Рассказанная номенклатурщицей Валентиной, представляющая собой один из способов сохранения душевного здоровья и равновесия

Был у моего мужа друг детства Костя. Я его долгие годы знать не знала, только мужнины рассказы слушала: какой Костя умный, какой талантливый, какой замечательный друг. Очень мне его увидеть хотелось. А Костя этот сделал замечательную карьеру, работал за границей, изредка приезжал в Москву. Тогда мой муж срывался, как помешанный, и ехал к нему повидаться. Меры любопытство разбирало: что за Костя такой? Как муж уедет к нему, — я места себе не нахожу, про этого таинственного Костю думаю. И представился он мне чем-то вроде Штирлица, из «Семнадцати мгновений весны», этакий красавец разведчик с грустными глазами.

И вот как-то Павлик получает от своего Кости письмо, читает и начинает плясать с письмом в руке.

— Костя к нам в гости едет! На целых три дня!

Что тут началось! Павлик весь распределитель горисполкомовский растряс, все собирал для друга закуски. Меня заставил пироги печь: «Костя русскую кухню любит!»

Я днем убегаю с работы, по магазинам ношусь, квартиру прибираю, а ночью лежу без сна и все этого таинственного Костю пытаюсь представить.

И вот появился наш долгожданный гость. Вошел он, я чуть не ахнула; в точности Штирлиц из фильма! И челюсть вперед, и глаза грустные. На меня глянул, улыбнулся, руками развел.

— Ну, Павел, отхватил же ты себе русскую красавицу! Таких девах за границей не водится, разве что в Баварии, но те без нашего огонька! Хороша, прямо скажем, хороша!

Я чуть смутилась, но смело говорю в ответ:

— А если так, то чего ж зря за границей болтаться? Жили бы здесь, мы бы вам невесту по вкусу живо нашли.

— Да нет… Я холостяк по убеждению.

— И по должности! — объявляет мой супруг. А Костя усмехнулся невесело и кивнул:

— Да, пожалуй что и по должности тоже.

Ох, милые мои, тут я про себя решила, что Костя точно в разведке работает. Романтика, а?

Ну, погостил он у нас три денечка. Все больше с мужем беседовал, гуляли они где-то вдвоем. Я вокруг стола Вертелась, готовила им завтраки, обеды и ужины, а они завтракали, обедали и ужинали. Обидно мне было, что Костя на меня внимания особого не обращал, а что поделаешь? Может, он в своих парижах и лондонах не таких красавиц видывал, а мне только комплименты говорил про русскую мою красоту? Мне вроде и все равно, а досадно.

Понравилось у нас Косте. Прощаясь, он мне руку целует и говорит:

— Дурак я был, что, приезжая домой, по гостиницам ошивался. Если хозяюшка не возражает, теперь буду почаще у вас останавливаться.

— Милости просим! — отвечаю.

С этого раза так и повелось, Костя каждые год-два у нас появлялся. Для мужа это праздник был, а для меня — сердечная морока. Знала я, что нечего мне на Костю глаза пялить. Он мне не пара, да и дружба у них с Павликом настоящая была, не стал бы он другу подлость делать. И все же чувствовала я, что тянет Костю ко мне, тайно тянет. Может, он и сам не догадывался или виду не подавал, но я замечала. Выхожу из комнаты на кухню, а взгляд его на моей спине горит прямо. Чувствуем мы это, бабы, всей кожей чувствуем ведь. И стало со мной такое твориться, что и вспомнить страшно. За месяц до Костиного приезда я ни одной ночки спокойно не сплю, думаю о нем непрерывно, извожусь прямо сказать нельзя как. И все про себя думаю: «Да неужели ж и одной ночи у нас с ним никогда не будет?» Ребенок уже у нас с Павликом, крепко живем, а как Костин наезд в гости — на меня лихорадка нападает. И случилось раз так, что он приехал, а мужу в срочную командировку отправляться надо. Денек они вместе побыли, а на другой Павлик уехал, и Костя тоже стал собираться. Тут я ему говорю:

— Вам-то куда торопиться, Константин Ильич? Вы уж оставайтесь, побудьте у нас. Пироги-то вон не съедены! Поглядел он на меня внимательно и остался. А ночью я сама к нему пришла в мужнин кабинет, где он спал. Он хоть и ждал этого, знала я, а все же попытался сопротивляться:

— Вы с ума сошли. Валя! А как же Павел?

— Я этой ночи пять лет жду. Мне одна ночь всего и нужна, а Павлу все остальные останутся.

Ох, и ночка была у нас, милые! Я прямо чувствовала, как тоска моя из каждой клеточки жаром выходит и в Костю переливается — пять лет ведь копилось! И все легче и легче мне становилось, а к утру стала я вся чистая от этой любви моей запретной. Вышла она из меня. Поглядела я на Костю, а у него вокруг глаз чернота и в глазах черная тоска горит. И говорит он мне первые утренние слова:

— Я тебя никогда не забуду, Валентина.

— Знаю. Не забудешь. Зато я теперь тебя смогу забыть, не разрушить теперь тебе мою жизнь.

— Разве тебе плохо было со мной?

— Хорошо, Костенька. Так хорошо, как никогда с мужем не было. Да ведь это не от тебя зависело, это моя дурь была. Прошла она. Все, вылечилась я от тебя. Теперь гуляй по своим заграницам, помни Валину ночку, а мне дальше жить. Здесь, с Павликом.

Понял он меня. В дверях обнял так, что кости хрустнули, и еще раз сказал:

— Я тебя никогда не забуду!

И ушел. Навсегда. Больше он уже к нам не приезжал, а Павлику писал, что дела не пускают. И я легко теперь его вспоминаю. Вспомню, улыбнусь своей смелости и дальше живу.

— Ну и молодец ты, Валентина! С каждым днем ты мне все больше нравишься, хоть и влюбляешься в шпионов.

Это бросила реплику Альбина, которой как раз подошла очередь рассказывать.

— А я бы на такое никогда не решилась, — вздохнула Галина.

— Вот потому ты и тощая такая, — засмеялась Альбина. — Мораль тебя заедает. А против Валиного здоровья никакая мораль не устоит! Теперь я вам расскажу, как со мной один хитрый мужик устраивался, чтобы жене изменять.

История пятая,