Религия — это допущение существования некоторого высшего «нечто» и стремление установить с ним контакт.

Всё. На этом определение закончено. Его можно расписать более научно, с использованием слов «гипотетически» и «предположительно», но смысл от этого не изменится. Если мы будем сравнивать его с приведёнными ранее, в том числе энциклопедическими вариантами, то увидим — в языческой версии нет ни про «отношение к себе и миру», ни про «загробный мир», ни тем более про его «доминирование над обыденным существованием». Не найдем мы в нашей короткой формулировке и про «сверхъестественное», ибо не известно, сверхъестественное наше «нечто» или же наоборот — естественное. Про мораль и нормы поведения тоже ничего не говорится. И это всё неспроста - не от того, что не дописали, а от того, что этого всего там быть не должно. Определение религии должно определять религию, а не религию и всё, что в неё тащат её нечистоплотные адепты. В настоящем определении нет места даже «вере» или ещё какой безоговорочной убеждённости — довольно одного лишь допущения, рабочей гипотезы вида «допустим, там что-то есть — давайте попробуем это понять, лично для себя подтвердить или лично для себя опровергнуть».             

Это может показаться незначительным, но в этом «незначительном» аспекте лежит причина атеизма. Произошла подмена понятий, и многие люди искренне верят, что религия — это вера в тот или иной догмат, что религия — это вера в то, что говорят в ближайшей церкви\синагоге\мечети по поводу самых бытовых вопросов. На деле же, отдельный догмат или учение — не более чем вариант религии; вариант объяснения религиозного чувства и вариант описания той реальности, которая его порождает. И эти варианты, надо сказать, очень разные — в точности как люди, которые их утверждают в качестве последней, точной истины. Человек звучит гордо, но среди людей встречаются и дураки, и мерзавцы, и лицемеры — и с этим ничего не поделать. Таким образом, вследствие произошедшей подмены, когда образованный и не чуждый логике человек видит, что Бог не может быть таким, каким его описывает монотеизм; когда человек способный трезво и самостоятельно мыслить, видит, что такого Бога, как ему предлагают, быть не может — он думает, что опроверг религию и становится атеистом. Хотя на самом деле он опроверг монотеизм и ему следует обратиться к язычеству.

Оскорбителен сам факт, что сегодня верующий человек ассоциируется с унылым фантазером, который отрицает научные гипотезы, но верит в чудеса и волшебников. На самом деле следует уяснить, что религия:

НЕ подразумевает веры в чудеса.

НЕ подразумевает веры в сверхъестественное.

НЕ подразумевает веры в то, что человек был сотворен.

НЕ подразумевает веры с абсолютного и всемогущего Бога.

НЕ подразумевает морали и норм поведения.

НЕ подразумевает унизительного поклонения.

НЕ подразумевает рая и ада.

Религия подразумевает наличие Бога или Богов и возможность общения с ними. Всё остальное — лишь атрибуты отдельных религий, но не религии в целом.

Подмена понятий, когда отдельные, легко опровержимые утверждения возводятся в ранг определяющих веру или безверие, выгодна прежде всего монотеистам. Пересмотреть свои идеи и отказаться от ошибочных они не способны, но тех, кто не может поверить в откровенную чушь они предпочитают видеть среди атеистов. Это нормально, с учетом того, что они стоят на позиции НЕ жизни, АНТИ жизни. Не стоит скрывать того факта, что и язычники относятся к атеистам с большей симпатией, чем к представителям авраамических религий. Атеизм дальше от жизни, чем язычество, но значительно ближе к жизни чем монотеизм.

Интуитивное чувствование природы единобожия движет теми, кто объявляет себя атеистом. Это своего рода протест, против смертопоклонничества, которое насаждается «господствующими религиями», стремление к свободе из пут духовного рабства, из тлена и мрака молельных комнат.

Атеизм никогда не станет массовым, поскольку он является защитной реакцией человечества. Для человека неестественно быть атеистом — мы религиозны по своей природе. Если всё общество станет атеистическим, то через какое-то время оно неизбежно придет к естественной для человека религии — язычеству. Можно сказать, что атеизм для общества, подобен повышенной температуре для человека. Температура — реакция организма на инфекцию, атеизм — реакция общества на смертопоклонничество авраамических религий. Нет инфекции — нет температуры; не станет жизнененавистнических религий — не станет и атеизма. Атеизм — это нормальная реакция всего здорового и жизнелюбивого, что есть в человеке. Но самому быть только реакцией, а не творцом нового «завтра» - довольно уныло.

КАРГОКУЛЬТ. КАК ИСКАЖАЛИСЬ ЗНАНИЯ

Известно, что монотеизм взял многие идеи и мифы из языческих источников — этого не отрицают даже сами монотеисты, хотя, как правило, объясняют это весьма странным образом. По их версии это не они взяли и переписали на свой лад язычество, а язычники не то «предчувствовали истину», не то знали часть правды ещё до прихода «Истинной веры».

Подобный подход мог бы быть справедлив, если бы речь шла о науке. Дескать, люди интуитивно догадывались как обстоят дела, а наука подтвердила экспериментально-опытным путем и измерила. Но ведь монотеизм не наука, а религия, равно как и язычество. Религия располагающая теми же религиозными источниками познания. Таким образом, все претензии монотеистов на особые права сводятся всего лишь к утверждениям: «наш Бог лучше» или «мы правы, а вы нет». Хотелось бы избегнуть личных оценок, поэтому просто назовем такой подход несерьезным.

Как было отражено ранее идеи монотеизма, по большей части, совпадают с идеями язычества, но содержат некоторые отличия. Характер отличий таков, что в языческом оригинале все утверждения, как правило, взаимосвязаны и выстраиваются в цельную систему взглядов. Систему не противоречащую самой себе и не требующую дополнительных пояснений и трактовок. В монотеизме же, напротив, те же самые утверждения существуют как бы сами по себе и независимо друг от друга, единую систему собой не образуют и требуют дополнительных пояснений. Таким образом мы можем утверждать, что монотеизм являет собой классический культ Карго.

Культом Карго называют целый ряд квазирелигиозных течений на островах Меланезии. Когда во время второй мировой на островах строили военные базы, и часть поставляемого продовольствия раздавали местным племенам, они (племена) решили, что ящики с провиантом присылают им духи предков, а белые люди хитростью их перехватывают и отдают законному адресату лишь часть. Теперь, когда белые люди ушли, местные жители пытаются воспроизвести те самые «хитрости» - строят деревянные взлетные полосы и муляжи самолетов в натуральную величину, имитируют действия личного состава, рисуют на теле ордена и погоны, маршируют с деревянными винтовками и занимаются прочими забавными вещами. Бытует мнение, что если произвести особый магический обряд над деревянной винтовкой или деревянным радиоприемником, то из винтовки можно будет стрелять, а по радио слушать музыку. Суть этих течений в том, что дикари не поняли смысла действий и предметов, которые они видели, но стали копировать действия и предметы, мечтая получить результат. Монотеисты не смогли понять смысла языческих идей, но скопировали их как смогли. И получилось деревянное радио, с которым они разговаривают, хотя уже не мечтают, что оно заиграет.

А ведь музыка существует.

Однако, всё не так просто, как может показаться в начале. Любая религиозная мифология содержит в себе два, на первый взгляд тесно связанных, но по сути и происхождению совершенно различных пласта идей. Первый пласт является конкретно религиозным, сформированным в свете живого религиозного чувства, и отражающий ту реальность, которая это чувство и вызывает — реальность Богов. Второй же суть отражение человеческих познаний о мире, исторические справки, гипотезы и догадки о том, что ещё не изучено и не понято. И эти два пласта идей необходимо чётко и бескомпромиссно отделять друг от друга, что бы всегда понимать, где религиозные идеи, а где обычный фольклор. И фольклор, к сожалению, составляет собой большую часть и так называемых авраамических религий, и язычества. Такова особенность человеческого мышления — все люди склонны мешать в одну кучу сакральное с мирским, не разделяя, где откровение, а где личные иллюзии. Но нам фольклор неинтересен, по крайней мере в рамках этой книги — нам интересна религия. Поэтому не станем заострять внимание на том, как аккадо-шумерское наводнение превратилось во «всемирный потоп», а рассмотрим в следующих главах по-настоящему значимые религиозные идеи, которые были взяты из язычества, извращены, вывернуты на изнанку и поданы монотеистами под видом божественной истины. Истины не только мёртвой, но и требующей смерти других.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

(ПРИНОШЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА В ЖЕРТВУ)

 

«Если кто из дома Израилева и из пришельцев, которые живут между вами, будет есть какую-нибудь кровь, то обращу лице Мое на душу того, кто будет есть кровь, и истреблю её из народа её. »

(Левит, 17:10)

 

И всё же, сказанного ещё недостаточно, чтобы объяснить ту трагедию, которая постигла человечество на заре монотеизма; объяснить, как разумные народы, были один за другим ввергнуты в пучину безумия. На первый взгляд кажется, что человечество разом лишилось рассудка, что каким-то причудливым образом власть на земле захватили душевно больные. Но это обманчивая иллюзия, мы этого не можем признать — это означало бы поражение. Сказать, что человечество просто сошло с ума значит сдаться, но мы не сдадимся. Нам есть за что сражаться, за жизнь и свободу! Но, к счастью, это не только наш выбор, это ещё и правда. Человечество не обезумело, существует объективная причина монотеизма.

 

ВОЙНЫ БОГОВ. ОЛИМП И ТИТАНЫ.

 

Как было показано ранее, Боги относятся к людям очень по-разному. Мы не можем по обыкновению сказать «Боги — наши друзья». Среди Богов есть те, кто нам друг, но есть и другие, которые совсем не хотят нам добра. И, равно как и в человеческом обществе, самое важное — суметь отличить первых от вторых; разобраться, чьи слова ложны, а чьи истинны. И в этих поисках правды и ответа мы обратимся к мифу о войне Богов.

 

В греческой мифологии эта война представлена противостоянием Титанов и Олимпийцев, в скандинавской — Турсов и Асов, она содержится и в мифологии других народов, но мы воспользуемся этими двумя — наиболее известными и хорошо сохранившимися традициями.

 

Нам следует помнить, что разбираясь в политических мотивах этой войны, мы можем понять даже меньше, чем кухонный обыватель, рассуждающий об интересах соседнего государства. Мы только люди и видим лишь часть, но именно ту часть, которая касается нас. Равно и кухонный обыватель видит, как политические дрязги мирового масштаба отражаются на его собственной жизни. Иными словами, рассуждая о мифологии древних, и полагая, что за этой мифологией стоят реальные события, мы в силах рассуждать лишь об одной причине той войны — о нас самих. Причине не главной и не единственной, но единственной касающейся нас.

 

Другой немаловажный момент — понимание символизма. Врожденная болезнь религиозных радикалов — дословное прочтение каждого слова. Нет ничего более далекого от истины, чем прямое понимание мифологии; чем восприятие сказанного в обход здравого смысла и критического мышления; бездумное повторение слов, без попытки осознать их смысл. Насильно обращенный в христианскую веру народ, не утратив связи с реальностью мудро отметил: «заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибет». Но освободившись от диктатуры «Божьего слова» тот же народ запестрел разбитыми лбами. Первое время свободы всегда омрачено безумием слабых; попавший на пир голодающий всегда рискует утратить рассудок и средствами великого блага нанести себе вред. Но мы не должны быть слабы и безумны, мы не в праве позволить себе эту роскошь. Кто-то должен остаться стоять за правду! И кто же, если не я? Кто же, если не ты, мой читатель? На этих страницах нас двое.

 

«Миф — это реальное событие,

увиденное дураком и пересказанное поэтом»

(А.и Б.Стругацкие)

 

Помня об этом мы должны стараться увидеть идею, увидеть саму суть каждого мифа, а не обманчивую форму, в которую его облекли ради красивого слога.

 

Обращаясь к мифу, мы должны помнить и то, что реальное событие пересказали люди, а люди любят людей. Им проще толковать о событии с позиции личности, чем с позиции цифр и карт. Так всю войну можно свести к главному, личностному противостоянию — к герою этой войны. Как была показана Великая Отечественная Война в лице простого солдата Василия Тёркина, как было показано восстание рабов в лице одного Спартака, так и любую другую можно свести к истории одного человека, показать всю её суть из одного окопа, на примере одного личного подвига. В античной мифологии этот герой — Прометей.

 

Какова история Прометея? Титан, которого Боги приняли между собой и который выкрал у них тайные знания, чтобы даровать их людям. Он принес огонь и медицину — самое ценное, что смог помыслить поэт, описавший эту историю. Но не о том ли Огне идет речь, о котором говорил Гераклит? К этому вопросу мы вернемся чуть позже и гораздо подробнее. За то, что он сделал, Прометей был прикован к скале на вечные муки — орел клевал его печень, вместилище души, по мнению греков, и каждую ночь печень вновь отрастала, чтобы с наступлением дня орел мог продолжить клевать её.

 

На примере этой истории мы видим три важных идеи.

 

Во-первых, были Боги желавшие нести людям знания, чтобы люди стали подобны Богам, чтобы люди обрели силу Богов и возвысились.

 

Во-вторых, были Боги, которые противились этому, которые хотели видеть людей в роли слабых, неразумных животных. И даже в роли рабов — эта идея существовала даже до монотеизма.

 

И, в-третьих, это разногласие стало причиной конфликта, в котором верх одержали не наши друзья, а силы не желающие видеть нас равными.

 

Таким образом мы можем сказать, что в этой войне проиграли не только Титаны, в ней проиграли и мы. Хотя дары Прометея остались при нас и мы к этому еще вернемся.

В то же время, в другой культуре были другие герои, не уступавшие Прометею и, согласно мифу, разделившие его долю.

 

В скандинавской мифологии дары Богов принес Один — уже не отступник, а Князь Асов, глава пантеона. Он принес письменность (руны) и священный напиток — Мёд поэзии. Согласно мифу, если Боги являлись к новорожденному и мазали его губы Мёдом поэзии, то в будущем этот избранник мог слагать хорошие стихи. И тут важно отметить, что в той культуре, о которой идёт речь, подобное умение считалось признаком действительно достойной и великой личности. Иначе говоря, идея снова описана через самое ценное и желанное, что смог помыслить человек того времени и культуры.

 

И если руны Один открыл в результате болезненного ритуала, описанного как нечто среднее между инициацией и самадхи — состоянием глубокой медитации — то в предании о Мёде поэзии полностью сохранился мотив кражи — Мёд поэзии он выкрал, но в отличие от Прометея ушел безнаказанным. Таким образом, дарующая ипостась Прометея полностью отражена в Одине. Но где же вторая часть мифа? Где наказание? Где поражение? Локи! Тот самый Локи, которого уже не раз называли обратной стороной Одина, его теневой ипостасью. Насколько это верно с точки зрения мифологии — вопрос достаточно спорный. Но побратимом Одина он представлен непосредственно в Старшей Эдде.

 

[Локи сказал:]

"Один, когда-то –

помнишь ли? – кровь

мы смешали с тобою,-

сказал ты, что пива

пить не начнешь,

если мне не нальют".

(Старшая Эдда, Перебранка Локи)

 

 

Далее история повторяется с пугающей точностью — бросив вызов Богам, Локи был прикован к скале. Только вместо орла, клюющего печень, ему досталась ядовитая змея, которую повесили над его головой, что бы яд этой змеи капал ему на лицо.

 

К слову сказать, Локи, как и Прометей, не входил в число Асов по происхождению, но жил между ними. Таким образом, мы видим, что эти два брата по крови, Один и Локи, главенствующий и казнимый, полностью повторяют в себе историю Прометея. Правда неопытного исследователя такая история скорее запутает, чем укажет на правду. В Греции дары принес побежденный, на севере — победитель. Но это ложная путаница — на самом деле она нам только на руку, поскольку позволяет разобраться в подробностях более, чем нам удалось бы в случае полного совпадения. Обратим внимание на несколько аспектов этой истории.

 

Во-первых, по происхождению и личной истории Один не тождественен Зевсу — верховному божеству греков. Греческий Зевс убедительно относится ко второму поколению Богов, отвоевавших власть у Кроноса. Один же гораздо ближе к истокам миропорядка — он лично с двумя своими братьями создавал мир:

 

«не было в мире

ни песка, ни моря,

земли ещё не было

и небосвода,

бездна зияла,

трава не росла.

Пока сыны Бора (Один и его братья Вилли и Ве — прим.автора),

Мидгард создавшие

великолепный,

земли не подняли,

солнце с юга

на камни светило,

росли на земле

зелёные травы».

(Старшая Эдда, Прорицание Вёльвы)

 

Кроме того, Один с двумя уже другими Асами в дальнейшем создаёт и самих людей:

 

"И трое пришло

из этого рода

асов благих

и могучих к морю,

бессильных увидели

на берегу

Аска и Эмблу,

судьбы не имевших.

      

Они не дышали,

в них не было духа,

румянца на лицах,

тепла и голоса;

дал Один дыханье,

а Хёнир - дух,

а Лодур - тепло

и лицам румянец."

(Старшая Эдда, Прорицание Вёльвы)

Кто именно скрывается за именами Хёнир и Лодур до сих пор не было однозначно истолковано исследователями, хотя некоторые предполагают, что под Лодуром подразумевался сам Локи. Но важно даже не это, а то, что в античной мифологии по большинству источников (о, совпадение!) создание людей приписывается Прометею.

 

Во-вторых, Один не сопоставим с Зевсом по своей сути. Бог громовержец, сильный и вспыльчивый — это скорее про Тора, сына Одина. Тор и Зевс по своему архетипу совпадают практически полностью. Разве что неуёмная сексуальная активность, которая в Греции приписывалась Зевсу, на севере, все же, досталась Одину как главе пантеона. Это не личное качество, а удел вожака — так же и у животных, у обезьян глава стаи всегда проявляет большую сексуальную активность, чем обезьяны рангом пониже. У людей чуть сложнее, за спорностью каждого социального статуса, но в целом всё так же.

 

В-третьих, наказание Локи не имеет объективной причины. С Прометеем все ясно — он без соизволения Богов передал людям тайные знания. А что сделал Локи? Явился на пир и во хмелю затеял склоку. Мало ли таких склок мы наблюдаем в нашей жизни? Да, они порой приводят к пьяным дракам, но пожизненное наказание — как-то не вяжется. Логичнее предположить, что Локи стал «козлом отпущения», наказанный за совсем другие проступки, совсем другой личности.

 

Взвесив все факты, мы можем, прежде всего, указать не некоторую погрешность мифа, а затем сделать смелое предположение, объясняющее эту погрешность.

Во-первых, представления человечества об иерархии Богов не точны — они во многом зависят от предпочтений самого человека. Проще говоря, в нашем сознании главным является тот, кто нам ближе по духу. Оно и логично — рассуждать, кто из Богов реально сильнее и выше не доросли мы пока.

 

Во-вторых, наши представления о последствиях данного поражения, так же довольно условны. Да, по мифам мы можем судить, что проигравшая сторона была в некоторой степени скована и лишена свободы действий, но до какой степени? Если относящийся к первому поколению Один, подобно Прометею принесший дары человечеству, в мифологии севера правит над Асами, то мы не вправе признать поверженными все дружественные нам силы. Даже тот факт, что сейчас, спустя тысячелетия, язычество не забыто и даже переживает второе рождение, говорит нам о том, что древние Боги не сломлены, они готовы к контакту, они готовы снова учить нас и вести путем возвышения. Нам остается лишь протянуть руку и снова принять священный Огонь Прометея.

ОДРЁРИР. СВЯЩЕННАЯ ЧАЩА ЯЗЫЧЕСТВА.

 

 

Прежде чем подобающим образом обсудить Мёд поэзии, вернемся обратно в древнюю Грецию, только обратимся уже не к мифам, а к философии — к Платону и его представлениям об идеальном государстве:

 

«И вот десять царей, оставшись одни и вознесши богу молитву, чтобы он

сам избрал для себя угодную жертву, приступали к ловле,

но без применения железа, вооруженные только палками и арканами, а быка,

которого удалось изловить, заводили на стелу и закалывали на ее вершине так,

чтобы кровь стекала на письмена...

Принеся жертву по своим уставам и предав сожжению все члены быка, они

разводили в чаше вино и бросали в него каждый по сгустку бычьей крови, а все

оставшееся клали в огонь и тщательно очищали стелу. После этого, зачерпнув из

чаши влагу золотыми фиалами и сотворив над огнем возлияние, они приносили

клятву, что будут чинить суд по записанным на стеле законам и карать того,

кто уже в чем-либо преступил закон, а сами в будущем по доброй воле никогда

не поступят противно написанному и будут отдавать и выполнять лишь такие при-

казания, которые сообразны с отеческими законами.

Поклявшись такой клятвой за себя самого и за весь род своих потомков, ка-

ждый из них пил и водворял фиал на место в святилище бога, а затем, когда пир

и необходимые обряды были окончены, наступала темнота и жертвенный огонь ос-

тывал, все облачались в прекраснейшие иссиня-черные столы, усаживались на

землю при клятвенном огневище и ночью, погасив в храме все огни, творили суд и подвергались

суду, если кто-либо из них нарушил закон; окончив суд, они с наступлением дня

записывали приговоры на золотой скрижали и вместе со столами посвящали богу

как памятное приношение.»

 

И повторим еще раз, что это написал не дикий, кровожадный варвар, алчущий жестокости как самоцели — это слова Платона, ведущего философа своего времени. И описывает он не кровожадных, разнузданных варваров, а достойных царей, описывает собственное представление об идеальном устройстве мире, об идеальной форме правления. Нам важно это отметить, чтобы сохранить объективность, не поддавшись заблуждениям современного времени, где убивать животных на бойне — нормально, а на ритуале — жестоко и бесчеловечно.

 

В приведенном отрывке содержится распространенная идея смешения крови с вином — она присутствует и у многих других народов. Как будет показано далее это важно.

 

Основная же идея, выраженная Платоном — принесение жертвы и причащение кровью перед началом суда. Суд должен быть справедлив, а значит, судья должен быть беспристрастен и мудр — судья должен быть достойным человеком. А как можно стать чуть более достойным, стать чуточку лучше, чем есть? По логике Платона — через кровь жертвы; через причащение священным напитком, приготовленным из вина и жертвенной крови. И повторюсь — Платон был ведущим философом своего времени, он выражал не маргинальные идеи безумца или фанатика, а идеи присущие цивилизации, на руинах которой мы по сей день строим собственную культуру.

 

На севере те же идеи выражали иначе.

 

"Все началось с того, что боги враждовали с народом, что зовется ванами. Но потом они назначили встречу для заключения мира, и в знак мира те и другие подошли к чаше и плюнули в неё. А при расставании боги, чтобы не пропал втуне тот знак мира, сотворили из него человека. Он зовется Квасир. Он так мудр, что нет вопроса, на который он не мог бы ответить. Он много странствовал по свету и учил людей мудрости. И однажды, когда он пришел в гости к неким карлам, Фьялару и Галару они позвали его как будто затем, чтобы поговорить с глазу на глаз, и убили. А кровь его слили в две чаши и котел, что зовется Одрёрир, - чаши же зовутся Сон и Бодн, - смешали с той кровью мед, и получилось медовое питье, да такое, что всякий, кто ни выпьет, станет скальдом (поэтом — прим. автора) либо ученым»

(Младшая Эдда, Язык поэзии)

 

В данном случае мы видим тот же рецепт — кровь и опьяняющий напиток. Во-первых, сам ритуал смешивания слюны явно указывает на распространенный среди первобытных народов способ приготовления напитка на основе забродившей слюны — примитивного алкоголя. Тот же способ до сих пор распространен среди африканских племен. Во-вторых, на этот же аспект нам указывает имя «Квасир». В-третьих, под «мёдом», вероятно, подразумевается тоже не привычный нам мёд, а хмельной напиток на его основе. Таким образом, мы можем сказать, что Мёд поэзии был приготовлен в точности тем же способом, которым описанные Платоном цари готовили свой священный напиток. Кроме того, что крайне важно, Мёду поэзии приписываются те же самые свойства, хотя и в преувеличенном виде - «кто ни выпьет, станет скальдом, либо ученым». Преувеличение оправдано — в Мёде поэзии кровь не быка, но мудрейшего из людей — Квасира, впитавшего в себя мудрость двух божественных родов — Асов и Ванов. И именно этот напиток Один украл для людей, чтобы наделять их мудростью.

 

Теперь, чтобы закончить начатые параллели и показать всю историю полностью, нам остается обратиться к внутренней сути всего, что было описано; рассмотреть внутренний механизм сакральных идей, ведущих к силе и мудрости.

 

ПРИНОШЕНИЕ ЖЕРТВЫ.

 

Вернемся к уже рассмотренной нами Мгле, но прежде отметим немаловажный момент — в священном напитке использовали не просто кровь, а кровь жертвы. То есть смерть являлась неотъемлемым атрибутом. Квасир был убит. И бык тоже.

 

В учении Гераклита утверждается так:

 

Всё (все сущие <вещи>)

возникает (рождается) из (или через превращения) огня

Все <вещи> состоят из огня

И все <вещи> когда-нибудь становятся огнем (снова разрешаются,

растворяются) в огонь

 

То есть смерть — это возвращение в Огонь. Равно зачатие — это зарождение из Огня новой жизни — к этому вопросу мы еще вернемся. Что умирает — возвращается во Мглу. Убивающий жертву — возвращает Мгле жизнь. Но в мире есть равновесие — отдающий и получает. Получает силу первозданной Мглы.

 

 

Таким образом мы можем сказать, что приношение жертвы — один из двух священных языческих ритуалов — есть обращение ко Мгле с целью приобщения к её силе. Но важно отметить — обращаются не собственной жизнью, но через жизнь жертвы — используют её как залог. Этим отлична практика язычества от практики монотеизма. Язычники приносят Мгле дары, чтобы в оплату за них что-то получить от неё; монотеисты приносят в дар самих себя. В язычестве жрец и жертва строго разделены, в монотеизме каждый является жрецом и жертвой, приводя на алтарь Мглы себя самого.

 

 

Так же есть и другой немаловажный аспект — частично практика жертвоприношения сохранилась в монотеизме. Притом именно кровавого жертвоприношения — эта идея прямо указана в предании о Каине и Авеле. Авель был пастухом и приносил Богу в жертву ягненка и эту жертву Бог принял. Каин был земледельцем и приносил в жертву то, что выращивал и Бог отверг жертву Каина. Это и стало причиной вражды между братьями, причиной зависти и чувства несправедливости, которые испытывал Каин. С этого начинается их история, а вовсе не с того, что братья не ладили. Каин и Авель — нравоучительный библейский пример, призванный показать, что жертвовать нужно лишь кровь, а не какие-то колосья хлеба или лепешки.

 

Такую трактовку разделяют не все, поэтому рассмотрим ее чуть подробнее на цитатах из Библии.

 

«Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его.»

(Бытие 4:3-5)

 

Из этого уже очевидно, что разница была именно в том, что каждый из братьев принес в дар — иначе зачем упоминать об этом? Но поскольку «строго математически» в данной цитате мы не видим прямого указания вида «на дар Каина Бог не призрел, потому что...», то найдем в Библии уточнение.

 

«Верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его.»

(Евр. 11:4)

 

И что бы уж совсем не возникало сомнений не тему, чем именно жертва Авеля была лучше, добавим:

 

«Если же он не в состоянии принести двух горлиц или двух молодых голубей, пусть принесет за то, что согрешил, десятую часть ефы пшеничной муки в жертву за грех»

(Левит 5:11)

 

Мы видим прямое указание, что если человек по какой-то причине не может принести даже самое малое — горлиц или голубей, то пусть за этот грех, принесет хотя бы пшеничной муки. То есть не принести Богу кровавую жертву — есть грех, даже если человек «не в состоянии» её принести. Но разве Каин был не в состоянии? Разве он был беден или болен? В Библии никаких указаний на это мы не находим, а здравый смысл подсказывает, что человек возделывавший всю землю вокруг (чай на землю тогда не семь миллиардов человек претендовало) вполне мог бы выменять у своего же брата мешок муки на ягненка — а уж поймать в округе пару голубей и подавно.

 

По меньшей мере в Библии мы видим эти указания, а вот предпосылок к более распространенным трактовкам, о том, что Каин был злым или о том, что он был неискренен мы не находим. И даже более того — находим опровержения: «а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его». Стал бы человек, принесший дары не от чистого сердца, так огорчаться, что их не приняли? Едва ли.

 

И даже отойдя от этой повести о братьях, мы можем видеть в Библии подробнейшие указания на то, каких животных жертвовать и как это делать. Мы можем видеть, что эта практика до сих пор сохранилась в иудаизме, в исламе и даже в христианстве — в Армянской апостольской церкви существует обряд приношения животного в жертву, с последующей раздачей мяса — так называемый матах.

 

Но есть и значимое отличие:

 

«Если кто из дома Израилева и из пришельцев, которые живут между вами, будет есть какую-нибудь кровь, то обращу лице Мое на душу того, кто будет есть кровь, и истреблю ее из народа ее.»

 

(Левит, 17:10)

 

Здесь практика жертвоприношений расходится категорически. В язычестве мы наблюдаем акт сотрудничества — жертва предлагается Богам, но проводящий ритуал и разделяет жертву с Богами — сам приобщается к ней через священный напиток.

 

Предлагает Богам:

 

«зачерпнув из

чаши влагу золотыми фиалами и сотворив над огнем возлияние

...»

 

И приобщается сам:

 

«каждый из них пил и водворял фиал на место в святилище бога...»

 

Мы видим дружеские отношения, единство и свободное сотрудничество, из которого человек извлекает пользу и благо. В монотеизме нам предлагают беззаветное служение — приноси жертву, но не смей разделять её с Богом. Чуть позже, в христианстве жертвоприношение приняло ещё более причудливую форму — символическое причастие к жертвоприношению Иисуса. Ведь его смерть без сомнения была ритуальной, это понятно даже из предания о Святом Граале, куда собрали кровь распятого Христа (и тут мы могли бы лукаво спросить: «это зачем это?», но ответ очевиден). Впрочем, с приходом ислама вспомнили и более традиционную для монотеизма практику — пусть раз в году, но мусульмане все-таки режут барашка, так же отказываясь от его крови в пользу своего Бога.

 

Опираясь на вышесказанное, мы можем подвести некоторый промежуточный итог. Мёд поэзии, как олицетворение священного напитка, прямо перекликается с языческим жертвоприношением — повторяя описанный Платоном рецепт (кровь жертвы и хмельной напиток) практически указывает нам на то, что Ритуал, это и есть Дар Богов. Олицетворяет мысль, что Один принес не поэзию, но возможность приобщиться к бесконечному потенциалу Мировой Бездны Мглы; зачерпнуть и испить толику первородного Хаоса и через это возвысится.

 

В Греции мы этого мотива не видим, но видим в точности повторяющийся ритуал приготовления напитка. И видим, что некий Титан принес некие Дары. Мы не можем напрямую сопоставить огонь Прометея с Огнем Гераклита, но если хоть на миг мы примем это допущение, всё сложится в единую картину — Прометей принес людям тот самый Огонь, отдал в распоряжение людей ту самую Мглу, что бы они обратили её себе во благо. Вот истинные Дары, очищенные от поэтических вольностей.

ПУТЬ СЕКСА. БЕЗКРОВНОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ.

 

Прежде чем перейти к важнейшим для нас выводам, мы должны рассмотреть вопрос крови; вопрос её непреложной ценности для ритуала.

 

Издревле и повсеместно кровь олицетворяла жизнь — она символ той жизни, которую жрец забирает у жертвы на благо мира и символ той силы, которую он принимает в себя вместе с кровью. Но когда жрец совершает возлияние, проливая часть священного напитка на землю или в огонь, мы ведь не думаем, что Боги приходят и вкушают его? В противном случае его бы следовало предлагать им более почтительно, отливая в отдельную, чистую чашу. Возлияние есть символизм, указывающий на то, что жрец желает разделить с Богами ту силу, которую при их же содействии и обретает. Потенциал жертвенной крови огромен, но он не физиологичен — кровь лишь символ, принятый в правилах игры. Не кровь открывает нам путь к первозданной Мгле, а только смерть жертвы. И более всего это видно на примере второго священного ритуала язычников — сексуального.

 

С древних времен, наравне с приношением жертвы тянулась традиция ритуального секса. Форм её было огромное множество, от олицетворения партнеров с Богом и Богиней, до свальной потехи — той самой разнузданной оргии, которой в дальнейшем «святые отцы» пугали свою паству. Притом традиция ритуального секса присутствовала повсеместно, в том числе и у «нравственных славян», что категорически отрицают многие сторонники национального язычества. Национальное язычество вообще явление неоднозначное — в нем больше примеси национализма, чем религии. Большинство «родноверов» провозгласили себя таковыми не ради славянских Богов, но в пику иудейскому Богу. Но, к сожалению, не стремясь к религиозному познанию они заняты лишь переодеванием привычных им монотеистических взглядов в «родные» национальные одежды. Для нас этот подход неприемлем — у истины, как и у Богов, национальности нет.

 

Но возвращаясь от этого лирического отступления о наболевшем, отметим, что «нравственные славяне» на Ивана Купалу голыми через костер всё-таки прыгали — это, конечно, не зафиксированный факт, но есть все основания полагать, что оное было. Во-первых, ритуальная нагота при посевных работах, как символическое насыщение земли своей собственной силой плодородия практиковалась. То есть, не гнушались славяне раздеться. И это уже зафиксированный факт. Во-вторых, многие настоящие язычники-славяне и по сей день практикуют этот обряд — и это факт, который стал известен лично мне при общении с оными. Но что значит прыгать голыми через костер? Представьте это на прак<