О том, как Бэнкэй стал вассалом Ёсицунэ

 

Наступило утро восемнадцатого числа шестого месяца. К храму Чистой Влаги – Киёмидзу на поклонение к Милосердной Каннон сходилось множество людей – и знатных, и простого народа. Явился и Бэнкэй, ибо решил, что ночной его противник непременно тоже будет у храма нынче к вечеру.

Долго топтался он у главных ворот, ждал и никак не мог дождаться. Он совсем уже собрался было уходить опять с пустыми руками, но, поскольку Ёсицунэ, как это вошло у него в обычай, гулял по ночам на склонах горы Киёмидзу, вдруг донеслись до Бэнкэя звуки той самой флейты.

«Ара, до чего же приятные и чистые звуки! – подумал Бэнкэй. – Вот и вышло по-моему!» И он встал в воротах, молясь про себя: «О богиня Каннон! Ты – святыня храма сего, воздвигнутого достославным Саканоуэ Тамурамаро, ты некогда дала клятву: “Если не выполню я, тридцать три раза переменив свой облик, все прошения людей, то навеки останусь среди подвижников обители Гион и никогда не обрету высшего постижения!” И ещё ты поклялась: “Дарую счастье и богатство тому, кто преодолеет поток и пристанет к брегу постигнутой истины!” Но мне, Бэнкэю, не надобно ни счастья, ни богатства. Отдай мне только меч этого человека!» Так он стоял перед воротами храма и молился.

Между тем Ёсицунэ был и без того угрюмо настроен, а тут ещё, взглянув вверх по склону, увидел: тот самый монах. Только, не в пример давешней ночи, облачён он в панцирь, огромный меч на боку и ждёт, опершись на алебарду. «Каков негодяй, снова у меня на дороге», – подумал Ёсицунэ и, нисколько не дрогнув, направился вверх прямо к воротам.

– Не с вами ли мы встретились у храма Тэндзин вчерашней ночью? – произнёс Бэнкэй.

– Случилось такое дело, – ответил Ёсицунэ.

– Так, может быть, вы всё же соизволите отдать мне свой меч?

– Сколько ни проси, просто-запросто его не получишь, – сказал Ёсицунэ. – Коль очень нужно, так подойди и возьми!

– И всё-то вы бахвалитесь… – проворчал Бэнкэй.

Взмахнув алебардой, он ринулся на Ёсицунэ вниз по склону и с рёвом обрушил на него град ударов. Ёсицунэ, выхватив свой меч, отбил их все. А затем огромная алебарда начала рубить воздух впустую, ибо Ёсицунэ стал просто перепрыгивать через руки Бэнкэя, сжимавшие древко. И тогда до Бэнкэя дошло наконец, насколько превосходит его противник.

– Авая! – оторопело проговорил он, отступая, и подумал про себя: «Нет, этот человек мне не под силу».

А Ёсицунэ сказал:

– Таким манером я готов забавляться с тобой хоть всю ночь напролёт, но мне надлежит помолиться Милосердной Каннон об исполнении одного заветного желания.

И он скрылся. Бэнкэй сказал себе: «У меня словно что-то уплыло из рук».

Ёсицунэ же подумал так: «Что ни говори, бьётся он изрядно. Интересно, пробудет ли он здесь до утра? Я бы вышиб у него из рук и меч его, и алебарду, слегка бы его ранил и захватил живьём. Всё-таки в одиночку бродить скучно, и я бы взял его к себе вассалом-кэраем».

В ту ночь Ёсицунэ предался в храме Чистой Влаги всенощному бдению. Бэнкэй об этом не знал. Занятый мыслями об упущенном мече, он некоторое время спустя тоже отправился в храм. Там, в молитвенном зале, множество людей на разные голоса произносили нараспев молитвословия, но он сразу различил голос, с благоговением читавший из начала первого свитка «Лотосовой сутры», и чтение это доносилось со стороны средней решётчатой двери, ведущей на заднюю половину храма. «Чудеса, да и только! – подумал Бэнкэй. – Этот голос, читающий сутру, весьма похож на голос давешнего человека, обозвавшего меня бранным словом. Подойду-ка я поближе, взгляну». Он прислонил алебарду у входа и, оставшись при одном только мече, стал продираться через гущу молящихся прямо по плечам, приговаривая: «Я служитель храма, посторонитесь!» За спиной углублённого в сутру Ёсицунэ он остановился и встал там, расставив ноги. Поглядывая на него в свете светильников, люди испуганно переговаривались: «Какой страшный монах, да какой громадный!»

Ёсицунэ оглянулся: над ним нависал Бэнкэй. «Непонятно, как он даже здесь умудрился выследить меня», – подумалось ему. Впрочем, это только он знал, что рядом с ним Бэнкэй, а Бэнкэй глядел на него, не узнавая. Совсем недавно был мужчина мужчиной, теперь же был некто в женских одеждах с головным платком кадзуки, прикрывающим лицо. Мусасибо Бэнкэй растерялся. «А вот попробую пихнуть его отсюда и посмотрю, что получится», – нашёлся наконец он и с силой ткнул Ёсицунэ в бок ножнами меча.

– Эй, ты, юный монашек или дама, – сказал он, – мне тоже надобно вознести молитвы. Подвинься, я сяду рядом.

Ёсицунэ не отозвался. «Как я и думал, это не просто кто-нибудь, это тот самый человек», – подумал Бэнкэй и снова с силой ткнул ножнами.

Тогда Ёсицунэ не выдержал.

– Чудище несуразное! – произнёс он. – Таким нищебродам, как ты, надлежит молиться под деревом или под тростниковой крышей, ибо Будда в неизречённом милосердии своём услышит тебя и оттуда! Как смеешь ты бесчинствовать здесь, где собралось столько почтенных людей? Убирайся вон!

– Жестоко говорите вы со мной, – отозвался Бэнкэй. – Видно, зря мы познакомились прошлой ночью. И всё же я к вам подсяду.

С этими словами он ловко перепрыгнул через две циновки и уселся рядом с Ёсицунэ, на что тот сказал с отвращением:

– Невеже и пристало так ломиться.

А Бэнкэй между тем выхватил у него сутру, развернул её наугад и произнёс:

– Что за прекрасная сутра! Твоя она? Или чужая?

Ёсицунэ не отвечал. Тогда Бэнкэй предложил:

– Давай читать вместе. Читай ты, и буду читать я.

Надо сказать, что Бэнкэй у себя в Западной пагоде на горе Хиэй был прославленным чтецом священных текстов. Ёсицунэ тоже в бытность свою в храме Курама обрёл навыки чтения. И они принялись читать попеременно, причём Бэнкэй читал на голос «Ко» – высокий, а Ёсицунэ читал на голос «Оцу» – низкий, и так они прочли половину второго свитка.

И не стало слышно шуршащего шарканья молящихся, стихли колокольцы паломников, и на какое-то время всё вокруг погрузилось в бесконечно благоговейную тишину.

Потом Ёсицунэ поднялся и сказал:

– Мне надобно встретиться со знакомым, я ухожу.

– А мне опять ждать противника, которого я не смог одолеть? – возразил Бэнкэй. – И как раз сейчас, когда он у меня перед глазами? Нет уж, пойдём вместе.

Они прошли к южному выходу, и Бэнкэй остановился.

– А ведь я всерьёз хочу заполучить этот ваш меч, – сказал он. – Лучше отдайте его мне.

– Не могу, меч наследственный, – отозвался Ёсицунэ.

– А когда так, извольте на бой. Сразимся, и кто победит, тому им и владеть.

– Ну что ж, давай, – сказал Ёсицунэ.

Бэнкэй не теряя времени обнажил свой меч. Ёсицунэ тоже вытащил меч, и они обменялись ударами. Люди, стоявшие вокруг, шарахнулись в стороны.

– Что такое? – заволновались они. – Такой почтенный монах! Да в такой тесноте! И связался с таким мальчишкой! Эй, вы! Мечи в ножны!

Но противники не слушали и продолжали рубиться. Ёсицунэ в конце концов сорвал с себя и отбросил женский наряд и явил поражённым зрителям панцирь поверх мужской одежды.

– Вот тоже человек необыкновенный! – воскликнули в толпе.

Дамы, монахини, дети так волновались, что кое-кто свалился с галереи, а кто-то бросился закрывать двери, чтобы противников не занесло в молельное здание, и шум стоял страшный.

Между тем противники, сражаясь, спустились на храмовую террасу. Попервоначалу зрители из опасения не приближались, но затем, влекомые любопытством, они обступили противников и заходили вокруг хороводом, словно в торжественном шествии вокруг храмовой святыни. Иные спрашивали:

– Кто же одолеет – юнец или монах?

Другие отзывались:

– Наверняка юнец! Куда до него монаху, он уже выдыхается!

Бэнкэй услышал это и уныло подумал: «Вот и со стороны видно, что мне конец».

Ёсицунэ уверенно рубил. Бэнкэй упорно отбивался. Но вот он сделал промах. Ёсицунэ сейчас же подскочил к нему и ударил, и кончик его меча поразил Бэнкэя в бок под левую руку. Бэнкэй пошатнулся, и Ёсицунэ обрушил на него град могучих ударов тупой стороной меча.

Он теснил Бэнкэя так, чтобы опрокинуть головой к востоку, и вот Бэнкэй рухнул, и Ёсицунэ наступил на него и осведомился:

– Будешь ли отныне мне верным слугой?

– Видно, это предопределено в моём прошлом существовании, – ответствовал Бэнкэй. – Буду отныне вашим верным слугой.

Ёсицунэ облачился в панцирь Бэнкэя поверх своего, взял оба меча и велел Бэнкэю идти вперёд. Ещё до рассвета они достигли Ямасины и оставались там до той поры, пока не зажила рана. Затем они вместе вернулись в столицу и стали следить за действиями дома Тайра.

Да, это был тот самый Мусасибо Бэнкэй, который после памятного столкновения стал вассалом Ёсицунэ, ни разу не поколебался в верности ему, всегда и всюду тенью следовал за ним, свершил многие достославные подвиги в трехлетней войне против дома Тайра, был вместе с Ёсицунэ во всех его боях вплоть до последнего сражения у Коромогавы в краю Осю и там пал у его ног.

И вот в столице стало слышно, что Куро Ёсицунэ вместе с воином по имени Мусасибо замышляют против дома Тайра. В Рокухару пришёл донос, что стоят они у Кудесника Сёсимбо на Четвёртом проспекте. Из Рокухары явились туда большим отрядом и взяли Кудесника. Застали там и Ёсицунэ, но он оказался им не под силу и скрылся.

– Пока обо мне здесь не знали, всё ещё было ничего, а теперь пора уходить в край Осю, – сказал он и покинул столицу.

Он двинулся дорогой Тосэндо и в провинции Синано посетил своего двоюродного брата Кисо Ёсинаку.

– Быть в столице мне стало невозможно, – объявил он, – и я направляюсь в край Осю. Поскольку ты пребываешь в благополучии и безопасности, все упования возлагаются на тебя. Собирай бойцов из восточных и северных провинций. Я тоже буду действовать из Осю согласно с тобой и так полагаю, что очень скоро достигнем мы исполнения наших желаний. И ещё: от тебя близко до провинции Идзу, поэтому почаще пересылайся с господином и братом моим хёэ-но скэ Ёритомо.

С тем он отправился дальше. Кисо дал ему дорожную охрану, и он благополучно добрался до Исэ Сабуро в провинции Кодзукэ, а затем вместе с ним прибыл в Хираидзуми, столицу Хидэхиры.

Кудесника Сёсимбо допрашивали в Рокухаре под пыткой, но он ни в чём не признался, и его в конце концов казнили на берегу Камо в конце Шестого проспекта, и это было большим несчастьем. Что же до Куро Ёсицунэ, то он проводил время в краю Осю, и там ему исполнилось двадцать четыре года.