– Так вот что Тигры действительно любят!

 

Теперь нас не удивит, что он поселился в доме у Кенги и всегда получал рыбий жир на завтрак, обед и ужин. Иногда (когда Кенга считала, что ему нужно подкрепиться) он вместо лекарства принимал ложку‑другую кашки, которой завтракал Ру.

– Но я лично считаю, – говаривал в таких случаях Пятачок Пуху, – я лично считаю, что он и так достаточно крепкий!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой огрызуются поиски, а Пятачок опять чуть‑чуть не попался Слонопотаму

 

Однажды Пух сидел дома и пересчитывал свои горшки с мёдом, как вдруг раздался стук в дверь.

– Четырнадцать, – сказал Пух. – Войдите, Четырнадцать. Или их было пятнадцать? Обидно! Теперь я сбился.

– Привет, Пух! – сказал Кролик.

– Привет, Кролик. Их четырнадцать, правда?

– Кого их?

– Моих горшков с мёдом. Которые я считал.

– Четырнадцать, точно.

– Ты уверен?

– Нет, – сказал Кролик. – А это важно?

– Я просто хотел знать, – сказал Пух скромно. – Чтобы я потом мог сказать сам себе: «А у меня ещё четырнадцать горшочков мёду осталось!» Или, может быть, пятнадцать. Это как‑то утешает.

– Ну, тогда пусть будет шестнадцать, – решил Кролик. – Я вот о чём хотел сказать: ты сегодня видел где‑нибудь Козявку?

– По‑моему, нет, – сказал Пух.

А потом, немного подумав, он сказал:

– А кто это такой – Козявка?

– Ну, там, один из моих Родственников и Знакомых, – небрежно ответил Кролик.

Пуху это, по правде говоря, не очень помогло. Ведь у Кролика было так много Родственников и Знакомых – и таких разных сортов и размеров, – что Пух не представлял себе даже, где искать Козявку – на вершине дуба или среди лепестков лютика…

– Я сегодня никого не видал, – сказал Пух – никого такого, кому можно сказать: «Привет, Козявка!» А он тебе нужен зачем‑нибудь?

– Мне никто не нужен, – сказал Кролик. – Это я всем нужен. Но всегда полезно сказать, где он есть, твой Родственник и Знакомый, нужен он тебе или не нужен.

– А‑а, понятно, – сказал Пух. – Он потерялся?

– Ну, – сказал Кролик, – уже очень давно его никто не видал, значит, по‑моему, наверно, да. Так или иначе, – продолжал он важно, – я пообещал Кристоферу Робину Организовать Поиски, так что пошли.

Пух тепло попрощался со своими четырнадцатью горшочками, надеясь, что их всё‑таки пятнадцать, и оба – он и Кролик – вышли в Лес.

– Так вот, – начал Кролик, – идут Поиски, и я их Организовал.

– Что ты с ними сделал? – спросил Пух.

– Организовал. Это значит, – ну, это то, что нужно сделать, когда идут Поиски, чтобы не искать всем сразу в одном месте. Поэтому я хочу, чтобы ты, Пух, искал сначала возле Шести Сосен, а гротом прошёл к Дому Совы и там разыскал меня. Ясно?

– Нет, – сказал Пух. – А что?

– Тогда увидимся возле дома Совы примерно через час.

– А Пятачок – он тоже огрызован?

– Как и все мы, – сказал Кролик и умчался.

Едва Кролик скрылся из виду, как Пух вспомнил, что так и забыл спросить, кто такой Козявка – то ли он Родственник и Знакомый того сорта, который садится тебе на нос, то ли он из тех, на которых ты нечаянно наступаешь. А так как было уже Слишком Поздно, он решил прежде всего разыскать Пятачка и сначала узнать у него, что именно (вернее – кого именно) они ищут, а уж потом начать Поиски.

«А Пятачка нечего искать у Шести Сосен, – сказал Пух про себя, – потому что ведь его огрызовали в совсем другое, Специальное Место. Значит, надо сперва поискать это Специальное Место. Интересно, где оно может быть?»

И Пух записал в своей голове примерно вот что:

 

КАК ВСЁ ИСКАТЬ ПО ПОРЯДКУ

1. Специальное место (Найти Пятачка)

2. Пятачок (Узнать, кто такой Козявка)

3. Козявка (Найти Козявку)

4. Кролик (Сказать ему, что я нашёл Козявку)

5. Опять Козявка (Сказать ему, что я нашёл Кролика)

 

«Получается вроде довольно беспокойный день», – подумал Пух, потихоньку ковыляя по Лесу.

И в следующее мгновение День стал и в самом деле весьма беспокойным, потому что Пух так старательно НЕ смотрел себе под ноги, что обеими лапками наступил на ту часть Леса, которую по ошибке забыли в другом месте, так что он успел только подумать: «Я лечу. Как Сова. Интересно, как бы остано…»

И тут он остановился.

ПЛЮХ!

– Ой, – пискнул кто‑то.

«Странно, – подумал Пух, – я сказал ОЙ, а сам не ойкал!»

– Спасите, – сказал тоненький, пискливый голосок.

«Это опять я, – подумал Пух. – Со мной случился Несчастный Случай, и я упал в колодец, и голос у меня стал пискливый, и разговаривает сам собой, потому что я что‑то себе повредил. Плохо дело!»

– Спасите‑помогите! – снова пискнул Голосок.

– Ну вот, пожалуйста! Я не собирался этого говорить, а вот говорю! Значит, это Очень Несчастный Случай!

Тут Пух решил проверить, сможет ли он сказать то, что собирается, и громко произнёс:

– Очень Несчастный Случай с Медвежонком Пухом.

– Пух! – пискнул Голосок.

– Это Пятачок! – крикнул Пух радостно. – Где ты, Пятачок?

– Внизу! Меня придавило, – сказал Пятачок придавленным голосом.

– Придавило? Чем?

– Тобой, – пискнул Пятачок. – Ты встань!

– Ох! – сказал Пух и поднялся как можно быстрее. – Я упал на тебя, Пятачок?

– Ты на меня свалился, – сказал Пятачок, ощупывая себя с головы до ног.

– Я не нарочно, – сказал Пух сокрушённо.

– Я тоже не нарочно, – печально сказал Пятачок. – Но теперь всё в порядке, Пух, и я очень‑очень рад, что это ты.

– Что же случилось? – спросил Пух. – Где мы?

– Я думаю, мы в какой‑то яме. Я шёл себе и искал кого‑то, и вдруг я куда‑то пропал, а когда я поднялся поглядеть, где же я, тут на меня что‑то свалилось. Это был ты.

– Так и было, – сказал Пух.

– Да, – сказал Пятачок. – Пух, – продолжал он встревожено и подвинулся к Пуху поближе, – Пух, ты думаешь – мы в Ловушке?

Пух об этом вообще не думал, но тут он кивнул. Потому что он внезапно вспомнил, как они с Пятачком устроили Хитрую Пухову Ловушку Для Слонопотамов, и он сразу догадался, что сейчас случилось. Они с Пятачком угодили в Слонопотамскую Ловушку. Для Пухов! Никаких сомнений!

– А что же будет, когда Слонопотам придёт? – спросил Пятачок, весь дрожа, когда узнал эти новости.

– Может, он тебя не заметит, Пятачок, – ободрительно сказал Пух, – потому что ты ведь – Очень Маленькое Существо.

– Но тебя‑то он заметит, Пух…

– Он заметит меня, а я замечу его, – сказал Пух, вслух обдумывая положение. – Мы будем долго‑долго замечать друг друга, а потом он скажет «ХО‑ХО!».

Пятачок слегка вздрогнул, представив себе это «ХО‑ХО!», и ушки его затрепетали.

– А… а ты что скажешь? – спросил он.

Пух попытался себе представить, что он скажет, но чем больше он пытался, тем больше чувствовал, что на такое «ХО‑ХО!», сказанное Слонопотамом, да ещё таким голосом, каким ЭТОТ Слонопотам собирался сказать «ХО‑ХО!», просто нет подходящего ответа…

– Я, наверно, ничего не скажу, – сказал Пух наконец. – Я буду просто мурлыкать про себя Шумелку, как будто я задумался.

– А он тогда, наверно, опять скажет «ХО‑ХО!»? – предположил Пятачок.

– Скажет, – согласился Пух.

Ушки Пятачка затрепыхались с такой силой, что ему пришлось прижать их к стене Ловушки, чтобы остановить.

– Он опять скажет «ХО‑ХО!», – продолжал Пух, – а я буду шумелкать и шумелкать… И это его расстроит… Потому что если вы скажете кому‑то «ХО‑ХО!» целых два раза, да ещё таким злорадным голосом, а этот кто‑то только шумелкает, то тогда вы вдруг поймёте, – как раз когда собираетесь сказать «ХО‑ХО» в третий раз, что… что… – ну да, вы поймёте…

– Что?

– Что оно НЕ.

– НЕ что?

Пух, конечно, знал, что он хочет сказать, но, будучи всего лишь медведем с опилками в голове, не мог найти слова.

– Ну, просто НЕ. И всё, – повторил он.

– Ты хочешь сказать, что оно уже не ХОХОШНОЕ? – сказал с надеждой Пятачок.

Пух посмотрел на друга и с восторгом сказал, что ну да, он именно это самое и хотел сказать – что МОЖНО всё время шумелкать, но всё время говорить «ХО‑ХО!» никак нельзя.

– А тогда он скажет что‑нибудь другое, – сказал Пятачок.

– То‑то и оно. Он скажет: «Что же это такое?» А тогда я скажу – и, кстати, это очень хорошая мысль, Пятачок, я её сию минуту придумал – я скажу: «Это ловушка для Слонопотамов, которую я построил, и теперь я жду, чтобы в неё попал Слонопотам!» – и буду дальше шумелкать. И уж тут он совсем растеряется.

– Пух! – закричал Пятачок (и теперь пришла его очередь глядеть на друга с восхищением), – Пух, ты нас спас!

– Ну да? – сказал Пух. Он не был в этом уверен.

Но Пятачок был совершенно уверен; воображение его заработало, и он прямо‑таки увидел, как Пух и Слонопотам разговаривают друг с другом, и вдруг он (не без огорчения) подумал, насколько было бы лучше, если бы со Слонопотамом разговаривал не Пух (как он ни любил Пуха), а Пятачок, потому что ведь у него, по правде говоря, больше ума, и разговор получился бы куда интересней, если бы одним из собеседников был не Пух, а Пятачок. И как было бы приятно потом по вечерам вспоминать тот день, когда он отвечал Слонопотаму так отважно, словно никакого Слонопотама тут и не бывало. Теперь это казалось так легко!

Вот какой был бы разговор:

СЛОНОПОТАМ (злорадно): ХО‑ХО!

ПЯТАЧОК (беззаботно): Тара‑тара‑тара‑рам!

СЛОНОПОТАМ (удивлённый и уже не столь уверенный в себе): Хо‑хо!

ПЯТАЧОК (ещё беззаботнее): Трам‑пам‑пам‑тирирам‑пам‑пам!

СЛОНОПОТАМ (собрался было опять сказать «Хо‑хо!», но неловко делает вид, будто закашлялся): Ххммм! Что это такое?

 

ПЯТАЧОК (удивлённо): Как это? Это Ловушка, которую я сделал, и я жду, чтобы в неё попался Слонопотам!

СЛОНОПОТАМ (крайне разочарованный): Ох! (После долгого молчания.) Вы уверены?

ПЯТАЧОК: Да!

СЛОНОПОТАМ: Ох! (Нервно.) Я… Я думал, это Ловушка, которую я сделал, чтобы ловить Пятачков.

ПЯТАЧОК (изумлённо): Да что вы! Ни в коем случае!

СЛОНОПОТАМ (виновато): Я… Я, наверно, что‑то перепутал…

ПЯТАЧОК: Боюсь, что так. (Вежливо.) Мне очень жаль. (Продолжает напевать.).

СЛОНОПОТАМ: Тогда… тогда я, пожалуй, пойду. Мне пора.

ПЯТАЧОК (вскидывая глаза): Ах, вам пора? Тогда, пожалуйста, если где‑нибудь встретите Кристофера Робина, скажите ему, что он мне нужен.

СЛОНОПОТАМ (рад угодить): Непременно! Непременно! (Поспешно удаляется.).

ПУХ (которого здесь, в сущности, не должно было быть, но без которого, как выясняется, не обойтись): Ох, Пятачок, какой ты храбрый и умный!

ПЯТАЧОК (скромно): Да что ты, Пух! Ничего подобного! (А потом, когда Кристофер Робин придёт, Пух сможет ему всё‑всё рассказать!)

Пока Пятачку снились эти счастливые сны, а Пух продолжал выяснять – четырнадцать или пятнадцать, поиски Козявки шли полным ходом по всему Лесу.

По‑настоящему Козявку звали Сашка Букашка, но для краткости его называли просто Козявка (когда к нему обращались, что случалось крайне редко, разве что кто‑нибудь ахал: «Ну и ну! Ну и Козявка!»).

Перед тем как пропасть, он несколько минут провёл с Кристофером Робином и сразу потом пошёл вокруг кустика можжевельника – просто для моциону, но вместо того, чтобы, как ожидалось, вернуться с той стороны, НЕ вернулся вообще. И никто не знал, куда он делся.

– Он, наверно, домой пошёл, – сказал Кристофер Робин Кролику.

– А он сказал: «Всего хорошего, спасибо за приятно проведённое время»? – спросил Кролик.

– Он только сказал «Здрассте», – ответил Кристофер Робин.

– Хм, – сказал Кролик. Немного подумав, он спросил:

– А может, он написал письмо – о том, как он славно повеселился и как огорчён, что ему пришлось так внезапно удалиться?

– Не думаю, – сказал Кристофер Робин.

– Хм! – повторил Кролик. Вид у него был очень важный. – Это Весьма Серьёзно. Ясно, что он пропал. Мы должны начать поиски немедленно.

Кристофер Робин, который думал о чём‑то другом, сказал: «А где Пух?» – но Кролика уже не было, так что он пошёл домой и нарисовал картинку – Винни‑Пух на прогулке в семь часов утра; потом он влез на самую верхушку своего дерева и слез на землю; и тут он забеспокоился, что Пуха нигде не видно, и пошёл по лесу его искать.

И довольно скоро он набрёл на ямку, из которой когда‑то брали гравий, а заглянув туда, он увидел спины Пуха и Пятачка. Друзья лежали рядышком и блаженно дремали.

– ХО‑ХО! – сказал Кристофер Робин громко и неожиданно.

Пятачок подскочил чуть ли не на полметра в воздух – от Неожиданности и Испуга. Пух продолжал дремать.

«Это Слонопотам, – подумал Пятачок, трепеща. – Ну, пора!» Он немного прочистил горло, чтобы слова, не дай Бог, не застряли, и потом самым беззаботным тоном, каким мог, замурлыкал:

– Тара‑тара‑тара‑рам! – как будто сам только что придумал эти замечательные слова. Но оглядываться он не стал, потому что если ты оглянешься и увидишь Очень Свирепого Слонопотама, который стоит над тобой и смотрит сверху – ты иногда можешь забыть то, что собирался сказать.

– Трам‑пам‑пам‑тирирам‑пам‑пам! – сказал Кристофер Робин почти что Пуховым голосом. Дело в том, что когда‑то (очень давно!) Пух сочинил (ныне Всем Известную) Шумелку с такими словами:

 

Тара‑тара‑тара‑рам!

Трам‑пам‑пам‑тирирам‑пам‑пам!

Тири‑тири‑тири‑рим!

Трам‑пам‑пам‑тиририм‑пим‑пим!

 

и с тех пор, когда бы Кристофер Робин ни запел эту Всем Известную Шумелку, он всегда поёт её почти что Пуховым голосом, потому что так получается правильнее.

«Ой, а он говорит совсем не то, – встревожено подумал Пятачок. – Он должен был опять сказать ХО‑ХО! Может, лучше я скажу за него?»

И Пятачок как можно свирепее сказал:

– ХО‑ХО!

– Как ты сюда попал, Пятачок? – спросил Кристофер Робин своим обычным голосом.

«Это у‑ужасно, – подумал Пятачок. – Сначала он говорит Пуховым голосом, а потом он говорит Кристофер‑Робиновым голосом – и всё нарочно, чтобы меня расстроить!»

И – Совершенно Расстроенный – бедный Пятачок заговорил быстро и очень пискливо:

– Это Ловушка для Пухов, и я жду, что туда упаду, хо‑хо‑хо‑хо, что это такое, а потом я опять скажу «Хо‑хо!».

– ЧТО? – спросил Кристофер Робин.

– Ловушка для Хо‑хо‑хов! – хрипло ответил Пятачок. – Я её только что сам сделал и жду, что Хо‑хо сам туда шлёп‑шлёп‑топ‑топ!

Возможно, Пятачок мог бы ещё долго продолжать в том же духе, но в этот момент Винни‑Пух внезапно пробудился и решил, что их шестнадцать. Он, естественно, встал, а когда он обернулся, чтобы почесать себе спинку в том месте, где его что‑то щекотало, он увидел Кристофера Робина.

– Привет! – сказал он радостно.

– Привет, Пух.

Пятачок поднял глаза – и сразу их отвёл. Он почувствовал себя так Неловко и Глупо, что снова почти окончательно решил убежать из дома и стать матросом. Как вдруг он что‑то заметил.

– Пух! – закричал он. – Там кто‑то лезет по твоей спине!

– Я так и думал, – сказал Пух.

– Это Козявка! – крикнул Пятачок.

– Ну да?! Так вот кто это! – сказал Пух.

– Кристофер Робин, я нашёл Козявку! – крикнул Пятачок.

– Молодец, Пятачок, – сказал Кристофер Робин.

И, услыхав эти одобрительные (и ободрительные) слова, Пятачок снова почувствовал себя совершенно счастливым и раздумал идти в матросы. Кристофер Робин помог им выбраться из Ямы для Гравия, и они отправились гулять – все втроём.

Два дня спустя Кролик случайно встретил в Лесу Иа‑Иа.

– Привет, Иа, – сказал он, – что ты тут ищешь?

– Козявку, конечно, – отвечал Иа‑Иа. – Ты что, ума лишился?

– Ой, разве я тебе не сказал? – сказал Кролик. – Его разыскали позапозавчера.

И наступило молчание.

– Ха‑ха, – сказал Иа‑Иа с горечью. – Мило и весело. Не извиняйся. Ничего другого нельзя было и ожидать.