Если у вас есть зачем, вы сможете справитьсяс любым как.

 

Классический пример, приведенный Ньютоном, – один бильярдный шар, сталкивающийся с другим. Мы можем видеть, как один шар ударяется о другой, и это пример «одной вещи за раз». A ударяет B, а затем B движется. Каждая часть этой операции может быть описана словами, а все, что не попадает под них, вне игры. Когда мы описываем версию вселенной Ньютона как один шар, который заставляет другой двигаться, левое полушарие может сказать: «Я понимаю». Почему моя машина издает странный шум? Глушитель испортился и требует замены. Почему у меня болит желудок? В нем слишком много кислоты, и нужно принять лекарство, чтобы это исправить. Фактически концепт одной вещи, вызывающей другую, лежит в основе науки и отражает то, как работает интерпретирующий разум, чтобы категоризировать и различать этот мир. Левое полушарие работает, все это время не осознавая, что ничего не было бы возможно без способности правого полушария направлять и осмыслять всю затею.

Это не значит, что простая форма понимания левого полушария никогда не согласуется с реальностью. Иногда, когда я заменяю глушитель в машине, звук уходит. Когда принимаю антацид[79], желудок действительно перестает болеть. Эта форма понимания важна в наших прорывах, благодаря которым мы научились летать, высадились на Луну и ездим на самоуправляемых машинах.

Несмотря на то что видение одной вещи за раз является необходимым и полезным процессом, оно зависит от более широкого видения, происходящего в правом полушарии мозга. Это иронично, если учесть, как левое полушарие маскируется под хозяина. Нам нужна правая часть мозга, чтобы понять предназначение автомобиля или нашей пищеварительной системы, и только тогда мы можем сосредоточиться на конкретных частях, которые составляют эти более масштабные процессы.

 

Метафора

 

Давайте попробуем соединить это в модель, которую левое полушарие сможет понять лучше, потому что правое уже все понимает. Хороший способ сделать это – применить метафору. Чтобы метафора вообще что-то значила, нужно уметь устанавливать связи, которые не очевидны при фокусировании только на линейных процессах.

Например, чтобы описать, что такое любовь, можно сказать: «Любовь – это роза: красивая, но с шипами, которые иногда могут ранить». На работе мы можем «опережать», «отставать» или «достигать вершины». В этих метафорах мы наносим абстракцию на карту восприятия. Метафоры обращаются как к левому, так и к правому полушарию мозга, здесь левое опирается на правое. Метафоры создают связи, которые находятся за пределами буквального понимания, даже если левое полушарие иногда воспринимает их в самом деле. Представьте, что кто-то предложил вам какую-нибудь идею в качестве «пищи для размышлений», но вы отказались, объяснив это тем, что только что поели.

Точно так же мысль о том, что вселенная – машина, похожая на часы, может быть полезной метафорой. Если дать волю, левое полушарие может привести нас по пути буквального понимания прямо к трагическому выводу: что, если мы тоже всего лишь машины внутри большей, безжизненной машины? Такое мышление наверняка приведет к страданию.

Приравнивание восприятия к пониманию – это суть метафоры: мы берем что-то абстрактное и соединяем это с опытом правого полушария, надеясь, что левое уловит смысл. Существует большое количество исследований, показывающих, что правая часть мозга имеет решающее значение для осознания метафоры и что люди с ее повреждением воспринимают стихи, метафоры и сарказм[80] буквально. А это значит, что они упускают связь.

В философии и религии существует давняя традиция использования метафор для поиска смыслов, особенно на Востоке. Палийский канон[81] – это собрание сочинений, считающееся лучшим письменным источником учений Будды. Этот текст включает в себя более тысячи метафор[82]. В буддизме разум – это резервуар, потому что вода в нем становится прозрачной, когда ее не беспокоят, а «срединный путь» выражает сдержанность. Даже само понятие «Будда» основано на метафоре, потому что первоначальный палийский термин буквально означает «тот, кто бодрствует». Если понимать его так, это означает, что любой, кто не спит, уже будда, хотя, конечно, бодрствование в данном контексте – это процесс осознания реальности и свобода от гипнотизирования сказочными историями о ней.

С помощью метафоры мозг устанавливает связь между паттерном нейронной активности и реальным, подлинным миром. Кроме того, метафора выступает сердцем поэзии. Как пишет американская поэтесса Эмили Дикинсон: «Надежда – сущность с перышками». Вы не найдете ее, если будете воспринимать это высказывание буквально, но правое полушарие увидит необычный путь, которым связаны надежда и перья. В этом смысле наше само восприятие похоже на поэзию, а базовые осознанные переживания – на написание стихотворения.

На мой взгляд, причина, по которой буддизм и другие духовные традиции так часто используют метафоры, заключается в том, что они обходят фильтрующие функции интерпретирующего разума. Большинство из них кажутся простыми и невинными, поэтому интерпретатор не использует свои защитные механизмы. К тому времени, когда правое полушарие становится активным, переживание в какой-то степени уже выходит за рамки левой части мозга.

В отличие от вербальной тишины, существующей в правом полушарии, большинство событий на левой стороне – идеи о других идеях или идеи об идеях об идеях, как в некой самодельной бюрократической машине. Все эти истории и интерпретации – лишь абстракции, так что можно сказать, что все происходящее в левом полушарии – это бесчисленные изображения, отраженные в нематериальной воде. Или, как сказал бы дзен-буддист, «разум – это вода».

 

Пространственная обработка

 

Как упоминалось в предыдущей главе, правое полушарие – ключевое в пространственной обработке. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на одной вещи за раз, эта часть мозга воспринимает всю картину целиком: и сами вещи, и промежутки между ними. Можно сказать, что правое полушарие понимает, что фигура определяется ее фоном; левое же это упускает.

Правда состоит в том, что ни одна фигура не может существовать без фона, а форма фона зависит от этой фигуры. Это так просто, что вы можете упустить фундаментальную важность происходящего, особенно если сильно идентифицированы с левым полушарием мозга. Например, давайте на минутку вернемся в детский сад и подумаем о чем-то простом, как, например, разница между числами один и два. В чем она заключается? Это не сущность, которая превращает один в два, а пространство между ними. Пространство между единицами создает два.

 

I I

 

А в чем разница между два и три?

 

I I I

 

В большем пустом пространстве. А что такое четыре? Вещи неразрывно связаны с пространством. Оно соединяет все, создает все вещи. Помните небольшое упражнение, которое мы делали в главе 1? Левополушарный интерпретатор фокусировался только на объектах в комнате, и вы даже не учитывали пустоту при перечислении того, что видели.

Символ даосизма Инь-Ян прекрасно выражает эту истину. Белое необходимо, чтобы видеть черное, а черное – чтобы видеть белое. Здесь заключен смысл, который не может быть понят левым полушарием, посыл, который эти древние мастера передали нам в виде изображения.

Точно так же как фон определяет фигуру, пространство определяет все вещи в мире, потому что оно – это первичный фон. Без пространства или пустоты не могло бы существовать никаких отдельных вещей. Это наводит на мысли, почему у буддизма и особенно дзен-буддизма такой роман с ними, ведь эти концепции делают возможным все остальное. Рассмотрите этот раздел из «Сутры сердца»[83] Буддизма Махаяны:

 

Форма – пустота, а пустота – форма.

Пустота не отлична от формы,

форма не отлична от пустоты.

Что форма – то пустота,

что пустота – то форма [84].

 

Этот отрывок показывает взаимосвязанность идей пустоты и формы как целого, а не категориально разделенного.

Подумайте над чтением: слова на этой странице настолько взаимозависимы от окружения, что мы не можем отделить их от пустого пространства вокруг. Слова выделяются только потому, что они отличаются от фона. Пространство между линиями и кривыми, которые составляют буквы, так же важно, как и сами буквы. В некотором смысле это пространство можно назвать даже более важным, поскольку именно оно создает разницу между одним словом и всем остальным.