ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой Пятачок совершенно окружен водой

 

Дождик лил, лил и лил. Пятачок сказал себе, что никогда за всю свою жизнь – а ему было ужасно много лет: может быть, три года, а может быть, даже четыре! – никогда он еще не видел столько дождя сразу. А дождь лил, и лил, и лил. С утра до вечера День за днем.

«Вот если бы, – думал Пятачок, выглядывая из окна, – я был в гостях у Пуха, или у Кристофера Робина, или хотя бы у Кролика, когда дождь начался, мне было бы все время весело. А то сиди тут один‑одинешенек и думай, когда он перестанет!»

И он представлял себе, что он в гостях у Пуха и говорит ему: «Ты видал когда‑нибудь такой дождь?» – а Пух отвечает: «Ну прямо ужасно!», или он, Пятачок, в свою очередь, говорит: «Интересно, не размыло ли дорогу к Кристоферу Робину?», а Пух отвечает: «А бедный старый Кролик, наверно, смылся из дому».

Конечно, такая беседа – это одно удовольствие!

И вообще какой толк в таких потрясающих вещах, как потопы и наводнения, если тебе не с кем даже о них поговорить?

А было, спору нет, потрясающе интересно. Маленькие сухие канавки, в которые Пятачок, бывало, так часто лазил, стали ручьями; ручейки, по которым он, бывало, шлепал, подвернув штанишки, превратились в потоки, а речка, на берегах которой друзья так весело играли, вылезла из своего ложа (так называют речкину постель) и разлилась так широко, что Пятачок начал беспокоиться, не заберется ли она скоро и в его собственное ложе (то есть в его постель).

«Да, немного страшновато, – сказал он сам себе, – быть Очень Маленьким Существом, совершенно окруженным водой! Кристофер Робин и Пух могут спастись, забравшись на дерево, Кенга может ускакать и тоже спастись, Кролик может спастись, зарывшись в землю. Сова может улететь, а Иа может спастись – ммм… если будет громко кричать, пока его не спасут.

А вот я сижу тут, весь окруженный водой, и совсем‑совсем ничего не могу сделать!»

Дождь все лил, и с каждым днем вода подымалась немножко выше, и вот она подошла уже к самому окошку, а Пятачок все еще ничего не сделал.

И вдруг он вспомнил историю, которую рассказывал ему Кристофер Робин, – историю про человека на необитаемом острове, который написал что‑то на бумажке, положил ее в бутылку и бросил бутылку в море; и Пятачок подумал, что если он напишет что‑нибудь на бумажке, положит ее в бутылку и бросит в воду, то, может быть, кто‑нибудь придет и спасет его!

Он обыскал весь свой дом, вернее, все, что в доме оставалось сухого, и наконец он нашел сухой карандаш, кусочек сухой бумаги, сухую бутылку и сухую пробку и написал на одной стороне бумажки:

ПОМОГИТЕ!

ПЯТАЧКУ (ЭТО Я)

а на обороте:

ЭТО Я, ПЯТАЧОК,

СПАСИТЕ, ПОМОГИТЕ!

Потом он положил бумагу в бутылку, как можно лучше закупорил бутылку, как можно дальше высунулся из окошка – но так, чтобы не выпасть, – и изо всех сил бросил бутылку.

– Плюх! – сказала бутылка и закачалась на волнах.

Пятачок следил, как она медленно уплывает, пока у него глаза не заболели, и ему стало порой казаться, что это бутылка, а порой, что это просто рябь на воде, и наконец он понял, что больше он ее никогда не увидит и что он сделал все, что мог, для своего спасения.

«И, значит, теперь, – думал он, – кто‑нибудь другой должен будет что‑нибудь сделать. Я надеюсь, что он сделает это быстро, потому что иначе мне придется плавать, а ведь я не умею».

Тут он очень глубоко вздохнул и сказал:

– Хочу, чтобы Пух был тут, вдвоем намного веселее!

Когда дождь начался, Винни‑Пух спал. Дождь лил, лил и лил, а он спал, спал и спал.

Накануне он очень устал. Как вы помните, он открыл Северный Полюс, и он так гордился этим, что спросил Кристофера Робина, нет ли где еще Полюсов, которые Медведь с опилками в голове мог бы открыть.

«Есть еще Южный Полюс, – сказал Кристофер Робин, – и, по‑моему, где‑то есть Восточный Полюс и Западный Полюс, хотя люди почему‑то не любят говорить о них».

Услышав это сообщение, Пух очень взволновался и предложил немедленно устроить искпедицию к Восточному Полюсу, но Кристофер Робин был чем‑то занят с Кенгой, так что Пух отправился открывать Восточный Полюс сам. Открыл он его или нет, я забыл; но он вернулся домой таким усталым, что заснул в самый разгар ужина, спустя каких‑нибудь полчаса после того, как сел за стол. И вот он спал, и спал, и спал.

И вдруг он увидел сон. Он, Пух, был на Восточном Полюсе, и это оказался очень холодный Полюс, весь покрытый самыми холодными сортами снега и льда. Пух разыскал пчелиный улей и улегся там спать, но в улье не хватило места для задних лапок Пуха, и их пришлось оставить снаружи. И вдруг, откуда ни возьмись, пришли Дикие Буки, обитающие на Восточном Полюсе, и стали выщипывать мех на лапках Пуха, чтобы устроить гнезда для своих малышей, и чем больше они щипали, тем холоднее становилось лапкам, и наконец Пух проснулся с криком и обнаружил, что он сидит на стуле, а ноги у него в воде и вокруг него всюду тоже вода!

Он прошлепал к двери и выглянул наружу…

– Положение серьезное, – сказал Пух, – надо искать спасения.

Он схватил самый большой горшок с медом и спасся с ним на толстую‑претолстую ветку своего дерева, торчавшую высоко‑высоко над водой.

Потом он опять слез вниз и спасся с другим горшком.

А когда все спасательные операции были окончены, на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стояло десять горшков с медом…

 

На другой день на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стояли четыре горшка с медом.

На третий день на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стоял один горшок с медом.

На четвертый день на ветке сидел Пух один‑одинешенек.

И в это самое утро бутылка Пятачка проплывала мимо Пуха.

И тут с громким криком «Мед! Мед!» Пух кинулся в воду, схватил бутылку и, по шейку в воде, храбро вернулся к дереву и влез на ветку.

– Жаль, жаль, – сказал Пух, открыв бутылку, – столько мокнуть, и совершенно зря!.. Погодите, а что тут делает эта бумажка?

Он вытащил бумажку и посмотрел на нее.

– Это Спаслание, – сказал он, – вот что это такое. А вот это буква «Пы», да‑да‑да, да‑да‑да, а «Пы», наверно, значит «Пух», и, значит, это очень важное Спаслание для меня, а я не могу узнать, что оно значит! Надо бы найти Кристофера Робина, или Сову, или Пятачка – словом, какого‑нибудь читателя, который умеет читать все слова, и они мне скажут, про что тут написано; только вот плавать я не умею. Жалко!

И вдруг ему пришла в голову мысль, и я считаю, что для медведя с опилками в голове это была очень хорошая мысль. Он сказал себе:

«Раз бутылка может плавать, то и горшок может плавать, а когда горшок поплывет, я могу сесть на него, если это будет очень большой горшок».

Он взял свой самый большой горшок и завязал его покрепче.

– У каждого корабля должно быть название, – сказал он, – значит, я назову свой – «Плавучий Медведь».

С этими словами он бросил свой корабль в воду и прыгнул вслед.

Некоторое время Пух и «Плавучий Медведь» не могли решить вопроса о том, кто из них должен быть сверху, но в конце концов они договорились. «Плавучий Медведь» оказался внизу, а на нем – Пух, отчаянно болтавший ногами.

Кристофер Робин жил в самом высоком месте Леса. Дождь лил, лил и лил, но вода не могла добраться до его дома. И, пожалуй, было довольно весело смотреть вниз и любоваться всей этой водой, но дождь был такой сильный, что Кристофер Робин почти все время сидел дома и думал о разных вещах.

Каждое утро он выходил (с зонтиком) и втыкал палочку в том месте, до которого дошла вода, а на следующее утро палочка уже скрывалась под водой, так что ему приходилось втыкать новую палочку, и дорога домой становилась все короче и короче.

Наутро пятого дня он понял, что впервые в жизни оказался на настоящем острове. Это, конечно, было очень‑очень здорово!

И в это самое утро прилетела Сова, чтобы узнать, как поживает ее друг Кристофер Робин.

– Слушай, Сова, – сказал Кристофер Робин, – до чего здорово! Я живу на острове!

– Атмосферные условия в последнее время были несколько неблагоприятными, – сказала Сова.

– Что, что?

– Дождик был, – пояснила Сова.

– Да, – сказал Кристофер Робин, – был.

– Уровень паводка достиг небывалой высоты.

– Кто?

– Я говорю – воды кругом много, – пояснила Сова.

– Да, – согласился Кристофер Робин, – очень много.

– Однако перспективы быстро улучшаются. Прогноз показывает…

– Ты видела Пуха?

– Нет, прогноз…

– Я надеюсь, он жив и здоров, – сказал Кристофер Робин. – Я немного беспокоюсь о нем. Интересно, Пятачок с ним или нет? Ты думаешь, у них все в порядке, Сова?

– Я полагаю, что все в порядке. Ты понимаешь, прогноз…

– Знаешь что, Сова, погляди, как они там, потому что ведь у Пуха опилки в голове и он может сделать какую‑нибудь глупость, а я его так люблю, Сова. Понимаешь, Сова?

– Очень хорошо, – сказала Сова, – я отправляюсь. Вернусь немедленно. – И она улетела.

Вскоре она вернулась.

– Пуха там нет, – сказала она.

– Нет?

– Он был там. Он сидел на ветке с девятью горшками меда. Но теперь его там нет.

– Пух, дорогой, – крикнул Кристофер Робин, – где же ты?

– Вот где я, – ответил сзади ворчливый голосок.

– Пух!!

Они кинулись обниматься.

 

– Как ты сюда попал, Пух? – спросил Кристофер Робин, когда он смог снова заговорить.

– На корабле! – сказал Пух гордо. – Я получил очень важное Спаслание в бутылке, но так как мне попала в глаза вода, я не мог его прочитать и привез его тебе на своем корабле.

С этими гордыми словами он передал Кристоферу Робину послание.

– Это же от Пятачка! – закричал Кристофер Робин, прочитав послание.

– А про Пуха там ничего нет? – спросил медвежонок, заглядывая Кристоферу Робину через плечо.

Кристофер Робин прочел послание вслух.

– Ах, так все эти «Пы» были Пятачки? А я думал, это были Пухи.

– Надо его немедленно спасать! Я‑то думал, что он с тобой, Пух. Сова, ты можешь его спасти на спине?

– Не думаю, – отвечала Сова после длительного размышления. – Сомнительно, чтобы спинная мускулатура была в состоянии…

– Тогда полети к нему сейчас же и скажи, что спасение приближается, а мы с Пухом подумаем, как его спасти, и придем, как только сможем. Ой, Сова, только, ради бога, не разговаривай, лети скорее!

И, все еще повторяя про себя то, что она хотела, но не успела высказать, Сова улетела.

– Ну вот, Пух, – сказал Кристофер Робин, – где твой корабль?

– Надо сказать, – объяснил Пух Кристоферу по дороге к берегу, – что это не совсем обыкновенный корабль. Иногда это корабль, а иногда это вроде несчастного случая. Смотря по тому…

– Смотря по чему?

– Ну, по тому – наверху я или внизу. На нем или под ним.

– Ну, а где он?

– Вот, – сказал Пух гордо и указал на «Плавучего Медведя».

Да, это было совсем не то, что Кристофер Робин ожидал увидеть.

И чем больше он глядел на «Плавучего Медведя» тем больше он думал о том, какой же храбрый и умный медведь Винни‑Пух, но чем больше Кристофер Робин думал об этом, тем скромнее глядел Пух в землю, стараясь сделать вид, что это не он.

– Но только он слишком маленький для нас обоих, – сказал Кристофер Робин грустно.

– Для нас троих, считая Пятачка.

– Ну, значит, он еще меньше. Винни‑Пух, что же нам делать?

И тут этот медвежонок, Винни‑Пух, Д.П. (Друг Пятачка), П.К. (Приятель Кролика), О.П. (Открыватель Полюса), У.И. и Н.X. (Утешитель Иа‑Иа и Находитель Хвоста), – одним словом, наш Винни‑Пух сказал такую мудрую вещь, что Кристофер Робин смог только вытаращить глаза и открыть рот, не понимая – неужели это тот самый медведь с опилками в голове, которого он так давно знает и любит.

– Мы поплывем в твоем зонтике, – сказал Пух.

–??

– Мы поплывем в твоем зонтике, – сказал Пух.

–??

– Мы поплывем в твоем зонтике, – сказал Пух.

–!!!

Да, Кристофер Робин вдруг понял, что это возможно. Он открыл свой зонтик и опустил его на воду. Зонтик поплыл, но закачался. Пух влез в него. И он было уже хотел сказать, что все в порядке, когда обнаружил, что не все, и после непродолжительного купания он вброд вернулся к Кристоферу Робину. Потом они оба сели в зонтик, и зонтик больше не качался.

– Мы назовем это судно «Мудрость Пуха», – сказал Кристофер Робин.

И «Мудрость Пуха» на всех парусах поплыла в юго‑восточном направлении, время от времени плавно вращаясь.

 

Представьте себе, как обрадовался Пятачок, когда наконец увидел Корабль! Потом долгие годы он любил думать, что был в очень большой опасности во время этого ужасного потопа, но единственная опасность угрожала ему только в последние полчаса его заключения, когда Сова уселась на ветку и, чтобы его морально поддержать, стала рассказывать ему длиннейшую историю про свою Тетку, которая однажды по ошибке снесла гусиное яйцо, и история эта тянулась и тянулась (совсем как эта фраза), пока Пятачок (который слушал Сову, высунувшись в окно), потеряв надежду на спасение, начал засыпать и, естественно, стал помаленьку вываливаться из окна; но, по счастью, в тот момент, когда он держался только одними копытцами задних ног, Сова громко вскрикнула, изображая ужас своей Тетки и ее крик, когда она (Тетка) обнаружила, что яйцо было действительно гусиное, и Пятачок проснулся и как раз успел юркнуть обратно в окно и сказать: «Ах как интересно! Да что вы говорите!» – словом, вы можете представить себе его радость, когда он увидел славный Корабль «Мудрость Пуха» (Капитан – К.Робин, 1‑й помощник – В.‑Пух), который плыл ему на выручку, а К. Робин и В.‑Пух, в свою оче…

Ну, эта история здесь, по сути дела, кончается, а я так устал от этой последней фразы, что буду рад поставить точку. А вы?

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой Кристофер Робин устраивает торжественный Пиргорой и мы говорим Всем‑Всем‑Всем До Свиданья

 

В один прекрасный день, когда солнце снова встало над Лесом и в воздухе разлился майский аромат; когда все речонки и ручейки в Лесу звонко журчали, радуясь, что опять стали маленькими и хорошенькими, а вода в тихих, сонных лужицах только грезила о чудесах, которые ей довелось повидать, и о славных делах, которые она совершила; когда в тёплой лесной тишине Кукушка заботливо пробовала свой голос, и трепетно вслушивалась, стараясь понять – нравится он ей или нет; когда Горлицы кротко жаловались друг другу, лениво повторяя, что дрругой, дрругой виноват, но всё рравно, всё рравно всё прройдёт – именно в такой день Кристофер Робин свистнул на свой особенный манер и Сова тут же прилетела из Дремучего‑Дремучего Леса – узнать, что требуется.

– Сова, – сказал Кристофер Робин, – я собираюсь устроить Пиргорой.

– Да ну! Подумать только, – сказала Сова.

– Да. И не простой Пиргорой, а торжественный, потому что он будет в честь Винни‑Пуха, – в честь того, что Пух сделал, когда он сделал то, что сделал, когда спас Пятачка от наводнения.

– Нет, вы представьте себе! Подумать только! – сказала Сова.

– Да. Так что ты, пожалуйста, поскорей скажи Всем‑Всем‑Всем, потому что Пиргорой будет завтра.

– Нет, вы подумайте! Завтра! Не может быть! – сказала Сова, изо всех сил стараясь поддержать разговор.

– Нет, может, – сказал Кристофер Робин, – так что ты лети скорей, ладно?

Сова попыталась придумать ещё что‑нибудь Очень Умное, но у неё не получилось, так что она полетела искать Всех‑Всех‑Всех. И первым, кого она встретила, был Винни‑Пух.

– Пух, – сказала она, – Кристофер Робин устраивает Пиргорой.

– Ох! – сказал Пух. А потом, заметив, что Сова ожидает, что он ещё что‑нибудь скажет, добавил: – А там будут такие вроде печеньиц с розовой глазурью?

Сова почувствовала, что говорить о таких вроде печеньиц с розовой глазурью как‑то ниже её достоинства, поэтому она просто слово в слово повторила то, что сказал ей Кристофер Робин, и улетела искать Иа‑Иа.

– Пиргорой в мою честь? – подумал Пух. – Вот это да!

И он стал раздумывать, будут ли Все‑Все‑Все знать, что это специальный торжественный Пиргорой в честь Пуха, и расскажет ли Кристофер Робин Всем‑Всем‑Всем про «Плавучего Медведя» и про «Мудрость Пуха» – про те чудесные корабли, которые Пух придумал и спустил на воду, и он задумался о том, как было бы грустно, если бы все об этом забыли и никто бы не знал, в чью честь этот Торжественный Пиргорой; и чем больше он раздумывал, тем больше всё путалось у него в голове, как в беспокойном сне, когда всё вдруг идёт вкривь и вкось и ничто не слушается… И этот сон вдруг начал сам собою шуметь у него прямо в ушах, а сам Пух стал легонечко похрапывать и так получилось что‑то вроде шумелки. Это была

БЕСПОКОЙНАЯ ПУХОВА ХРАПЕЛКА:

 

Ура! Да здравствует Пух!

(Ух!

А кто это – Пух?)

– Ну, наш Пиргорой!

– КТО, КТО?

– Наш герой!

(Неужто же это наш Винни‑Пух?)

– Он самый!

Да разве возможны сомнения?

Он друга спас от беды!

(От беды?)

– Ну, проще тебе сказать – от воды!

Да здравствует Пух!

Он остался сух

Невзирая на все наводнения!

Он плыл в первый раз,

Но всё‑таки спас

(Кого?)

– Его!

(Кого его?)

– Его!

То есть того, кого надо!

За это его

(Кого?)

Его самого!

Пуха, понятно!

Теперь ожидает награда.

Да, Пух – он медведь с Большущим Умом!

Да здравствует Пух!

(Повтори это вслух!)

– С Большущим Умом!

(С умом – или, может, с животиком?)

С животиком тоже –

Поесть он любил –

Ну и что же?

Но всё же

Плавать он не умел, но всё же поплыл

На таком корабле,

Какой – что скрывать –

Мы не можем назвать

Ни бригом,

ни яхтой,

ни лодкой,

ни плотиком…

Да здравствует, здравствует,

здравствует Пух!

Чей бестрепетный дух…

(Ух!)

Так крикнем все вместе тройное ура!

(Давно пора!)

И дадим ему то, чем его наградим!..

(А может быть, просто ему зададим?)

Да нет же, –

Вручим или, лучше, вручем…

(Кому?!)

– Какой бестолковый!

Конечно, ему –

Кого мы поздравим,

А также прославим:

Да здравствует

Здравствует,

Здравствует Пух!

(Скажите мне только –

А ОН ТУТ ПРИ ЧЁМ?)

 

В то время, как в душе Пуха творилось всё это, Сова беседовала с Иа.

– Иа‑Иа, – сказала Сова, – Кристофер Робин устраивает Пиргорой.

– Очень интересно, – сказал Иа‑Иа. – Полагаю, они пришлют мне крошек, упавших со стола.

На которые успели наступить. Ногами. Очень любезно и заботливо с их стороны. Большое спасибо.

– Они прислали тебе приглашение.

– Любопытно. Можно поглядеть?

– Это при‑гла‑ше‑ни‑е.

– Да‑да, я расслышал. А кто его обронил?

– Это не то, что едят. Это значит, что тебя зовут на Пиргорой. Приглашают. На завтра.

Иа‑Иа медленно покачал головой.

– Ты хочешь сказать – Пятачка. Этого малыша с нервными ушками. Это Пятачок. Я ему передам.

– Да нет же, нет, – сказала Сова, всё же не давая сбить себя с толку. – Это ты!

– Ты уверена?

– Совершенно, совершенно уверена! Кристофер Робин сказал: «Пригласи Всех‑Всех‑Всех!»

– Всех‑Всех‑Всех, кроме Иа?

– Всех‑Всех‑Всех, – повторила Сова с досадой.

– Хм, – сказал Иа‑Иа. – Несомненно, тут ошибка, но я всё‑таки приду. Только не вините меня, если будет дождь.

Но дождя не было. Кристофер Робин устроил из дощечек длинный стол под деревом. На одном Председательском месте – в конце стола – сидел Кристофер Робин, а на другом Председательском месте – в другом конце стола – сидел сам Винни‑Пух, а на остальных местах, между ними, расположились Гости – с одной стороны Сова, Иа‑Иа и Пятачок, а напротив – Кролик, Крошка Ру и Кенга. А кругом, прямо на траве, разместились Родственники и Знакомые Кролика, всех сортов и размеров (начиная с тех, на которых вы нечаянно наступаете, и кончая теми, которые иногда нечаянно залетают вам в глаз), и терпеливо ждали, что кто‑нибудь из Гостей заговорит с ними, или что‑нибудь уронит, или хотя бы спросит у них, который час.

Крошка Ру попал на Пиргорой впервые в жизни, и он, понятно, был ужасно взволнован. Как только все сели за стол, он заговорил и никак не мог угомониться.

– Привет, Пух! – пискнул он первым делом.

– Привет, Ру! – ответил Пух.

Крошка Ру попрыгал на своём стульчике и снова начал.

– Привет, Пятачок! – пискнул он ещё громче. Пятачок в ответ только помахал ему лапкой, так как рот у него был слишком занят.

– Привет, Иа‑Иа, – сказал Крошка Ру. Иа‑Иа печально посмотрел на него.

– Скоро пойдёт дождь, вот увидишь, – сказал он.

– Привет, Сова!

Сова ласково ответила ему: «Привет, малыш!» – и продолжала рассказывать Кристоферу Робину о несчастном случае, который чуть не произошёл с одним её другом (о котором Кристофер Робин и не слыхивал), и Кенга сказала Ру:

– Сначала выпей молочко, дорогой, а потом говори.

И понятно, Крошка Ру, который как раз пил молоко, попытался сказать, что он может делать и то и другое одновременно… так что его пришлось похлопать по спинке, а потом довольно долго просушивать.

Когда Все‑Все‑Все славно угостились (и почти закончили), Кристофер Робин постучал ложкой по столу; разговоры сразу прекратились и все затихли, за исключением Крошки Ру, который только что справился с приступом икоты и теперь старался сделать вид, что это совсем не он, а кто‑то из Родственников и Знакомых Кролика.

– Этот Пиргорой, – сказал Кристофер Робин, – Пиргорой в честь того, кто что‑то сделал, и мы все знаем, кто этот Кто‑то, и это – его Пиргорой, в честь того, что он сделал, и у меня есть для него подарок – вот он.

Тут он пошарил вокруг и шёпотом спросил:

– Где же он?

А пока он осматривался в поисках, Иа‑Иа внушительно прокашлялся и заговорил.

– Друзья, – начал он, – друзья мои… включая прочих! Для меня большая радость – во всяком случае, до настоящей минуты было большой радостью – видеть вас на моём Пиргорое. То, что я совершил, – просто пустяк. Каждый из вас – конечно, за исключением Кролика, Совы и Кенги – на моём месте сделал бы то же самое. Ах, да и кроме Пуха. К Пятачку и Крошке Ру мои замечания, естественно, не относятся – оба они слишком малы. Словом, любой из присутствующих мог бы так поступить. Чисто случайно героем оказался я. Думаю, нет нужды упоминать о том, что я поступил так не ради того, что Кристофер Робин сейчас ищет…

Тут Иа‑Иа поднёс ко рту переднюю ногу и страшным шёпотом произнёс:

– Посмотри под столом! – и продолжал: – Нет. Я совершил то, что совершил, исключительно из чувства долга, то есть поступил так, как обязан, мне кажется, поступать любой из нас, без всяких исключений, – делать всё, что в наших силах, чтобы помочь… И мне кажется, что все мы…

– И‑ик! – громко, хотя и нечаянно, сказал Крошка Ру.

– Дорогой мой! – укоризненно сказала Кенга.

– Разве это я? – с искренним удивлением спросил Ру.

– О чём это Иа говорит? – шепнул Пятачок Пуху.

– Я не знаю, – ответил Пух не очень весело.

– Я думал, это твой Пиргорой.

– И я так сначала думал. Но теперь я уж перестал.

– Пусть бы лучше праздник был в твою честь, – сказал Пятачок.

– И я не против, – сказал Пух.

– И‑ик! – снова сказал Крошка Ру.

– И – МНЕ – КАЖЕТСЯ, – произнёс Иа‑Иа громко и строго, – мне кажется, как я говорил, пока мне не помешали разные бессмысленные звуки, мне кажется, что…

– Вот они! Нашёл! – радостно крикнул Кристофер Робин. – Передайте, пожалуйста, Винни‑Пуху. Это для Пуха.

– Для Пуха? – сказал Иа‑Иа.

– Конечно. Для самого лучшего медвежонка на свете!

– Я должен был это предвидеть, – сказал Иа‑Иа. – Что ж, жаловаться не приходится. У меня есть друзья. Кто‑то заговорил со мной не далее, как вчера. А на прошлой неделе – или это было на позапрошлой? – Кролик сбил меня с ног и почти извинился. Общество, общество. Постоянно что‑то происходит.

Но никто его не слушал. Все столпились вокруг Винни‑Пуха, крича наперебой: «Разворачивай, Пух!», «Открывай скорей!», «А я знаю, что там есть!», «Ничего ты не знаешь!» – и делая другие полезные замечания.

И, наконец, Пух развернул Подарок – а он был большой и тщательно упакованный – и хотя Пух очень спешил, он всё‑таки не разрезал, а развязал ленточку – ведь она всегда может вдруг понадобиться. И тут Все‑Все‑Все так и ахнули. А сам Пух чуть не упал – так он обрадовался.

Потому что это оказалась красивая, большая Специальная Коробка с чудеснейшим набором карандашей!

Там были карандаши, помеченные «В» – в честь Винни‑Пуха, и карандаши, помеченные «НВ» – в честь Неустрашимого Винни, и ещё карандаши, помеченные «ВВ» – в честь… в честь Выручательного Винни, потому что ведь это он выручил Пятачка; и ещё там была Машинка для точки карандашей, и Красная Резинка, которая очень хорошо стирает всё, что вы написали неправильно, и потом Линейка, и Синие Карандаши, и Красные Карандаши, и даже Зелёные, и Красно‑Синие, совсем как у взрослых.

И всё это было для Пуха!

– Ох, – сказал Пух.

– Ой, Пух! – сказали Все‑Все‑Все, за исключением Иа‑Иа.

– Спасибо! – еле‑еле выговорил Пух. А Иа‑Иа бормотал себе под нос:

– Подумаешь, карандаши или как их там… Писалки! Большое дело! Кому они нужны! Чепуха!

Потом, когда все уже сказали Кристоферу Робину «До свиданья» и «Спасибо», Пух и Пятачок вдвоём возвращались домой. Вечер был совсем золотой, и друзья долго молчали.

– Пух! Когда ты просыпаешься утром, – сказал, наконец, Пятачок, – что ты говоришь сам себе первым делом?

– Что у нас на завтрак? – сказал Пух. – А ты, Пятачок, что говоришь?

– Я говорю: «Интересно, что сегодня случится интересное?» – сказал Пятачок.

Пух задумчиво кивнул.

– Это то же самое, – сказал он.

 

– И что же случилось? – спросил Кристофер Робин.

– Когда?

– Завтра утром.

– Я не знаю – сказал Папа.

– А ты можешь подумать и когда‑нибудь потом рассказать нам с Пухом?

– Если вам очень‑очень захочется.

– Пуху очень‑очень хочется, – сказал Кристофер Робин.

Он глубоко вздохнул, подхватил своего медвежонка за ногу и направился к двери, волоча Винни‑Пуха за собой.

На пороге он обернулся и сказал:

– Придёшь посмотреть, как я купаюсь?

– Наверно, – сказал Папа.

– А Пухова коробка с карандашами была лучше моей?

– Один к одному, – ответил Папа.

Мальчик кивнул и вышел… и почти сразу же Папа услышал, как Винни‑Пух поднимается по лестнице: бум‑бум‑бум.

 

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ