Блистательное собрание больших розовых птиц

Тысячи фламинго по берегам озера Накуру в Кении кажутся волшебными розовыми волнами

Тысячи фламинго по берегам озера Накуру в Кении кажутся волшебными розовыми волнами. Эти птицы обитают также на юге Европы и Азии, на Мадагаскаре, на побережье Карибского моря и Южной Америки. На фотографии внизу видна необычайно длинная шея фламинго и его необыкновенный клюв. Шея приобрела такую длину не за счет добавочных позвонков, но благодаря удлинению отдельных костей. Когда большая розовая птица ищет корм, она опускает голову под воду и роется клювом по дну. При этом надклювье оказывается внизу, в иле, а подклювье - сверху. В таком положении клюв захватывает много мелких лягушек, рачков, моллюсков и водных растений, составляющих главную пищу фламинго и явно идущих им на пользу. Продолжительность их жизни в естественных условиях точно не известна, но в неволе они доживают до 30 лет. Такое долгожительство по сравнению со средним сроком жизни большинства птиц выглядит внушительно, но и оно совершенно бледнеет, если вспомнить геологический возраст фламинго. Их ископаемые остатки датируются тридцатью миллионами лет и больше.

Необычайно длинная шея фламинго и его необыкновенный клюв

Словно исполняя в изящном костюме нежно-розовых пастельных оттенков грациозный воздушный балет, летят фламинго над родными Галапагосскими островами

Словно исполняя в изящном костюме нежно-розовых пастельных оттенков грациозный воздушный балет, летят фламинго над родными Галапагосскими островами. Карибские розовые фламинго (внизу) сооружают весьма своеобразные гнезда. Это сложенные из глины усеченные конусы высотой от 7 до 45 сантиметров с небольшим углублением наверху, в которое откладывается единственное яйцо. Насиживают его оба родителя в течение 28-32 дней, а затем кормят птенца, отрыгивая особую ярко-красную жидкость, по питательности сравнимую с молоком. Родители узнают своего птенца по его писку и не станут кормить чужого, как бы тот ни походил на их собственного.

Карибские розовые фламинго

Охота на фламинго

Биолог Поль Заль увлекается фотографированием редких животных. В отрывке из его книги "Охота на фламинго" рассказывается о том, как он с помощником отправился по поручению Национального одюбоновского общества на остров Инагуа, в группе Багамских островов у чтобы окольцевать и сфотографировать большую и очень пугливую стаю молодых фламинго, еще не научившихся летать.

Стадо почувствовало что-то неладное и, когда расстояние между нами сократилось метров до трехсот, начало проявлять признаки серьезной тревоги. Птицы, бродившие по краям, устремились к центру, ряды сомкнулись, и вскоре стадо отступило к густым мангровым зарослям у конца озера. К этому времени все головы уже были подняты и наверху каждого перископа поблескивала пара сердитых испуганных глаз, устремленных на две человеческие фигуры, которые двигались по мелководью, приближаясь неуклюже, но неумолимо. У стада были три возможных пути бегства - между мной и северным берегом, между Джоном и южным берегом или посредине между нами. Нашей задачей было помешать птицам выбрать последние два и постараться, чтобы их прельстил первый. Однако пока еще мы не могли соблазнительно расширить намеченный нами северный проход - птицы успели бы проскочить в озеро мимо входа в залив и спастись. Операция была крайне деликатной, коварной и требовала строжайшего расчета...

Охота на фламинго

Вскоре до передних рядов сбившихся в тесную кучу птиц осталось всего сто метров. Живая масса колыхнулась в одну сторону, затем в другую: чувствовалось, что внутреннее давление вот-вот прорвет стенку котла в самом слабом месте. Но когда я добрался до входа в залив, Джон сделал мне знак остановиться. Сам он продолжал осторожно продвигаться вперед, оттесняя стадо влево, а потом аккуратно направил их между мной и северным берегом. В полном соответствии с нашим планом птицы внезапно двинулись туда, где, как им казалось, открывалась лазейка. Раздавались отдельные крики, но в целом птицы словно бы все силы вкладывали в пружинистый бег. Тысяча пар бегущих ног создавала шум, напоминающий шум ливня - непрерывный влажный шорох.

Теперь я понял, почему местные жители называют стаи нелетающих фламинго "стадами": они двигались совершенно как испуганное стадо коров. Они даже поднимали пыль - тучи брызг, взлетавших из-под двух тысяч ног, бьющих и шлепающих по воде. С воздуха стая в этот момент походила бы на вытягивающуюся слезу. Поскольку я стоял за входом в залив, у птиц не осталось выбора, и они свернули в залив. Джон уже присоединился ко мне, и мы вместе кинулись за ними, чтобы помешать им повернуть обратно. Впрочем, слово "кинулись" не слишком подходит к нашему передвижению по илистому дну. Бесспорно, наши ноги двигались быстро, но больше вверх и вниз, а не вперед. Залив, постепенно суживаясь, протянулся на добрые полкилометра.

Теперь они были в нашей власти: мы подходили все ближе и стая забилась в узкий конец залива, надежно огороженный манграми. Мне почему-то казалось, что Джон, после того как мы загоним фламинго в этот тесный угол, собирался запереть их там с помощью веревки. Тогда мы сможем ловить птиц по одной, кольцевать и выпускать. Но когда Джон сунул мне в руку один конец веревки и начал объяснять, что от меня требуется, я понял свою ошибку: он просто думал применить один из стариннейших способов охоты на фламинго, о котором мне уже подробно рассказывали Робби Фергюсон и другие. Двое или больше охотников отрезают стаю нелетающего молодняка от воды, а затем, крепко держа за концы леску или тонкую бечевку, вынуждают птиц в панике броситься прямо на нее. Птицы слепо кидаются в просвет между двумя охотниками, а те резко натягивают леску. Если не происходит ничего непредвиденного, два опытных охотника за несколько секунд успевают переломить ноги десяткам фламинго и оглушить еще больше. Стая продолжает рваться вперед, а жертвы беспомощно плавают на воде позади: едва птицы ринутся навстречу свободе, их уже невозможно остановить. Они будут волной накатываться на веревку - и одним удастся перескочить через нее, другим проскользнуть под ней, но третьи с размаху налетят на нее.

Этот способ вполне годится для местных охотников, цель которых - раздобыть свежее мясо, но совершенно противопоказан при кольцевании. Мы, безусловно, поймали бы двадцать-тридцать птиц, но по меньшей мере половина их осталась бы лежать со сломанными ногами или шеями, в агонии хлопая по воде крыльями... Нет, нам это никак не подходило. Тем временем я пришел к выводу, что эти молодые фламинго были настолько пугливыми и уже настолько взрослыми, что гуманного способа поймать их для кольцевания попросту не существовало. Когда я вез свою тысячу колец на Инагуа. я представлял себе гнездовую колонию с птенцами, еще настолько молодыми и беспомощными, что поимка их не причинила бы нам затруднений, а им - вреда. Однако это время уже давно прошло. Вдобавок в момент их первого прорыва я находился так близко от бегущих птиц, что хорошо рассмотрел эти длинные розовые зубочистки, и у меня даже сердце защемило при виде их беззащитной хрупкости.

Джон, не подозревавший о моих мыслях, разматывал веревку, готовясь двинуться на стадо, которое беспокойно жалось метрах в двухстах от нас. Я подозвал его и, открыв футляр камеры, сказал, что мы подойдем поближе и попробуем снять их, но что про кольцевание надо забыть. Я постарался объяснить ему, что окольцовывать десяток-другой птиц не имеет смысла, а даже если бы и имело, то не ценой гибели еще двух-трех десятков. Эти фламинго уже слишком взрослые - с тем же успехом можно было бы попытаться клеймить стадо молодых быков.

Джон смотрел на меня с недоумением: после стольких усилий мы наконец отрезали от воды тысячу птиц, у нас с собой красивые сверкающие кольца и пара плоскогубцев - так какой же человек в здравом рассудке упустит подобный случай?

Но переубедить меня не удалось. Дальше мы пойдем только с камерой. Сказано - сделано, и вскоре от розового штакетника нас отделяло лишь сто шагов. Птицам некуда было деваться - чтобы вырваться на свободу, они должны были сначала отбросить нас со своего пути, но я надеялся избежать этого и подходил к ним очень осторожно. Некоторые птицы уже пытались прорваться сквозь мангры, но только спотыкались, падали и запутывались крыльями, ногами и шеями в ветках и корнях. Все ближе, ближе... Вот наконец можно поднести камеру к глазу. Я надеялся быстро сделать снимки и отступить. Но едва я нажал на кнопку затвора, плотину прорвало.

Они покатились на нас, как приливная волна,- опустив головы, вытянув шеи вперед, бешено хлопая крыльями. Эти длинные горизонтальные шеи, завершавшиеся острием головы, напоминали целенные копья идущих в атаку воинов какого-то древнего войска, и я вдруг перепугался. Какая глупость - бояться, что тебя затопчут птицы! Словно бы и опасности нет никакой. Но их была тысяча, они почти не уступали мне в росте и двигались сплошной стеной.

Джон стоял примерно в шести метрах слева от меня. Я торопливо взглянул на него, ища подсказки, но в эту секунду волна обрушилась на нас и закрыла Джона. Мы теперь были скалами, вокруг которых бушевало розовое море. Внезапно весь мир превратился в бившие меня по голове крылья, в глаза и клювы фламинго перед самым моим лицом, в вытянутые копьями шеи. Первый натиск опрокинул меня, и я скорчился на коленях, ушедших в глубокий ил. Бессознательно я повернулся спиной к бушующему потоку и пригнул голову. А они все бежали и бежали, их перепончатые лапы топтали мою спину, обдавали меня водой. Уголком глаза я видел только проносящуюся мимо чащу розового бамбука.

Меня охватило ощущение полной нереальности. Происходящее было настолько за пределами моего жизненного опыта, что на мгновение мне показалось, будто чувства меня обманывают. Мгновение это длилось год протяженностью в десять секунд. Затем все кончилось. Я поднял голову и увидел быстро удаляющийся арьергард стада. Птицы замедлили бег, только когда выскочили из залива на простор озера.

Проносящуюся мимо чащу розового бамбука

Лишь тут я вспомнил про Джона и обернулся. Он стоял на прежнем месте - стоял как победитель. Как и я, он пригнулся и повернулся спиной к розовой волне, но в отличие от меня не потерял головы, а работал, хватая пробегавших мимо птиц за шеи, ноги и даже за крылья. И вот теперь он стоял, весело ухмыляясь, каким-то чудом удерживая девять фламинго. В каждой руке он держал шеи трех птиц, две были зажаты у него под мышками, а еще одна - между ног. Замерев в его хватке, они даже не пытались вырваться.

Во время этой атаки я, сам не знаю как, умудрился не уронить камеру в воду. Теперь, еще не успев опомниться, я тут же снял Джона и только потом пошел к нему. Птицы, чьи шеи были стиснуты в его могучих кулаках, висели совершенно безжизненно. Я повторил, что кольцевать мы не будем, так зачем он их держит? Убедившись, что я говорю серьезно, Джон разжал руки. Шесть фламинго из девяти тотчас удрали, а трое погрузились в воду, то ли оглушенные, то ли придушенные. Я приподнял их головы над водой. Птицы еще дышали, и значит могли оправиться.

Джон неловко стоял рядом. Его чудесный план кольцевания был отвергнут, и он по-прежнему не понимал почему. Подчиняясь внезапному импульсу, я велел ему развязать его ожерелье и снял три кольца. Затем я вытащил из промокшего кармана плоскогубцы и, протянув их ему, приподнял над водой ноги одного из трех фламинго. Расстроенное лицо Джона просияло. Он быстро разомкнул алюминиевое кольцо, с робкой уверенностью жениха надел его на ногу фламинго, толщиной не больше человеческого пальца, и зажал. Мы окольцевали остальных двух птиц. Все три скоро пришли в себя, поднялись и зарысили к стаду. При каждом взмахе их ног мы видели блеск металла.

Три окольцованные птицы никакой научной ценности не представляют. Но если когда-нибудь судьба сведет вас с фламинго, носящим на ноге номерной браслет, я буду очень рад узнать об этом.

Алые ибисы

Ибисы летят большими стаями

Удивительно красивые алые ибисы обитают в тропической зоне Южной Америки, от Бразилии до северо-запада Венесуэлы, хотя иногда они залетают еще дальше на север, до Вест-Индии. Ибисы летят большими стаями, вытянув головы и шеи прямо вперед, а длинные тонкие ноги - прямо назад. Чудесное оперение этих птиц издавна соблазняло охотников, и многие годы люди беспощадно истребляли их из-за ярких перьев. Индейцы охотились на них и ради мяса - некоторые племена, по-видимому, считают его лакомством, хотя на наш вкус оно чересчур жирно и пахуче. Алые ибисы обитают в прибрежных мангровых болотах, оживляя их темную зелень, словно редкостные цветы.

Алые ибисы обитают в прибрежных мангровых болотах

Пернатый бог и легенда

Белый аист с раннего средневековья в Европе считался птицей счастья

С раннего средневековья белый аист (вверху) считался в Европе птицей счастья. Убеждение, будто он приносит младенцев, принадлежит к числу самых стойких мифов в истории культуры. В старину во многих деревнях от Голландии до Балкан чуть ли не каждый дом мог похвастать собственным аистиным гнездом. Да и до сих пор хозяева домов стараются, чтобы у них поселился аист, и в результате вид особенно процветал именно в этой части своего гнездового ареала, который простирается дальше на восток, до Средней Азии включительно. А вот во Франции, например, где аисты не вошли в местный фольклор, белый аист становится редкостью, хотя прежде встречался во множестве. Священный ибис, родич аистов, также очень древняя птица: летопись его ископаемых остатков, как и у аистов, уходит в прошлое на 50 миллионов лет. Священный ибис, обитающий в Африке, почитался древними египтянами и вошел в их пантеон, а также в систему иероглифов. Индийский аист-клювач, подобно всем аистам, питается преимущественно насекомыми и рыбой, хотя иногда поедает мелких птиц и грызунов.

Священный ибис

Индийский аист-клювач

Вездесущие цапли

Среди аистообразных семейство цапель принадлежит к самым распространенным, и его 64 вида обитают по всей Европе, в обеих Америках, в Африке, на Мадагаскаре, в Австралии, на Новой Зеландии, а также на некоторых островах Океании. На этих фотографиях показаны три вида из тринадцати, обитающих в Америке: снежная цапля, чье изящное воздушное оперение делает ее признанной красавицей среди всех цапель; большая голубая цапля, чуть ли не самый многочисленный вид в семействе, чувствующий себя как дома и на мелких речках, и на лугах, и на озерах, и на болотах, пресных и соленых, и в мелких бухточках, и даже на полях; и зеленая кваква, принадлежащая к самым мелким видам семейства. В отличие от большинства цапель, которые подстерегают добычу, сохраняя полную неподвижность, малая белая цапля выслеживает ее, бродя по мелководью или по илистым болотам. Осторожно подобравшись к рыбе, она хватает ее молниеносным движением клюва или же частыми ударами лапы вспугивает добычу и заставляет ее всплыть.

Снежная цапля

Снежная цапля (вверху) - не такой терпеливый рыболов, как остальные цапли, и, вместо того чтобы ждать появления добычи, она взбаламучивает лапами донный ил, а затем стремительно бросается из стороны в сторону и хватает вспугнутых рыбешек, крабов или насекомых. Большую голубую цаплю (внизу), которую нередко называют голубым журавлем, в полете отличить от журавля очень просто - она летит, сложив шею, а журавли в воздухе всегда вытягивают шеи.

Большая голубая цапля

Малые белые цапли

Без брачного головного убора, который исчезает во время линьки после гнездового сезона, малые белые цапли (вверху) выглядят точно так же, как все члены семейства цапель. Зеленая кваква (внизу) в период ухаживания тоже преображается: глаза у нее из желтых становятся оранжевыми, а желтые ноги - темно-розовыми.

Зеленая кваква

Колпицы

Обыкновенная колпица в полете

Обыкновенная колпица обитает по всей Европе и в Индии. В полете (вверху) она вытягивает шею и ровно работает крыльями. Колпицы бродят по болотам, опустив полураскрытый клюв и поводя головой из стороны в сторону. Наткнувшись на что-нибудь съедобное, они тотчас захлопывают клюв. Их рацион состоит главным образом из мелких рачков, насекомых, рыб, земноводных и червей, но включает также и кое-какую растительную пищу. На фотографии краснокрылой американской колпицы, снятой крупным планом (внизу), хорошо виден своеобразный и очень удобный клюв птицы. Когда-то краснокрылые колпицы во множестве гнездились по побережью Мексиканского залива и дальше на юг до Аргентины и Чили, но теперь они почти истреблены человеком. Урбанизация флоридского побережья уничтожает места обитания немногих еще сохранившихся краснокрылых колпиц. Однако они умеют приспосабливаться к меняющимся условиям и иногда находят новую среду обитания, гнездясь в колониях американских аистов-клювачей и белых цапель.

Крупным планом краснокрылой американской колпицы

Обыкновенная колпица (внизу) носит белое оперение, типичное для ее родственников в Старом Свете. Как все колпицы, она ведет стайный образ жизни, но предпочитает гнездиться колониями только с себе подобными. Самка обычно откладывает три тускло-белых яйца в коричневую крапинку. Кладку насиживают оба родителя около 24 дней. Птенцов они кормят отрыгнутой пищей. Подросшие птенцы выучиваются запускать клювы в глотку родителей, в буквальном смысле слова вырывая у них кусок изо рта.

Обыкновенная колпица

Квинтет евразийских колпиц на фоне закатного неба Индии создает картину, исполненную глубокого настроения. Колпицы общаются между собой ворчанием, хриплыми криками и щелканьем клюва. В Азии они нередко гнездятся высоко на деревьях, а в Европе предпочитают камыши и другие водные растения и сооружают гнездо у самой земли или над водой.

Квинтет евразийских колпиц на фоне закатного неба Индии

Скопы

Кружащая над водой на высоте 15-30 метров скопа замечает рыбу, на мгновение повисает в воздухе и пикирует вниз, полусложив крылья и выставив лапы с грозно растопыренными когтями. Мгновение спустя она врезается в воду лапами вперед и исчезает среди тучи брызг. Еще через несколько секунд она выныривает, и под ее вытянутым, как торпеда, коричнево-белым телом блестит зажатая в когтях рыба. Единственный пернатый хищник, питающийся только рыбой, скопа великолепно летает и планирует. Она относительно крупна (50-60 сантиметров в длину с размахом крыльев до полутора метров) и вооружена смертоносными когтями на всех четырех пальцах, из которых внешние два являются оборотными, то есть, когда она хватает добычу, два пальца могут быть обращены вперед, а два - назад. Вдобавок под когтями находятся особые подушечки с острыми шипиками, которые делают и без того мощную хватку еще надежнее. Скопы питаются только рыбой, которую ловят сами. Правда, иногда они едят и рыбу, убитую кем-то другим, но только если она целая и совершенно свежая. Вцепившись в слишком крупную рыбу, скопа может захлебнуться, прежде чем успеет высвободить когти. Это одна из немногих грозящих ей опасностей.

Скопа обитает по всему миру (за исключением Новой Зеландии и Антарктики), сооружая по берегам морей, озер и рек свои внушительные полутораметровые гнезда, трудолюбиво сложенные из веток и прутьев на сухих деревьях, на скалах, а иногда на земле или, к большому возмущению электрокомпаний, на столбах, несущих телефонные и электрические провода. Орнитолог Роджер Тори Питерсон рассказывает о скопе, которая утащила крышку мусорного бачка, укрепила ее на вершине столба электропередачи и устроила в ней гнездо. Все шло прекрасно, так как подостланные снизу ветки, по-видимому, служили хорошей изоляцией. Но однажды во время ливня крышка переполнилась водой, опрокинулась - и на час погрузила весь район в полную темноту. В гнезда, помещенные не столь рискованно, скопы возвращаются вновь и вновь - обычно одна и та же пара. Известен случай, когда гнездо использовалось из года в год на протяжении 40 лет. Самка обычно откладывает три белых яйца в рыже-коричневых пятнах. Насиживание длится около пяти недель, а затем родители два месяца заботливо опекают птенцов, пока те не поднимутся на крыло и не будут возвращаться в родное гнездо только на ночь, прежде чем улететь навсегда и начать самостоятельную жизнь.

Морская и пресноводная рыба служит пищей еще многим пернатым хищникам, в частности орланам (род Haliaeetus), например африканскому. Некоторые орланы предпочитают питаться падалью или отнимать добычу у других птиц. Крупнейший из орланов, белоплечий, или камчатский, орлан, размах крыльев которого достигает двух метров, обитает в некоторых районах Сибири и Дальнего Востока. Кроме рыбы он охотится на птиц и млекопитающих, даже таких больших, как песцы. Белоголовый орлан, изображенный на гербе США, питается в основном рыбой. Как и скопы, он селится преимущественно на морских побережьях, у рек и озер.

Зимородки и оляпки, хотя и не состоят в родстве с хищными птицами, тоже кормятся у воды. Зимородки, небольшие (от 10 до 45 сантиметров) птицы с пестрым оперением, обитают по всему миру в умеренной и тропической зонах. Всего их около 80 видов. Многие из них рыбу не ловят и гнездятся далеко от воды. Но и они сохраняют свойственную всему семейству зимородковых манеру терпеливо и неподвижно высматривать добычу, а потом молниеносно пикировать на нее. Питающиеся рыбой зимородки сидят на ветке над рекой или, быстро работая крыльями, висят на высоте шести-девяти метров и в нужный момент устремляются вниз для мгновенного удара.

Рыбоводы в Европе считают зимородков полезными естественными помощниками, поскольку они хватают только самых мелких и самых слабых рыб, препятствуя таким образом перенаселению водоемов. Однако на Востоке зимородков в рыбоводческих хозяйствах недолюбливают и даже накрывают садки сетками, чтобы помешать им браконьерствовать. Все члены семейства зимородковых гнездятся в норах - на речных обрывах, в термитниках или гнилых стволах. В брачный период самец и самка роют подземную гнездовую камеру, которая может находиться метрах в трех от входа. В начале ухаживания самец зимородка часто приносит своей подруге "свадебный подарок" - естественно, рыбу.

Пожалуй, из околоводных птиц наиболее своеобразно небольшое, состоящее всего из четырех видов семейство оляпковых - певчих птичек, которых иногда называют водяными дроздами. Питаясь в основном насекомыми и их личинками, эти необыкновенные пичужки не бегают по поверхности воды, как яканы, а шныряют по дну быстрых речек. Помогая себе крепкими короткими крыльями, оляпки плывут и даже планируют против течения; они способны погрузиться на 3-6 метров и пробыть под водой около полуминуты.

Молодые скопы

Поскольку излюбленным местом для гнезд у скоп всегда служили верхушки высоких сухих стволов, скопы начали обосновываться на телеграфных столбах, что приводит к авариям, а потому некоторые фирмы изготовляют специальные столбы с тележными колесами на верхушке, чтобы привлекать этих птиц. Популяция скопы на Атлантическом побережье Северной Америки резко сократилась из-за того, что рыба, которой питаются скопы, нередко бывает отравлена ядохимикатами.

Местом для гнезд у скоп служат верхушки высоких сухих стволов