Лейтенант сергей димка, спецназ ВДВ

 

Мне вообще была непонятна ситуация. Вызвали одного майора или нас двоих? И для чего вызвали? Чтобы мы проиграли учения спецназу внутренних войск? Не думаю, что нашему командованию это так необходимо…

Я сидел в кресле в тесноватом номере дивизионной гостиницы и «клевал носом», преодолевая позывы ко сну. По‑хорошему‑то следовало бы раздеться, да забраться под одеяло. Если майор не позвал сразу, значит, я там не нужен. Но что‑то заставляло продолжать сидеть в кресле, хотя бодрости это не прибавило. И без того отдохнуть полноценно не успел. Спали‑то всего пару часов. На учениях, в лесу, и то спали больше.

Я вообще‑то совсем не засоня. Но уставать не люблю. А от бессонницы организм всегда устает… На учениях все иначе. Там существует какая‑то внутренняя мобилизация, совсем не зависящая от желания самого человека. Наверное, и в боевой обстановке должно быть так. Там есть еще большая мотивация к мобилизации. А здесь, в дивизионном городке, расслабляешься…

 

* * *

 

Майор вернулся, когда я уже почти прекратил бороться со сном и готов был ему полностью отдаться…

Я встал.

– Сиди, сиди… Только скажи мне, ты с компьютером дружишь?

– О, товарищ майор… Даже очень… В училище, как новая игрушка появлялась, мог сутками сидеть, пока из компьютерного класса не выгонят…

– Я серьезно спрашиваю. Степень владения компьютером…

– На уровне квалифицированного пользователя. Все обиходные программы…

– После обеда отправляемся на ускоренный курс обучения по работе в специфической программе. Нам еще один человек нужен. Радист. Надежный… Чтобы без претензий работал… И – обязательное условие – физическая подготовка. Это у радистов самое слабое место… Я хотел старшего лейтенанта Искандерова привлечь, но у него гипс с ноги неделю назад сняли… Кандидатура отпадает…

– Константин… Старший прапорщик Луценко… – без раздумий выдал я свою кандидатуру. – Отличный радист, лучший снайпер батальона, спец по рукопашке… А гранату, как он, вообще никто не бросает… С двадцати метров часовому в открытый рот попадет… И вообще парень, с которым не соскучишься… Легкий… Один недостаток – мой лучший друг…

– Не знаю такого…

– Могу позвать. Он уже должен быть на месте. На штабном узле связи… – предложил я.

– Гони, только быстро… Скажи, приказ начальника штаба. Я подбираю кандидатуры для участия в серьезной боевой операции… Пусть поторопится…

 

* * *

 

Наконец‑то, и я дождался…

Еще накануне учений, когда мне сообщили, что работать буду в паре с только что вернувшимся из Приштины майором Бобрыниным, у меня что‑то в душе заиграло. Подумал еще, что с таким майором рядом надо держаться, раз уж попал не просто в линейные части ВДВ, а в спецназ ВДВ, что на категорию, вообще‑то, выше. Здесь хоть какая‑то есть возможность себя показать. Старшим, таким, как наш командир дивизии или начальник штаба, как командиры батальонов или даже, как сам майор Бобрынин, повезло, они еще в Афгане успели повоевать… Тем, кто чуть помладше, капитанам и старшим лейтенантам – Чечня досталась… А мы, молодые лейтенанты, которые про те войны только читали и мечтали сами там повоевать, остались не у дел… Афган остался в истории, в Чечне – тоже практически все закончилось… А на учениях настоящим бойцом не станешь, хотя и называешься спецназовцем…

Но старшим офицерам и сейчас что‑то перепадает… И хорошо, что я рядом с Бобрыниным вовремя оказался. Он ведь так и сказал – «кандидатуры для участия в серьезной боевой операции»… Боевой – это главное. Значит, предстоит какая‑то командировка… Но Луценко я с разбегу ничего не сказал. Знаю, что можно болтать, чего болтать нельзя. Просто позвал его в гостиницу к майору Бобрынину.

– Я дежурю сегодня… – скривился старший прапорщик. – А на дежурстве я не пью…

– Приказ начальника штаба, алкоголик!.. Бобрынин для чего‑то серьезного подбирает кандидатуры… – я был вынужден какую‑то часть информации выложить.

Тут подполковник пришел, начальник Кости.

– Иди, раз вызывают… Мне уже звонил Бобрынин. Я не возражаю… Дело новое, и осваивать его надо…

 

* * *

 

Вообще‑то я никогда не думал, что стану офицером. Хотя, по большому счету, я вообще не думал, кем мне стать… Это папа с мамой за меня думали, а я развлекался с друзьями… И до того мы доразвлекались, что почти сразу после школы половину нашей компании посадили. Но половина осталась, и развлечения продолжались… Учился я, несмотря на любовь к развлечениям, сносно, и мог бы в институт поступить там же, в своем городе. Но тут разговоры пошли об отмене всяких отсрочек от службы в армии, в том числе и для студентов. Война в Чечне была в разгаре. Папа с мамой посовещались и решили, что лучше всего от армии спрятаться не в простом институте, а в военном училище. Война кончится, из армии можно будет уйти, образование останется, и дальше можно будет жить спокойно. Они и захотели сделать из меня временного кадрового офицера…

Я уже сам выбрал училище воздушно‑десантных войск… Не знаю даже почему, просто из озорства, чтобы над родителями поиздеваться… Мама охала, папа упрямо молчал, но, поразмыслив, они решили, что такое училище добавит мне здоровья, и только… В этом училище без здоровья делать нечего. А родителей уже беспокоили идущий от меня порой сладковатый запах «травки» и не совсем уверенное поведение. Поступая учиться, я был вполне согласен с родителями. И лишь к концу первого курса начал во вкус армейской жизни входить… Конечно, не только о «травке», вообще о сигаретах думать забыл. А потом вошел в эту жизнь плотно, и мне такая жизнь неожиданно для родителей да и для меня самого понравилась. И мне уже хотелось стать не просто офицером, а хорошим офицером. И потому училище я закончил с отличием. И имел, кстати, самое большое количество прыжков с парашютом среди всех выпускников, даже тех, кто раньше, до учебы, парашютным спортом занимался… И жалел, что закончилась, практически, война в Чечне, как когда‑то раньше закончилась война в Афгане… И даже забыл, что именно от войны в Чечне папа с мамой меня и спрятали в училище воздушно‑десантных войск…

Уже после окончания училища, приехав домой в отпуск, я узнал, что вся наша компания, которая так любила развлекаться, плохо кончила… Даже те, кто поступил учиться в гражданские институты… Нашему поколению вообще прилично досталось… Если говорить серьезно, то даже больше, пожалуй, чем предыдущим поколениям: отцам, дедам, прадедам. Им трудности доставались, а нам соблазны. По себе отлично знаю, и всегда буду это утверждать – трудности преодолевать всегда намного легче, чем соблазны…

Двоих последних из моих друзей посадили за угон автомашины, а с остальными у меня уже не было общих интересов, потому что у них интерес был один – наркотики… А несколько человек из‑за этого дерьма и не дожили до моего приезда…

 

* * *

 

Майор Бобрынин беседовал со старшим прапорщиком Луценко за закрытыми дверями. Со мной так не беседовал. Видимо, обо мне он уже знал, как считал, достаточно. Я тоже времени не терял и старательно приставал к горничной этажа, желая назначить ей свидание на будущей неделе, поскольку вся нынешняя у нее уже была расписана. Я даже список посмотрел и попробовал вычеркнуть из него трех солдат, как не заслуживающих внимания, потому что в самоволки ходят только разгильдяи, но горничная у меня ручку отобрала. Разгильдяи ей, кажется, нравились…

Потом майор дверь открыл и крикнул:

– Сережа…

Горничная, к сожалению, так и не успела записать, какого числа мы с ней должны встретиться.

Старшего прапорщика Бобрынин при мне отпустил до обеда.

– А нам с тобой следует голову чистую к обеду иметь… Надо отоспаться… Предупреди свою подружку, чтобы за час до обеда разбудила…

Я побежал предупреждать, и в список свиданий все‑таки попал…

 

* * *

 

Подполковник Турбин, когда снимал очки, начинал говорить косноязычно. В очках у него более складно получалось. Нам в отдельный класс поставили два компьютера, один стационарный, второй – ноутбук для работы в полевых условиях. Интерфейс у программы оказался в общем‑то дружелюбный, хотя и отличался слегка от интерфейса стандартных программ. Но привыкнуть было не сложно, и запоминать много не надо, поскольку традиционная клавиша «F‑1» сразу давала подсказку на любой вопрос. Мы со старшим прапорщиком Луценко быстро включились в работу, а вот майору Бобрынину компьютер подчинялся с трудом, поскольку у него практики было мало. Но у майора оказалась хорошая память, и он быстро освоился.

Подполковника, однако, наши успехи особо не восхищали.

– До автоматизма все должно быть отточено… До автоматизма, чтобы не думать, а работать, и не тратить время спутника на ваши сомнения…

Вместо настоящего спутника пока была подключена программа‑тренажер, установленная на стационарном компьютере, а мы поочередно работали с ноутбука и просматривали участки условной карты так, как нам было необходимо. Труднее всего было управляться с объективом камеры. Попытаешься чуть‑чуть камеру подправить, чтобы посмотреть, что за углом дома делается, а она в соседний город улетает – там тоже углов много, и соображай потом, куда ты из космоса залетел. Космос – штука тонкая… Только к вечеру мы научились два раза из десяти попадать туда, куда следует. Самый несообразительный из нас в компьютерных технологиях – майор Бобрынин напоследок попал даже четыре раза…

– Будь моя воля, я засадил бы вас за тренировки до утра, – сказал подполковник Турбин. – С такими результатами забрасывать вас на местность бессмысленно. – Но начальник штаба сказал, что двое из вас только что с учений… Только поэтому только и отпускаю отдыхать до утра… В половине девятого жду здесь же…

– А я могу и до утра потренироваться… – поймал подполковника на слове Костя Луценко. – Я прошлой ночью хорошо спал, много…

У подполковника за очками забегали глаза.

– Вообще‑то, я сам прошлой ночью не ложился… – но он решился: – Ладно… Работаем допоздна… Часов до одиннадцати вечера я выдержу…

 

* * *

 

Бобрынин выпросил у дежурного по штабу машину, чтобы нас по домам отвезли. Его, то есть до дома, а меня, за неимением дома, до офицерского общежития. Выглядел майор усталым и хмурым, и был явно чем‑то озабочен. Я все ждал, когда он скажет хоть что‑то о предстоящей операции, но майор откровенничать, похоже, не собирался. Однако терпение мое тоже не безгранично, и я спросил:

– И куда мы, товарищ майор, отправимся?

– В Чечню… – ответил Бобрынин однозначно, и ничего больше уточнять не стал.

Мне, впрочем, и этого хватило. Войсковые операции в Чечне уже не проводятся, а если и проводятся изредка, то только силами местных воинских соединений. Но большей частью там работает спецназ. Наш спецназ ВДВ – только изредка, больше спецназ ГРУ или спецназ внутренних войск. Но, значит, есть причины, чтобы и нам что‑то перепало…

 

* * *

 

После бессонной ночи я надеялся уснуть сразу и надолго. Однако, завалившись в постель, я поспал от силы минут пятнадцать – двадцать… Разбудил меня раздавшийся в коридоре голос и последовавший за этим стук в дверь. Я понял, что это сосед‑подполковник с третьего этажа – он недавно с женой развелся, оставил ей квартиру, а сам в общежитие переселился, – выпить пришел. Он порой заглядывает с бутылкой. Не любит в одиночестве потреблять… Не услышав ответа, сосед ушел… Я еще немного полежал в полудреме. Потом вроде бы даже и задремал, но все‑таки не уснул, потому что мысли в голове бродили пусть и фантастические, но вовсе не похожие на сны… Так всегда бывает, когда о чем‑то постоянно думаешь. Мне всегда, с самого детства очень хотелось совершить подвиг. А где его можно совершить, как не в местах, где ведутся боевые действия? И если я отправляюсь в составе группы именно в такие места, то надо не упустить свой шанс…

Я сам точно не мог бы сказать, чего именно я добивался в своей жизни, чего хотелось мне… Подвига? А зачем? Это какой‑то внутренний голос спрашивал… Хотелось первым быть? Лучшим? А зачем? Чего ради все эти старания?…

Мне вспомнился товарищ отца, к которому в деревню мы с отцом ездили во время последних каникул в военном училище. Отец тогда предупредил:

– Он человек со странностями… Ты внимания не обращай… У него свой банк был, и своя типография… В трех заводах часть ему принадлежала… Потом бросил все, домишко в деревне купил, и спокойно живет, и ни до кого дела ему нет, и его все забыли. Он стал никому не интересен. В деревню уехал – как в монастырь ушел. От людей… А во всей деревне – три семьи стариков… И он с ними…

– А ты что к нему? – спросил я с усмешкой, потому что таких странностей людских понять не мог, и они мне были не интересны. Мне было интересно закончить училище с отличием, мне было интересно стать лучшим офицером в части, где мне предстоит служить – в этом я смысл жизни видел…

– Обещал… Он от нечего делать позвонил как‑то, поговорили, я обещал заехать… Договорились о дне… Раз обещал, надо ехать…

Отец у меня такой. Обещал – сделает. Даже если это против его интересов.

Ехали мы, ориентируясь по карте области. Там только проезжие дороги отмечены, да и то не все. Наша «Тойота Королла» с трудом перебиралась с кочки на кочку и в выбоинах стукалась защитой картера. И это называлось проезжими дорогами!.. Навстречу нам попадались только груженые лесовозы. И каждому дорогу уступай – любят они посредине ездить… До деревни добирались, можно сказать, ползком, частенько по обочине…

Отец с товарищем что‑то обсуждали, кого‑то вспоминали, потом сидели за столом… Я не пил, потому что в обратную дорогу мне надо было садиться за руль. Отец все никак не мог понять, почему его товарищ «убежал от цивилизации», и спрашивал об этом снова и снова. Тот сначала просто отмахивался, потом все же не выдержал.

– Да у меня впечатление такое, что я только сейчас жить начал… Я не понимаю, для чего я раньше жил, чего добиться хотел, перед кем старался себя показать!.. Я здесь выхожу за ворота, глаза открою, рот открою, уши открою, и дышу всем этим… И глазами, и ртом, и ушами дышу, всей кожей дышу… Это все, что нужно человеку… И не перед кем мне изображать то доброго, то злого человека, то хитрого, то честного… Это не объяснить… К этому самому прийти нужно… Я удовольствие получаю оттого, что мне нужно дров наколоть, за водой сходить… Я колуном взмахиваю – и радуюсь. Я ведро беру в руки – и радуюсь… И все вы теперь, там оставшиеся, мне странными кажетесь… Я не понимаю вас, и жалею…

Тогда ни я, ни отец не поняли сказанного, не поняли, в чем счастье этого человека. Но слова его запали в память и время от времени всплывали вместе с вопросами, ко мне относящимися – а зачем мне все это надо?…

Потом, уже перед самым сном, мысль по‑новому выстроилась – а мне нужно быть героем? Зачем?…

 

* * *

 

Утром все эти дурацкие раздумья забылись. Я встал рано и успел даже за майором Бобрыниным забежать. Правда, до квартиры не добрался – в подъезде его встретил, на лестнице.

– Не терпится? – Бобрынин, казалось, мои мысли прочитал.

– Не терпится, товарищ майор… – сознался я чистосердечно.

– Нас когда в Афган привезли, мы два месяца обустраивались… Помню, как я первого боя ждал… Тоже не терпелось…

В учебном классе, когда мы со старшим прапорщиком Луценко поочередно занимались, майор Бобрынин изучал какие‑то документы. Когда я подошел, майор демонстративно папочку закрыл, показывая, что не все документы предназначены для общего пользования, и у некоторых имеется порой гриф секретности.

Когда подошла очередь майора садиться за ноутбук, он папочку положил на стол перед собой, чтобы постоянно была перед глазами. К документам он серьезно относился…

 

 

ГЛАВА 2