Ансамбль Игоря Моисеева в США

Соглашение о культурных обменах, известное как «соглашение Лэйси — Зарубина» 1958 года, открыло дорогу в США ведущим коллективам Советского Союза. Усилия известного импресарио Сола Юрока, увидевшего ансамбль Игоря Моисеева во время его первых европейских гастролей в 1955 году, привели к тому, что танцевальный коллектив стал первым советским ансамблем, давшим серию концертов в США и Канаде. Кроме того, в составе труппы выступало более ста танцоров и газеты ожидали приезда самой большой гастрольной группы в американской истории. Эту поездку подробно описали российский ученый Э. А. Иванян и американка Виктория Халлинен.

В Америке совсем недавно закончились времена маккартизма. Советские артисты прошли десятки инструктажей о том, как опасны и коварны американцы.

Поездка состоялась в 1958 году; концерты прошли в Нью-Йорке, Монреале, Торонто, Детройте, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Кливленде, Вашингтоне, Бостоне и Филадельфии. Американская публика была совершенно поражена. Первые же выступления ансамбля Моисеева вызвали огромный энтузиазм зрителей. Билеты на апрельские концерты в нью-йоркской Метрополитен-опера были распроданы без остатка, и Сол Юрок организовал дополнительные четыре дня гастролей в конце июня на сцене гораздо большего Мэдисон-сквер-гарден, поскольку, по его словам, «ньюйоркцам не может быть достаточно ансамбля Моисеева». По всей стране ансамбль ждал такой же успех и аншлаг.

Правда, необходимо отметить, что значительная часть американцев протестовала по поводу самого факта гастролей и критиковала идею культурных обменов, требуя более жесткой политики по отношению к Советскому Союзу. Мимо гостиницы, в которой поселили ансамбль, ездили машины с плакатами «Только царь спасет Россию», перед концертными залами стояли пикетчики, требовавшие избавить страну от коммунистической пропаганды. Эти же протестующие ходили на концерты, чтобы дать бой «Советам». Сам Моисеев рассказывал: «Рецензенты после премьеры затеяли по поводу нас спор. Некоторые из них писали: „Они были вынуждены так хорошо танцевать, потому что если бы они танцевали плохо, то по возвращении в Россию их бы сослали в соляные копи“. Или: „Эти артисты, несомненно, работники КГБ, натренированные для того, чтобы иметь такой успех“. Им отвечали: „Если чекисты так танцуют, то как же должны танцевать настоящие артисты?!“»

Рецензии действительно были самые разные — среди них встречались протесты и опасения культурного отставания (за несколько месяцев до гастролей, в октябре 1957 года, был запущен спутник, который заставил американцев заговорить о технологическом отставании Америки), но все же больше было восхищения и энтузиазма, а также призывов отправить в СССР с ответным визитом лучших представителей американской культуры.

Газеты и журналы активно обсуждали, как гастроли ансамбля Игоря Моисеева повлияют на политические отношения СССР и США, надо ли считать это доказательством того, что культура не относится к сфере политики и в ней возможно взаимоуважение между двумя сверхдержавами, или же это чистая пропаганда, причем пропаганда опасная. Так, например, журнал о танце опубликовал следующее критическое мнение:

Мы знаем, что некоторые работники Государственного департамента считают, будто президентский Фонд культурных обменов — это всего лишь симпатичный, но маловажный жест. Они готовы с ним работать, но не очень интенсивно. Мы думаем, что они ошибаются. Совершенно ясно, что значительная часть американской публики наслаждается и подвергается русской пропаганде прямо сейчас, в виде гастролей танцевального ансамбля Моисеева. В свою очередь, группы, которые мы отправляем за границу, также оставляют яркие и важные впечатления. Им необходимо всемерно помогать, не только финансово, но и морально. Если холодной войны не избежать, то мы уверены, что лучшим оружием в ней является искусство. Мы хотим, чтобы наши артисты, и особенно наши танцоры, которыми мы очень гордимся, представляли нас за границей со славой. Мы на собственном опыте убедились, как много удовольствия и просвещения можно получить от таких обменов.

В любом случае в целом выступления ансамбля пользовались оглушительным успехом. «Нью-Йорк геральд трибьюн» писала, что «Метрополитен-опера едва не лопнула по своим старым швам, когда танцевальный ансамбль Моисеева из Москвы выступал со своим американским дебютом. На сцене примерно сто танцоров поражали взрывным изобилием и потрясающей виртуозностью, а по другую сторону рампы публика взрывалась аплодисментами и приветствиями».

Дрю Пирсон из «Нью-Йорк миррор» отмечала, что «события, которые всего пять лет назад считались невероятными, случились на этой неделе в Москве и в Нью-Йорке, иллюстрируя новый вид, который приняли американо-российские отношения». Лос-Анджелесский «Экзаминер» сообщал, что «если Россия вскоре запустит человека в космос, то весьма вероятно это будет один из проворных, бросающих вызов гравитации танцоров ансамбля Моисеева… и любому из этих ребят не нужна ракета или реактивная тяга, — у них есть собственная».

Примерно о том же писала и «Чикаго дейли трибьюн»: «Прошлым вечером на сцене „Сивик опера хауз“ временами взрывалось столько ракетной силы, что я подозреваю, что спутники запускались специально отобранными моисеевцами». Образы выступающих и элементы танцев часто описывались при помощи аэрокосмических метафор, что было очевидным результатом космической гонки США и Советского Союза.

Были и такие авторы, которые позитивно оценивали факт гастролей ансамбля Моисеева, но задавались вопросом, как США могут ответить на этот вызов. Известный американский танцевальный критик и теоретик танца Уолтер Терри считал, что СССР сделал правильно, направив в США моисеевцев и заставив американцев ломать голову, кого они могли бы делегировать со своей стороны. Терри видел проблему в том, что американские народные танцы просто не могут конкурировать с народными танцами Советского Союза: «Надо признать, что американскому народному танцу всего каких-то три столетия (за исключением церемониальных танцев американских индейцев), тогда как русский народный танец вбирает в себя множество народов и много веков развития». Кроме того, очень редко в Америке эти танцы исполняют профессиональные танцоры.

Некоторые критики, однако, огорчались, что «прием, оказанный американским народом танцевальному ансамблю Моисеева, является сенсацией… Полностью игнорируя политические последствия, американская публика с любовью приветствовала танцоров из Советской России».

Участники ансамбля вызывали интерес не только своими выступлениями. В самом деле, в 1958 году многие американцы впервые могли посмотреть на реальных людей из Советского Союза. Энтузиазм вызывал сам факт того, что они «видели русских — настоящих людей, — смеющихся, танцующих, приветствующих». До начала этого тура сложившийся у американцев образ советских граждан был достаточно схематичен; многие не знали, что не все жители СССР — русские или что не все они коммунисты, негативный образ которых был создан американскими СМИ, Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности и сенатором Джозефом Маккарти.

Сам Моисеев признавался позже, что опасался, поймут и примут ли американцы танцы его коллектива, — между Америкой и СССР так давно не было никаких культурных обменов, что восприятие и представления об искусстве могли совершенно различаться. Однако страхи оказались напрасными: многие газеты были заполнены радостным удивлением, насколько русские и американцы похожи в своих реакциях и эмоциях.

Особый интерес вызывали подробности пребывания артистов ансамбля в Америке. Так, «Нью Йорк геральд трибьюн» пересказывала историю о том, как одна из танцовщиц, Лидия Скрябина, увидела в магазине на перекрестке Седьмой авеню и 46‐й улицы плюшевого медведя, «работающего от батареек, который наливал воду из бутылочки, которую он держал в одной лапе, в чашку, зажатую в другой, и затем „пил“ ее». Лидия «закричала от восторга, закрывая рот пальцами. Семь девушек сгрудились у прилавка в пароксизме смеха», спрашивая цену медведя. Однако пять долларов оказалось слишком высокой ценой для Лидии, и она ушла из магазина с пустыми руками. Репортер «Геральд трибьюн» не мог оставить этого просто так и купил медведя. Когда он принес его Лидии в гостиницу, она заявила, что не может принять его, повторяя «nyet» и «дав ясно понять, что мать-Россия не разрешает своим дочерям принимать подарки от американцев». После долгих уговоров Лидия снова сказала «нет», но на этот раз с улыбкой, «как если бы это был совет ее мамы — не принимать подарков от незнакомцев». После дальнейших переговоров, в основном с помощью жестов, Лидия согласилась принять подарок, если он будет считаться всего лишь личным подарком, и ничего более. Журналист сообщил, что коробку с подарком Лидия Скрябина положила на тумбочку рядом с большой фотографией ее сына, оставшегося в Москве.

В статье, конечно, присутствовали политические нотки, но в итоге Лидия выглядела обычной матерью, уехавшей на время из дома и желающей привезти игрушку своему сыну. Подобными историями были заполнены газеты, описывавшие гастроли артистов ансамбля Моисеева в Америке. Тот любопытный факт, что Лидия Скрябина была женой племянника Вячеслава Молотова Влада Скрябина, воспитанного Молотовым в собственной семье, остался неизвестным журналисту и читателям «Нью-Йорк геральд трибьюн».

После возвращения ансамбля Моисеева в Советский Союз настал черед советским чиновникам задуматься о негативных для СССР последствиях культурных обменов.

Моисеев выступил в Московском доме актера, где выразил восхищение динамикой американской жизни, американскими дорогами и магазинами, после чего удостоился «проработки» на уровне Министерства культуры и ЦК КПСС: «Бесконтрольные выступления, вроде выступления т. Моисеева, не только приносят мало пользы, но и просто вредны. Они не дают советским людям правдивого представления об истинном положении в современном капиталистическом мире и тем самым наносят серьезный ущерб нашей партийной пропаганде». Тем не менее это были времена оттепели, и в США с поездкой собирался сам Н. С. Хрущев. Так что дело было отправлено в архив.

«КУХОННЫЕ ДЕБАТЫ» НА АМЕРИКАНСКОЙ ВЫСТАВКЕ

Первая американская выставка в Москве прошла летом 1959 года. Она известна в первую очередь дебатами, состоявшимися между Н. С. Хрущевым и вице-президентом США Р. Никсоном в интерьерах «американской кухни», из‐за чего они и вошли в историю как «кухонные дебаты».

Выставка была организована в рамках общего сближения, наметившегося в отношениях между двумя странами. О том, как она готовилась, вспоминает Э. А. Иванян: «Американские экспонаты были уже на пути в Москву, а на парк „Сокольники“ еще только наводился блеск, когда Центральный Комитет КПСС принял постановление о необходимости поставить заслон намерениям американцев использовать свою выставку в целях „пропаганды буржуазной идеологии среди советских людей“. Это постановление обязало столичные власти предотвращать какие-либо проявления нежелательного ажиотажа вокруг выставки и присутствия на ее территории необычно большого для того времени числа американцев из обслуживающего персонала и туристов. Всего, что могло быть интерпретировано как высокая оценка советскими людьми достижений капиталистической экономики, техники и культуры, следовало избежать. Советские средства массовой информации должны были проявлять сдержанность при освещении работы выставки, дабы оградить народ страны от „тлетворного влияния Запада“. Культурный обмен культурным обменом, но нужно знать и меру, ведь „холодная война“ все еще продолжалась».

Перед официальным открытием выставку осмотрели Никита Хрущев и прибывший для этого в Москву вице-президент США Ричард Никсон. В СССР их дискуссия не была опубликована, а сам этот эпизод никогда не находился в центре внимания. Начав с предупреждения, что стране, которая склонна к войне, «мы слегка надерем уши», Хрущев пообещал: «Когда мы вас догоним и будем перегонять, мы помашем вам ручкой!» Никсон обратил внимание на технологические достижения Америки: цветное телевидение, стиральную машину-автомат и прочую встроенную технику, способы быстрого строительства дешевого жилья, систему наблюдения, электрический полотер. Хрущев не готов был признать американское первенство: «А у вас нет машины, которая клала бы еду в рот и проталкивала ее дальше? Вы показываете нам много интересных вещей, но они не необходимы для жизни. Это всего лишь штучки. У нас такая поговорка есть: если у вас клопы, вы должны поймать одного и залить ему в ухо кипяток». «А у нас другая поговорка, — ответил Никсон. — Чтобы убить муху, надо заставить ее выпить виски. Но у нас есть лучшее применение для виски». «Мне нравится эта интеллектуальная битва с председателем, — добавил вице-президент. — Он знает свое дело».

В дальнейшей дискуссии спорщики сравнили плановую систему с рыночной, поговорили о политических системах и о международной политике. Вице-президент США сообщил, что американцам не нужны вещи, рассчитанные больше чем на 20 лет, потому что граждане США хотят чаще обновлять дома, мебель, кухни. Хрущев этим возмутился, невольно предвосхищая более позднюю критику общества потребления.

Интересно, что на выставке, которую Советский Союз в том же году привез в США, доминировала продукция тяжелого и среднего машиностроения: корабли и ледоколы, самолеты и турбины… А также достижения в области культуры. И Хрущев, и Никсон описали эту как бы не вполне серьезную пикировку в собственных мемуарах, причем для Никсона она стала одним из «шести кризисов», которые он считал важнейшими пунктами своего вице-президентства.

По удобству жизни Советский Союз Америке проиграл. Хотя именно Хрущев (не без влияния впечатлений от поездки в США, состоявшейся через несколько месяцев после «кухонных дебатов») пытался улучшить быт советских людей. Многие его реформы были сделаны по американским лекалам: от выращивания кукурузы до открытия супермаркетов (магазинов самообслуживания), от строительства подземных переходов и массового жилья (включавшего нелюбимый советскими людьми совмещенный по-американски санузел) до производства доступного автомобиля.

Про привезенные из другой страны идеи и новации и пойдет речь в следующей главе.