II. Наставление ловцу, входящему в лес

 

Ловцу, входящему в лес

 

 

Дал ли Рерих из России — примите.

Дал ли Аллал-Минг-Шри-Ишвара из Тибета — примите.

Я — С НИМ.

В час восхода я уже найду

тебя бодрствующим. Ловец!

Вооруженный сетью, войдешь

ты в лес. Ты приготовился.

Ты умыт и бодр. Тебя

не стесняет одежда. Ты

препоясан. И свободны

мысли твои. Да, ты

готовился! И простился

с хозяином дома. Ты

ловец, лес полюбил. И

ловом твоему роду благо

ты принесешь. Затрубить ты готов.

Большую добычу ты наметил

себе. И не убоялся тягости

ее. Благо! Благо! Вступивший!

Крепки ли сети твои?

Ты их укреплял долгим

трудом? Испытал их

пробными ударами? Ты

весел? И если смех твой

устрашит часть добычи —

не бойся. Но не греми оружием

и не окликай громко ловчих.

Ах, при неумении, из ловца

тебя сделают загонщиком.

И даже ловчий будет хозяином

твоим. Собери знание. Соблюди

путь твой. Почему ты

озираешься?

Под красным камнем залег

красный змий. И зеленый мох

скрыл зеленую змейку. Но

ее жало так же остро. Уже

с детства тебе твердили

о змеях и о скорпионах.

Целое учение страха! Но

много щебечущих и свистящих

полетит за тобою. И шорох

переползет тропу твою. И

завывание пронзит твое

ухо. Из червей вырастают

киты. И крот становится

тигром. Но ты знаешь

сущность, ловец. Это все —

не твое. Твоя — добыча!

Спеши! Не медли! Вступивший!

Не истрать сети твои на

шакалов. Добычу знает

только ловец.

Иногда тебе кажется, что

ты уже многое знаешь. Но

все-таки ты не знаешь, кем

положены круги камней на

опушке? Что они значат?

И кого предостерегает знак

на высокой сосне? Ты даже

не знаешь, кто наполнил

черепами овраг, в который

ты заглянул? Но если и ты

подвергнешься опасности —

не спускайся в овраг и не

скройся за деревом. У тебя

пути без числа и только

один у врага. Из преследуемого

сделайся ты нападающим.

Как сильны нападающие и

как бедны оправдывающиеся.

Оставь защищаться другим. Ты

нападай.

Ибо ты знаешь, для чего

вышел ты. И почему ты

не устрашился леса. Священный

и страшный и благословенный

лес. Дай ловцу пройти тебя.

Не удержи его. Не скрой

пути и тропинки. И не

испугай. Я ведь знаю, ты

многоголосный. Но я слышал

твои голоса. И ловец мой

возьмет добычу свою. И ты,

ловец, путь свой знай сам.

Не верь зовущим и не

обращайся к сообщающим.

Ты, только ты, знаешь

добычу твою. И не предпочтешь

малую добычу и препятствиями

не огорчишься.

Удивляющийся уже открыт

для врага. Впавший в раздумье

теряет сети свои. А

потерявший возвращается

назад в поисках. Но пойдешь

ты вперед, ловец! Все

оставленное позади — не твое.

И ты знаешь это так же,

как я. Ибо ты знаешь все.

И припомнить все можешь.

Ты знаешь о мудрости.

Ты слышал о смелости.

Ты знаешь о нахождении.

И ты проходишь овраг

только для всхода на холм.

И цветы оврага — не твои

цветы. И ручей ложбины не

для тебя. Сверкающие водопады

найдешь ты. И ключи родников

освежат тебя. И перед

тобой расцветет вереск

счастья. Но он цветет

на высотах.

И будет лучший загон не

у подножья холма. Но твоя

добыча пойдет через хребет.

И, пылая на небе, поднимаясь над

вершиной, она остановится.

И будет озираться. И ты не

медли тогда. Это твой час.

И ты и добыча будете на

высотах. И ни ты, ни добыча

не пожелаете спуститься

в лощину. Это твой час.

Но, закидывая сеть, ты знаешь,

что не ты победил. Ты

взял только свое. Не считай

себя победителем. Ибо все —

победители, но точно не

припомнят.

Я привел тебя к широким

рекам и к необъятным

озерам. И я тебе показал

океан. Видевший бесконечное

не потеряется в конечном.

Ибо нет бесконечного леса.

И каждую топь можно обойти.

Ловец! Мы вместе плели твои

сети. Мы вместе ловчих искали.

Мы вместе избирали места

наилучшего лова. Мы вместе

избегали опасности. Вместе

мы утвердили наш путь.

Без меня не познал бы ты

океана. Без тебя не узнаю

радость твоего счастливого

лова. Я люблю тебя, мой

ловец! И Сыном Света я

лов представлю твой.

И если бы ты даже ошибся.

Если бы временно спустился

в ложбину. Если бы даже оглянулся

на черепа. Если бы смехом

отстранил часть добычи. Но

я знаю, что не переставая идешь

ты для лова. Не смущаешься

и не потеряешь пути. Ты

знаешь, как по солнцу путь

находить. И как по вихрю

обернуться к дороге. А кто

зажег его — Солнце? И кто

пригнал его — Вихрь? Но

из области Солнца говорю

с тобою. Твой друг и

наставник и спутник.

Ловчие и загоновожатые пусть

будут друзьями. И после лова,

отдыхая на холме, призови

ловчих и загоновожатых.

Расскажи им, как ты шел

до холма. И почему ловец

не должен ждать по оврагам.

И как на гребне встретил

добычу. И как ты будешь знать,

что эта добыча — тебе. И

как надо миновать малую

добычу. Ибо кто идет

к ней, тот с ней и

пребудет.

Расскажи также, как ловец

несет на себе все признаки

лова. И как он, только он,

знает уменье и добычу свою.

Не разгласи о лове не знающим

о добыче. В час огорчения, в час

бедности они наймутся

загонщиками и через заросли

примут участие в лове. Но

пойми, ловец, пойми ты ловчих.

С ними испей воду у костра

отдыха. Пойми, понимающий.

И кончая ловлю, почини сети

твои и задумай лов новый.

Не пугайся и не пытайся

пугать. Ибо если не испугаешь,

страх обернется на тебя

еще больший. Задумывай просто.

Ибо все просто. Все прекрасно

прекрасномысленное.

Всякий страх ты победишь

непобедимою сущностью

твоею. Но если задрожишь, то,

пораженный, уничтоженный,

ни кричащий, ни молчащий,

утративший сознание времени,

места и жизни, — лишишься

остатков воли. И куда

пойдешь ты?

А если кто из утомленных

загоновожатых скажет тебе

против ловли, не слушай его,

мой ловец! Размягчающие!

Эти заслонившие себя

сомнением! Какова будет

их ловля? И что они

принесут своим близким?

Снова пустую сеть? Снова

желания без исполнений?

Потерянные, как утеряно

их бесценное время. Ловец —

для лова. Не внимай часам

утомления. В эти часы ты

не ловец Ты — добыча! Вихрь

пройдет. Промолчи. И опять

возьмешь рог свой. Не опаздывая,

не бойся опоздать. И, настигая,

не оберни голову. Все понятное

непонятно. И все объясненное

необъяснимо. И где предел

чудесам?

И еще последнее, о ловец

мой! Если в первый день

лова ты не встретишь

добычу. Не сокрушайся.

Добыча уже идет для тебя.

Знающий ищет. Познавший —

находит. Нашедший изумляется

легкости овладения. Овладевший

поет песнь радости.

Радуйся! Радуйся! Радуйся!

Ловец!

Трижды позванный.

 

15. IV.1921

Chicago

 

 

III. Стихотворения

 

«К ним»

 

 

Я выше вас, глупцы слепые!

Всегда в грязи ползете вы,

На своды неба голубые

Поднять не смея головы.

И, вечно жалуясь, страдая

Самими созданной тоской,

Со страхом гибель ожидая,

Вы все согнулись под сумой.

Я выше вас! Мечтам послушный,

Я видел небо, рай и ад —

И горе жизни равнодушной,

И смерть меня не устрашат.

Я не копил сокровищ груду —

И этим горд! Вы не могли

Подняться с ними от земли,

А я без них парю повсюду!

 

06.11.1902

 

* * *

 

Дремлет земля Святорусская.

Закрывается туманом-пологом,

Вековою чащей оградилася,

Болотами да крепями опоясалась,

Поляницею могучею раскинулась.

Не пройти ее, не объехать в три года.

Разметалась она из края в край,

Разбросалась от ночи до полудня —

Дремлет земля Святорусская.

Черный ворон летит из поднебесья,

Сел вещун на высокий дуб, —

На высокий дуб, на раскидистый,

Каркает ворон недоброе,

Чует вещун свару горькую,

Свару, лихую усобицу:

Станет род на род —

Будет ворону богатый пир.

Закипает лихая усобица,

Из лесов потянулися родичи,

Покрывают струги Ильмень-озеро,

Слышен клич боевой, зазвенел топор —

Кровь-руда полилася напрасная.

Радошны соседи недобрые!

Тесным кольцом опоясали

Русскую землю привольную

Финская Емь, Водь, Ижора,

Чудь, Весь и Меря проклятая,

От восхода Мордва с Черемисою,

От полудня хозары надвинулись,

Полунощные гости бродячие,

Удалые дружины варяжския,

В греки идут великим путем —

Водным путем да волоком

Топчут землю Святорусскую.

На богатство ее на великое

Зарятся гости проезжие.

Устоит ли земля Святорусская?

Словенские родичи врозь идут.

Ой лежит над Русью глухая ночь,

Не видать на небе ни звездочек,

Не видать ни месяца яснаго,

Не плескает рыба на озере,

Выпь не гудит над болотами,

Рысь молчит — притаилася, —

Топоры звенят по лесным долам,

Тетива поет, и стрела свистит,

Зарево светит пожарное —

Лежит над Русью глухая ночь.

По рекам, озерам и заводям

Челноки наспех потянулися,

В городке на вышке повешены

Пуки соломы горящие —

Окрест разнести вести важные.

За далеким Перуновым озером,

Среди леса стоячего древнего

Стоит над яром высокий дуб —

Сварожич живет под тем деревом.

Без Перуна без бога великого

Не вершится дело славянское.

Место под дубом утоптано.

Горит под дубом святой огонь.

К дубу сбираются родичи:

«Стоять ли земле без хозяина?»

Старцы земли Новагорода

Соберутся под дубом раскидистым;

Ворон на дубе не каркает —

На небе заря разгорается,

Скоро Ярило покажется,

Засияет блеснет красно солнышко —

И проснется земля Святорусская.

 

 

* * *

 

Искусству — поём.

Искусство — славное,

Искусство — красное,

Искусство — высокое,

Искусство — гордое,

Искусство — радость,

Искусство — светлое.

Фос, Пур и Флокс!

Искусство храните.

Отгоните жестоко

Тёмных, жалких, нелепых.

Стук, Стук, Стук!

Пришли на искусство.

Идут черные, идут серые!

Зачернела лестница шапками,

Застучали ступени подошвами.

Ближе и дальше — черно, черно.

Занимайте классы, товарищи!

В декоративном раздеться!

Идти в резной!

Стали и сели.

Делили искусство.

Взяли чужое,

Свое прогнали,

Дальше и больше —

Ничего не осталось.

Пустой дом!

Фос, Пур и Флокс!

Искусство храните.

Отклоните жестоко

Противных, жалких!

Искусство восхвалим.

Оно — гордое, оно — светлое,

Далекое, близкое, красное,

Славное!

Искусству — поем!

 

 

Свечи

 

 

Свечи горели. Яркое пламя трепетным

светом все обливало. Казалось: потухни оно —

темнота словно пологом плотно закроет глаза,

бесконечной, страшной завесой затянет.

Напрасно взоры скользнут, в пустоту утопая.

Полно! Один ли света источник

дрожащие, мрачные тени бросает вокруг?

Робко, украдкой сине-лиловый рассвет

тихонько в окошко струится,

гордым блеском свечей затуманен.

Никому не приметный, ненужный

серый отсвет бросает.

Свечи горели. В холоде отблеска утра

новый тон заиграл, тепловатый, манящий…

Хочется штору поднять, да и сам он дорогу

скоро пробьет. Ласковый свет разливается.

Черный угол туманом затянут.

Ярче светлый… Вечный, могучий

светоч встает… А свечи?

 

 

Молитва Гайятри

 

 

Слушайте! Слушайте!

Вы кончили споры и ссоры?

Вот молитва моя!

Порази в корень нищету моего сердца.

Песня, которую я должен спеть,

еще остается неспетой.

Ты призвал меня на праздник

этого мира, и тем благословенна

жизнь моя.

Могу ли я принести Тебе

мое безмолвное поклонение?

Мою молитву без слов,

без песнопения?

Мою молитву, которую будешь знать

только Ты?

Я пополню сердце свое

Твоим молчанием и претерплю его.

Но придет солнце и утро, и Твое слово

вознесется песнею над каждым

птичьим гнездом. И Твои напевы

расцветут во всех лесных чащах.

 

 

Священные знаки

 

 

Увидели дети. Почудилось.

Толпа перешла. Следы измешала.

Все бывает. Все видели.

Летела белая птица.

Скакала белая лошадь.

Уплыла белая рыба.

Прошли белые.

Пробежали черные.

Показалась черная собака.

Ушла под землю черная змея.

Пролетели черные мухи.

Поймите! Глазомерно смотрите!

Настоящий — увидит.

Все бывает. Все слышали.

Звенит пустыня для путников.

Стонет поле для воинов.

Воют под Нелью на озере

Проклятые плавучие могилы.

Звучит да поет лес для охотника.

Звонят подземные ушедшие храмы.

Играет утро. Звенит ночь.

А вы поймите! Вы слушайте!

Настоящий — услышит.

Пришли дети. Упомнили старцы.

Повестили радость.

Егорий коней пасет.

Никола стадо сберег.

Илья рожь зажинает.

Прокопий камни отвел.

Радость — всякому дому.

Упомнили. Усмотрели.

Подойдите, дети!

Настоящий — поймет.

 

 

Сон

 

 

Какой сон недобрый!

К чему может он быть?

Будто бы лежал я больной

и томился дойти до источника.

И не мог. Кто мне поможет?

Женщина идет. Женщины добры.

Она мне воды принесет.

«Женщина, подойди к источнику

и принеси мне напиться».

«Я не могу, я несвободна.

К источнику доступ нам запрещен».

Но идет простой человек.

Он просьбу услышит.

«Брат, от источника принеси

мне воды».

«Я ведь крестьянин, нам не дозволено».

Еще идет человек; его попрошу.

«Не смейся, я ведь еврей, нам нельзя».

Сколько народу прошло, и всем

почему-то нельзя. Запрещено, не позволено.

Бессмысленный сон! Царь наш,

когда приезжал, сказал нам,

что свободны все люди.

 

 

Свод

 

 

Мне сказали, что я болен.

Сказали, что я буду лежать.

Я буду лежать. Буду смотреть

в небо за окном. Может

быть, больной я увижу иное

небо. Может быть, облака

построятся в храмы.

Дрожит воздух. Мелькают

невидимые мушки. Когда же

увижу иное небо? Не знаю,

скоро ли буду болен опять.

Если встану, я уйду к делу.

Опять не увижу дальнего неба.

Сегодня, быть может, мы его

не увидим, но завтра, я знаю,

мы найдем дальнее небо.

Но чтобы молиться, я выйду из

душного храма. Я уйду

под облачный свод.

 

 

Обернись

 

 

Не уходи, мой друг, в темноту.

Сядь так, чтоб я видел тебя.

Иначе призраки ночи

займут твое место.

Окружены мы тенями.

Вызвало их неразумное слово.

Их разогнать не умеем.

Им повелеть мы не можем.

Близится час полунощный.

Зажги, друг, ярче огонь.

К света источнику ты

обернись.

 

1917

 

Встретим

 

 

К двери, друг, подойди.

Не бойся двери открыть.

Крепко светильник держи,

не затушил чтобы вихрь.

Слышишь, он к двери подходит.

Если, открыв, ты ничего

не увидишь — не бойся, он

все-таки здесь. Что должно

прийти, то пришло.

Пришедшее

встретим.

 

1917

 

Зов

 

 

Подойди, подойди, и останься.

Милый мой, я хочу тебя

Видеть. Еще ни разу ко мне

Близко не подошел ты.

Я хочу на тебя посмотреть.

Хочу почуять тебя.

Знаю, что ты подойдешь.

Знаю, что скажешь ты.

Знаю, Учитель, тебя.

Слушай и ты этот

Зов.

 

 

О бедном

 

 

Больно, мальчик, тебе обидное

слово? Уже говоришь, что обидчика ты

ненавидишь? Что знаешь его

негодным, подкупным и лживым.

Но если тебя он похвалит

и назовет тебя сходным

с собою, насколько такая

хвала будет постыдна

тебе! Если негодных людей

тебе послано бранное слово —

будь доволен, мой мальчик.

А завтра с тобою вдвоем

пойдем мы белой равниной.

Новый мы воздух вдохнем,

в новую даль углубимся.

И после, собравшись к огню,

улыбнемся негодному слову

и пожалеем спокойно о глупом,

о бедном.

 

 

Полночь

 

 

Прежде, чем мы разойдемся,

я хотел рассказать вам,

друзья, еще одну повесть.

Но слуги поторопились,

они погасили огни.

Унесено все убранство,

и отодвинуты скамьи.

Придется нам отложить

последнюю повесть. Этим

я даже доволен. Во сне

укрепив свои силы, в новых

словах ее расскажу я;

будут светильники полны,

пышно убраны столы,

и огонь в очаге разгорится.

Из последнего слова начало

сделаем мы и, долго

сидя за столами, громкой

и ясною речью встретим мы время

царства ночного — глубокую

полночь.

 

 

В пути

 

 

Друзья, от вас ухожу я.

Во взгляде моем ваши лица

уже изменились. Я вижу,

что знал вас я мало.

Вы меня тоже не знали.

Многое я тайком накопил.

Сохранное не показал вам.

За это простите. Зато

многое вы соберете.

Большую часть новым

друзьям не дадите. Меня

вы поймете и перед долгим путем

подарите мне, что утаил я,

оно мне в пути пригодится.

Смотрите, идут уже там

впереди. Рано вышли в дорогу.

Пристально вы посмотрите.

Темные точки на склоне

горы — ведь не камни, путники это.

Скоро и я для вас стану

таким же камнем далеким.

Но не забудьте, что это не

камень, ведь это я, тот,

который долго жил с вами.

Лицо мое знали вы близко

и четко. Хотя ваши лица

для меня изменятся, но буду

вас помнить и пожалею,

если встречался с кем мало.

Теперь вещи для жизни я вам

оставляю. В пути они

мне не нужны. Если из

них пропадет или

износится что, не жалейте.

Вернувшись, найду я, что

надо. За перевалом путники

скрылись. Не печальтесь, что

пойду я один. Путников встречу

в пути.

 

 

Оставлю

 

 

Доживу ли? Сумею ли я

испытать мой знак,

вновь найденный?

Не могу я его показать никому.

Его власть рассказать я не смею.

Мы ходили далеко, а он

был оставлен так близко.

Прост по виду он был.

До приезда Царя я его сохраню

и по зову отдам Ему в руки.

Но пока он лежит у меня.

Наконец, я вижу его.

Сердцем я знаю, что он

настоящий. Ни твари, ни люди

не могут сделать его.

Мне показал он такое,

о чем рассказать я не смею.

Грамотой тайной я запишу

и оставлю.

 

 

Властитель ночи

 

Должен Он прийти — Властитель ночи. И невозможно спать в юрте на мягких шкурах.

Встает Дакша, и встают девушки. И засвечивают огонь. Ах, томительно ждать. Мы его призовем. Вызовем. Огонь желтый, и юрта золотая. И блестит медь. Начинается колдовство. Пусть войдет Он, желанный. Придет ведунья. И зажжет травы. И вспыхнет зеленый огонь. Надежда!

И ожидание. Но молчат тени, и нейдет Он. Ах, бессильны добрые слова. Пусть войдет та, злая. И бросит красные травы. И заволочет туманом стены. И вызовет образы. И духи возникнут. Кружитесь. И летите в пляске.

И обнажитесь, откройтесь. И мы удержим образы возникшие. И сильнее образы и багровее пламя. Ах, приди и останься. И протянулась и обняла пустое пространство. Не помогло красное пламя. И вы все уйдите. И оставьте меня. Здесь душно. Пусть тухнет огонь. Поднимите намет. Допустите воздух сюда.

И вошла ночь. И открыли намет. И вот она стоит на коленях. Ушел приказ. Ушло волхование. И тогда пришел Он, Властитель. Отступила Дакша. Замирая. И опустилась. Он уже здесь. Все стало просто. Ах, как проста ночь. И проста звезда утра. И дал Он власть. Дал силу. И ушел. Растаял.

Все просто. 1918

 

Монеты

 

 

Тебе дам три медные монетки.

Укажу изготовить мне сласти.

Но если даже дам трижды три

медных монеток, ты не сможешь

изготовить мне сласти. Пойдешь

за ними в лавку на рынок.

Какие там маги, что за три

монеты охотно дадут, что ты

дать не можешь? Но я пошлю

тебе иное уменье. Ты сам

дашь нам сласти, слаще

медов и ванили и благовоннее

смирны, во все времена дня

и ночи. За них не возьмешь ты

монеты.

 

1921

 

Дар

 

 

Мутны волны, и бурно море.

Неужели и здесь должен быть

наш улов? И здесь должны

мы закинуть сеть нашу.

Иначе лишимся пропитания

нашего. В желтые волны

бросили мы нашу сеть.

Вес ее стал отягчаться.

Ах, сколько ила и грязи

соберет наша бедная пряжа!

С трудом извлекаем наш

тяжелый улов. Усмешка судьбы!

Она бросила нам все ненужные

вещи. Звезды морские и мертвые

крабы для еды непригодны.

Но среди хлама мелькнул

блеск чешуи. Господи, даже

среди мутного моря все же

послал нам золотую

рыбку. Но мало того, среди

грязи мы находим

замечательный ящик. Дома,

только там, за порогом,

мы раскроем его. Сладость

какая нести запечатанный дар!

 

1922

 

Владычица Знамени Мира

 

 

Владычица червонно-пламенная!

Владычица Знамени Мира!

К Тебе, Владычица, мы прибегаем. Кто же

поднимет Знак Мира, Знак Сохраненья

Высших Сокровищ?

Кто же, кроме Тебя, придет к нам, помочь

Знамя поднять, знак созиданья народам?

Бурно море и губительны вихри, но Ты Знамя

поднимешь

и наполнишь сердце людское сознаньем

о священном

Хранении Духа. Ведь Ты знаешь, насколько нельзя

отложить этот Знак. Ведь Ты знаешь, сколько

уже разрушений землю унизило. Знаешь Ты

все поношения самого лучшего, самого нужного

людям. Если стадо не знает опасности, то ведь Ты,

Пастырем будучи, Мирное Знамя поднимешь.

И ветры нагорные всюду Приказ принесут Твой:

сохранить, и строить, и складывать Светлое Завтра.

Твой Пламень Червонный тьму разгоняет. Дыхание

Твое исцеляет все раны, и Рука Твоя разве не строит,

легко прикасаясь к созидательным камням творенья?

Вот мы и просим Тебя поднять этот Знак

Триединости Мощной.

Знаем мы, что Ты не откажешь, ибо противно Тебе

разрушенье и уничтоженье прекрасных начал. Ты

не терпишь хаоса, Ты не терпишь смятения,

и потому Ты поднимешь, и сохранишь, и укажешь

народам Знак Охраненья мирных прекрасных

Сокровищ! Знак Путеводный для каждой творческой

Мысли! Знак Утвержденья и Света.

Помоги, Владычица Знамени Мира!

 

1932

 

 

IV. Легенды

 

Легенды

 

Профессор Варшавского Университета Зелинский в своих интересных исследованиях о древних мифах пришел к заключению, что герои этих мифов вовсе не легендарные фигуры, но реально существовавшие деятели. К тому же заключению пришли и многие другие авторы, таким образом опровергая материалистическую тенденцию прошлого столетия, которая пыталась изображать все героическое лишь какими-то отвлеченными мифами. Так, французский ученый Сенар пытался доказать, что Будда никогда не существовал, и не что иное, как солнечный миф, что было сейчас же опровергнуто археологическими находками. Такие же попытки были делаемы, чтобы доказать, что и Христос никогда не существовал, хотя мы имеем свидетельства, очень близкие к Его времени. Кроме того, в Сирии недавно была найдена плита с римскою надписью — эдикт против первых христиан, по времени чрезвычайно близкая к манифестации Христа. В этой борьбе между познающими и отрицающими так ясна граница, разделяющая всю мировую психологию. При этом чрезвычайно поучительно наблюдать, насколько все отрицатели со временем оказываются побежденными; те же, кто защищал героизм, истину, великую реальность, они находят оправдание в самой действительности.

Тот, кто истинно понимал героев и мифы и кто временно считался мечтателем, оказывался величайшим реалистом, тогда как скептик-отрицатель по справедливости занял место «мечтателя», поверившего или клевете, или извращенному источнику. Так медленно, но верно оборачивается колесо эволюции, неся с собою восстановление забытой правды.

Оглянемся и заметим, как быстро и как легко человечество забывает даже недавние события и деятелей. Еще недавно такие лица, как Парацельс или Томас Воган, отмечались в энциклопедиях как обманщики. Но затем некоторые люди, в которых была жива справедливость, дали себе труд ознакомиться с их произведениями и нашли, вместо оглашенных шарлатанов, глубоких ученых, открытия которых принесли человечеству много блага. Вспоминаю, как в детстве мы увлекались книгою Гастона Тиссандье «Мученики науки». Те, которые погибли жертвами всесожжения, в пытках, на эшафоте, теперь признаны как великие ученые. Но лживый скептицизм продолжает свою подпольную работу и, вместо прежних мучеников, спешит изобрести других, чтобы затем они, в свою очередь, так же были почтены памятниками и народными торжествами.

За последние годы в общественных направлениях замечаются некоторые отдельные действия, которые дают надежду, что вредоносное отрицание как будто уже осознается и, таким образом, будем надеяться, займет заслуженный темный угол.

Люди начинают стремиться к жизнеописаниям. Но и в этом шептуны-скептики не хотят уступить. Пожимая плечами, они скажут вам: «Как вы можете быть уверены относительно истинных побуждений, родивших поступки, отображенные в биографии?» Или: «Как вы можете быть уверены, что не были случайностями те события, которые окрасили жизнеописания ваших героев?» Или: «Можете ли вы утверждать, что биограф был искренен и беспристрастен?»

Допустим, что эти замечания до известной степени могут иметь под собою почву. Отдадим некоторую окраску жизнеописания личности самого биографа. Но, тем не менее, архивы исторических документов доносят до нас все же многие несомненные жизненные вехи действительности. Еще в недавнем прошлом летописи считались как сомнительные документы, не заслуживавшие серьезного внимания. Но археологические и исторические находки и документы, современные летописям, показывают, что они заслуживают гораздо большего почтения, нежели еще недавно поверхностные умы полагали. Конечно, будем надеяться, что человечество теперь не будет терять целые века для верного освещения выдающихся явлений.

Отдавая должное летописям и жизнеописаниям, человечество научится и писать их. Было бы величайшей ошибкой думать, что понятие героев совместно лишь с прошлым. Синтез нашей Эры выкристаллизовывает своих героев. Позволительно надеяться, что костры, тюрьмы и казни более не будут непременными атрибутами этих великих душ!

Устанавливая, что боги древности были героями, запечатленными в памяти народа, мы укрепим себя в сознании, что и в наши дни индивидуальность и личность управляют рулем человечества. Утверждая существование таких индивидуальностей, мы научимся, по примеру предков, в благожелательном позитивном исследовании передать сущность их личности в последующие поколения. Не забудем, что в будущем эти жизнеописания войдут в народные школы как Светочи Прогресса. Потому научим молодежь не только читать биографии, но и уметь писать их или, вернее, различать — что из проявлений их современников войдет в историю.

Читая легенды, молодежь научится мечтать. Это великое качество, ибо оно наполняет сердце лучшими, мощными огнями. Этими огнями сердца молодежь познает, как различать, где истина. Истина не познается расчетами, лишь язык сердца знает, где живет великая Правда, которая, несмотря ни на что, ведет человечество к восхождению. Разве легенды не есть гирлянда лучших цветов? О малом, о незначительном и жалком человечество не слагает легенд. Часто даже в кажущихся отрицательными мифах заключено уважение к потенциалу внутренней мощи. Во всяком случае, каждая легенда содержит нечто необычное. Не ведет ли эта необычность дух человеческий поверх сумерек механического стандарта? Этим машинным стандартом эволюция не строится. Легенда, которая освобождает нас от подавляющих условий каждодневной рутины, обновляет наше мышление, позволяет погрузиться в новые глубины познавания, полные неисчерпаемого молодого задора.

Спросите великого математика, великого физика, великого физиолога, великого астронома, умеет ли он мечтать? Я не упоминаю художников, музыкантов, поэтов, ибо все существо их построено на способности мечтать. Великий ученый, если он действительно велик и не боится недоброжелательных свидетелей, конечно, доверит вам, как прекрасно он умеет возноситься мечтами. Как многие из его открытий в основе своей имеют не только расчет, но именно высокую жизненную мечту.

Да, легенды не отвлеченность, но сама реальность. Поистине мечты не знаки безграмотности, но отличия утонченных душ. Потому всячески поощрим в молодежи нашей стремления к зовущим и творящим сказаниям и вместе с молодежью, оставаясь молодыми, почтим мечту как ведущие и возносящие крылья нашего возрождения и усовершенствования.

Устремление, Иерархия, Беспредельность, Красота — только по этим вехам мы движемся несомненно вперед. Существо нашей деятельности мы должны приложить к жизни немедленно. Воздавая должное мечте, мы не сделаемся «мечтателями».

Пусть будет эта мечта Творца. В этой мечте не будет ни одурманивания, ни изменчивости, но будет непреложное Знание, собранное в глубинах нашего духа. И, прежде всего, будем помнить, что слово Культура может значить «Культ-Ур» — Культ Света.

Гималаи. Февраль, 1931 г.

 

Детская сказка

 

В очень известном и большом городе жил старый царь, вдовец. У царя была дочь, невеста. Царевна далеко славилась и лицом и умом, и потому многие весьма хорошие люди желали сосватать ее. Среди этих женихов были и князья, воеводы и гости торговые, и ловкие проходимцы, которые всегда толкаются в знатных домах и выискивают, чем бы услужить; были разные люди. Царевна назначила день, когда могут прийти к ней женихи и сказать громко при ней и при всех, что каждый надеется предоставить своей жене; царевна была мудрая. Женихи очень ожидали этого дня, и каждый считал себя лучше всех других. Один перед другим хвалились женихи: кто именитым родом за тридевять поколений, кто богатством, но один из них ничем не хвалился, и никто не знал, откуда пришел он. Он хорошо умел складывать песни; песни его напоминали всем их молодые, лучшие годы, при этом он говорил красиво, и его любили слушать, даже забывая спросить, кто этот певец. И хотя он не был князем, но все женихи обращались с ним, как с равным.

В назначенный день все женихи оделись получше и собрались в палату, к царю. Согласно обычаю, женихи поклонились царю и царевне. Никого не пустил вперед князь древнего рода, за ним слуги несли тяжелую, красную книгу. Князь говорил:

— Царевна, мой род очень знатен. В этой книге вписано более ста поколений… — И князь очень долго читал в своей книге, а под конец сказал: — И в эту книгу впишу жену мою! Будет она ходить по палатам моим, а кругом будут образы предков, весьма знаменитых.

— Царевна, — говорил именитый воевода, — окрест громко и страшно имя мое. Спокойна будет жизнь жене моей, и поклонятся ей люди — им грозно имя мое.

— Царевна, — говорил залитый сокровищами заморский торговый гость, — жемчугом засыплю жену мою; пойдет она по изумрудному полю и в сладком покое уснет на золотом ложе.

Так говорили женихи, но певец молчал, и все посмотрели на него.

— Что же ты принесешь жене своей? — спросил певца царь.

— Веру в себя, — ответил певец.

Улыбнувшись, переглянулись женихи, изумленно вскинул глазами старый царь, а царевна спросила:

— Скажи, как понять твою веру в себя.

Певец отвечал:

— Царевна! Ты красива, и много я слышал об уме твоем, но где же дела твои? Нет их, ибо нет в тебе веры в себя. Выходи, царевна, замуж за князя древнего рода и каждый день читай в его алой книге имя свое и верь в алую книгу! Выходи же, царевна, замуж за именитого гостя торгового, засыпь палаты свои сверкающим золотом и верь в это золото! В покое спи на золотом ложе и верь в этот покой! Покоем, золотом, алыми книгами закрывайся, царевна, от самой себя! Моего имени нет в алой книге, не мог я засыпать эту палату золотом, и куда иду я — там не читают алой книги и золото там не ценно. И не знаю, куда иду я, и не знаю, где путь мой, и не знаю, куда приду я, и нет мне границ, ибо я верю в себя!..

— Подожди, — прервал певца царь, — но имеешь ли ты право верить в себя?

Певец же ничего не ответил и запел веселую песню; улыбнулся ей царь, радостно слушала ее царевна, и лица всех стали ясными. Тогда певец запел грустную песнь; и примолкла палата, и на глазах царевны были слезы. Замолчал певец и сказал сказку; не о властном искусстве говорил он, а о том, как шли в жизнь разные люди, и пришлось им возвращаться назад, и кому было легко, а кому тяжко. И молчали все, и царь голову опустил.

— Я верю в себя, — сказал певец, и никто не смеялся над ним. — Я верю в себя, — продолжал он, — и эта вера ведет меня вперед; и ничто не лежит на пути моем. Будет ли у меня золото, впишут ли имя мое в алых книгах, но поверю я не золоту и не книге, а лишь самому себе, и с этой верой умру я, и смерть мне будет легка.

— Но ты оторвешься от мира. Люди не простят тебе. Веря лишь в себя, одиноко пойдешь ты, и холодно будет идти тебе, ибо кто не за нас — тот против нас, — сурово сказал царь.

Но певец не ответил и снова запел песню. Пел он о ярком восходе; пел, как природа верит в себя и как он любит природу и живет ею. И разгладились брови царя, и улыбнулась царевна, и сказал певец:

— Вижу я — не сочтут за врага меня люди, и не оторвусь я от мира, ибо пою я, а песня живет в мире, и мир живет песней; без песни не будет мира. Меня сочли бы врагом, если бы я уничтожил что-либо, но на земле ничто не подлежит уничтожению, и я создаю и не трогаю оплотов людских. Царь, человек, уместивший любовь ко всей природе, не найдет разве в себе любви — к человеку? Возлюбивший природу не отломит без нужды ветки куста, и человека ли сметет он с пути?

И кивнула головой царевна, а царь сказал:

— Не в себя веришь ты, а в песню свою.

Певец же ответил:

— Песня лишь часть меня; если поверю я в песню мою больше, чем в самого себя, тем разрушу я силу мою и не буду спокойно петь мои песни, и не будут, как теперь, слушать их люди, ибо тогда я буду петь для них, а не для себя. Все я делаю лишь для себя, а живу для людей. Я пою для себя, и пока буду петь для себя, дотоле будут слушать меня. Я верю в себя в песне моей; в песне моей — все для меня, песню же я пою для всех! В песне люблю лишь себя одного, песней же я всех люблю! Весь для всех, все для меня — все в одной песне. И я верю в себя и хочу смотреть на любовь. И как пою я лишь для себя, а песнью моей живлю всех, — так пусть будет вовеки. Поведу жену в далекий путь. Пусть она верит в себя и верой этой дает счастье многим!

— Хочу веры в себя; хочу идти далеко; хочу с высокой горы смотреть на восход!.. — сказала царевна.

И дивились все.

И шумел за окном ветер, и гнул деревья, и гнал на сухую землю дожденосные ту<