Эсеры в межреволюционный период (июнь 1907 – февраль 1917 гг.)

После поражения революции партия эсеров, как и другие российские революционные и оппозиционные партии, оказалась в состоянии кризиса. Он был вызван прежде всего той неудачей, которую потерпели в революции эти партии, а также резким ухудшением условий их деятельности в связи с торжеством реакции.

В своих тактических расчетах эсеры исходили из того, что революция в принципе ничего не изменила, а третье июньский государственный переворот возвратил страну к ее дореволюционному состоянию. Государственная дума, избиравшаяся по новому избирательному закону, рассматривалась ими как конституционная фикция. Из такой оценки сложившейся в стране политической ситуации делалось заключение, что, во-первых, те причины, которые вызвали первую революцию, сохраняются, и что новая революция неизбежна. Во-вторых, что нужно вернуться к прежним формам, методам и средствам борьбы, бойкотируя антинародную Государственную думу. Бойкот думы рассматривался как наиболее сильный и внушительный ответ на третьеиюньский переворот и как одно из действенных средств революционизирования и организации масс. Считалось, что принимать Думу могут лишь те, “кто утратил веру в революцию”. Такое отношение к Думе существенно расходилось с настроением масс. По сведениям “Земли и воли”, центральной эсеровской газеты для крестьян, отказались участвовать в выборах в Думу крестьяне лишь 928 из почти 14 тыс. волостей. Тактика бойкота Думы, дополняемая призывами отозвать левых депутатов из Думы, имела негативные последствия как для самих эсеров, способствуя еще большему отрыву их от масс, так и для крестьянских представителей в Думе, поскольку оставляла их без планомерного партийного воздействия, обрекая на постоянные колебания.

В одном ряду с тактикой бойкота и отзовизма находился исповедуемый эсерами “боевизм”. Состоявшийся вскоре после третьеиюньского переворота III Совет партии, высказавшись за бойкот Думы, одновременно назвал первоочередной задачей усиление боевого дела. В частности, имелось в виду создание боевых дружин, обучение ими населения приемам вооруженной борьбы, частичные выступления в войсках. Вместе с тем отмечалось, что всеобщее восстание не может быть конкретной целью ближайшего времени. Единодушно было одобрено решение об усилении центрального террора.

Однако по мере того как угасала инерция революции и общественная жизнь возвращалась в свое обычное, мирное русло, все более обнаруживалась несостоятельность эсеровских призывов к возвращению к боевой тактике. В партии стало оформляться более реалистическое течение во главе с молодым членом ЦК Н.Д.Авксентьевым, доктором философии, одним из редакторов центрального органа партии – газеты “Знамя труда”. На I общепартийной конференции, состоявшейся в августе 1908 г. в Лондоне, он, выступая содокладчиком В.М.Чернова по вопросу о текущем моменте, настаивал на отказе от тактики “частичных боевых выступлений” и подготовки к вооруженному восстанию и считал необходимым сделать ставку на пропагандистско-организационную работу и центральный террор. Чернову и его сторонникам лишь с минимальным перевесом и в урезанном виде удалось отстоять пункт резолюции о боевой подготовке. Заниматься боевой подготовкой разрешалось теперь только сильным партийным организациям, ведущим “серьезную социалистическую работу”. Как и III Совет, конференция единодушно высказалась за усиление центрального террора, причем вполне назревшим был признан и удар “в центр центров”, т. е. покушение на Николая П.

Однако решения Лондонской конференции и утвердившего их IV Совета остались на бумаге. Огромный моральный урон партии и террору был нанесен разоблачением В.Л.Бурцевым Е.Ф.Азефа. В начале января 1909 г. ЦК ПСР официально объявил его провокатором. Попытка Б.В.Савинкова воссоздать Боевую организацию, морально реабилитировать террор и доказать, что он существовал и существует независимо от провокации, оказалась безрезультатной. После разоблачения Азефа эсерам удалось осуществить лишь три террористических акта, которые не имели сколько-нибудь серьезного политического значения. Но разговоров о терроре было тогда даже больше, чем в период его расцвета. Разоблачение Азефа обострило партийный кризис. Усугублялся он и столыпинской аграрной реформой.

Опасность столыпинской реформы для эсеров заключалась в том, что она, разрушая крестьянскую общину и преследуя цель сделать из крестьян мелких собственников, покушалась на сердцевину эсеровской доктрины – социализацию земли. Столыпинская реформа являлась реальной альтернативой демократическому решению аграрного вопроса в России. Сразу же после появления известного указа правительства, положившего начало столыпинской реформе, эсеры объявили ей войну. В специальной прокламации “Что делать крестьянам? По поводу указа 9 ноября 1906 г.” ЦК партии эсеров призвал крестьян к бойкоту реформы: не идти в землеустроительные комиссии, не покупать и не закладывать землю, не выделяться из общин, поступать “как с изменниками” с теми крестьянами, которые откликнутся на реформу. Бойкот новой земельной политики правительства был одним из основных лозунгов эсеров и во II Государственной думе. Отмена внедумского законодательства о земле, приостановка деятельности Крестьянского и Дворянского банков, землеустроительных комиссий, купли, продажи и дарения земли должны были стать первоочередными мерами, регулирующими земельные отношения впредь до введения в действие предлагавшегося эсерами аграрного законопроекта. В резолюции “О борьбе с земельным законодательством” Лондонской конференции подчеркивалось, что всякий успех реформы создает препятствия для проведения в жизнь аграрной программы партии, в связи с чем деревня объявлялась наиболее горячим пунктом социально-политической борьбы. В качестве средств этой борьбы предлагались углубление социалистической пропаганды и укрепление партийных организаций в деревне, сплочение вокруг последних трудового крестьянства на почве борьбы с земельным законодательством, землевладельцами и Крестьянским банком. Против выделения из общины предусматривались такие меры, как общественные порицания и бойкот тех хозяев, которые стремились стать отрубниками и хуторянами. В то же время в очередной раз подчеркивалась вредность аграрного террора против помещиков и кулаков, т. к. он будет побуждать помещиков к продаже земли крестьянам, способствовать насаждению частной земельной собственности, разжиганию среди крестьян междоусобной войны, которая отодвинет на второй план всякую планомерную борьбу как за социализацию земли, так и за политическое освобождение.

Однако эсеры бессильны были организовать сколько-нибудь серьезное сопротивление столыпинской реформе. Ее успехи порождали сумятицу в умах эсеров. В официальной позиции партии преобладал оптимизм. Считалось, что, независимо от того, как сложится судьба общины, оснований для пересмотра партийной программы нет, поскольку она покоится не на самом факте общинного землевладения, а на комплексе идей, чувств и навыков, которые воспитаны в крестьянстве всей предыдущей историей и всей практикой общинного землевладения и которые исчезнут не скоро. Пессимисты утверждали, что если рушится община, то теряет основание и социализация земли как требование партийной программы. Они критиковали официальную позицию руководства партии за то, что она будто бы настраивала на бездеятельность в то время, когда требуется крайнее напряжение сил, для того чтобы парализовать правительственное покушение на общину.

Чем более под вопросом оказывалась судьба общины, тем пристальнее взоры эсеров обращались на кооперацию. Трудовая кооперация, уверяли они, отвратит крестьян от стихийных неорганизованных выступлений, будет способствовать их организации и накоплению сил. Один из теоретиков партии эсеров по аграрному вопросу, И.И.Фондаминский (И.Бунаков), друг и единомышленник Н.Д.Авксентьева, шел еще дальше и заявлял, что “старая формула народничества; через земельную реформу к кооперации должна быть заменена новой: через кооперацию к земельной реформе”. “Общественный грех” народников, недооценивавших кооперацию, должны искупить эсеры, взяв на себя роль идейного вдохновителя и практического вождя кооперативного движения. Лондонской конференцией эсеров кооперация была признана одним из важных направлений в осуществлении эсеровского интегрального социализма.

Общий кризис, поразивший партию эсеров в межреволюционный период, включал в себя и организационный упадок партии. Уже в 1908 г. В.М.Чернов отмечал, что “организация растаяла, улетучилась”, партия удалилась от масс, множество ее членов уходит от работы, эмиграция достигла “ужасающих размеров”. Были арестованы многие члены партии, в том числе такие видные ее деятели, как Е.К.Брешковская, Н.В.Чайковский, О.С.Минор и ряд других. Место пребывания ЦК. и издания центральных газет партии “Знамя труда” и “Земля и воля” вновь были перенесены за границу. Руководство партией было ослаблено тем, что на V Совете партии, проходившем в мае 1909 г., ушел в отставку, признав себя политически и морально ответственным за Азефа, старый состав ЦК, состоявший из самых способных, опытных и авторитетных людей в партии (В.М.Чернов, Н.И.Ракитников, М-А.Натансон, А.А.Аргунов и Н.Д.Авксентьев). Достоинство членов нового состава ЦК, избранных Советом, заключалось лишь в том, что они не были связаны с Азефом. Во всем остальном они уступали прежним цековцам. К тому же большинство из них было вскоре арестовано. Положение усугубилось еще и тем, что ряд видных деятелей партии, прежде всего В.М.Чернов и Б.В.Савинков, фактически отстранились от текущей партийной работы и почти целиком сосредоточились на литературной деятельности. С 1912 г. ЦК партии перестал подавать какие-либо признаки жизни. Его функции фактически перешли к Заграничной делегации, которая какой-либо активностью тоже не отличалась. О кризисе в партии говорило и возникновение на ее противоположных флангах групп “инициативного меньшинства” и “починовцев”.

Группа “инициативного меньшинства” образовалась в Париже из членов местной группы эсеров, давно стоявших в оппозиции к партийной линии. В 1908–1909 гг. она выпускала газету “Революционная мысль” и потому известна еще как группа “Революционной мысли”. Группа занимала крайне левый фланг партии. Ее представители считали, что эсеровская теория засорена марксистскими догматами. Народнические положения о роли личности и инициативного меньшинства в ней подавлены положениями о первенствующем значении объективных факторов и классовой борьбы. Деление программы партии на минимальную и максимальную они считали неправильным, а идею всенародного вооруженного восстания – утопией. Единственно эффективное средство борьбы виделось им в терроре, осуществляемом инициативным меньшинством, т.е. партией. Террор должен был быть децентрализованным и вестись не одной Боевой организацией, а рядом автономных боевых отрядов. В такой организации боевого дела они усматривали гарантию того, что провокация одного лица вроде Азефа не сможет погубить всех боевиков. Возможность избежать этого они видели и в замене централистского принципа построения партии принципом автономии и федерации. Ошибкой они считали то, что революционные партии во время революции стремились решить сразу политические и социальные вопросы. По их мнению, надо было бы целиком и полностью сосредоточиться на первых, тогда как вторые должны были решаться в условиях завоеванной свободы и демократии самим народом. Взгляды “инициативного меньшинства” были охарактеризованы руководством партии как “кадетский терроризм” или “террористический кадетизм”. В июне 1909 г. группа вышла из партии и присоединилась к Союзу левых эсеров.

Группа “починовцев” выражала взгляды и настроения правого крыла партии. В июне 1912 г. она выпустила первый и единственный номер журнала “Почин”, редакцию которого составили такие видные деятели партии, как Н.Д.Авксентьев, И.И.Бунаков (Фондаминский), С.Нечетный (С.Н.Слетов) и др. “Починовцы” не отказывались от стратегических целей партии, не подвергали ревизии ее теорию и программу. Они расходились с официальной линией лишь по вопросам тактики, считали не соответствующими времени экстремистские формы и методы борьбы: бойкот, “отзовизм” и “боевизм”. Подвергалась сомнению целесообразность даже террора. Они предлагали перенести центр тяжести партийной работы на различные формы легальной деятельности: думскую, профсоюзную, кооперативную, просветительскую и т. п. Соответственно конспиративное построение партии должно было отступить на второй план перед открытыми формами организации. По сути своей “починовцы” являлись эсеровскими “ликвидаторами”, хотя они заявляли, что остаются “верными солдатами партии”, не думают о ее расколе, об образовании своей особой фракции, останутся чисто литературной группой, ведущей пропаганду своих идей внутри партии.

Из-за собственного кризисного состояния, отсутствия связей с широкими массами партия эсеров практически не оказала никакого влияния на начало нового революционного подъема. Однако рост революционного настроения в стране способствовал оживлению эсеров. В Петербурге стали издаваться их легальные газеты “Трудовой голос”, затем с разными эпитетами – “Мысль” (“Бодрая мысль”, “Живая мысль” и т. п.) Активизировалась их деятельность и среди рабочих. Накануне войны их организации существовали почти на всех крупных столичных заводах и фабриках, причем нередко они создавались самими рабочими без участия эсеров-интеллигентов. В это время центрами эсеровской работы были также Москва и Баку. Кроме того, возродились организации на Урале, во Владимире, Одессе, Киеве, в Донской области. Влиятельными были организации портовых и судовых рабочих на Волге и моряков Черноморского торгового флота.

Эсеровская работа среди крестьян велась в целом ряде губерний: Полтавской, Киевской, Харьковской, Черниговской, Воронежской, Могилевской и Витебской, а также в Северо-Поволжском районе, Прибалтике, на Северном Кавказе и во многих городах и деревнях Сибири. Однако отдача от этой работы была далеко не столь впечатляющей, как ее “география”. В определенной мере этим объяснялось то, что деревня “как активная сила общественного движения”, по верному замечанию эсеровской “Бодрой мысли”, в новом революционном подъеме “отсутствовала”.

Нарастание очередного общенационального кризиса, рост революционного движения и оживление деятельности эсеров усилили среди них тенденцию к консолидации своих сил, к воссозданию партии. Однако разразившаяся война прервала эту тенденцию.

III Часть лекции. Эсеры в годы Первой мировой войны

Начавшаяся Мировая война поставила перед эсерами новые сложные вопросы: почему началась война, как должны отнестись к ней социалисты, можно ли быть одновременно патриотом и интернационалистом, каково должно быть отношение к правительству, ставшему во главе борьбы с внешним врагом, допустима ли классовая борьба в период войны и если да, то в какой форме, каким должен быть выход из войны и т.п.?

Так как война не только до чрезвычайности затруднила партийные связи, особенно с заграницей, где были сосредоточены основные теоретические силы партии, но и обострила идейные разногласия, выработать общую платформу по отношению к войне эсеры не смогли. Первая попытка выработать подобную платформу была предпринята в самом начале войны. В августе 1914 г. в Швейцарии, в местечке Божи, состоялось частное совещание видных деятелей партии (Н.Д.Авксентьев, А.А.Аргунов, Е.Е.Лазарев, М.А.Натансон, И.И.Фондаминский, В.М.Чернов и др.) по вопросу “о линии поведения в условиях мировой войны”. Уже на этом совещании выявился тот спектр мнений и разногласий, которые породила война в эсеровской среде. При всем богатстве этого спектра явственно обозначились две точки зрения – оборонческая и интернационалистская.

Большинство участников совещания (Авксентьев, Аргунов, Лазарев, Фондаминский) заявило себя последовательными оборонцами. Они считали, что социалисты должны защищать родину против иноземного империализма. Не отрицая возможности политической и классовой борьбы в период войны, оборонцы вместе с тем подчеркивали, что борьба должна вестись в таких формах и такими средствами, чтобы она не подрывала национальную оборону. Победа германского милитаризма рассматривалась как большее зло для цивилизации и дела социализма в России и во всем мире. Лучший выход из войны эсеры-оборонцы видели в победе Антанты. Участие России в этом блоке приветствовалось, т. к. предполагалось, что союз царизма с западными демократиями будет благотворно влиять на него, особенно после окончания войны.

Последовательную интернационалистскую позицию на совещании отстаивал один лишь М.А.Натансон, считавший, что трудящиеся не имеют отечества и социалисты даже во время войны не должны забывать о том, что интересы господствующих классов и интересы народа остаются противоположными. Позиция В.М.Чернова была левоцентристекой. Он считал, что царское правительство ведет не оборонительную, а завоевательную войну, защищает не народные, а династические интересы, и поэтому социалисты не должны оказывать ему никакой поддержки. Они обязаны выступить против войны, восстановить II Интернационал, стать “третьей” силой, которая своим давлением на два империалистических блока, схватившихся в кровавом поединке, добьется справедливого мира без аннексий и контрибуций. Но ни Натансон, ни тем более Чернов в своих антивоенных и интернационалистских выступлениях не доходили до ленинских крайностей: призывов к превращению империалистической войны в гражданскую и поражению своего правительства.

В Заграничной делегации ЦК партии представительство интернационалистов и оборонцев оказалось равным, и в итоге деятельность этого единственного в то время общепартийного руководящего органа была практически полностью парализована.

Лидеры интернационалистского течения (М.А.Натансон, Н.И.Ракитников, В.М.Чернов, Б.Д.Камков) первыми приступили к пропаганде своих взглядов и идейной консолидации своих сторонников. В конце 1914 г. они стали издавать в Париже газету “Мысль”. В первых ее номерах были опубликованы тезисы В.М.Чернова, в которых теоретически обосновывалась позиция эсеров-интернационалистов по комплексу вопросов, касавшихся войны, мира, революции и социализма.

Происхождение войны связывалось прежде всего с вступлением капитализма в “национал-империалистическую фазу”, на которой он в развитых странах приобрел одностороннее индустриальное развитие. А это в свою очередь породило другую ненормальность – односторонний индустриальный марксистский социализм, крайне оптимистически оценивавший перспективу развития капитализма и недооценивавший его отрицательные, разрушительные стороны, полностью связывавший судьбы социализма с этой перспективой. Земледелию и деревне в целом марксистский социализм отводил лишь роль придатка торжествующей индустрии. Также игнорировались те слои трудового населения, которые не были заняты в индустрии. По мнению Чернова, этот социализм рассматривал капитализм как “друго-врага” или “врага-друга пролетариата”, т. к. пролетариат был заинтересован в развитии и процветании капитализма. Зависимость роста благосостояния пролетариата от развития капитализма стала главной причиной “массового националистического грехопадения социализма”. Условия преодоления кризиса социализма виделись в очищении марксистского социализма от глубоко проникших в него негативных влияний “односторонне-индустриалистской и национально-империалистической фазы капиталистического развития”, т. е. в замене марксистского социализма на интегральный эсеровский социализм.

В числе таких негативных влияний называлась прежде всего идеализация марксистами пролетариата. Такого пролетариата, каким рисует его марксизм, писал Чернов, не существует. Есть на деле не один международный пролетариат, спаянный классовой солидарностью, независимый от различий расы, нации, пола, территории, государства, квалификации и уровня жизни, проникнутый непримиримою враждою к существующему строю и ко всем силам гнета и эксплуатации, а много пролетариатов, с рядом частных противоречий между ними и с определенной относительной солидарностью с господствующими слоями. В итоге делался вывод, что социалисты не должны делать себе кумира ни из одного трудящегося класса, в том числе пролетариата, а социалистическая партия не должна отождествляться с пролетарской партией. Прекратить войну, добиться справедливого мира без аннексий и контрибуций, подчеркивал Чернов, можно только объединенными усилиями всех трудящихся; а обязанностью каждого социалиста и каждой социалистической партии является объединение разрозненных войной социалистических сил.

Руководствуясь такими соображениями, Чернов и Натансон участвовали в международных конференциях социалистов-интернационалистов – Циммервальдской (1915 г.) и Кинтальской (1916 г.). Чернов отмечал, что участники этих конференций преследовали разные цели. Одни, в том числе и сам Чернов, рассматривали их как средство разбудить и сплотить весь интернациональный социализм, другие (Ленин и его сторонники) – как средство порвать с ним и основать более узкий “сектантский Интернационал”. Под “Манифестом” Циммервальдской конференции поставил подпись только М.А.Натансон (М.Бобров). Чернов отказался подписать этот документ в связи с тем, что были отклонены его поправки в духе эсеровского взгляда на войну и социализм.

В то же время, когда происходила Циммервальдская конференция, оборонцы-эсеры организовали в Женеве совещание с русскими социал-демократами оборонцами. В “Манифесте” этого совещания заявлялось, что “к свободе... нельзя прийти иначе, как идя по пути национальной самообороны”. Призыв к защите своего отечества обосновывался тем, что победа Германии над Россией, во-первых, превратит последнюю в колонию, что затруднит развитие ее производительных сил и рост сознательности трудящихся, а следовательно, отодвинется срок окончательной гибели царизма. Во-вторых, поражение царизма тяжелее всего скажется на положении трудящихся, т. к. выплата контрибуции вызовет увеличение налогов. Отсюда делался вывод, что жизненные, экономические интересы народа требуют от социалистов деятельного участия в обороне страны.

Вместе с тем оборонцы заверяли, что их позиция не означает внутреннего мира, примирения на время войны с правительством и буржуазией. Не исключалась даже возможность, что именно свержение самодержавия явится предварительным условием и залогом победы России в войне. Но в то же время указывалось, что надо избегать революционного вспышкопускательства, не злоупотреблять стачками, думать о том, каковы будут их последствия, не повредят ли они делу обороны страны. Лучшим приложением сил для социалиста называлось деятельное участие во всех общественных организациях, работавших на нужды войны: военно-промышленных комитетах, земских и городских учреждениях, органах сельского самоуправления, кооперации и т. п. Рупором оборонческого блока эсеров и социал-демократов стала еженедельная газета “Призыв”, издававшаяся в Париже с октября 1915 г. по март 1917 г.

Оборончество преобладало особенно в начале войны. Однако по мере того, как, с одной стороны, выявлялась неспособность самодержавия обеспечить эффективную оборону страны, предотвратить хозяйственную разруху и финансовый кризис, а с другой – набирало силу движение, оппозиционное самодержавию, оборончество не только теряло свое влияние, но и претерпевало определенные изменения, становилось более радикальным, перерастало в революционное оборончество. Признаки такой эволюции обнаруживаются в решениях нелегального совещания народников, состоявшегося в июле 1915 г. в Петрограде на квартире А.Ф.Керенского.

Там говорилось, что “наступил момент для борьбы за решительное изменение системы государственного управления”. Лозунгами этой борьбы должны были стать: амнистия всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, гражданские и политические свободы, демократизация государственного управления сверху донизу, свобода профессиональных, кооперативных и других организаций, справедливое распределение налогов между всеми классами населения. В отношении Государственной думы говорилось, что она бессильна вывести страну из кризиса, но до созыва “истинного народного представительства” ее трибуной надо пользоваться в целях организации народных сил. Выразительницей принятых совещанием решений должна была стать Трудовая группа, лидером которой был эсер А.Ф.Керенский.

Однако идейная и тактическая разноголосица, организационная раздробленность сохранялись среди эсеров и после совещания. Неустойчивость и даже противоречивость во взглядах и настроениях были свойственны не только эсерам-интеллигентам, но и эсерам-рабочим. Это наглядно проявлялось в позиции на выборах в Петрограде их рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета и на заседаниях этой группы. Одни критиковали пораженчество большевиков; другие призывали к обороне и коалиции с буржуазией, выступавшей против царизма; третьи выражали солидарность с циммервальдцами.

Идеи левых эсеров-интернационалистов в начале войны не пользовались сколько-нибудь заметным влиянием, но по мере ухудшения внешнего и внутреннего положения страны, нарастания политического кризиса они находили себе все больше сторонников. Так, в январе 1916 г. Петроградский комитет партии эсеров заявил, что “главной задачей является организация трудящихся классов для революционного переворота, ибо только при захвате ими власти ликвидация войны и всех ее последствий будет проведена в интересах трудовой демократии”.

Война еще более усугубила организационный кризис эсеров. По свидетельству В.М.Зензинова, члена ЦК избранного на V Совете партии, за все годы войны “почти нигде не существовало организаций партии эсеров”. Однако идеи партии сохраняли свои корни, потенциальную силу и значение. Тысячи эсеров и их сторонников, действовавшие в 1905 – 1907 гг., в межреволюционное десятилетие не исчезли, а лишь организационно распылились. “Кузницами” эсеровских кадров агитаторов, пропагандистов и организаторов в этот период являлись тюрьмы, каторга и ссылка. Те эсеры, которые формально уходили из партии, не порывали духовную связь с нею. Работая в различных легальных организациях, они расширяли поле эсеровского идейного влияния. В целом сохранилось, укрываясь в эмиграции, руководящее ядро партии. Лишь учитывая все это, можно понять ту удивительную метаморфозу, которая произошла с эсерами за короткое время после победы второй российской революции в феврале 1917 г.

Эсеры в 1917 г.

Политические силы России, оппозиционные и революционные, в том числе и эсеры, не были инициаторами, организаторами и вождями Февральской революции. Она застала их врасплох, но, захваченные вихрем событий, они приняли в ней активное участие и повлияли на ее исход, определив характер и своеобразие той политической системы, с которой Россия вышла из этой победоносной революции.

Так, в Петрограде энергично действовали эсеры-рабочие во главе с П.А.Александровичем. Вместе с большевиками и меньшевиками эсеры входили в инициативные группы, поднимавшие массы на борьбу в Сормово, Астрахани и Якутске. Практически повсеместно их представители участвовали в организации новой власти. Эсеры Зензинов и Александрович вместе с другими представителями демократической общественности были инициаторами образования Петроградского совета рабочих депутатов. В первый состав исполкома совета были персонально избраны Александрович и А.Ф.Керенский, а от партии вошли Зензинов и Н.С.Русанов. Керенский был избран товарищем председателя совета и одновременно занял пост министра юстиции во Временном правительстве.

Подобная картина наблюдалась и на местах. Эсеры возглавили Комитет общественного порядка в Новониколаевске и Комитет общественной безопасности в Красноярске. Значительным было их представительство и влияние во многих других таких же организациях и в Советах. Эсер В.И.Чижевский стал председателем Уфимского совета рабочих депутатов. А.Р.Гоц принимал активное участие в создании в Иркутске Комитета общественных организаций и советов рабочих и солдатских депутатов. Среди солдат эсеры были особенно влиятельны. Кроме Иркутского под их руководством оказались солдатские Советы в Москве, Нижнем Новгороде, Царицыне и ряде других городов.

Февральская революция коренным образом изменила общественное положение партии эсеров. Из едва проявлявшей признаки жизни, находившейся в глубоком подполье, постоянно преследуемой, малочисленной, оказывавшей слабое влияние на политическую жизнь страны она за короткое время превратилась в самую большую по численности и самую популярную партию, стала участницей правящей коалиции.

Организационное возрождение партии началось уже в ходе революции. Партийные ячейки составлялись, как правило, из немногих, пребывавших до этого в подполье или возвращавшихся в партию бывших эсеров, покинувших ее в межреволюционный период. Возвращались из ссылки и эмиграции лидеры партии. Организационная работа велась в быстром темпе. 2 марта состоялась I Петроградская конференция эсеров. Она избрала городской комитет, который до третьего съезда партии исполнял также функции ЦК, и приняла решение об издании партийной газеты “Дело народа”, первый номер которой вышел 15 марта. 3 марта провели свою конференцию московские эсеры. Комитет, избранный конференцией, вместе с самостоятельно возникшим Временным организационным бюро обратился ко всем партийным работникам с призывом неотложно взяться за возрождение открытой партии, за создание массовых организаций пролетариата и трудового крестьянства. Лихорадочно велась и организационная работа на местах.

Широко былы поставлены печатная пропаганда и агитация. Тиражом до 300 тыс. экземпляров выходила ежедневная центральная партийная газета “Дело народа”. Издавалось около сотни различных местных партийных периодических изданий. Огромными тиражами публиковалась популярная литература по вопросам государственного устройства, войны и мира, земельному, национальному, рабочему и др.

Случалось, что в ПСР принимали целыми деревнями, фабриками и полками. Уже к III съезду в партии было несколько сот тысяч человек. Наибольшая ее численность в 1917 г. составляла около миллиона человек. По сведениям ЦК на начало августа, т. е. в период наибольшей популярности партии, в ней было 436 организаций – 312 комитетов и 124 группы.

Но эсеры брали количеством, а не качеством. Старый, испытанный состав партии был затоплен новыми, так называемыми “мартовскими эсерами”. Пестрые в социальном отношении, включающие в себя рабочих, крестьян, солдат, интеллигенцию, служащих, мелких чиновников, студентов, учащихся и т. п., “мартовские эсеры” в своем большинстве имели слабые представления о теории эсеров. Немало было среди них и тех, кто руководствовался корыстными побуждениями, рассчитывая извлечь выгоду из членства в самой влиятельной и правящей партии. Партия эсеров, и до этого не отличавшаяся идейным и тактическим единством и организационной монолитностью, с “мартовским” пополнением стала еще более неустойчивой и еще менее способной проводить в жизнь свою линию.

Организационное оформление партии эсеров было завершено ее III съездом, состоявшимся 25 мая – 4 июня 1917 г. На съезде был избран ЦК в составе 20 человек и выработана официальная позиция партии по таким принципиальным вопросам, как отношение к Временному правительству, войне и миру, аграрному, рабочему и ряду других.

Решения съезда оказались временным компромиссом между различными течениями в партии. Борьба между правыми и левыми эсерами, а также компромиссы между ними, достигавшиеся благодаря немалым усилиям центристов, составляли содержание внутренней истории партии эсеров в 1917 г. Центристами в конечном счете определялся и официальный курс партии. Однако и они не были монолитны. Наиболее последовательным центристом был секретарь ЦК В.М.Зензинов. Вождь партии В.М.Чернов, при всей его гибкости, искусстве лавировать и находить равнодействующую между противостоящими точками зрения, нередко оказывался на позициях левоцентризма. А такие влиятельные члены ЦК, как А.Р.Гоц, председатель эсеровской фракции в Петроградском совете и товарищ председателя ВЦИК, и Н.Д.Авксентьев, бывший в 1917 г. председателем ВЦИК советов крестьянских депутатов, министром внутренних дел во втором коалиционном Временном правительстве и председателем Совета республики (“предпарламента”), были правоцентристами. Лидерами правого течения в партии были А.А.Аргунов, Е.К.Брешковская, А.Ф.Керенский и Б.В.Савинков. Их взгляды и настроения выражала газета “Воля народа”. Левое крыло партии возглавлялось М.А.Натансоном, Б.Д.Камковым, М.А.Спиридоновой и др. Их печатными органами были газеты “Земля и воля” и “Знамя труда”.

В основе разногласий внутри партии эсеров лежали различные оценки характера, движущих сил и перспектив происходившего социального переворота, а также различные взгляды на роль партии в этом перевороте. Правые эсеры считали, что вопрос о социалистическом переустройстве общества не стоит на повестке дня не только в России, но и в странах “передового капитализма”, т.к. для него еще не созрели “материальные и духовные условия”. Задачу революции они видели прежде всего в демократизации политического строя и форм собственности. Требование обобществления основных отраслей промышленного производства рассматривалось ими как утопическая попытка обойти законы естественного хозяйственного развития и даже как “экономическая реакция”. Партия и трудящиеся, по их мнению, должны были бороться не против капитализма вообще, а лишь против наиболее хищнических, паразитических его сторон, особенно присущих российскому капитализму. Логичной в их концепции была ориентация на союз с прогрессивными элементами буржуазии и их политическими представителями – кадетами. Правые эсеры были последовательными сторонниками коалиционного правительства. Необходимость коалиции обосновывалась не только концептуальными соображениями, но и практическими потребностями момента. В коалиции виделись условие и средство преодолеть экономическую разруху, обеспечить успехи на фронте и возможность довести страну до Учредительного собрания без гражданской войны. Соответственно, правые эсеры резко отрицательно относились к большевикам с их курсом на социалистическую революцию и лозунгом перехода власти к советам. По вопросу о войне и мире правые эсеры эволюционировали от оборончества к революционному оборончеству. Они отвергали сепаратный мир с Германией, выступали за войну до победного конца в союзе с Антантой, надеясь таким образом не только добиться справедливого мира, но и спасти молодую российскую демократию.

Иной была концепция левых эсеров. Спасение России они видели только в ее прорыве к социализму через мировую революцию. Предполагалось, что только она создаст условия для торжества российской социалистической революции. Они, естественно, выступали против любой коалиции с кадетами, за однородное социалистическое правительство. В аграрном вопросе их позиция сводилась к немедленной передаче всей помещичьей земли в распоряжение земельных комитетов до окончательного решения этого вопроса Учредительным собранием. Левые эсеры считали, что после свержения самодержавия империалистический характер войны не изменился. Временное правительство и поддерживающая его часть российской демократии, продолжая эту войну, защищают империалистические интересы не столько своей, сколько союзнической буржуазии. Покончить с войной способна лишь мировая революция, в пожаре которой сгорит главный виновник войны – буржуазное общество.

Политика эсеровского центра основыва