Должно быть , дело вот в чем : посмотреть , выдержим ли мы — даже не так : выдержит ли наша ВЕРА .

 

(молчание)

 

Если посмотреть на этот вопрос с достаточной высоты, то для проявления Силы Истины требуется отклик, не так ли, и Она не хочет иметь предпочтений: ее мало заботит, та или эта точка, то или это сможет проявить Ее. Она делает вот так [ жест массированного, общего давления ], Она накладывает себя на атмосферу земли, и то, что способно откликнуться, откликается. И тогда Сила проявляется в той точке, которая откликается.

Это не так, что Сила выбирает точку (не знаю, понятно ли я говорю): это глобальное действие, и то, что способно откликнуться, откликается.

А мы, мы хотим Ее, стремимся к Ней, мы даже знаем о Ней; и, естественно, поскольку мы знаем, у нас есть нечто вроде убеждения, что мы откликаемся… Но дело не в убежденности: этот отклик должен быть фактом.

И для этого… что же, надо держаться.

 

(молчание)

 

Напротив, у меня такое впечатление, что с тех, кто знает больше и может сделать больше, с них и спрашивается больше — с них спрашивается не меньше, а больше.

А тело еще почти полностью принадлежит старому творению. Оно склонно говорить: «О, это не любезно! Мы имеем добрую волю, и чем больше ее у нас, тем больше требуется от нас.» Но это очень человеческие представления, очень человеческие… Чем больше у нас доброй воли, тем больше спрашивается с нас — не из - за того, что кто - то так решил: спонтанно, совершенно естественно.

Мы говорим о трансформации, даже о преображении, но при этом происходит переход от старого движения к новому движению, из старого состояния в новое состояние, и это нарушает равновесие; и всегда, для всего, что еще принадлежит старому движению, это опасное нарушение равновесия производит такое впечатление, что все выскальзывает, теряется точка опоры. Тогда и требуется прочная вера. И эта вера не должна уподобляться ментальной вере, опирающейся на саму себя: это должна быть вера ощущения. И это [ Мать качает головой ], это очень трудно.

 

(молчание)

 

Всегда одно и то же. Старая система уединения относительно легка: вы ложитесь, обрезаете все связи и остаетесь в глубоком созерцании, ожидая, когда пройдет кризис. Это длится более или менее долго, вы не знаете, сколько. Но когда вы вот так окружены людьми, работой, ответственностью (не моральной: материальной), вещами, материально зависящими от вас, тогда… надо найти способ продолжать делать все это, но без опоры на прежнее привычное равновесие.

Это немножко тяжело.

Но, очевидно, если мы говорим: «Я здесь из-за Тебя, для Тебя и на Твоей службе», что же, надо, чтобы это действительно было так, вот и все.

 

*

* *

 

(Сатпрем возвращается к старой просьбе: просит у Матери разрешения опубликовать часть последней беседы в «Заметках на Пути»)

 

Нет.

 

Я мог бы сделать какие - то сокращения в тексте.

О, но это больше, чем сокращения!

 

Надо все сократить? Хорошо.

Нет, но можно брать отдельные фрагменты — если они не касаются меня лично.

 

Да, но если брать «отдельные фрагменты» (это возможно), тогда это будет носить догматический характер. Это превратится в голые заявления. Если опустить случай, по которому что - то было сказано, высказывание становится догматическим.

 

Да, но я не хочу давать никаких высказываний. Это категорично.

 

Я все понимаю. Однако опасность таких выдержек состоит в том, что они принимают вид учения: Мать заявила, что «это так и вот так» — тогда как это не так!

 

Да-да! [ Мать больше не хочет говорить на эту тему ]

 

* * *

 

(Чуть позже Сатпрем предлагает попросить E купить магнитофонную ленту для записи этих бесед:)

 

Бедная Е!

Она нянчилась со своим мужем, она даже почти воскресила его, и когда к нему вернулась речь и сознание, то первым делом он отказался от ее помощи и стал чернить ее! В «знак благодарности» он стал говорить, что больше не отвечает за нее. Вот так, «такова жизнь».

Хочешь прочесть ее письмо?

 

(выдержка из письма Е, написанного по - английски:)

 

«… Я всегда буду помнить очень живо тот момент, когда Ваша Сила возобладала и привела к такому быстрому улучшению состояния больного, что даже доктор не мог ничего понять; это улучшение держалось еще несколько дней. Можно ли рассказать Вам маленькую историю?

Больной был охвачен судорогами; вся правая сторона его тела ужасно тряслась, он не мог говорить. Затем наступило временное облегчение, и я помню, как я подумала: «Почему этот мозг сигналит телу, чтобы оно вот так билось — почему?» И я взяла Монти за правую руку, я сидела возле его кровати. И две наших руки словно образовали контакт телефонной линии — вы знаете, как соединяются длинные кабели. И через этот контакт я звала. Я взывала к Божественной Матери, точнее говоря, к Вам, если мне можно так сказать, по моему обыкновению. И Вы появились, но не над моей головой, как обычно, а над головой больного. И к этому «Вы» я взывала три раза: «Мать», как вы меня когда - то учили. И все. Я больше ничего не делала. Вы были там, занимая стратегическое положение, и я трижды произнесла ваше Имя. И через этот, так сказать, телеграфный контакт, пошел поток Силы, преодолевший огромное расстояние от Вас до больного мозга этого маленького человека и идущий затем вниз по его успокоившейся правой руке и затем вверх по моей правой руке до моей мыслящей машины. И в этом был большой мир и покой и знание. В тот момент мисс Картер сидела с другой стороны кровати, но она не заметила ничего, даже того, что я на некоторое время спокойно закрыла свои глаза. Необычно, не так ли? Это кажется мне даже еще более необычным, когда я пишу об этом. Но это было таким нормальным, когда происходило. И столь же нормальным было то, что на следующее утро исчезли все следы тремора, и дар речи вернулся к обрадованному больному. И еще больше радовались те, кто наблюдал за ним…»

 

(11 июля 1965)

 

Что скажешь об этом?

 

Это интересно.

Со своей стороны я сознавала это, находясь здесь.

Наши письма пересеклись на почте… В тот день, когда это произошло там, я имела переживание здесь, и я воспринимала Волю к действию: «Теперь он пойдет на поправку, к нему вернется дар речи и сознание.» Это длилось два дня, а затем, хлоп! [ жест резкого обрезания ] прекратилось.

Это было как раз в тот момент, когда она имела там то переживание, которое ты только что прочел. Затем, спустя несколько дней, я получила первое письмо, в котором она писала, что он поправился, и первым делом он стал поносить ее и тех, кто доверял ей. Тогда я написала ей: вот мое переживание, а она ответила мне тем, что ты только что прочел.

И все заглохло, с ощущением: теперь доказательства получены, на этом достаточно. Он снова впал в кому — я не думаю, что теперь он долго проживет… Как раз достаточно, чтобы доказать человеческую неблагодарность.

 

* * *

 

Сатпрем встает,

собираясь уйти

 

Надо держаться. Впрочем, это единственное, что мы можем делать — что еще можем мы сделать?… [ Смеясь ] Держаться спокойными.

 

 

Июля 1965

 

Есть маленькая надежда, что материальный ум, ум клеток трансформируется.

 

Хорошая новость!

Конечно! Я была изумлена. Я заметила это вчера или позавчера. Ситуация была не очень-то хорошей, во всяком случае, она была неприятной, и вдруг весь этот ум стал совершать молитву. Молитву… ты знаешь, как я совершала молитвы раньше, в «Молитвах и Медитациях»: теперь сам Ум стал делать молитву; он имел переживания и молился: что же, вот так, теперь это переживание всех клеток: интенсивное стремление, и вдруг все это начинает выражаться в словах.

Я заметила это.

И, затем, это довольно интересно…

Было время обеда; была (это всегда есть) усталость, напряжение, потребность в более гармоничной атмосфере… это становится несколько утомительным; я и сидела в таком состоянии, когда вдруг все это поднялось как пламя, о! в великой интенсивности, и затем было так, словно ум клеток, от имени тела (это было тело, начавшее ментализироваться) стал совершать молитву… [ Мать ищет запись ]. И было очень большое ощущение единства Материи (оно было очень сильным с давних пор, но теперь оно становится более сознательным: некое тождество); так что было ощущение тотальности Материи — земной, человеческой Материи, человеческой Материи — и она сказала:

 

«Я устала от нашей недостойности. Но тело стремится не к покою…

 

И это чувствовалось во всех клетках:

 

…тело стремится не к покою, а к великолепию Твоего Сознания, великолепию Твоего Света, великолепию Твоей Силы, и, особенно…

 

Здесь стремление стало еще более интенсивным:

 

…к великолепию Твоей всемогущественной вечной Любви.»

 

И все же слова имели такой конкретный смысл!

Я быстро записала все это и оставила. Но и этот ум, как и тот другой… [ Мать ищет вторую запись ] у него есть что - то вроде заботы о совершенстве выражения; и на следующий день после полудня (обычно такое происходит после того, как я приму ванну; в это время происходит какая-то особенная деятельность), после того как я приняла свою ванну, он пришел в то состояние, и я должна была написать это (это стало совсем как молитва):

 

«ОМ, всевышний Господь,

Бог доброты и милосердия,

ОМ, всевышний Господь,

Бог любви и красоты…

 

Когда дошло до «красоты»… все клетки словно раздулись.

 

…Я устала от нашей недостойности. Но тело стремится не к покою, оно стремится к полноте Твоего Сознания, оно стремится к сиянию Твоего Света, оно стремится к великолепию Твоей Силы; и больше всего оно стремится к величию Твоей всемогущественной вечной Любви.»

 

В этих словах есть конкретное содержание, не имеющее ничего общего с умом. Это нечто живое — не только ощущаемое: живое.

И затем, после полудня, это было уже не молитвой, а это была констатация [ Мать ищет третью запись ] … Я нашла, что это стало интересным. Тело сказало:

«Другие уровни бытия…»

Если бы ты знал, с каким презрением, с каким чувством превосходства оно говорило!

«Другие уровни бытия – витальный, ментальный –

        могут наслаждаться промежуточными контактами…

Иными словами, все промежуточные уровни бытия, затем – боги, существа и все прочее. И тело говорило с силой и неким достоинством — да, это было достоинство, почти гордость, но не было надменности, ничего подобного. Это ощущение благородства.

«…Только всевышний Господь может удовлетворить меня.»

 

И тогда внезапно появилось такое ясное видение того, что только всевышнее совершенство может дать полноту этому телу [ жест соединения Верха и Низа ].

Я нашла это интересным.

Это начало чего-то.

 

(молчание)

 

Это переживание началось с отвращения — отвращения… тошнотворного отвращения — от всей этой бедности, всех этих слабостей, всей этой усталости, всех этих недомоганий, всего этого дерганья, всего этого скрипа, уф!… И это было очень интересно, потому что было это отвращение, и наряду с ним пришло как бы предложение Аннигиляции, Небытия: вечного Покоя. Но оно смело все это, как если бы тело выправилось: «Но это не то! Это не то, чего я хочу… (и тогда возникла слепящая вспышка света — слепящего золотого света)… я хочу великолепия Твоего Сознания.»

Таким было переживание.

 

(молчание)

 

Еще есть немного трения, но, как бы там ни было, уже лучше. Только что… Ты знаешь, их тут двое-трое, кто сбрасывает на меня просьбы и требования всех людей, работу, которую надо сделать, ответы, которые надо дать, чеки, которые надо подписать; эта работа… это мучит, царапает словно когтями. И есть эта усталость, которую я чувствую каждый день, всегда, и из-за которой мне нужно оставаться совершенно спокойной (это как если бы вас царапали); и я увидела, что это происходит из - за того, что вся работа, которую должно сделать тело, приходит не от Того, к кому оно устремляется — эта работа приходит не свыше: она приходит отсюда, от всего вокруг — вот почему это скрипит, словно что - то доведено до изнеможения. Затем этот материальный ум призвал к этому стремлению и к ровности, клеточной ровности: «Что же, настал момент побыть в ровности», и сразу же установилась какая-то спокойная неподвижность, и стало лучше, я смогла доделать все до конца.

У меня такое впечатление, словно пойман хвост решения. Сейчас, естественно, нужно разработать его.

Как бы там ни было, есть надежда.

Я всегда находилась под впечатлением того, что сказал Шри Ауробиндо: «Этот инструмент [ физический ум ] ни на что не годится, можно только избавиться от него…» Было очень трудно избавиться от него, поскольку он так тесно вплетен в физическое тело и его сегодняшнюю форму... это было трудно; так что, когда я пыталась отбросить его, и хотело проявиться более глубокое сознание, то это приводило к обмороку. Я не знаю, что делать. Сейчас же этот физический ум начал сотрудничать, и сотрудничать сознательно (и, кажется, с большой мощью ощущения), так что, возможно, все начнет меняться.

Все, что было ментальным… Я очень ясно помню то состояние, в котором я была, когда писала «Молитвы и Медитации», особенно, когда я писала их здесь (все те, что я написала здесь в 1914 г.): теперь это кажется мне холодным и сухим… да, сухим, без жизни. Это светло, это мило, это приятно, но это холодно, это без жизни. Тогда как это стремление здесь [ клеточного ума ], о! оно обладает мощью — мощью реализации — совершенно необыкновенной. Если это организуется, кое-что может быть сделано. Там есть собранная мощь.

 

(молчание)

 

В прошлые две ночи активности, происходящие под утро — то, что происходит в тонком физическом со Шри Ауробиндо и всеми людьми отсюда — вдруг стали касаться питания! Но совсем под другим углом. Это всегда происходит для того, чтобы дать мне указания, касающиеся людей, вещей. Позапрошлой ночью произошел забавный случай. Ты знаешь, что Мридоу, очень толстая женщина, которая обычно готовила еду для Шри Ауробиндо, теперь находится в тонком физическом. Когда она умерла (я даже не знала, что она умерла), Шри Ауробиндо пошел за ней в ее дом, доставил ее ко мне и поместил ее возле моих ног! Я была ошеломлена, я видела, что это Мридоу, и я побежала за Шри Ауробиндо, чтобы спросить его: «Что это значит?!» Тогда все исчезло. На следующий день мне сказали, что она умерла. И она живет там, в тонком физическом, я вижу ее очень-очень часто, очень часто (она чуть лучше, чем была физически, но не стала заметно более понятливой!). И на следующую ночь она принесла мне большие сливы (вот такие большие), я съела несколько, и они показались мне очень хорошими; затем пришел Павитра, посмотрел на эти несчастные сливы и сказал мне: «О, не надо их есть, они с плесенью!» Я помню это, потому что это меня позабавило. Я посмотрела и сказала [ смеясь ]: «Я не вижу плесени и, более того, они очень хороши!» А на следующую ночь был один человек (я очень хорошо его знаю, но больше не помню, как его зовут), который сказал мне, что мне надо обязательно пить молоко! (Я не пью молоко уже очень давно.) Он показал мне молоко и сказал мне: «Вы видите, надо добавлять молоко в бульон, в то, в се.» Я спросила себя: «К чему бы это? Почему вдруг…» Мне никогда-никогда не снилась пища! (впрочем, это не сны: я не сплю, я совершенно сознательна). Две последние ночи подряд: сначала я ела сливы — вот такие большие сливы — затем, на следующую ночь, мне сказали, что надо пить молоко! И это было сказано так настоятельно, что утром я на мгновение задалась вопросом, а не нужно ли мне начать пить молоко!

Это тоже новое.

Серия таких ночей началась с того видения (всегда в одной и той же области), когда я пошла поискать чай для Шри Ауробиндо, а вместо него мне дали землю с куском обычного хлеба!

Начинает открываться целый мир. Увидим.

Хорошо. Ты принес мне что-нибудь?

 

Но это верно, у меня возникло впечатление, что атмосфера стала более приятной в последние один - два дня.

 

А!

 

Я не знаю, касается ли это только меня лично, но атмосфера, да, более удовлетворительная…

 

Да, это так.

 

… она менее скрипучая.

Да, так и должно быть. Посмотрим… Если правильно то, что я воспринимаю, вещи должны пойти в этом направлении.

 

Вообще, когда ты «не в порядке», я в ужасно плохом настроении.

 

Да… О! но я скажу тебе это по-другому, мой мальчик! [ Смеясь ] Я не говорила тебе этого, чтобы не быть нелюбезной, но мне хотелось сказать тебе: «Боже мой! В каком ты плохом настроении, мне становится нехорошо от этого!» [ смех ]

Это верно, это не идет ни в том, ни в другом направлении [ Жест от Матери к Сатпрему и от Сатпрема к Матери ]: это все едино. Вот почему я ничего не говорю об этом. У нас есть привычка смотреть на это так [ жест перехода от одного к другому ], но это не верно, это не так: это общее целое, которое в каждом находит свое выражение.

Хорошо.

 

*

* *

 

Чуть позже, по поводу «Савитри»,

диалога Любви со Смертью:

Он говорил, что хочет переделать весь этот отрывок, но так никогда и не переделал его. А когда его спросили (не знаю, был ли это Нирод или Пурани), он ответил: «Нет, позднее.»

И он очень хорошо знал, что не будет этого «позднее». В то время он уже знал это.

«Нет, позднее.»

Я не знаю…

 

*

* *

 

Сатпрем поднимается,

чтобы уйти:

 

Так что не надо быть в плохом настроении. [ Смеясь ] А ты мне скажешь, что не надо болеть!… Хорошо - хорошо.

 

 

Июля 1965

(Сатпрем писал Матери, спрашивая ее, что означает сон, в котором его брат вошел к нему в комнату и объявил о смерти своего сына. Это был чрезвычайно живой сон. Потрясение от этого сна разбудило Сатпрема)

 

Я получила твое письмо… Не думаю, что оно о чем-то предупреждает. Ты не получил новостей оттуда? Если бы что-то случилось, он послал бы телеграмму.

 

Не обязательно… Но что это за конструкция или воображение?

 

Сейчас расскажу.

У меня было аналогичное переживание три дня тому назад — я скажу, в чем оно аналогично.

Как ты помнишь, в прошлый раз я тебе говорила, что физический ум начал трансформироваться; три-четыре дня тому назад, то есть перед нашей последней беседой, я вдруг резко пробудилась посреди некоего видения или активности, и оказалась прямо в этом физическом уме. Это совсем не привычно для меня. Я была здесь, в этой комнате, все было точно так, как это есть физически, и кто-то (думаю, что это был Чампаклал) внезапно открыл дверь, говоря: «О, я принес плохие новости.» И я слышала звук физически, то есть это было очень близко к физическому. «Он упал и проломил себе голову.» Но это было так, как если бы он говорил о моем брате (который давно уже умер), и в ходе этой активности я сказала себе: «Но мой брат давно уже умер!» И это вызвало некое напряжение [ жест к вискам ], потому что… Это сложновато объяснить. Когда Чампаклал принес мне эту новость, я была в своем обычном сознании, так что я сказала себе: «Как это вышло, что Защита не сработала?». И я смотрела на это, пока не пришло нечто вроде далекого воспоминания, что мой брат давно уже умер. Тогда я посмотрела (это трудно объяснить на словах), я посмотрела на мысли Чампаклала, чтобы узнать, что он имел в виду — кто это упал и проломил себе голову. И я увидела голову А. И все это вызвало напряжение [ тот же жест к вискам ], так что я пробудилась и посмотрела. И я увидела, что это переживание было для того, чтобы я ясно увидела, что этот физический ум ЛЮБИТ («любит», так сказать), любит катастрофы и притягивает их, и даже создает их, потому что ему нужно эмоциональное потрясение, чтобы пробудить свое несознание. Всему, что несознательно и тамасично, требуются резкие эмоции, чтобы встряхнуться и пробудиться. И эта потребность создает нечто вроде напряжения или болезненного воображения — он все время воображает всевозможные катастрофы, открывая тем самым дверь плохим внушениям маленьких злобных существ, которым как раз и нравится создавать возможность катастроф.

Я ясно видела это, это было частью садханы физического ума. Затем я отдала все это Господу и перестала думать об этом. И когда я получила твое письмо, я сказала себе: «То же самое!» Это то же самое, это та же болезненная потребность физического ума, который ищет сильной эмоциональной встряски и катастроф, чтобы пробудить свой тамас. Только в том случае, когда А якобы проломил себе голову, я подождала два дня, говоря себе: «Посмотрим, не произойдет ли это.» Но ничего не произошло, А не проломил себе голову! И в твоем случае я тоже сказала себе: «Я не пошевелюсь, пока не придут новости», потому что, возможно (один шанс на миллион), что это верно, так что я ничего не говорю. Но этим утром я посмотрела и увидела, что это в точности то же самое: это чтобы мы поняли восхитительную работу этого ума.

 

О, действительно, стоит появиться малейшей царапине, как сразу же что - то в существе видит ужасные болезни — сразу же.

 

Да, это так. Но Шри Ауробиндо говорил мне об этом. Я спрашивала его несколько раз, как такое происходит, что люди (которые сознательно, внешне хотят приятных вещей и благоприятных событий) все время притягивают и притягивают и притягивают неприятные вещи, даже ужасные катастрофы. Я знала женщин (мужчин тоже, но их меньше), которые проводили свое время, воображая худшее: у них были дети — они воображали, что их дети попадут в ужасные катастрофы; кто-то поехал на поезде — о! поезд сойдет с рельс и т. д. Что же, это так. Это то, что Шри Ауробиндо так хорошо объяснил: все эти части существа ужасно тамасичны, а сильное потрясение пробуждает в них что-то, так что они притягивают такие вещи почти инстинктивно… Например, у китайцев чрезвычайно тамасичный витал и нечувствительное физическое: его ощущения полностью притуплены — как раз китайцы изобрели самые изощренные пытки. Ведь им требуется что-то экстремальное, чтобы почувствовать, а иначе они не чувствуют. У одного китайца было что-то наподобие сибирской язвы, я думаю, в середине спины (вообще-то это очень чувствительное место), и из-за его сердца они не могли усыпить его, чтобы прооперировать — из-за этого они немного беспокоились. Его стали оперировать без анестезии — он был в пробужденном состоянии, не шевелился, не кричал, ничего не говорил, так что врачи были восхищены его мужеством; потом его спросили, что он чувствовал: «О, да, я чувствовал, как что-то немножко царапало меня по спине»! Это так. Это то, что порождает необходимость катастроф — неожиданных катастроф: то, что дает потрясение, чтобы пробудить вас.

То, что я говорила здесь об этих болезненных и нездоровых воображениях, я говорила самой себе не так уж давно: это воображение непосредственно пораженческое, катастрофическое.

 

Да, оно ужасное.

Вся работа с очень давнего времени была направлена на то, чтобы вылечить это: изменить это.

И обычно моя ночная деятельность никогда не проходит в материальной области, она всегда идет в тонком физическом, в самой плотной его части, если можно так сказать. Возможно, за всю мою жизнь у меня не было и полудюжины видений, которые имели бы такую материальную реальность: я видела комнату такой, как она есть, и ясно слышала звук голоса Чампаклала. Тогда я поняла, что это был сон физического ума, это была его деятельность, и все это происходило для того, чтобы показать мне это притяжение… Дверь внезапно открывается, входит человек и говорит мне [ Мать переходит на драматический тон ]: «Я принес очень плохие новости», и, затем, в напряженной атмосфере: «Он упал и проломил голову.» Тогда я попыталась понять, кто этот «он», и постепенно… и так далее.

Ввиду работы по установлению совершенной ровности я никогда не отталкиваю сразу же что-то, говоря: «Нет, это невозможно.» Надо быть спокойным перед лицом всех трудностей. Я была спокойной, говоря себе: «Посмотрим, подождем еще два дня, и если он действительно проломил себе голову [ смеясь ], я узнаю об этом!». Естественно, ничего не произошло. И когда я получила твое письмо, у меня возникло впечатление, что это то же самое, но я сказала себе: «Посмотрим, подождем…» Я смотрела, но ничего не увидела. Я смотрела через твое письмо и твои слова, и ничего не увидела. И у меня было впечатление, что это опять же физический ум вступил в контакт с той формацией — злобной формацией, потому что такова привычка физического ума.

Сейчас, когда идет работа по исправлению нашего способа бытия, мы начинаем понимать, что это такое!… Это действительно отвратительно. Это все время идет, и все время оно пораженческое. Как ты и сказал, чуть где небольшая боль — о! а если это рак?

 

И можно подхватывать это по десять раз на день.

Да-да, это состояние почти постоянное.

Но сам этот ум делает усилия, в конце концов, он начал отдавать себе в этом отчет, он заметил; он понял, что это не очень - то похвально (!), и теперь пытается изменить это. Как только проблема обозначилась, дело пошло довольно быстро. Только трудность состоит в том, что б о льшая часть наших материальных движений механическая; мы не занимаемся ими, и поэтому они всегда остаются такими, как и были. Но с некоторого времени я взяла себе привычку заниматься ими. Это не забавно, но это надо делать, надо исправлять это.

Надо исправить это.

Это постоянная, постоянная работа, буквально для всего. Это забавно: если речь идет о питании, он [ физический ум ] думает, что пища отравлена или что она не будет перевариваться, то, се, либо произойдет расстройство всего пищеварения; если вы собираетесь лечь спать — сразу же приходит внушение, что вы слишком возбуждены, что вы не сможете отдохнуть, что у вас будет плохой сон; вы говорите с кем-то — приходит внушение, что вы не сказали того, что надо было сказать или что это принесет ему вред; вы пишете что-то — приходит внушение, что вы пишете не точно то, что надо. Это ужасно, ужасно.

Надо изменить это.

Шри Ауробиндо говорил мне, что это не так сильно у индийцев, как у европейцев, потому что европейцы гораздо более сосредоточены на Материи и гораздо больше связаны ей.

Как бы там ни было…

И те молитвы, о которых я тебе говорила в прошлый раз, возникли после этого; не сразу же после, а день спустя. Словно сам факт этого переживания в физическом уме и точное видение того, что было, природы этого ума, позволил двинуться вперед в этом направлении.

И указание на ложность этого сознания и его деятельности, когда я сделала то усилие — громадное усилие — чтобы вспомнить, что мой брат уже давно умер; через это я увидела расстояние между моим истинным сознанием и сознанием, в котором я была во время этого сна. Я видела дистанцию ложности этого сознания. Это для меня очень ясное указание. Вместо спокойного и мирного сознания, подобного волнообразному движению — волнообразному движению света, которое всегда идет вот так [ жест больших крыльев, взмахивающих в Бесконечности ], очень широкого, очень мирного движения сознания, которое очень спокойно следует вселенскому движению — вместо этого было что-то съежившееся [ жест к вискам ], это было жестким как дерево или железо, и съеженным, напряженным, о!… Тогда я узнала, до какой степени это ложно. Это дало мне точную меру.

 

(долгое молчание)

 

В эти последние дни у меня было очень сильное впечатление, что… Не знаю, помнишь ли ты (родился ли ты уже тогда?), когда Эмиль Золя сказал: «Истина на пути». Ты тогда еще не родился. Он высказал на военном совете свои четыре истины, и из этого вышла целая история, так что ему посоветовали покинуть Францию, потому что его могли упечь в тюрьму. Прибыв в Англию, он сказал: «Это ничего не значит, Истина на пути.» Это наделало немало шума. И я еще помню впечатление — я была молодой, и все же мне уже было двадцать лет… У нас с тобой разница в возрасте больше двадцати лет, сколько тебе? Сорок лет?

 

Сорок один.

Да, сорок лет разницы — даже больше: 45 лет… Мне было двадцать лет, и это произвело на меня очень сильное впечатление. Это дело имело большой резонанс. И это вернулось ко мне как раз в эти последние дни со всем восприятием этой катастрофической и пораженческой привычки. Я давно знала об этом, но это казалось мне совершенно вне моего контроля; но сейчас это под контролем. И не только под контролем, но это и не одобрено и умышленно отброшено. Тем, что сказало: «Я устала от нашей недостойности.»

Так что вывод: Истина на пути.

 

(молчание)

 

Еще много чего предстоит сделать, много. Но это может идти относительно быстро. Когда наблюдаешь, то замечаешь, что больше всего времени занимает то, чтобы осознать, что надо изменить, иметь сознательный контакт, который допускает это изменение. Именно это занимает больше всего времени. Само изменение… Бывают рецидивы, но их сила становится все меньше и меньше. Все зависит от количества несознания и тамаса в существе; по мере уменьшения этого растет понимание.

 

*

* *

 

Мать переходит

к переводу «Савитри»,

диалогу со Смертью:

…И со вселенской точки зрения именно эта инерция, это несознание вызвало необходимость существования смерти — «существования» смерти!

 

 

Июля 1965

 

(Сатпрем предлагает опубликовать среди цитат в «Бюллетене» Ашрама и текст ответа Матери одному ребенку. Мать проявляет минимум интереса к этому делу:)

 

Эти вещи очень мощны, когда они приходят; они обладают преобразующей силой — это оказывает давление на Материю. А когда они заканчивают свою работу, все кончено — отсортировано, занимает свой уголок. Это больше не важно.

Это действия.

Это не мысли: это действия. И как только действие кончается, все кончается. Я не собираюсь говорить о том, что сделано!

 

*

* *

 

Чуть позже

Помимо того, все в порядке? Не очень?

 

Да, физически все в порядке.

Да, это так… Совершенно очевидно, что от нас хотят, чтобы мы были как тот монсиньор, который сталкивается со всем, никогда не уставая. Это очевидно. Потому что как только что-то начинает стонать, я вижу улыбающегося Господа, я вижу его улыбку (я не вижу его лица, для меня у него нет лица!), но я вижу его улыбку, и он улыбается, он, кажется, говорит: «Все еще там! Ты еще не превзошла это!»

Мы всегда находим себе оправдание, но это глупо.

 

(молчание)

 

Спокойная и настоятельная воля, совершенно никоим образом не затрагиваемая тем, что происходит — в сущности, вот что ожидается от нас…

— О, что за детские реакции! Такова жизнь. Она такова и будет такой, пока не изменится.

— О, с меня довольно!

— С тебя довольно? Значит, ты не годишься для такого большого дела.

Тогда ты забираешь свои стоны.

И примеры приходят, такие точные, чтобы продемонстрировать: «Ты видишь, когда ты так, внешние вещи таковы [ жест в плохом направлении ]; а когда ты так [жест в хорошем направлении], внешние вещи вот так.» И остается только потрепать себя за ухо и сказать: «Вот так, всегда одна и та же глупость.»

Я не знаю, понятно ли я говорю, но сама себя я понимаю! [ Мать смеется ].

 

 

Июля 1965

Есть одна проблема.

Какая?

 

Практическая проблема, не йогическая! Она касается Италии, N и публикации книги о Шри Ауробиндо [«Путешествие Сознания»]. N перевел ее и дал перевод своему другу S, чтобы он поискал издателя в Италии. S встретился с издателем, который попросил прочесть книгу на французском языке, и она показалась ему интересной. А затем, не знаю, исходит ли это предложение от издателя или от S, они спросили, не лучше ли сначала опубликовать какую - нибудь работу Шри Ауробиндо, например, «Руководство по Йоге».

 

Но такой работы не существует!

 

Да, но, ты знаешь, можно взять фрагменты писем, как это было сделано при издании «Основ Йоги», объединить их и выпустить все вместе под одним заглавием «Руководство по Йоге».