Купе мануфактур-советника Савва Морозова и товарища Красина

Когда путешественники снова оказались в купе, Савва Морозов первым делом запер дверь и, обернувшись к Красину, спросил:

– Леонид Борисович, скажите, а что это за товарищ Коба, привет от которого передавал вам господин Баев? Сказать честно, я впервые слышу это имя…

– Ну, как вам сказать, Савва Тимофеевич, – пожав плечами, ответил Красин, – есть у нас такой молодой грузинский товарищ, и мы действительно в прошлом году по партийным делам пересекались с ним в Баку… Только должен сказать, что Коба – это не имя, а партийный псевдоним; и вообще, я не понимаю, каким образом он оказался связан с этими господами из будущего…

– Знаете, Леонид Борисович, – задумчиво произнес Савва Морозов, – когда этот полковник Баев давеча приветствовал нас в ресторане, слово «товарищи» выскочило из него легко и свободно, как родное. Зато во время встречи с господином Одинцовым мне показалось, что, обращаясь ко мне «господин», он говорил как бы через силу, на мгновенье запинаясь и задумываясь…

– Да что же, Савва Тимофеевич, – с интересом спросил Красин, – вы думаете, что все они там «товарищи»?

На этот вопрос тот ответить не успел, так как в дверь купе постучали… Это и был полковник Баев со своим молодым спутником, который, правда, не вошел вместе со своим начальником, а остался в коридоре.

– Итак, товарищи, – сказал полковник, когда дверь за ним закрылась, – давайте расставим все точки над «i». Товарищ Одинцов считает, что в связи с некоторой переменой обстановки нам следует раскрыть перед вами пока еще потайную подоплеку происходящих событий. Дело в том, что вопрос, какую сторону баррикад – с нами или против нас – выберет товарищ Ленин, возможно, коренным образом повлияет на ход дальнейшей истории…

– Погодите, господин Баев, – выдвинулся вперед Красин, – скажите нам сначала – кто это такие «ВЫ», какова ваша программа и каково ваше отношение к партии большевиков? И, кстати, какое отношение вы имеете к премного известному душителю свободы, господину Мартынову? Ведь если мне не изменяет память, служит он в той же Имперской Безопасности, что и вы…

– Мы, – ответил полковник, – это русские офицеры из будущего, которым обидно за униженную и оскорбленную державу, а также государыня Ольга Александровна и ее брат Великий князь Михаил Александрович. Императрица Мария Федоровна при этом для нас является попутчиком, а экс-император Николай Александрович – персонажем, который уже сыграл свою роль и теперь должен быть доставлен в счастливое будущее в качестве пассажира. Помимо этого, вокруг нас формируется организация единомышленников, нечто вроде рыцарского ордена, и людям из этого круга предстоит еще свершить многое. Теперь по поводу программы. Мы не хотим, чтобы огромное большинство русского народа прозябало в нищете, в то время как ничтожное меньшинство будет утопать в роскоши. Это положение надо изменить быстро и радикально. И в тоже время мы не хотим, чтобы этот «мир насилья», как поется в вашей песне, был разрушен «до основанья». Если это допустить, то степень применения этого самого насилия вырастет многократно и кровь потечет рекой. Вы даже не представляете, какого количества людских жертв будет стоить так желаемое вами низвержение самодержавия и последовавший за ним хаос Гражданской войны…

– Господин полковник, – резко возразил Красин, – низвержение самодержавия и последующая социалистическая революция являются краеугольными пунктами большевистской программы. Если мы силой не отберем власть у буржуазии и помещиков, то эти угнетатели трудового народа, рабочего класса и крестьянства ни за что не отдадут нам ее по доброй воле. Если для того, чтобы построить общество всеобщей справедливости, необходимо пролить кровь, то мы, не колеблясь, ее прольем.

– В таком случае, – невозмутимо усмехнулся полковник Баев, – мы, не колеблясь, без всяких сантиментов, перестреляем всех вас как бешеных собак. Там, в нашем прошлом, этот ваш эксперимент уже один раз состоялся, и итог его оказался весьма сомнительным. Во имя исполнения этих самых ваших краеугольных пунктов программы было разрушено государство, пролита кровь, погибли двадцать миллионов русских людей, бóльшая часть из которых была никакими не угнетателями, а обычными рабочими и крестьянами, а страна в своем развитии оказалась отброшена на десятки лет назад. И каков же оказался конечный результат революционных преобразований? Государственная система, выстроенная вашими товарищами на месте разрушенной Российской империи, несмотря на всю свою социалистичность и прогрессивные стремления, до боли напоминала свою предшественницу и имела точно такой же ключевой недостаток – итог ее деятельности по большей части зависел от личности того, кто окажется на самом верху командной пирамиды…

– Такого не могло быть, – возразил Красин, – у нас, большевиков, нет никакой командной пирамиды, поскольку мы являемся сторонниками демократического централизма и вместо вождя или императора деятельностью нашей партии руководит группа опытных и ответственных товарищей, именуемая Центральным комитетом…

– Комитет, даже Центральный, – назидательно сказал полковник Баев, вызвав усмешку у Саввы Морозова, – это такая форма жизни – с множеством ног и с полным отсутствием мозга. Вспомните «совет пятисот» на излете великой Французской Революции. Когда Наполеон выкидывал этих балаболов из Тюильри, ему не потребовалось даже стрелять из пушек и ружей – чтобы освободить помещение, хватило и барабанного боя. А ведь как все красиво начиналось! Свобода, Равенство. Братство. Гром пушек при штурме Бастилии и прочее бла-бла-бла. Но если подойти к вопросу серьезно, то становится понятно, что в любом комитете всегда должен быть лидер, модератор, который улаживает споры, разруливает ситуации лебедя, рака и щуки, управляя процессом принятия решений, а также руководит их претворением в жизнь. Без такого человека комитет превращается в аморфное болото, не способное решить даже самого мелкого вопроса. Но если при монархии вопрос, плохим или хорошим окажется наследник престола, зависит от случайных процессов в момент зачатия, то партийное руководство обнаружило неистребимую тягу к последовательному ухудшению своего качества. Путь от такого гения как товарищи Ленин до полных ничтожеств последних дней, деятельность которых и привела к реставрации в нашей России капитализма, занял в истории всего семьдесят лет, и в итоге страну постигла вторая величайшая геополитическая катастрофа за столетие. Первая, если вы не поняли – это когда вам и либералам совместными усилиями все же удалось разломать Российскую Империю…

– Ладно, возможно, это и так, – угрюмо набычился Красин, – но я не понимаю, как и в силу каких объективных факторов вообще могло произойти такое ухудшение качества руководства нашей партии.

Полковник Баев пожал плечами:

– Процесс этот, судя по всему, объективный. Партийные лидеры, не уверенные в своем праве на власть в силу закона и традиций, стараются подбирать себе в помощники людей, которые из-за своей ограниченности не сумеют поколебать их положения. Ну и, соответственно, после смерти большевистского богдыхана его преемника выбирают из его же ближайшего окружения, после чего новый руководитель партии еще на одну ступень опускает качество своего окружения. Результат налицо. Вековая мечта человечества мало того что выродилась и заглохла, но и сделала почти ругательными такие слова как социализм, коммунизм и большевизм…

Красин опустился на сиденье дивана и в отчаянии обхватил голову руками. Он не был таким уж фанатиком, чтобы не понимать, что полковник Баев говорит правду, правду и одну только правду. Ведь правильно в самом начале сказал Савва Морозов – что их пытаются переубедить – вместо того, чтобы перестрелять всех, как они уже почти перестреляли эсеров, с которыми никто в переговоры не вступал. На террор новая власть ответила террором, убивая эсеровских боевиков по суду или без суда. С большевиками же пытаются разговаривать и переубеждать, чтобы переманить их на свою сторону…

– Допустим, – глухо сказал Красин, не поднимая головы, – что Старик, то есть товарищ Ленин, согласился принять ваше предложение. Что в таком случае вы собираетесь делать?

Полковник Баев хмыкнул.

– В первую очередь, надо сказать, – ответил он, – что вопрос о власти нами решен, потому что члены нашей команды уже заняли в государстве высшие руководящие посты и имеют в распоряжении лично преданные им воинские части. Действуя изнутри и двигаясь маленькими шагами к великой цели, наше руководство за десять последующих лет планирует полностью сменить старую управленческую пирамиду. Тут главное – не спешить и быть последовательным. Без смут и потрясений, шаг за шагом… В этом смысле нам существенно помогли заговор Владимировичей и покушение на бывшего царя Николая. Торопливые неумелые действия британцев, пытавшихся парировать усиление нашего влияния, позволили нам подчистую вырубить самую гнилую часть российской элиты и развязать террор против мздоимцев и казнокрадов…

– Помимо этого, – возразил Красин, – вы создали в России атмосферу страха, вы закрываете газеты и сажаете в тюрьму журналистов и прочих представителей интеллигенции. Ваш господин Мартынов щеголяет в своем черном мундире как порождение самого Сатаны, а его люди хватают людей прямо на улицах – только затем, чтобы отправить их на каторгу по обвинению в поддержке террористической деятельности и одобрении насильственного изменения государственного строя…

 – Ну кто же доктор вашим интеллигентам, – пожал плечами полковник, – если они и в самом деле виновны в том, в чем их обвиняют. Закон суров, но это закон. Публичная поддержка террористических актов и призывы к насилию будут караться со всей возможной жесткостью, потому что мы знаем, чем может обернуться попустительство. Кстати, когда там, в нашем мире, вы, большевики, дорвались до власти, то первым делом вы к чертовой матери перестреляли всю эту либеральную братию. Мало кто тогда уцелел. Так что мы еще гуманны, ибо не выносим смертных приговоров. Да и зачем? Когда эти люди пройдут курс трудотерапии, большую их часть еще будет возможно применить с пользой для страны. Что же касается изменений в государственном устройстве, то все они будут происходить в соответствии с нашими планами и без всяких попыток внешнего насилия. Шантаж государства насильственными действиями недопустим и будет караться при помощи самых суровых мер. Эсеры – это только начало. У нас есть собственная социальная программа, предусматривающая радикальное, но поэтапное улучшение благосостояния широких народных масс. Мы будем сражаться не за то, чтобы уничтожить всех богатых, а за то, чтобы в России больше никогда не было нищих и голодных. Российская империя – это совсем не бедная страна, просто она чрезвычайно дурно управляется…

– Понятно, – кивнул Красин, – вы рассчитываете, что будете управлять лучше, добиваясь благосостояния не только для себя лично, но и для всего народа. Это, разумеется, весьма похвально, но ведь не одним лишь хлебом насущным жив человек. Кроме самых обычных жизненных благ, людям необходимо знание того, что они сами могут решать свою судьбу, а не являются рабами их правителей. Планируете ли вы вводить в России политические права и свободы, гарантирующие людям право на собрания, митинги и забастовки, свободу прессы и книгопечатания, а также демократическую парламентскую систему, позволяющую народу Российской империи выбирать своих представителей во власти?

Полковник Баев пожал плечами.

– Если ввести эти свободы все и сразу, – сказал он, – то страна утонет в митинговом хаосе, а в представительные органы власти будут избраны отнюдь не большевики, а наиболее пронырливые и отвратительные представители буржуазии и буржуазной интеллигенции. Вы уж поверьте, что ничего хорошего из этого не получится. Между прочим, там, в нашем прошлом, при вашей большевистской власти эти права только декларировались, но отнюдь не реализовывались. Хлебнув в самом начале такой вот митинговой стихии, ваши вожди почти сразу закрутили гайки. Мы же планируем вводить реальные гражданские права, но только по мере роста грамотности населения и улучшения условий его жизни, что уменьшит и радикализацию общества. Первыми правами, которые мы собираемся ввести, станут право на начальное, а по мере развития и на среднее образование, право на медицинское обеспечение, а также право на землю для крестьян и хорошо оплачиваемый труд для рабочих. И только потом, когда эти первичные права укоренятся в обществе, которое забудет, что такое голод и нищета, можно будет вводить и остальные политические права. Иначе нельзя, потому что в противном случае страну захватит голодная митинговая стихия. Это мы тоже у себя проходили. Вместо вашей социалистической революции снизу, которая должна за один день дать народу все долгожданные свободы (а на самом деле окунуть страну в пучину смуты), мы запланировали социальную революцию сверху – чтобы без крови и жертв, постепенно, но неумолимо низвести вчерашние господствующие классы до положения статистов и выдвинуть вместо них новых людей, способных руководить страной в общенародных интересах. И вы, большевики, вместе со своими идеями, сможете войти в состав этой новой элиты – если, конечно, примете наше предложение. В противном случае мы будем вынуждены действовать сами, без вашей помощи, чисто административными методами товарища Зубатова – и тогда что выйдет, то выйдет, потому что никакой чиновник не заменит пламенного большевика там, где последний может быть применен с наибольшей пользой.

– Звучит весьма неплохо, господин Баев, – хмыкнул Красин, – если не считать того, что, оставляя за собой главные руководящие посты в государстве, вы в любой момент сможете аннулировать наше соглашение, уничтожив партию большевиков, которая окажется полностью беззащитной перед вашим коварством. Это я говорю к тому, что человек, к которому мы едем, будет рассуждать именно таким образом и не поверит вам ни на йоту. До вашего появления мы уже обсуждали этот вопрос с Саввой Тимофеевичем, но так и не пришли к определенному выводу. Аргументы «за» и «против» уравновешивают друг друга, и совсем не исключено, что мы услышим от него категорический отказ и проклятия в адрес изменников делу борьбы за свободу рабочего класса. Что вы будете делать в таком случае?

– В таком случае, – ответил полковник Баев, – мы объявим господину Владимиру Ульянову войну на уничтожение и выиграем ее в два хода. Это мы умеем. Как я уже говорил, мы все равно намерены добиться своего – с вашей партией или без нее; просто правильно мотивированные и идейно подкованные люди в борьбе с угнетателями рабочего класса будут нам совсем не лишними. Но я не думаю, что Ильич ответит нам категорическим отказом. Как гласит наша история, он только кажется несгибаемым бойцом за свои идеалы, а на самом деле, имея дело с превосходящей силой, он становится весьма склонен к компромиссам и тактическим маневрам. Нас устроит даже его нейтралитет и разрешение членам вашей партии занимать государственные посты и участвовать в проведении нашей социальной политики. Были, знаете ли, прецеденты. [267] В таком случае министром труда вместо господина Ульянова можете стать именно вы, господин Красин, замена почти равноценная. Если мы с вами договоримся, то первое, что сделает наша государыня – это объявит амнистию членам вашей партии, причем всем и сразу… И тем более мы никогда и ни у кого из вас не будем требовать выдачи ваших бывших товарищей. Это исключено. Отлов непримиримых и их истребление будет происходить, так сказать, классическими средствами, а не путем предательства их товарищей.

– Хорошо, товарищ Баев, – впервые за все это время улыбнулся Красин, – меня вы уже почти уговорили. Но только проясните один маленький вопрос. К чему вы в самом начале разговора упомянули товарища Кобу и передали мне от него привет? Неужели и он тоже согласился с вами сотрудничать? Насколько я его знаю, он как раз и относится к той твердолобой породе, которую нельзя убедить никакими угрозами и никакой превосходящей силой.

– А мы, товарищ Красин, – ответил повеселевший полковник Баев, – убедили его не силой и не угрозами, а совсем другими аргументами. Узнав об историческом процессе столько, сколько знаем мы сами, он согласился с нами сотрудничать абсолютно добровольно и без малейшего принуждения. Вы зря недооцениваете этого молодого человека, ибо изнутри он во много раз больше, чем кажется снаружи… В нашем мире именно он принял вашу партию и новосозданную страну из рук умирающего Ленина и сумел добиться того, что ваш эксперимент не угас естественным путем через три-пять лет, растворившись в частнособственнических инстинктах, а продержался почти семьдесят лет, за время которых бывшая Российская империя – нищее и аграрное государство – превратилась в одну из двух сущих мировых сверхдержав. Для нас товарищ Коба будет поценнее всех остальных ваших партийцев вместе взятых, не исключая и присутствующих здесь. Просто этот человек пока еще очень молод, но этот недостаток легко исправить… Впрочем, на эту тему мы с вами еще поговорим, ибо мы с моим молодым спутником так же направляемся на встречу с товарищем Лениным, имея в качестве рекомендательного письма послание товарища Кобы. Именно его согласие на сотрудничество заставило меня бросить все и по приказу начальства присоединиться к вашей поездке в Швейцарию. Я думаю, что, имея это письмо и вашу поддержку, нам удастся уговорить Владимира Ильича не делать глупостей и согласиться на наше взаимовыгодное соглашение. Собственно, когда ваш Старик узнает, к чему привел его эксперимент, он наверняка ужасно расстроится, ибо гордится там нечем. Но это уже совсем другой разговор, а на сем разрешите откланяться.

Уже на пороге, стоя у открытой двери, полковник Баев обернулся и произнес:

– Кстати, мы со Станиславом обитаем в соседнем купе. Если у вас возникнут какие-либо вопросы, то будем рады вас видеть. Честь имею.

После этого дверь закрылась и недоуменно переглядывающиеся Савва Морозов и товарищ Красин остались в купе вдвоем. Савва прежде с выходцами из будущего уже встречался, а вот Красин находился от этого визита в состоянии тихого обалдения. Только сейчас до него дошло, что партии большевиков, ценой отказа от некоторых догм, предложили возможность попытаться без крови и смут, при поддержке мощнейшей силы, осуществить ключевые государственные преобразования, при этом как с эталоном сверяясь с уже проделанным историческим путем.

* * *

Августа 1904 года, утро