В. И. Ульянов (ленин) и Иван Бабушкин

 

Много лет назад социализм был лишь мечтой. Её вынашивали в глубоком подполье люди лачуг и дымных мастерских, люди, поставившие целью своей жизни ниспровержение самодержавной власти. Это была на первых порах совсем маленькая горсточка борцов. На рабочих окраинах Петербурга рождалась новая и могущественная сила — именно она в Октябре 1917-го потрясла до основания не только старую Россию, но и весь мир! Именно здесь, в столице Российской империи — на Шлиссельбургском тракте, Старо-Петергофском шоссе, Заставской улице, Большом Сампсониевском проспекте, Кожевенной и Косой линиях Васильевского острова — впервые скрестились пути научного социализма и пролетарского движения, сошлись жизненные пути Владимира Ильича Ульянова и его друзей, соратников и единомышленников — питерских рабочих. В подпольных кружках, на тайных рабочих сходках закладывались в ту пору основы Коммунистической партии и занималась заря грядущей пролетарской революции…

В числе тогдашних учеников и соратников Ильича был и мастеровой Семянниковского завода (ныне Невский машиностроительный завод имени В. И. Ленина) Иван Васильевич Бабушкин. Это о нём писал В. И. Ленин: «Всё, что отвоёвано было у царского самодержавия, отвоёвано исключительно  борьбой масс, руководимых такими людьми, как Бабушкин».

 

Петербург для Бабушкина начался весной 1883 года с бакалейной лавчонки в Апраксином дворе, приказчичьих зуботычин и нелёгких четырёх лет жизни «в мальчиках». Потом была болезнь глаз (припухлость век осталась навсегда — она значилась в полицейских документах, как одна из примет «опасного государственного преступника»), тифозная горячка, сумрачная палата в Мариинской «больнице для призрения бедных»… Здесь Ваня Бабушкин познакомился с соседом по койке — бывшим балтийским матросом. Он многому научил «купецкого юнгу». По совету моряка Ваня весной 1887 года переехал в Кронштадт и здесь за четыре года ученичества в казённых торпедных мастерских Кронштадтского порта стал первоклассным слесарем.

Но опостылела Бабушкину казарменная обыденщина морской крепости. Летом 1891 года он вернулся в Питер. Как водится, чтобы поступить на работу, пришлось поставить мастеру угощение. И вот 19 июня 1891 года в табельной книге Семянниковского завода писарь вывел запись о поступлении слесаря Ивана Бабушкина, по рабочему нумеру 323, в паровозно-механическую мастерскую.

Заводская жизнь оказалась нерадостной. Приходилось работать по одиннадцать-двенадцать часов в день. Донимали и «экстры» — сверхурочные работы, за которые никакой платы не полагалось.

Идя после такой «экстры» по Шлиссельбургскому тракту с завода домой, Ваня от усталости засыпал на ходу.

Тракт, словно огромный грязный червяк, пересекал Стеклянный городок, село Смоленское, Фарфоровское, Александровское…

Спотыкаясь о булыжники, молодой слесарь брёл, не разбирая дороги. Двадцать минут, которые тратил Ваня, чтобы добраться домой, казались ему вечностью. Еле передвигая ноги, шёл он по разбитым дощатым мосткам, и чудилось ему, будто плывёт он в лодке по спокойной, заросшей ивняком речушке родного села. И вдруг лодка ударяется о корягу, Ваня приходит в себя. Перед ним фонарный столб. Потирая шишку на лбу, молодой слесарь растерянно оглядывается… Вот, наконец, и квартира. В полном изнеможении, наскоро умывшись и сняв одежду, валится он на койку, чтобы в пять утра, по гудку, снова подняться на работу…

Вскоре Ваня познакомился с товарищами по мастерской. Один из слесарей — Илья Костин, подружившись с Бабушкиным, однажды дал почитать ему листовку, в которой зло высмеивалось самодержавие. Особенно поразили Ваню стихи:

 

Я нашёл, друзья, нашёл,

Кто виновник бестолковый

Наших бедствий, наших зол.

Виноват во всём гербовый,

Двуязычный, двуголовый,

Всероссийский наш орёл…

 

От Костина Бабушкин впервые услышал слово «нелегальная» и узнал о людях, которые сочиняют и тайком распространяют такие листовки.

Илья Костин познакомил Бабушкина с одним из таких людей. Это был токарь паровозно-механической мастерской Сергей Иванович Фунтиков. За большую начитанность, передовые взгляды, окладистую бороду рабочие прозвали его «Патриархом».

От «Патриарха» Бабушкин узнал о делении общества на классы, о классовой борьбе, от него же получил тайком запрещённые книги и листовки. Стремясь во всем подражать Фунтикову, Ваня приохотился к чтению, в нём пробудилось желание учиться. Он не пил, не курил, не принимал участия в драках «стенка на стенку». Вернувшись с работы, он занавешивал окошко, зажигал керосиновую лампу-семилинейку и садился читать. Хозяйке Ваня объяснял: «Рабочий, который не пьёт, не курит и не ходит в церковь, для полиции подозрителен. Вот почему приходится занавешивать окно».

Осенью 1894 года в мастерской разнеслась весть о приёме в вечернюю воскресную школу. Многие мастеровые потянулись на Шлиссельбургский тракт, к дому 65. Там, в трёхэтажном доме, принадлежавшем Корниловым, помещалась школа.

В ту пору в России появилось немало воскресных школ для рабочих, где реакционные учителя забивали головы своих учеников всякой казённой и религиозной дребеденью. Корниловская школа, формально не отличаясь от прочих подобных школ, на самом же деле была совершенно иной. Учителями в ней работали революционеры-марксисты: Надежда Константиновна Крупская, Лидия Михайловна Книпович, Зинаида Павловна Невзорова и другие. Все они были связаны с петербургским марксистским кружком «стариков», руководимым Владимиром Ильичём Ульяновым.

Под прикрытием официальных программ рабочим не только преподавали арифметику, географию, историю, русский язык и химию, но глубоко и умело разъясняли политическую экономию по Марксу, вели антирелигиозную пропаганду, рассказывали о революциях и революционерах.

С жадностью впитывал Бабушкин знания, каждую свободную минуту отдавая чтению.

Глубокой осенью 1894 года Бабушкин при содействии рабочего Василия Шелгунова стал посещать подпольный кружок. В это время за Невской заставой появился новый «лектор» — так рабочие называли руководителей кружков. 24-летнего лектора звали «Николай Петрович».

Это был Владимир Ильич Ульянов.

Новый лектор сразу же пришёлся рабочим по душе. В нём всё было привлекательно: и энергичные жесты, и заразительный смех, и сердечное дружелюбие. Особенно обращало на себя внимание умение нового лектора слушать бесхитростные рассказы мастеровых.

Корниловская школа, занятия в нелегальном кружке Владимира Ильича формировали из ранее забитых и покорных мастеровых активных борцов за пролетарское дело.

В конце декабря 1894 года за Невской заставой разыгрались события, которые в столичных газетах изображались, как «бунт на Семянниковском заводе». Перед рождественскими праздниками рабочим не выдали заработок. Мастеровые пошли к заводской конторе. Там никого не было. Кто-то швырнул в окно снежок, раздался звон разбитого стекла. Проходная подверглась форменному штурму. С улицы и изнутри, с заводского двора, в вывеску с двуглавым чугунным орлом полетели камни, колья. Кто-то поджёг крыльцо дома управляющего заводом Ярковского.

Спешно прибывшие к заводу городовые и пожарные разогнали «бунтовщиков».

Поздним вечером того же дня при участии Бабушкина была составлена листовка о случившемся. Бабушкин сам переписал её, потом текст был оттиснут на самодельном мимеографе и сшит в маленькие тетрадочки. Бабушкин той же ночью разбросал их в мастерских завода.

Утром рабочие читали понятные всем, простые слова листовки: «Возьми стальную пружину, надави её разок да отпусти — она тебя же ударит, и больше ничего. Но всякий из вас знает, что если постоянно, неотступно давить эту пружину, не отпуская её, то слабеет её сила и портится весь механизм… Это надо написать каждому рабочему в своём мозгу… Давить-то нужно, но уж давить, так давить дружней, всем в одну сторону и не отпускать, а то опять ещё больней ударит».

Несмотря на то, что после «бунта» за Невской заставой прокатилась волна полицейских преследований, рабочие уже знали, что где-то в подполье появились надёжные защитники их интересов.

К осени 1895 года разрозненные рабочие кружки были объединены в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» — прообраз Коммунистической партии. Одним из выдающихся деятелей «Союза» стал Иван Васильевич Бабушкин.

В декабре 1895-го и в январе 1896 года по Петербургу прокатилась волна жандармских набегов и арестов. В тюрьме оказались более 80 деятелей «Союза борьбы», в том числе Владимир Ильич, Бабушкин, Кржижановский и другие.

Однако ни одиночка, ни полная оторванность от внешнего мира не могли поколебать духа и твёрдости Ивана Васильевича. На допросах он держался стойко, ни единым словом не обмолвился о рабочей организации и её руководителях. Бабушкин знал, что под одной крышей с ним, в камере № 193 петербургской «предварилки», находится и «Николай Петрович». И это придавало бодрости и сил.

 

Стремясь как-то дать знать о себе на волю, Бабушкин — уже понаторевший в искусстве конспиратора — написал заявление о том, чтобы его личные вещи, оставшиеся на квартире после ареста, были переданы сестре Марии. Так родные узнали, что он жив.

Миновал 1896 год. 29 января 1897 года последовало «высочайшее повеление» о высылке арестованных по делу «Союза борьбы» без суда. Владимира Ильича выслали на три года в село Шушенское Енисейской губернии. Бабушкин получил возможность выбрать себе место высылки, и он назвал Екатеринослав (с 1924 года — Днепропетровск). Выбор был отнюдь не случайным. Ещё в «предварилке» по тюремному «телеграфу» кто-то передал ему совет (уж не Владимира Ильича ли?) выбрать местом высылки этот город. Так Бабушкин очутился в молодом, быстро растущем промышленном центре Юга России.

А дальше было всё так, как учил Ильич: создание кружков, Екатеринославского «Союза борьбы», печатание листовок, выпуск газеты «Южный рабочий» и, конечно, тяжкая, полная опасностей и лишений жизнь профессионального революционера… Все тяготы этой жизни делила с Иваном Васильевичем и его жена — Прасковья Никитична.

Зимой 1900 года Бабушкины, скрываясь от преследования полиции, уезжают из Екатеринослава.

Пятнадцатого июля того же года Бабушкин встретился с Владимиром Ильичём Лениным в Смоленске.

Владимир Ильич приехал в Смоленск 14 июля и остановился в Европейской гостинице. Бабушкин к тому времени уже обосновался в городе, живя здесь на нелегальном положении.

В Смоленске Бабушкин получил от Ильича весьма важное задание — стать «искровским» агентом. В скором времени Иван Васильевич уехал во Владимирскую губернию для ведения подпольной работы среди текстильщиков этого края, прозванного «Русским Манчестером». Бабушкин создавал кружки, распространял «Искру», сам активно сотрудничал в ней. Но «товарищ Богдан» (одна из партийных кличек Ивана Васильевича) был выслежен полицией и 23 декабря 1901 года арестован, а затем отправлен этапом в Екатеринослав.

Здесь его посадили в тюрьму при 4-м полицейском участке. Бабушкину удалось связаться с волей. Он получил спрятанную в колбасном круге пилочку. Перепилив решётку в окне камеры, Иван Васильевич в ночь на 29 июля 1902 года совершил побег. Он решил добраться до Лондона, где жил в то время Ленин. По дороге, в Германии, Бабушкин едва отбился от вербовщика рабочей силы на американские сахарные плантации; и на этот раз спасла находчивость конспиратора: подписав контракт (разумеется, не своей, а чужой фамилией) и получив деньги на дорогу, Бабушкин, не теряя ни минуты, перебрался во Францию, а оттуда в Лондон, где находилась тогда редакция «Искры».

 

…Миссис Йо, хозяйка меблированной квартиры на Холфорд-сквер, 30, удивилась, услышав стук дверного молотка. Её жильцы — мистер Якоб Рихтер с женой — уехали с утра осматривать Лондон, обещав вернуться не скоро.

Она открыла дверь. На пороге стоял молодой, худощавый человек. Помятый костюм, странная блинообразная фуражка, надвинутая глубоко на лоб…

Бабушкин стоял перед англичанкой, переминаясь с ноги на ногу. Во рту пересохло. Молчаливое обоюдное разглядывание длилось бы неизвестно как долго, если бы Иван Васильевич не решился заговорить первым. Едва переводя дух от волнения, он произнёс:

— Ульянова мне… Владимира Ильича… То есть, мистера Рихтера!

— Йес, мистер Ритчер…

— Значит, здесь?! — воскликнул Бабушкин. Он готов был пуститься в пляс уже от одной мысли, что все злоключения позади, что он на пороге квартиры, где живёт Владимир Ильич! — Где же он? Можно ли видеть его? Сейчас же, сию минуту? Дома нет? Когда будет?..

Миссис Йо жестом пригласила Бабушкина войти. Он очутился в комнате, видимо, столовой, и осмотрелся. Чисто. Уютно. Множество книг, журналов, газет. Посреди комнаты большой овальный стол, у стены диван. Правее дверь в соседнюю комнату.

Иван Васильевич с трепетом и благоговением оглядывал комнату. Так вот он, «искровский» центр, святая святых партии!

Бабушкин присел на краешек дивана. Мерно тикали старинные бронзовые часы. Чистый хрустальный звон наполнил квартиру, словно звучала басовая серебряная струна. Иван Васильевич и не заметил, как склонился на жесткий валик дивана. Журнал выпал из рук…

Проснулся он оттого, что кто-то энергично тряс его за плечи.

— Иван Васильевич, дорогой! Вставайте! Ба-ба, да ты, Надюша, погляди только на него! Он же весь малиновый! Батюшки-светы!

Звонкий, искристый смех и весёлые возгласы привели, наконец, Бабушкина в себя. Секунду-другую он глядел сонными глазами на двух хохочущих людей. Владимир Ильич присел рядышком на диван. Бабушкин не выдержал и тоже расхохотался. Даже невозмутимая миссис Йо, показавшаяся в дверях, и та улыбнулась.

Надежда Константиновна сквозь смех проговорила:

— Ну и уморил, Иван Васильевич! Ай-да причёска, ну и цвет волос!

— А это меня так выкрасили, чтобы полиция не выследила. Да краска-то вылиняла, — смущённо объяснил Бабушкин.

Владимир Ильич, обняв Бабушкина за плечи, подвёл его к окну.

— Дайте разглядеть вас получше, Иван Васильевич. Возмужал… Гм… Морщины возле глаз… А ведь вам нет ещё и тридцати, кажется?

— И похудел, — добавила Надежда Константиновна.

— Отобедаем, Надюша. Баснями соловья не кормят.

Когда с едой было покончено, Владимир Ильич сказал:

— Ну-с, дорогой Иван Васильевич, теперь мы будем внимательно слушать вас. Пожалуйста, как можно подробнее рассказывайте о России. — Ленин придвинул к себе поближе толстую тетрадь в клеенчатом переплёте и вооружился карандашом. — Нам необходимо, архинеобходимо знать о положении в России на месте, из верных рук, именно лично от вас!

За беседой не заметили, как наступила ночь.

— Вот время-то бежит! — ахнула Надежда Константиновна. — Уже четверть второго! Спать, спать, и никаких больше разговоров!

Не скоро уснул в ту ночь Иван Васильевич. Лёжа с закрытыми глазами, он услышал, как Владимир Ильич и Надежда Константиновна на цыпочках подошли к дивану.

— Он ли это? — шёпотом спросила Надежда Константиновна. — Тот ли это Бабушкин, рядовой слесарь Семянниковского завода в Петербурге, ещё совсем недавно ходивший в воскресную школу, а теперь ставший подлинным партийным деятелем?

— Он, он. И не он, — так же тихо ответил Владимир Ильич. — Это, Надюша, новый человек новой России! — В его голосе звучала необыкновенная теплота. — Это и есть настоящий герой нашего времени!..

 

С паспортом на имя полтавского мещанина Григория Константиновича Шубенко, Иван Васильевич появился в конце октября 1902 года в Петербурге. Поселился он на Охте. Профессию себе Бабушкин придумал вполне подходящую и удобную — агент страхового общества. Это позволяло ему беспрепятственно бывать во всех уголках города, видеться с нужными людьми, посещать явки. А партийная кличка Бабушкину была придумана Надеждой Константиновной Крупской — «Новицкая». Знали его в Питере и как «товарища Богдана».

Примерно через месяц Бабушкин послал Владимиру Ильичу подробный отчёт о положении в Петербургской организации РСДРП. Он сообщал, что сумел уже подобрать на нескольких заводах и фабриках нужных и верных людей, и просил у Владимира Ильича советов на дальнейшее. Владимир Ильич тотчас же ответил «Новицкой» и в конце письма добавил: «Жду ответа и крепко жму руку. Смотрите, обязательно исчезайте при первом признаке шпионства за Вами».

В конце декабря 1902 года Бабушкин писал Ленину в Лондон о новых успехах: влияние противников «Искры» подорвано, сильно возрос спрос на литературу.

Шестнадцатого декабря 1902 года Владимир Ильич писал Бабушкину в Петербург: «Приветствуем энергичное поведение Новицкой и ещё раз просим продолжать в том же боевом духе, не допуская ни малейших колебаний». А в письме к Е. Д. Стасовой в Питер Ильич подчёркивал: «И пока есть у вас Богдан, нельзя и на безлюдье жаловаться». Надежда Константиновна в эти же дни писала товарищам в Киев о том, что Бабушкину необходимо срочно послать новый «платок» (на языке подполья — паспорт), ведь «на нём там теперь всё держится, и если он погибнет из-за документа — прямо позор».

Однако новый «платок» не поспел… 7 января 1903 года Бабушкин был арестован у себя на квартире. Вместе с ним в тюрьму увезли его жену Прасковью Никитичну, четырёхмесячную дочь Лидию (она потом умерла в пересыльной тюрьме) и пришедшего в гости Василия Шелгунова…

На этот раз жандармы не позволили Ивану Васильевичу выбирать место высылки. Он был отправлен по этапу на «полюс холода» — в Верхоянск, на пять лет.

Но и в ссылке Иван Васильевич не сложил оружия. Бабушкин сплотил колонию политических ссыльных в их борьбе с произволом, а когда грянула революция 1905 года, немедленно покинул Верхоянск и помчался в Иркутск, а оттуда в Читу. Здесь он сразу же окунулся в гущу революционной борьбы. Он становится членом Читинского большевистского комитета.

Талант Бабушкина как организатора-большевика развернулся в Чите в полную силу: сказалась великолепная школа Владимира Ильича, которую Бабушкин прошёл за десять лет.

Иван Васильевич выступал на митингах, его можно было увидеть среди железнодорожников в депо Чита—Главная, в солдатских эшелонах, в бурятских аймаках под Читой.

Между тем на восставшую Читу надвигалась гроза: с запада, через всю Сибирь, двигался поезд карательной экспедиции барона Меллера-Закомельского, а с востока, из Харбина, приближались каратели другого барона — Ренненкампфа.

Спешно создавались и обучались рабочие вооружённые отряды. Оружие добывалось тут же на месте: у солдат, возвращавшихся в Россию с Дальнего Востока после позорной русско-японской войны. Так, отряд вооружённых рабочих во главе с Бабушкиным, при поддержке солдат железнодорожного батальона, захватил 13 вагонов с винтовками и запасными частями к ним, 5 вагонов с патронами и артиллерийскими снарядами, а также вагон пироксилиновых шашек. Все эти вагоны были отцеплены от поезда под видом «срочного ремонта букс».

План читинских большевиков состоял в том, чтобы не допустить карателей и вместе с иркутянами дать бой на дальних подступах к Чите. Но этим планам не суждено было осуществиться. 31 декабря 1905 года в Иркутске собрались, под видом встречи Нового года, местные большевики, чтобы обсудить положение. Сходка была выслежена, и все её участники схвачены жандармами.

Иркутским рабочим теперь особенно необходимо было оружие, и читинский комитет решает послать в Иркутск Бабушкина с транспортом оружия.

Шестнадцатого января всё было готово для отъезда в Иркутск.

Но было уже поздно — Иркутск пал… Не доезжая до него, на станции Выдрино, поезд, в котором ехали Бабушкин и его товарищи, был захвачен карательной экспедицией Меллера-Закомельского.

Бабушкина и его друзей втолкнули в теплушку для арестованных, прицепленную в хвосте поезда карателей. На станции Мысовая шестерых большевиков вывели из вагона и погнали прикладами влево от путей, туда, где в белесоватой пелене чернел скалистый берег Байкала.

Впереди шёл Бабушкин, высоко подняв обнажённую, разбитую прикладом голову. Он понимал: ведут на смерть. И он готовился встретить её так, как жил, — бесстрашно.

Грянули нестройно выстрелы. Снег заносил белым пологом тела расстрелянных, среди которых был и 33-летний Иван Васильевич Бабушкин. Это произошло 18 (31) января 1906 года…

Когда Владимир Ильич Ленин узнал о гибели Ивана Васильевича, он написал о нём тёплые, полные глубокой боли слова. Он назвал Бабушкина подлинно народным героем, гордостью партии.

Результаты борьбы нашего народа под руководством Коммунистической партии — замечательный памятник таким героям-большевикам, каким был Иван Васильевич Бабушкин.

Его именем названа одна из прекрасных уличных магистралей Невского района в Ленинграде, парки, Дворцы культуры, улицы, заводы, колхозы, школы в Москве, Ленинграде, Харькове, Вологде, Днепропетровске, Верхоянске, Якутске, Чите, Улан-Удэ, Сыктывкаре. Село Леденгское, где прошли детские годы Ивана Васильевича, теперь село Бабушкино. Город Мысовск, где Иван Васильевич провёл свои последние минуты, теперь город Бабушкин. Воды Тихого океана бороздит теплоход «Иван Бабушкин». Новая ленинградская телевизионная башня — также своеобразный памятник Ивану Васильевичу: ведь она изготовлена на Днепропетровском заводе имени Бабушкина…

 

Р. Ксенофонтова

ТРИ ВСТРЕЧИ С ЛЕНИНЫМ

 

— С товарищем Лениным я встречался только три раза. Для меня было величайшим счастьем встретиться с ним и пожать ему руку, — так говорил замечательный сын японского народа, всемирно известный революционер Сэн Катаяма.

Он родился третьего декабря 1859 года в глухой горной деревушке на острове Хонсю в большой крестьянской семье. Раннее детство Катаямы прошло в феодальной Японии. В то время школы находились при буддийских храмах; некоторое время мальчик обучался у монахов китайской письменности, читал китайскую литературу и древнюю историю. Только после буржуазной революции 1868 года в Японии появились общеобразовательные школы. В такой школе Катаяма-подросток проучился всего сто дней. Тяжёлые материальные условия семьи заставили его бросить учёбу.

Однако это недолгое пребывание в школе пробудило у него огромный интерес к математике, географии и другим наукам. Катаяма самостоятельно изучает программу начальной школы, а затем, в 1881 году, в возрасте двадцати двух лет уезжает в Токио в надежде получить здесь образование. Эта мечта крестьянского юноши, не имевшего средств для жизни и учёбы, была фантастической. Очень скоро Катаяма сам в этом убедился. В столице найти какую-нибудь работу оказалось необыкновенно трудно и думать об учёбе не приходилось. После долгих мытарств он устроился чернорабочим в типографию. В Японии в то время упорно распространялись слухи о том, что в США образование может получить любой человек. В 1884 году Катаяма решает ехать в Америку.

Жизнь на чужбине оказалась нелёгкой. В США он прежде всего столкнулся с диким расизмом и на себе почувствовал, что такое бесправное положение «цветного». В этих исключительно сложных условиях он прожил двенадцать лет, работал батраком, кухонным рабочим, поваром, поденщиком. Учиться ему удавалось урывками; только упорное желание получить образование помогло Катаяме преодолеть все трудности. В 1895 году он закончил Иэльский университет в штате Коннектикут на северо-востоке США.

В возрасте тридцати семи лет Катаяма с дипломом бакалавра наук вернулся на родину, где мог стать преподавателем, журналистом, редактором или учёным-исследователем и хорошо обеспечить свою жизнь. Но он выбрал трудный и тернистый путь — путь революционера.

 

В конце XIX века в Японии наблюдался бурный подъём рабочего движения, и Сэн Катаяма фактически возглавил его. С группой товарищей он создаёт первые профсоюзные организации, на свои личные средства издаёт рабочие журналы, на страницах которых в простой и доходчивой форме пытается познакомить японских рабочих с социалистическим движением в странах Европы и Америки. Катаяма принимает участие в организации многочисленных митингов, проводит собрания среди рабочих, совершает агитационные поездки по стране. Много сил и энергии прилагает для образования социал-демократической партии Японии. В годы русско-японской войны Катаяма развернул широкую антивоенную пропаганду. Он писал, что японские и русские рабочие не питают вражды и ненависти друг к другу, и у них нет никаких оснований сражаться друг с другом.

С 1910 года в Японии наступает период чёрной реакции. Профсоюзы были разогнаны, социал-демократическая партия закрыта. Полицейским гонениям подверглись очень многие прогрессивные общественные деятели. И в этих исключительно сложных условиях, неожиданно для бесчинствующей полиции, в Токио вспыхнула забастовка шести тысяч трамвайщиков. Хорошо подготовленная и организованная, она закончилась победой рабочих. Забастовка показала, что реакции не удалось задушить рабочее движение в Японии. За участие в руководстве забастовкой Катаяма девять месяцев просидел в тюрьме. На суде обвинитель в своей речи сказал, что «Катаяма опасный человек, ибо это — тигр в овечьей шкуре, и подлежит высшей мере наказания».

Тюремный режим с его пытками и истязаниями сильно подорвал здоровье Катаямы. После заключения за ним была установлена круглосуточная слежка, газеты и журналы не помещали его статей. Издававшаяся им газета была оштрафована на сумму, уплатить которую он не мог, и она прекратила своё существование. Его семья фактически оказалась лишённой куска хлеба.

По совету и при помощи товарищей Катаяма в сентябре 1914 года эмигрирует в США.

Вначале он поселился в Сан-Франциско, но японский консул и здесь продолжал травлю Катаямы, тогда он срочно переехал в Нью-Йорк. В «демократической» Америке найти работу японцу, считавшемуся «цветным», было нелегко. Несмотря на свои знания и диплом, Катаяма смог работать только грузчиком, уборщиком, полотёром или садоводом. Так этот мужественный человек зарабатывал средства не только на жизнь, но и для революционной деятельности. Он находил время, чтобы писать статьи для прогрессивных журналов, в которых выступал против империалистической войны. Для японцев-эмигрантов он издавал журнал, небольшой по объёму, но на японском языке.

 

Октябрьскую революцию Катаяма встретил с восторгом, сразу оценив её всемирно-историческое значение. Он организовал группу японских коммунистов. Сотрудничая в американском Бюро Коминтерна, распространял Манифест и Обращение Коминтерна к рабочим всех стран; переслал эти документы также и в Японию.

Кроме этого, он много сделал для объединения американского коммунистического движения и вошёл в состав первого ЦК американской компартии. С 1920 года, преследуемый американской полицией, Катаяма уходит в подполье.

В 1922 году в Советской России по решению III конгресса Коминтерна должен был проходить I съезд трудящихся Дальнего Востока; Сэн Катаяма, являясь одним из его инициаторов и организаторов, покидает Америку и едет в Россию.

В Москву он приехал холодным снежным утром 14 декабря 1921 года. Этот уже пожилой, шестидесятидвухлетний человек с огромным интересом знакомился со столицей молодого социалистического государства. Он до конца своих дней остался жить в Советской России, посильно помогая и разделяя с её населением все трудности жизни того времени. Катаяма хорошо понимал большую значимость для истории всего международного движения событий этого раннего периода становления молодого социалистического государства и оставил свои первые впечатления о них.

Время было тяжёлое; только что окончилась гражданская война, хозяйство в стране оказалось разрушенным, и население полностью ещё не оправилось от страшного голода. Весь облик Москвы хранил отпечаток только что пережитых суровых дней. Дома в городе уже много лет не ремонтировались, стояли выцветшие, с облезлой краской и обвалившейся штукатуркой. Многие из них осели и дали трещины. Мостовые были изрыты ямами. Даже в столице лишь кое-где встречались магазины, в витринах которых выставлялись какие-то старые товары ещё дореволюционного времени. По вечерам в помещениях зажигали керосиновые лампы.

Но жители этого израненного города буквально поразили его. Сэн Катаяма с большим удовольствием встречался и подолгу беседовал с рабочими, крестьянами, красноармейцами; и ни от кого не услышал жалоб. Все были плохо одеты. Нередко красноармейцы стояли на посту в рваной обуви. Не хватало и пищи. А люди, живущие в таких неимоверно трудных условиях, как будто не замечали этого. Они много и весело смеялись; в Москве всюду слышались бодрые песни.

Как всё это было непохоже на Нью-Йорк или Сан-Франциско! Американские города процветали, по вечерам улицы светились электрическими огнями, а магазины буквально ломились от товаров. И тем не менее в глазах многих людей, даже слишком многих, читалась какая-то неуверенность, а порой и скрытое отчаяние. Они не были уверены в себе, в своём будущем.

В Москве 23 декабря 1921 года открылся IX Всероссийский съезд Советов. Сэн Катаяма был приглашён в качестве почётного гостя.

Здесь, на съезде, товарищ Катаяма впервые встретился с Лениным, но ему казалось, что он давно знает этого человека. На формирование мировоззрения Катаямы-коммуниста работы Ленина оказали огромное влияние. Многие из них он знал великолепно. В Америке Сэн Катаяма был одним из организаторов и редакторов прогрессивного журнала «Классовая борьба», на страницах которого печатались статьи В. И. Ленина. Его работу «Государство и революция» Катаяма перевёл на японский язык; высоко оценивая её как программу «перехода от капитализма к коммунизму», он широко распространял её среди японских рабочих-эмигрантов в США и тайно переправил в Японию.

 

В Нью-Йорке Катаяма был близко знаком со многими русскими революционерами-эмигрантами — В. В. Володарским, Г. Чудновским, встречался по работе с А. М. Коллонтай. Они рассказывали о Ленине как о человеке простом, сердечном и вместе с тем — гениальном организаторе.

И вот на трибуне съезда Сэн Катаяма видит этого удивительного человека, невысокого, с сильными плечами и высоким лбом. Он начал свой доклад — и зал замер. Прежде всего Владимир Ильич указал на упрочение положения молодого социалистического государства, существование которого ещё отказывались признать правительства капиталистов.

Голос Владимира Ильича звучит спокойно, почти не меняется интонация. На трибуне он держится просто и непринуждённо. Последовательно и логично развивает он свою мысль, для доказательства приводя один аргумент за другим.

На этом съезде Ленин особенно подчеркнул важность новой экономической политики, к осуществлению которой только что приступили. Некоторые люди не понимали её сущности и большого значения для восстановления экономики России. Владимир Ильич просто и убедительно показал, что НЭП поможет восстановить разрушенное хозяйство страны.

 

Владимир Ильич читал доклад почти три часа, не выказывая никаких признаков усталости. Сэн Катаяма не знал русского языка и не мог непосредственно следить за его докладом, но по тому, как слушали Ленина делегаты съезда, понял, что речь идёт об очень важном и близком всем этим людям. В зале всё это время стояла почти гробовая тишина.

После заседания Владимир Ильич принял японского революционера и сердечно пожал ему руку. Это была первая личная встреча Сэн Катаямы с Лениным. Вскоре состоялась и вторая встреча, но уже в несколько иной обстановке.

I-й съезд трудящихся Дальнего Востока открылся 21 января 1922 года и проходил в Москве в Доме Советов. На нём присутствовало 148 делегатов от революционных организаций девяти стран, в том числе Монголии, Кореи, Японии, Китая, Индонезии и др. Его делегаты обратились к В. И. Ленину с просьбой выступить на одном из заседаний. Владимир Ильич по состоянию здоровья сделать этого не мог, но пригласил представителей съезда приехать к нему для беседы.

Вечером группа выбранных делегатов, среди которых был и Катаяма, прибыла в Кремль. Их провели в рабочий кабинет Ленина. Здороваясь, Ленин пожал руку каждому из присутствующих. Выглядел он хорошо, был бодр и приветлив.

С огромным интересом и подробно он расспрашивал об условиях развития революционного движения в странах Азии. Очень чётко и просто изложил также свои взгляды по этому вопросу. И особенно подчеркнул настоятельную необходимость объединить революционные силы в каждой стране и создать единый революционный фронт на Дальнем Востоке. Обращаясь к товарищу Катаяме, заметил: «Вы защищаете единый фронт в дальневосточных странах». Действительно, в некоторых своих статьях Сэн Катаяма выступал за создание единого революционного фронта рабочих Кореи, Японии, Китая, Монголии и Индонезии для борьбы с империализмом на Дальнем Востоке, и в первую очередь — с японским империализмом. Это замечание Ленина свидетельствовало, что, несмотря на свою исключительную занятость, он всё же находил время знакомиться с прогрессивной литературой, издававшейся на иностранных языках.

Беседа длилась долго. В присутствии Владимира Ильича люди чувствовали себя свободно и просто. Своими вопросами и участием он вызывал на откровенность и сам удивительно хорошо умел слушать собеседника.

 

В конце этой встречи, прощаясь с Лениным и пожимая ему руку, Сэн Катаяма сказал:

— Я слышал, вы покидаете Москву и уезжаете в деревню отдохнуть?

— Да, — ответил Ленин.

— Я бы хотел, чтобы вы спокойно отдохнули и вернулись в лучшем состоянии здоровья!

— Я должен хорошо отдохнуть, я должен работать, все мы должны работать, — ответил Владимир Ильич.

Вспоминая эту встречу, Сэн Катаяма писал, что товарищу Ленину пролетариат обязан упрочением, а в ряде случаев и возникновением коммунистических партий на Дальнем Востоке. Это прежде всего относится к японской компартии.

Во время работы I съезда трудящихся Дальнего Востока, по предложению товарища Катаямы, собралась на своё специальное заседание японская фракция съезда. Она состояла как из представителей революционных организаций Японии, так и из коммунистической группы японцев, проживающих в США. На этом заседании было принято решение о создании Коммунистической партии Японии, разработан её первый Устав и Программа.

Это решение не было неожиданным, а явилось итогом большой и длительной работы, проделанной Сэн Катаямой. Живя в США, он поддерживал тесную связь с многими революционерами на своей родине. В мае 1919 года он специально отправил в Японию верного человека, чтобы провести всю подготовительную работу. И вот, 15 июля 1922 года в Токио в строго конспиративных условиях открылся I съезд Коммунистической партии Японии.

На IV Конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 года товарищ Катаяма присутствовал как заочно выбранный делегат (он не выезжал из Советской России) от этой новой компартии. Сэн Катаяма сделал доклад об её Первом Учредительном съезде и внёс предложение признать её секцией Коминтерна. Его предложение единодушно приняли, а Сэн Катаяму избрали членом Президиума исполкома Коминтерна.

На одном из заседаний IV Конгресса Коминтерна он третий раз встретился с В. И. Лениным. Это произошло 13 ноября 1922 года; Андреевский зал Большого кремлёвского Дворца был переполнен, ожидалось появление Владимира Ильича. Когда он вошёл, зал встретил его восторженными овациями, все делегаты встали и пропели «Интернационал».

Проходя на трибуну, Ленин пожал руку каждому из сидевших в президиуме. Сэн Катаяма почувствовал, что пожатие его руки стало уже не таким крепким, как прежде. Это сразу же напомнило ему о тяжёлой болезни Ильича и о том, что выступление на заседании потребует от него огромного напряжения.

Ленин говорил по-немецки, при этом голос его звучал ровно и уверенно. Он великолепно держался и издали казался совершенно здоровым.

В своём докладе он отметил значительные успехи и достижения Советской республики на пути к социализму и показал их большое международное значение.

Речь В. И. Ленина продолжалас<