Есть только одна вещь : некое пламя — пламя , которое сжигает всю эту ложь .

Мне нечем здесь хвалиться, ты знаешь! Я молюсь за это тело так же, как и за другие тела. Я должна быть пряма, сильна, прочна… Почему я так согнута? — Я знаю, почему, но это не комплимент. Я знаю это: это из - за того, что все это еще подвержено всем внушениям мира, всей этой медицинской мысли и всему тому, что следует из нее, а также всем внушениям жизни. И привычкам. И все эти люди здесь… Так что здесь нечем хвалиться. Единственно, я знаю (преимущество в том, что я знаю), что это должно быть по-другому. Я знаю это, и клетки тоже знают это; и, как я тебе рассказывала, вчера вечером они жаловались на это там, на моей постели; они охали и стонали: «Я рождена не для этой жизни тьмы и беспорядка, я рождена для Света, Силы и Любви» — «А! Тогда возьми ее!». А клетки все стонали: «Почему я вынуждена быть такой?…» И вдруг, вместо того чтобы позволить им свободную игру: возникло полное Присутствие — и в одну секунду все это ушло. Но коллективное внушение, коллективная атмосфера такая… гнилая, можно сказать, что это действует все время.

Но ты [ обращаясь к Суджате ], ты одна из тех, кто может сказать, что когда я прихожу ночью, я высокая и сильная. И клетки продолжают стонать! Это глупо. И не только глупо, но есть еще и эта само-жалость [ Мать гладит себя по щеке ], что самое отвратительное: «О! Моя бедная малышка, как ты устала. О! Моя бедная малышка, как люди тебя утомляют, как тяжела жизнь, как это трудно…» И затем идиотские стенания и стоны. Если бы это зависело только от меня, я дала бы им хороший шлепок! Но меня просят не делать этого, так что я не делаю это. Но я действительно чувствую, что перед глазами этой чудесной Милости — этой великолепной божественной Любви и этой всемогущей мощи — мы глубоко смехотворны, это все.

 

(молчание)

 

Есть также зловредные духи. Зловредные духи, приходящие, чтобы внушать всевозможные вещи. Есть зона там, совсем рядом с физическим, очень близко — зона червей, мой мальчик! Все скверные внушения всевозможных катастроф, всех зловредных воль, всех желаний… Это липнет. Все это кишит, как если бы вы сунули свой нос в вазу, полную червей. Это причиняет беспокойство.

Что же, да! Я попробую сделать кокон для тебя. Перед отходом ко сну, когда ты ложишься спать, тебе надо призвать белый Свет, мой белый свет, и тогда я обращу внимание. Ты будешь обернут вот так: кокон, милый маленький кокон, совершенно белый. Вот так можно спать спокойно.

 

Ночи ужасные.

Да, конечно. Вот почему я говорю, чтобы ты призывал мой свет. Да, это ужасно. У тебя бывают кошмары?

 

Это даже не кошмары — это отвратительно. Три четверти вещей, о которых я помню, это всевозможные канализации, отвратительные места. Это… это ужасно.

 

Да, это так. Если бы ты знал, что мне показывают!…

 

Две - три ночи тому назад у меня был символический сон. Ты знаешь, что твоя старая противомоскитная сетка установлена в моей комнате?

 

Да.

 

Мне приснилось, что маленькое существо пробило в ней дыру. Это существо достаточно близко мне, потому что я поймал его как ребенка и отчитал: «Раз ты сделал дыру, то все москиты могут через нее войти.» Затем я заметил, что дыра была большая.

 

Ах!

 

И я сказал себе: «Все враги через нее войдут» или «все москиты влетят через нее». Большая дыра.

 

Ты ее заделал?

 

Нет, я был очень раздосадован, из - за чего и пробудился.

 

[ Мать концентрируется, затем спрашивает:] Твой брат, медик, ничего тебе не говорил? Не давал тебе советов?

 

Да, давал указания по поводу того, сколько таблеток принимать. Это все.

 

Он верит в эти таблетки?

 

Он говорит: «Если уж начал курс лечения, надо пройти его наилучшим образом.»

 

А, да, я полностью согласна, потому что это представляет формацию. По крайней мере, 90% докторов имеют добрую волю, они хотят вас вылечить (некоторым все равно, но их немного — 90% хотят вас вылечить), так что их формации надо придавать полную силу. Не надо противоречить формации, потому что тогда она теряет свою силу и становится бесполезной.

 

(бьют часы)

 

Я проболтала целый час? Это ли не постыдно!

Подожди, я отложила для тебя цветок, он очень мил. Воля к победе, мой мальчик, вот что! Не воля здесь, там или там [ жест к различным точкам тела ], не это, не личная победа над болезнью: победа над миром. В конце концов, мы находимся здесь для этого; я не знаю, будет ли это достигнуто на этот раз, но, во всяком случае, это то, что от нас ожидается. Мы здесь для этого — чтобы бороться. Так что мы предназначены для борьбы, и поскольку это (как сказать?) самый сокровенный способ, то затрагивается тело.

 

(молчание)

 

Думаю, что на сегодня достаточно!

Ты хорошо питаешься?

 

Да - да!

Действительно хорошо или убеждаешь себя в этом?

 

Я хорошо питаюсь.

Хорошо ли то, что дают тебе есть? Я имею в виду: питательно ли это?

 

О, да, это очень питательно.

У тебя проблемы с пищеварением, но ты усваиваешь пищу?

 

Я думаю, что да.

Тогда этого достаточно. Проблемы с пищеварением, мой мальчик, не мешают дожить до 86-87 лет. Это не помеха. Так стало с момента рождения Андрэ; это значит (тогда мне было только двадцать), значит, шестьдесят семь лет. Что же, я даю тебе 67 лет жизни!

И, затем, ты знаешь, я всегда говорила: что касается врагов, которые хотят нагнать на вас страха или опечалить вас, либо обеспокоить вас, то единственное, что стоит делать с ними, это смеяться им в лицо. Ты в гневе? Они довольны, они говорят: «Он в гневе» — нет-нет. Ты наносишь удар? Они ускользают, они как медузы, это не затрагивает их. Но когда смеешься им в лицо, они сильно раздражены! Это единственная вещь: смеяться над ними. Их рассказы могут испугать детей, но не нас.

Мы же живем в вечности.

И, говорю тебе (это обычное, естественное состояние сознания), это не длилось и минуты прошлой ночью: потребовалась одна секунда, бррф! кончено. И затем я вошла в нечто вроде спокойной радости, вот так, что длилось три часа без перерыва. Затем работа возобновилась.

Но, прежде чем заснуть, сделай так: вообрази себе (вообрази, если ты не видишь этого), вообрази себе белый свет. Это не кристальный свет, заметь, он не прозрачный: он белый — белый - белый, очень яркий белый свет, кажущийся твердым. Представь его таким (он действительно такой, но ты представь): белый свет. Это свет Творения, как он называется?… Махешвари? [ Смеясь ] Всевышняя Дама там, наверху.

 

Да, Махешвари.

Свет Махешвари. Но, кажется, я всегда имела его, потому что когда Мадам Теон увидела меня, первым делом она сказала мне это; она не говорила о «Махешвари», но она сказала: «У Вас есть белый свет», который автоматически растворяет все злые воли. И я действительно переживала это: я видела существа, распадающиеся в прах. Так что ты бери это, представляй это, и тогда ты сделаешь кокон вокруг себя — ты знаешь, как насекомые строят свои коконы — сделай кокон, прежде чем уснуть. Я буду делать его для тебя, но твое «воображение» поможет лучше приспособить его к тебе, подогнать. Ты делаешь кокон, и когда ты достаточно обернут этим белым коконом, так что враги не могут проникнуть, ты позволяешь себе уснуть. Тогда не сможет пройти снаружи ничто, имеющее злую волю. Это точно. Естественно, есть еще то, что каждый несет в своем подсознательном… это надо устранять собственной волей, мало - помалу.

Но этот Свет, он всемогущ, мой мальчик! [ Обращаясь к Суджате:] Ты тоже можешь делать это, если ночью тебя донимают враги.

 

[ Суджата:] Я вижу его, ты знаешь, этот белый свет.

Ты его видишь?

 

Да, вижу.

Это очень хорошо. Ты хорошая ясновидящая, так что, конечно, ты это видела. Но я видела это так, как если бы это был свет кого-то другого — это моя природа. Я использовала его даже до того, как встретилась с Теоном: я не знала ничего, конечно же, но я его видела. И это мадам Теон сказала мне: «Это твой свет.» Мадам Теон первой сказала мне, кем я была, что она видела: корона из двенадцати лепестков над моей головой. И, что касается меня, я имела этот свет в переживании и могла использовать его просто по воле: мне достаточно было просто призвать его. И я видела его так, как я вижу тебя, совершенно объективным образом.

А рассказывала ли я тебе историю I, которая была с Дилипом? До встречи с Дилипом у нее был гуру, саньясин или что-то в этом роде, и он совершенно взбесился из-за того, что она оставила его, так что он проклял ее. Его проклятие вызвало у нее нечто вроде тромбоза (ты знаешь, когда кровь перестает циркулировать и свертывается); как бы там ни было, это было на шее, с правой стороны, помнится, и было очень болезненно — это было даже опасно. Она рассказала мне об этом. Я, в свою очередь, рассказала об этом Шри Ауробиндо, и Шри Ауробиндо сказал мне защитить ее. Я послала свой свет этому господину. И с ним произошли ужасные вещи! Он умер от страшной болезни. I ходила проведать его в то время, и этот человек (он был сознательным) сказал ей: «Вот что ваша Мать сделала со мной.» Он был сознательным. Тогда я увидела, что все произошло самым объективным образом, потому что я не сказала ни слова, ничего, никому. И, в особенности, этот свет прошел через Шри Ауробиндо… Я сделала просто вот что: направила свой свет, и господин ушел… чтобы снялось проклятье. И поскольку он не был очень-очень чистым, то это привело к страшному заболеванию.

А сейчас до свидания, дети мои.

Так что, если ты хочешь мирно спать, сделай себе маленький кокон перед сном. До свидания, мой мальчик.

И я тебе рекомендую: нереальность человеческих представлений о болезни.

 

 

Июля 1965

 

Мать держит в руке

несколько листков бумаги:

Этим утром я была в некой зоне — зоне или жиле… Ты знаешь о золотых жилах в земле? Это было примерно так. В ментальной банальности мира было нечто вроде светящейся жилы, в которую я была погружена — это было хорошо, это было очень удобно. И я стала записывать вещи, но затем стали приходить люди со всеми их обычными глупостями, и каждый спрашивал что-то, каждый был вот так зажат [ жест – шоры ], так что это ушло.

Я назвала это так: «Несколько определений.»

Первое было написано по поводу одного человека, который уезжал отсюда и хотел взять с собой что-то [ благословленное Матерью ] для своей семьи. Я сказала ему: «О! но они не восприимчивы.» Тогда он спросил: «Что значит быть восприимчивым?» (Он не спросил меня прямо, но когда он выходил из комнаты, он почесал голову и спросил своего друга: «Что же Мать имеет в виду? Что значит быть восприимчивым?»). Я ответила по-английски, и ответ принял множество форм, а сегодня это оказалось одной из тех вещей, что пришли в той «жиле». И, что особенно в таком переживании, когда приходит фраза, слова принимают в ней очень точный смысл; я совсем не уверена, что это их обычный смысл, но они приходят с вибрацией своего смысла, с нечто вроде маленькой кристальной вибрации. И это приходит без дальнейшей переделки. Я написала:

 

«Быть восприимчивым – это значит чувствовать необходимость давать и находить радость в отдаче божественной Работе всего, чем обладаешь, всего, чем являешься, всего, что делаешь.»

 

Это первое, что пришло. Затем пришла извечная история с «быть чистым» — что значит быть чистым? Это не связано ни с какими моральными представлениями, нет.

 

«Быть чистым – это значит отказываться…

 

Иными словами, было ощущение чего-то очень активного — очень активного: недостаточно быть пассивным, надо быть очень активным.

 

… отказываться от всякого другого влияния, отличного от влияния всевышней Истины-Любви.»

 

Затем пришло третье определение:

 

«Быть искренним – это значит объединять все свое существо вокруг всевышней внутренней Воли.»

 

Объединять все свое существо вокруг всевышней внутренней Воли. И эта всевышняя Воля была видимой, как пламя, принявшее форму меча; и позволено действовать только тому, что управляется Тем.

Затем последнее определение (оно стало последним из-за того, что мне принесли мой завтрак, и я вынуждена была остановиться):

 

«Быть интегральным – это значит делать гармонический синтез всех своих возможностей.»

 

Эти определения пришло вместе с вибрациями, которые и содержали их. И это еще могло продолжаться, это было здесь, но меня прервали. Во всяком случае, это забавнее, чем выслушивать все их рассказы.

 

Вдохновением всего этого служила та золотая жила?

Да. Но она была светящейся, не золотой. Как полоса света [ жест ]. Можно было купаться в ней и быть очень довольным.

И это принесло мне (то, что я только что сказала, это ничто, это было в самом конце) ясное видение того, что необходимо для мира, видение трансформаций в ментальной атмосфере земли, необходимых для того, чтобы больше не было войн, например. Это «больше не было войн» было одним из следствий. И каждая вещь занимала свое место в связи с другой [ Мать очерчивает нечто вроде шахматной доски ], и было такое ясное видение — ясное видение всех связей, всех позиций, всего этого.

Это очень забавно.

Я имею в виду, что это было приятное развлечение. Это дает впечатление очень ясного видения всего, что должно произойти в области… не точно в области идей, а в области психологических реакций.

И это не зависит от меня, я не делаю усилия: это приходит, просто так. Это что-то, что приходит, а затем получается так, как если бы меня погрузили в это, и мне остается только смотреть. Это приходит совершенно готовым, без усилия. Это СОСТОЯНИЕ, в котором я оказываюсь, с видением, например, земного ментального прогресса, способ, каким организована человеческая ментальность [ тот же жест – как шахматная доска ]; и это очень интересно, потому что жизненные условия обусловлены состоянием мышления, так что я вижу, как надо изменить состояние мышления, чтобы изменилась жизнь [ Мать прочерчивает потоки силы на шахматной доске ]. И я нахожусь там так, как если бы я сидела в театре и смотрела на разыгрывавшееся передо мной действие.

Если бы меня оставили в покое, я записала бы все это (потому что это приходит полностью сформулированным), и это могло бы быть интересно. Должно быть, это принадлежит области откровения. Это как проходящая мимо светлая полоса, и в ней все организовано. Только надо оставаться в покое (последнюю заметку я черкнула, когда готовили мой завтрак, а после…). Но, в конце концов, в этом нет ничего трансцендентного; это только очень ясное, очень точное и, очевидно, это не носит характера обычного человеческого мышления: это совершенно готово, это приходит совершенно готовым.

В этом состоянии, например, все клетки, все тело держится спокойно — больше нет тела, больше нет клеток, больше нет всех этих расстройств, всех этих трений: все это уходит. Это исчезает, и доминирует то сознание. Тогда понимаешь, что тот, кто мог бы оставаться в этом, смог бы жить сколь угодно долго. Но, вероятно, это обусловлено в том смысле, что и другие должны иметь свое поле деятельности, иначе прогресс не будет общим. Но, как бы там ни было, в этом нет ничего действительно трансцендентного, это просто интересно.

 

*

* *

 

(Немного позднее Сатпрем предлагает Матери опубликовать несколько коротеньких отрывков из последней очень интересной беседы о болезнях в «Заметках на Пути», новой рубрике «Бюллетеня» Ашрама, открытой по настоятельным просьбам Сатпрема. В действительности, Сатпрем хотел, чтобы Ашрам извлек хотя бы немного пользы — по крайней мере, получил несколько капелек — из богатства переживания Матери. Именно эти «Заметки на Пути» после ухода Матери были переименованы в «Агенду Матери» руководством Ашрама, надеявшимся, украв название, посеять путаницу в умах и помешать любой ценой публикации настоящей «Агенды», которую они осмелились объявить «не подлинной» — настолько они боялись ясного восприятия Матерью людей, окружавших ее, и всего Ашрама в целом. Сатпрем помнит, как он должен был упорно добиваться того, чтобы Мать разрешила публиковать «Заметки на Пути». Ее сдержанность стала сейчас понятнее.)

 

Я спрашиваю себя, а не может ли последняя беседа пригодиться для «Заметок на Пути»?

 

Это нельзя публиковать. Это пойдет в «Агенду».

 

Почему? Это вызовет смятение среди медиков?

О, да! Будет много шума.

 

Жаль, что это нельзя опубликовать.

Это слишком вызывающе для них. И, кроме того, это очень личное, о! это вызовет бесконечные пересуды, начнут распространяться бесчисленные легенды; и в Америке, Африке, Англии, где угодно, начнут плести всевозможные истории по поводу всевозможных болезней, имеющихся у меня — это будут нескончаемые россказни. Это невозможно.

Я не могу ничего рассказывать о себе, кроме, возможно, одной фразы — даже одна фраза, появляющаяся в «Бюллетене», вызывает такую болтовню! Это порождает непрекращающуюся болтовню по поводу меня.

 

Я понимаю, но как жаль!

Позже, позже. Не сейчас.

 

Ведь вопросы болезней занимают такую важную часть этой йоги.

О! Я прекрасно это знаю, я знаю, но не сейчас: позже.

Люди делают всяческие истории из того, что я говорю; ты знаешь, это как «любопытные случаи из жизни гуру», о чем любят читать в книгах.

 

Они глупы!

Да, но [ смеясь ], что ты хочешь сделать? Они глупы, и это не скоро лечится!

Я согласна, это ужасно глупо, но… А! перейдем к «Савитри».

 

 

Июля 1965

(По поводу последней беседы, в ходе которой Сатпрем жаловался на скверные ночи.)

 

Но я не понимаю, почему я всегда помню именно эту сторону, всегда это сточные канавы, грязь… Ведь все же должна быть другая сторона, нет?

 

[ Мать смеется ] Причина простая: эта сторона очень - очень близка к обычному сознанию, так что ты ее и помнишь; другая же сторона… с ней нет достаточной «связи», и поэтому ты забываешь ее, когда просыпаешься.

 

Кроме того, это обескураживает, потому что всегда помнишь плохую сторону, не остальное!

 

Возможно, это для того, чтобы посмотреть, не обескураживает ли это нас.

Еще этим утром…

 

(молчание)