Воскресший охотник и потерянный рай

 

 

Нельзя нарушать запреты в ином мире и вкушать пищу мертвых. Греческий Орфей хотел вывести из Аида свою возлюбленную – Эвридику, но не удержался и оглянулся на жену у выхода из преисподней. Это и помешало ему вернуть Эвридику в мир живых.

В мифе эскимосов нельзя оборачиваться, когда хочешь проникнуть в иной мир, – нарушившие запрет лишают себя счастья. В эскимосском мифе рассказывается, как жили на берегу две пары: у мужа с женой был молодой сын, у стариков детей не было.

 

Но случилась беда, и юноша погиб на рыбной ловле. Родители так горевали, что не захотели оставаться в том месте, где их постигло несчастье, и решили покинуть стоянку, не дождавшись, когда пройдут положенные пять дней траура.

Оставшиеся на берегу старики не могли прокормиться сами и в горе пошли к могиле юноши. Раскопав тело, они стали петь заклинания. Вскоре тело пришло в движение, погибший юноша воскрес и набросился на заклинателей. Но старуха сумела успокоить вернувшегося к жизни и увела к себе домой. Так старики стали его приемными родителями, а воскресший юноша стал добывать им пищу.

Тем временем вернулся отец молодого человека, до которого дошли слухи о чудесном воскрешении сына. Он удивился раскопанной могиле и тому, что кто‑то кормит стариков. Сначала он хотел даже расправиться с якобы насмешниками, которые рассказали ему о том, что его сын жив, но потом сам увидел, как тот подплывает на каяке к берегу. Воскресший опять не смог сдержать свой буйный нрав (ведь он уже не был настоящим человеком) и набросился на отца и приемных родителей. Отец же предложил ему вернуться к матери, но сын не мог простить родителям того, что они покинули его могилу, не дождавшись окончания траура.

Юноша остался со стариками и однажды, вернувшись странно молчаливым, признался, что нашел себе невесту из чудесной страны. Старики огорчились, что он уедет от них, и тогда юноша решил взять приемных родителей с собой. Он предупредил их, что, когда они поплывут на каяке, нельзя оборачиваться назад, и велел не сводить глаз с носа каяка. Все вместе они отправились в путь, но когда подплыли к скале, та вдруг раскрылась и обнаружилась чудесная страна, где прямо на прибрежной гальке лежали груды мяса. Изумленные старики оглянулись, и скала тут же закрылась. Нарушителям запрета пришлось расстаться с приемным сыном – они остались жить на берегу, надеясь, что жители страны изобилия позаботятся о них.

 

 

Земля мертвых в Океании

 

У народов окраин ойкумены, сохранявших быт каменного века, мифы о загробной жизни сводились, как правило, к представлениям о том, что на том свете умершие продолжают жить так же, как на земле, только пища их – яд для живых; живые были духами для обитателей иного мира и т. п.

У полинезийцев и других жителей Океании, знакомых с земледелием, культом вождей, имевших развитую мифологическую космологию и помнивших о миграциях с одного острова на другой, мифы о загробной стране и ее месте в мифологической картине мира были более сложными.

                    Преисподняя и мир мертвых в Полинезии

       

       

     Преисподняя в полинезийской мифологии – По, тьма, изначальный хаос, но также и подземный мир, ассоциирующийся с тьмой, царство духов умерших. В По господствует хозяин (или хозяйка) мертвых Миру (Милу). Духи большинства умерших попадают в По и со временем погибают, а духи вождей и героев отправляются на запад в край Пулоту (у западных полинезийцев) или возвращаются на легендарную прародину полинезийцев – Гаваики (у восточных).

       

    Гаваики – рай с изобилием пищи и красивыми женщинами. Чтобы туда попасть, души вождей должны пройти испытания наподобие земных инициаций. В дом Гаваики, жилище мертвых, ведут тропы со всех сторон света – с востока, юга, запада и севера, но главный путь указывает заходящее солнце. Четыре ветра дуют по дорогам мертвых и доносят души до того света. Из дома мертвых ведут лишь две тропы – вверх и вниз. Дух, проникающий в дом, проходит очистительные церемонии, а затем выбирает дальнейший путь: те, кто хочет остаться с матерью‑землей, направляются вниз, в преисподнюю, а те, кто хочет попасть в горний мир чистых духов, поднимаются вверх, где вскоре забывают о своем прошлом.

    Пулоту иногда представляют островом, посреди которого растет дерево. Листья этого дерева способны превращаться во всевозможные яства. Там есть озеро Вай‑ола, искупавшись в котором старики становятся молодыми. Попасть в Пулоту можно, скатившись в преисподнюю, по дну которой течет река, переносящая духов в загробный мир; те не должны озираться по сторонам и пытаться вылезти из реки – тогда их ждет омоложение на том свете. По ночам духи могут возвращаться в свои земные жилища.

        

     На Новых Гебридах верили, что души умирают дважды или трижды, прежде чем умрут окончательно. Часто считалось, что духи предков продолжают существовать до тех пор, пока их связывает с живыми постоянная память и жертвенные дары.

       

     

                    Аид и Персефона: миф маори

       

       

     Не только земные герои, подобно греческому Орфею, стремились вывести своих возлюбленных из загробного мира. Божества преисподней, подобно греческому Аиду, искали подруг на земле, в мире живых.

       

    Маори в Новой Зеландии рассказывают, как однажды Миру покинул свой нижний мир и пришел на землю, где влюбился в прекрасную девушку Хине‑ранги. Ночью он проник в ее дом и произнес любовный заговор. Влюбившись в неведомого мужчину, проникшего к ней в темноте, девушка понесла.

    Ей пришлось признаться отцу – вождю, что живые не могут увидеть ее мужа, ведь он пришелец из иного мира. Тогда родичи решили изловить его хитростью: они так заделали все щели в доме, что Миру не заметил наступления дня и вынужден был остаться. Вскоре у Миру и Хине‑ранги родились дети, но Миру не мог забыть о своей стране. Он уговорил девушку и ее отца вместе со всеми соплеменниками посетить нижний мир. Они добрались до деревни, где жил Миру, поселились в большом доме знаний и стали учиться разным умениям и забавам: игре в веревочку, искусству управления деревянными куклами, резьбе по дереву. Главным учителем был сам Миру.

    Когда люди овладели искусствами преисподней, они вернулись в верхний мир и построили у себя дом знаний. В обмен за науку вождь оставил в земле Миру младшую сестру Хине‑ранги. Та утешала Миру в разлуке с Хине‑ранги, а земная жена оплакивала расставание.

     

                    Путешествие в Пулоту

       

       

     В Западной Полинезии и на Фиджи потусторонний невидимый мир, обитель духов Пулоту находится под водой (реже под землей) на западе. Духи умерших вождей и героев отправляются в Пулоту из некой расположенной на западе местности: они доплывают на лодке до горизонта, а затем ныряют в океан и дальше плывут на волне. Прежде чем попасть в Пулоту, дух умершего проходит ряд испытаний, повторяющих земную инициацию, ведь смерть – это такой же переход в иное состояние, как, например, посвящение юноши в воины, требующее инициационных испытаний. Но есть и высшие духи, искони населяющие Пулоту.

       

    Обычно Пулоту – темный край, и нередко его обитатели – людоеды. Пулоту – прародина культурных растений, домашней птицы, свиней. От Пулоту ведут начало ремесла, искусство мореходства, изготовление алкогольного напитка кавы.

    Хозяин Пулоту – Хикулео; нередко он же кормчий лодки смерти, доставляющей духов умерших на тот свет. По некоторым мифам, родители Хикулео – земные люди, а в могущественного духа он превратился после смерти или изгнания из мира людей. По другим мифам, он появился от союза земной женщиной с духом.

    Хикулео – людоед; по одной из версий, он поедал своих братьев и сестер, пока младший не прогнал его в Пулоту. Из нижнего мира Хикулео отправляет посланцев за человечьим мясом – люди умирают, потому что их приносят в жертву Хикулео. Стены его дома в Пулоту выложены остекленевшими глазами мертвецов, его лодка у причала опирается на человеческие тела. Посыльным у Хикулео служит желтая птица, обычно попугай, иногда считающийся его воплощением. Другое его воплощение – морская змея. Хикулео также считают хозяином культурных растений на земле.

        

     В одном тонганском мифе рассказывается, как три культурных героя отправились в Пулоту и добыли там ямс.

       

    Затем они явились в дом Хикулео, но того не было в жилище. Незваные гости спрятались, один из них даже превратился в камень. Когда Хикулео вернулся, он, хоть и был слеп, все же учуял человеческий запах (подобно Бабе‑Яге в русских сказках). Хикулео приказал жителям Пулоту искать пришельцев, но их попытки оказались безуспешными. Тогда сам хозяин иного мира велел гостям выходить, и те явились перед ним в своем облике.

    Настало время испытаний. Сначала Хикулео велел героям съесть всю приготовленную для них еду. Задача была не из легких, настолько изобильны были припасы того света. Но одна гостья – Фаималиэ – была настолько прожорлива, что съела не только весь ямс и свинину, но даже корзины, в которых доставили пищу. Хикулео изумился, но придумал другое задание. Он предложил собрать бесчисленные плоды со сливового дерева. К счастью, среди гостей оказался герой, у которого было множество щупалец: он без труда обобрал дерево. Третье испытание было на выносливость – нужно было как можно дольше продержаться под водой. Но и это не составило труда для героя, который умел превращаться в камень.

    После всех испытаний Хикулео велел гостям возвращаться назад, в мир живых, ибо здесь, в Пулоту, они всех устрашили своими способностями. Но герои не спешили отплывать в своей лодке – им хотелось взять с собой хоть что‑то из богатств иного мира. Прожорливая Фаималиэ приметила гигантский ямс на берегу и проглотила клубень. Когда путешественники прибыли обратно, Фаималиэ выплюнула ямс на землю – так в Полинезии распространилась эта культура.

        

     В другом варианте мифа Фаималиэ забеременела от съеденного в Пулоту и родила ямс на земле.

       

    Рассказывают также, что некогда жили супруги, у которых было девять детей. Внезапно старший сын заболел и умер. Только его похоронили, как смерть постигла следующего сына, и так черед дошел до седьмого. Тот решил сам оставить свое тело и отправиться в Пулоту, чтобы узнать причину постигшего семью несчастья. Он взял с собой лишь тонкую циновку и направился в нижний мир. Но перед этим велел не хоронить свое тело в земле, пока не вернется.

    Добравшись до Пулоту, первое, что он увидел, был дом Хикулео. Рядом с домом горел костер, а на костре готовился ямс. Юноша не удержался и отломил один отросток от клубня. Тут появился сам Хикулео и, конечно, заметил исчезновение отростка. Когда пропали еще шесть отростков (по числу умерших братьев), пришелец открылся Хикулео. Тот велел ему идти искупаться, а затем спросил, что заставило юношу отправиться на тот свет. Омывшийся гость поведал хозяину о несчастье, постигшем его семью. Хикулео признал, что взял братьев к себе, но сам юноша пришел вне очереди, ведь его родители еще не похоронили шестого сына. На этом хозяин Пулоту отпустил гостя и пообещал, что теперь оставшиеся на земле люди избегнут внезапной смерти.

    Юноша вернулся домой, но обнаружил, что его тело уже похоронили в могиле. Он заплакал и дал обет скитаться по разным землям, не заходя лишь в Пулоту. С тех пор он стал бродячим духом, и никто из живых людей больше не появлялся в Пулоту.

     

                    Орфей и возвращение к жизни на Гавайях

       

   Рассказывают, как однажды герой Хику спустился с гор и вступил в связь с женщиной‑вождем Кавелу. Но через некоторое время он, как это часто быват с героями, соскучившись по матери, оставил возлюбленную. Несчастная не пережила разлуки, и дух ее ушел в преисподнюю – Милу. Хику решил вернуть любимую женщину: с друзьями он отправляется на лодке туда, где небо касается воды, а затем велит спустить себя в пещеру Милу на веревке. Обитатели преисподней были удивлены его видом – живые еще не спускались туда. Милу – так звали и хозяйку загробного мира – отпускает дух Кавелу, и Хику спешит к ее телу. Он впускает ее дух в тело через разрез на большом пальце левой ноги и массажем догоняет его до сердца, так что кровообращение восстанавливается, и Кавелу воскресает.

        

     Один из знаменитых героев полинезийских легенд – Кена. Он почти в точности повторил деяние греческого Орфея. Кена был слугой у группы певцов и танцоров, выступавших на праздниках и делавших красивые татуировки; он должен был поддерживать огонь в очаге, и его жизнь была похожа на жизнь Золушки из европейской сказки.

  

    Кена удостоился татуировки, которая была так прекрасна, что ни одна женщина не могла устоять перед ним. Кена положил глаз на замужнюю красавицу Тафио, и ревнивый муж убил ее.

    Преданный Кена отправился вслед за ней в загробный мир Гаваики. Ему удалось было вывести дух Тафио на землю, но он не удержался и заключил дух возлюбленной в объятия. И Тафио не смогла вернуться в свое тело, подобно Эвридике греческого мифа. Мудрая мать успокоила удрученного сына: ведь он уже узнал дорогу в Гаваики. Тогда Кена вновь отправился в загробный мир, но на этот раз он был более осмотрителен – и его возлюбленная вновь обрела жизнь, а имя самого героя стало нарицательным, означающим преданного любовника.

     

                    Преданные родственницы и превращения духа

       

       

     Преданные жены в мифах полинезийцев также мечтали о возвращении с того света умерших супругов.

       

    В мифах острова Пасхи известен герой Уре Аваи, который при жизни любил превращения. Его товарищи убили Уре за то, что тот дурачил их. Уре Аваи не мог отправиться в рай Гаваики и вынужден был скитаться по острову как злой дух. Однажды ночью он добрел до огромного вулкана, на дне кратера которого было пресное озеро и росли банановые деревья. Дух Уре не удержался и наелся бананов.

    Наутро хозяин плантации обнаружил пропажу: банановое дерево рассказало, что плоды съел Уре Аваи, и хозяин решил убить злого духа. Сын хозяина был другом Уре Аваи, он принялся бегать по острову с криками, чтобы предупредить духа об опасности. Дух изумился жадности хозяина и обещал дать ему больше, чем взял, – заполнить весь кратер деревьями и съедобными растениями. Узнав о таком богатстве, тот смягчился и решил сам покормить духа, приготовив ему белого петуха. Ночью страшный шум потряс окрестности, а наутро жители увидели, что все склоны вулкана покрыты зарослями бананов, ананасов и сахарного тростника.

    Слухи о чудесах, творимых духом, дошли до его вдовы Рару и маленькой дочери. Они отправились искать Уре Аваи по всем пещерам и гротам, которых было много на острове, и однажды набрели на жилище старой колдуньи. Та посоветовала странницам внимательно приглядываться ко всем необычным находкам, особенно к рыболовным крючкам – в крючок мог обратиться дух умершего.

      Старая колдунья оказалась права. Однажды, склонившись к источнику, чтобы напиться, Рару обнаружила крючок: то был Уре Аваи. Она обрадовалась, спрятала крючок в корзину и отправилась набрать цветов для праздника. Но любопытная дочка открыла корзинку, крючок выпрыгнул и исчез. Пришлось вновь обращаться к колдунье, и та велела присмотреться, нет ли чего необычного в том месте, где пропал крючок. И правда, там выросло красивое растение пуа. Вдова посадила его возле дома, и растение уже начало разговаривать с дочерью, как вдруг опять исчезло… На этот раз Уре Аваи превратился в рыбку, и вдова стала пристально беречь находку – ее преданность была вознаграждена, и на третий день дух превратился в ее мужа Уре Аваи.

    На Гавайях рассказывали о некоем юноше, который заболел и потерял сознание. Его дух вышел из левого глаза в виде насекомого и отлетел в угол дома. Тут дух увидел собственное тело, которое показалось ему огромным: он испугался и от страха спрятался на крыше. Переполошившиеся люди принялись кричать, и дух уже в виде птицы перелетел на пальму. Так он стал перелетать с дерева на дерево, пока не добрался до местности Кекаа, откуда начинался путь в преисподнюю, располагавшуюся на острове.

    У входа в загробный мир дух юноши встретил давно умершую сестру, которая умела возвращать души в покинутые тела. Она пригласила брата в свой дом, но велела не входить туда по приглашению ее загробного мужа и, главное, ничего не есть. Ведь и дом, и еда – это лишь тени настоящих вещей, а вкусивший еды в стране мертвых уже не сможет вернуться к жизни. (Как‑то целая лодка подплыла к острову мертвых и ее экипаж подкрепился пищей духов. После этого они не смогли есть земную еду и погибли от голода.)

    Когда муж‑мертвец уснул, сестра повела брата осматривать остров духов. Сначала они отправились в то место, где духи развлекались игрой. Вновь пришедший на тот свет увлекся было игрой – какая‑то сила тянула его к умершим, но сестра предостерегла брата: игра с умершими не менее опасна, чем их еда.

        

     В мифах индейцев киче Шибальба («исчезающее») – подземный мир мертвых, а также обозначение богов преисподней. Шибальба насчитывала девять слоев, или этажей, вход в нее находился на земле.

       

    Некогда братья Хун‑Хун‑Ахпу и Вукуб‑Хун‑Ахпу были приглашены владыками Шибальбы поиграть в мяч, но были там умерщвлены. Девушка Шкик чудесным образом забеременела от Хун‑Хун‑Ахпу и родила близнецов, культурных героев Хун‑Ахпу и Шбаланке. Совершив множество подвигов, братья отправляются в Шибальбу, где владыки преисподней подвергают их страшным испытаниям, а затем сжигают, но те воскресают на пятый день. В образе бродячих фокусников они снова отправляются в Шибальбу, где побеждают и убивают ее владык – Вукуб‑Каме и Хун‑Каме, освобождая отца и дядю, а после этого становятся солнцем и луной.

    У индейцев майя каменные черепа окружали площадку для игры в мяч. Затем сестра и брат подошли к дому, где веселились духи, но сестра не пустила туда брата. Наконец сестра подвела брата к полю, огороженному стеной, – за ней располагались дома высоких вождей. Она показала своему подопечному вход, который охраняли три стража; те пропустили странника, только когда он назвал имя вождя – Копье Великая Смерть. У дверей дома его встретили две чудовищные головы, которые хватали умерших и бросали в преисподнюю По (или Милу). У входящего должно было хватить сил оттолкнуть их, сказав, что он пришел увидеть Священного.

    Вождь духов отпустил странника на землю, повелев ему рассказать обо всех несчастьях, которые он видел на том свете. На обратном пути юноша велел играющим духам остановиться. Наконец сестра довела его по побережью до некоего отверстия в стене, и он оказался в мире живых. Воскресительница сначала поместила дух в ноги у колен его тела, затем заставила достичь головы, после чего юноша ожил и рассказал всем об увиденном.

        

     Перед нами распространенный у многих народов рассказ о посещении того света, где умершего сопровождает могущественный покровитель (как Вергилий сопровождал Данте в «Божественной комедии»). В славянской традиции такая временная смерть называлась обмиранием.

       

     

                    Любитель бананов на том свете

       

       

     Не менее удивительные приключения ждали другого любителя бананов – о них повествует гавайский миф.

       

    Сын благочестивого крестьянина Малуэ не удержался и съел бананы, которые росли в святилище богов на Гавайях. За нарушение табу боги умертвили нечестивца и рассказали отцу, что его сын понес наказание – отправился на самое дно преисподней. Тот обнаружил тело сына с бананами во рту и поместил его на ложе прямо в доме. Сам он решил умереть вслед за сыном и помочь его духу выбраться со дна преисподней.

    Боги разрешили своему почитателю отправиться в По. Они наделили его «телом духа» и дали полую бамбуковую палку, в которой помещалась еда, оружие и куски застывшей лавы для добывания огня.

    На пути в По духи сначала собираются на острове, где растет дерево духов – последнее растение, что видят умершие. Они должны взобраться на это дерево, найти гнилую ветку и ждать, сидя на ней, пока она не обломится. Но прежде чем это сделать, Малуэ подкрепился, и его вес оказался настолько большим, что ветка немедленно сломалась и он провалился в преисподнюю По.

    Здесь Малуэ пришлось еще сразиться со стражами преисподней, которые не хотели пускать его в По, и отбиться от духов воинов, которые напали на него по дороге. Выдержав эти испытания, он наконец добрался до дна преисподней и обнаружил там своего сына – в наказание тот должен был без конца есть бананы. Отец взял было дух сына, но другие мертвецы не захотели отпускать его. Пришлось Малуэ снова подкрепиться пищей богов и высыпать лаву – пожар испугал злобных обитателей преисподней. Тогда Малуэ спрятал сына в полый бамбук и поспешил домой.

    Ему удалось соединить дух и тело умершего, после чего они с сыном принесли умилостивительные жертвы.

     

                    Иосиф Прекрасный на острове Мангарева

       

       

     На острове Мангарева рассказывали историю о юноше, которого хотела склонить к любовным отношениям жена воспитателя. В отличие от библейского Иосифа, которого проезжавшие мимо купцы извлекли из пустого колодца (символа преисподней), этот юноша сам был обитателем преисподней По. В мифические времена первоторения люди легко могли проникать на тот свет и обратно, и земной человек решил однажды усыновить юношу по имени Тонга из преисподней.

      Как и положено был в таких случаях, он сам воспитывал и кормил усыновленного, не жалея лучшей еды. Но однажды он отправился на рыбную ловлю и велел жене накормить юношу.

       

    Любопытная женщина не могла дождаться отъезда мужа и принялась готовить. Проголодавшийся Тонга слышал, что готовится еда, но по торопливым звукам догадался, что стряпней занят не его приемный отец. Наконец все было готово, и женщина понесла еду в комнату Тонга. Увидев юношу, она изумилась его красоте и предложила воспитаннику разделить с ней ложе из благоухающих листьев. Юноша пришел в возбуждение, но тут сластолюбица почувствовала, что муж возвращается. Она велела воспитаннику сказать, что он так расчувствовался, потому что соскучился по своим близким в преисподней.

    Воспитатель не мог отказать воспитаннику и повел его ко входу в По. Они миновали все горные хребты по пути на тот свет, а воспитатель не переставал выпытывать, что же произошло на самом деле. У самого входа в По Тонга признался, что женщина пыталась соблазнить его. На этом сходство с библейским мифом кончается. Воспитатель посетовал на то, что воспитанник не воспользовался уроком, который хотела дать ему жена: ведь они не были в родстве и, значит, их связь не означала кровосмешения – самого страшного преступления в родоплеменном обществе. Но юноша и его воспитатель зашли уже слишком далеко в преисподнюю, чтобы Тонга мог вернуться. Так люди стали умирать окончательно.

     

                    Проигранное бессмертие, тризна и происхождение спортивных состязаний

       

       

     Маори рассказывали о том, как умерший герой Патито узнал, что его сын стал великим воином. Он вернулся в мир живых, чтобы испытать его силу в метании копья. Но сын оказался слабее отца. Если бы живой победил духа, люди стали бессмертными.

      Погребальные состязания, напоминающие европейскую тризну, известны на Мангайе.

       

    Когда случается смерть, вестник обходит остров. Жители селения умершего устраивают военные танцы – инсценировку битвы между духами и людьми, – во время которых духи терпят ритуальное поражение: они не должны приносить вред людям. Затем танцоры объединяются и под видом духов идут в другие деревни. Там они тоже должны потерпеть символическое поражение, чтобы нейтрализовать губительное действие смерти. Наконец, исполнители танцев возвращаются к месту погребения, где устраивается пир. При этом топорами делают отверстия в земле, чтобы дух мог выйти и принять участие в обрядах. Действа повторяются через несколько месяцев, год или два.

        

     Великий французский антрополог Клод Леви‑Строс исследовал погребальные ритуалы у американских индейцев.

      У них положено было проводить ритуальные игры по случаю усыновления: новый родитель должен был заменить для сироты умершего, а умерший, успокоившись, навсегда оставить мир живых. Жители селения разделяются на две состязающиеся половины, одна из которых призвана воплощать живых, другая – мертвых. При этом «живые» символически дают убить себя «мертвым», чтобы уравновесить ту ситуацию, которую спровоцировала в коллективе смерть, успокоить умершего. Игра здесь подчиняется ритуалу [9]. Иногда же и погребальный ритуал принимает форму состязания – интеллектуальной игры.

      Знаменитый русский этнограф Н. Н. Миклухо‑Маклай видел тризну у папуасов: о смерти мужчины все окрестные деревни узнают по звукам барабана. Наутро папуасы собираются у хижины покойного в полном вооружении. Они разделяются на две группы и устраивают ритуальную битву. Самое активное участие в происходящем принимают друзья и родственники умершего. Хотя стрелы пускают не прицельно, в потасовке оказывается немало раненых. Когда пыл состязания стихает, участники мирно усаживаются в круг, а из жилища выносят умершего. После приношения даров труп вновь уносят в хижину, а гости возвращаются в свою деревню.

      Очевидно, что тризна здесь призвана устранить то социальное беспокойство, которое приносит смерть в коллектив.

       

     

                    Погребальный обряд как состязание

       

       

     На другом полушарии, в Исландии, в «Саге о Гисли» – герое и поэте XI века, рассказывается об убийстве Вестейна – шурина Гисли.

       

    Когда люди собрались на похороны Вестейна, туда является и его убийца Торгрим, свояк Гисли. Он говорит собравшимся об обычае обувать башмаки Хель на тех, кто собирается в Вальхаллу – рай для погибших воинов, и завязывает обувь на ногах Вестейна со словами: «Я не умею завязывать башмаков Хель, если эти развяжутся». Этот обычай упоминается только в «Саге о Гисли», хотя известно, что для путешествий в иные миры нужна была волшебная обувь; такие башмаки были у бога Локи, способного проникать во все миры. Дело также в том, что Хель – это загробный мир для тех, кто скончался от насильственной смерти.

    Убийца так и не был найден, очевидно, он не боялся загробного наказания, которого по скандинавским верованиям заслуживали подлые убийцы, не объявившие о своем деянии.

    Обряд, совершенный Торгримом, Гисли воспринял как вызов. Ночью он является в дом Торгрима с копьем, которым было совершено убийство Вестейна. Гисли убивает Торгрима, но, прежде чем убить, будит спящего хозяина – он соблюдает кодекс чести и не хочет прослыть подлым убийцей.

    Гисли не был пойман на месте преступления и принимает участие в похоронах Торгрима. Когда, по обычаю викингов, умершего положили на погребальный корабль и хотели уже насыпать курган, Гисли взял на берегу реки огромный, как скала, камень и навалил его на погребальную ладью. Весь корабль затрещал под камнем, а Гисли сказал: «Я не умею ставить корабль, если этот унесет ветром». Все присутствующие обратили внимание на то, что совершенный Гисли обряд был похож на тот, что совершил Торгрим на похоронах Вестейна.

    Смысл этих слов стал ясен позднее, когда отпраздновали тризну по Торгриму, наступила зима и снег покрыл все вокруг. Лишь юго‑западный склон Торгримова кургана не был покрыт снегом, и люди думали, что Торгрим снискал расположение бога Фрейра своими жертвами и Фрейр не хотел, чтобы их разделял мороз (по преданию, Фрейр, погребенный в кургане, как в загробном жилище, покровительствовал тем, кто обитал в могиле). Значит, Гисли навалил камень на ладью Торгрима, чтобы она не отплыла в Вальхаллу, а Торгрим завязал башмаки Вестейну для того, чтобы он не достиг воинского рая, остался связанным путами в кургане.

        

     Распря продолжается в пространстве обряда так же, как в словесном поединке и поединке с оружием в руках. Она продолжилась и в поединке колдовском: родич Торгрима нанял колдуна, чтобы тот магическим способом лишил Гисли поддержки его друзей в Исландии.

       

    Гисли делает вид, что ничего не знает о распре и устраивает у подножия кургана игру в мяч. В ней участвует (против Гисли) родич Торгрима, и его люди оскорбляют партнера Гисли по игре. Однако мать этого партнера оказывается колдуньей, и на хутор оскорбивших ее сына людей обрушивается с гор снежная лавина. В отместку родичи Торгрима забивают колдунью камнями, а Гисли велит убить напустившего на него порчу колдуна, и того тоже заваливают камнями. Но удача оставляет Гисли, и он погибает – такова участь большинства героев саг.

        

     Вожди, колдуны и сама природа оказываются втянутыми в родовую распрю, а мертвецы остаются членами рода – связь с ними не разрывается после смерти, они взывают к отмщению. Отсюда хитроумные способы расправы с ними во время погребального обряда.

      На похоронах люди символически должны были состязаться с самой смертью или с умершими, духами, явившимися с того света, демонстрируя свою жизнестойкость и способность переиграть демонов. Целую систему игр – состязаний на похоронах – описал путешественник IX века Вульфстан, побывавший в Прибалтике у эстов.

       

    До полугода умершего держат во временной могиле возле дома и собирают имущество для погребальных игр. Затем имущество делят на несколько частей и раскладывают на определенном расстоянии от места похорон: самая б?ольшая – на б?ольшем расстоянии и т. д. На состязание собираются владельцы самых быстрых коней: наиболее успешному достается самая большая часть имущества. После соревнований умершего несут на погребальный костер и сжигают. Иногда кремированные останки помещали в могилу вместе с конем – погребальный обряд напоминал о том, что умерший отправится в путь на тот свет на коне.

    Шествием колесниц начинается долгая погребальная церемония на похоронах греческого героя Патрокла в «Илиаде» (23‑я песнь), завершается же она настоящими спортивными играми – состязанием колесниц и вручением драгоценных призов победителям Ахиллом. Ночью Ахиллу является дух Патрокла и просит ускорить похороны – ему следует упокоиться в царстве Аида. Ахилл приносит в жертву на погребальном костре Патрокла не только коней и псов (у многих народов они считались проводниками на тот свет), но и двенадцать троянских пленников, которые должны сопровождать Патрокла в царство Аида.

       Гектор, виновник гибели Патрокла, не удостаивается нормального погребения: его труп Ахилл намерен бросить на растерзание псам, и лишь заступничество богов спасет троянского героя от осквернения. Но перед тем как отдать тело Гектора, Ахилл все же привязывает его труп к колеснице и трижды провозит его вокруг могилы друга.

        

     Устройство погребального пира, требующее несметных жертв скота и возлияния напитков, равно как и драгоценные призы, свидетельствуют не толь‑ко о желании откупиться от умершего и смерти. Имущество умершего должно было либо отправиться с ним на тот свет (отсюда пышный инвентарь царских погребений), либо быть разделено и потреблено без остатка на этом свете – это лишало покойника последних связей с миром живых, разделяло мир живых и загробный мир. Вспомним, что еще у австралийцев во время поминок разрушалось жилище умершего.

      Состязания со смертью и миром умерших стали основой не только обрядов тризны, но и спортивных состязаний [10], принимавших иногда кровавые формы вроде гладиаторских игр в Древнем Риме.

       

     

                    Царские похороны

       

       

     Пышность царских похорон у разных народов была связана не только со стремлением почтить умершего правителя. Царь считался посредником между миром смертных и миром богов; царским династиям приписывалось божественное происхождение или, напротив, боги могли считаться царями древности. Смерть царя или вождя в представлениях архаического общества означала угрозу распада не только социальных, но и космических связей. Поэтому для умерших правителей возводили монументальные гробницы, которые должны были соединять этот мир с миром сверхъестественного: египетские пирамиды моделировали мировую гору – мировую ось; усыпальница правителя Карии Мавсола (IV в. до н. э.) в Галикарнасе, давшая название архитектурным усыпальницам – мавзолеям, также увенчивалась пирамидальной конструкцией, вершину которой украшала статуя Мавсола и его супруги на колеснице; форму пирамиды из кубов сохранил и Мавзолей на Красной площади.

      В архаическом африканском государстве Дагомея после смерти верховного вождя вся страна погружалась в оцепенение. Жители гасили очаги, прекращали работать в поле, запрещались охота, торговля, даже детям не давали кричать. Тем временем ряженые члены тайного союза ндунга терроризировали селения, присваивая все, что им было доступно (не могли они лишь врываться в запертые дома). Они были воплощением сил смерти и хаоса, вторгшихся в мир живых. Социальный порядок восстанавливался лишь после похорон. На похоронах приносились многочисленные жертвы: за царем должны были отправиться представители всех социальных групп – воины от каждого отряда войска, ткач, кузнец, гончар, портной, резчик по дереву, земледелец, а также женщина и мужчина от каждой деревни, многочисленные жены царя. На тот свет отправляли и плакальщика, всех, кто нес царский гроб, распорядителя погребальной церемонии.

      Самые ранние царские погребения были открыты в одном из центров древней цивилизации, в городе Ур в Междуречье. Там были обнаружены гробницы двух цариц или жриц, погребенных в середине 3‑го тысячелетия до н. э. Одна из них покоилась на ложе в сводчатом склепе, на ней был плащ, украшенный синими лазуритовыми бусами, и головной убор из золотых листьев и венков. Рядом с главной погребальной камерой располагалось обширное помещение, где в сидячих позах покоились десятки женщин из свиты царицы; некоторые из них, видимо, были музыкантшами – сохранились их арфы с резонаторами, украшенными золотыми и серебряными головами быков. В коридоре, который вел в погребальные помещения, были найдены повозки со скелетами быков и их погонщиков, а также скелеты стражи в шлемах‑шишаках и с копьями.

      Ученые предполагают, что первых царей на тот свет сопровождали не рабы, а их двор – люди стремились сохранить антураж придворной жизни правителя на том свете. Судя по позам придворных дам, они были умерщ‑влены ядом.

      Тогда же, в 3‑м тысячелетии до н. э., в Гизе была возведена величайшая пирамида фараона Хеопса (Хуфу), достигавшая 146,5 м в высоту и сложенная из 2300 тесаных камней. Царский некрополь в Гизе был открыт еще во время Египетского похода Наполеона Бонапарта в 1799 году.

      Интересно, что будущий император увлекся не только символическим смыслом древних монументов, но и инженерными расчетами: он подсчитал, что камней, из которых были сложены пирамиды, хватило бы на стену вокруг Франции высотой 3 м и толщиной 30 см.

      На три метра ниже была пирамида сына Хуфу – Хафры, которая кажется выше отцовской, потому что построена на возвышенности. Камень для строительства получали на месте. Благодаря выемке камня возле пирамид возникла гряда, из которой была создана фигура Сфинкса с лицом фараона – воплощение львиной мощи царя. Возможно, Сфинкс прин<