Глава 32. Дацан на Лысой горе

Июль 2017

 

И вот он, дацан. Название его — «Ринпоче Багша», что в переводе означает «Драгоценный учитель». Мы вошли вширокие ворота на большую площадь, тут и там уставленнуюавтомобилями и маршрутными микроавтобусами номер 97. Едва мы преодолели первую широкую лестницу по направлению к храму, как у меня возникло впечатление, что в небо взвилась птица, и связанная со мной невидимыми нитями, приподняла меня над серым асфальтом. Я смотрел вокруг, на то, о чём неоднократно рассказывал отец, на то, что я разглядывал на фотографиях и видео. Но разве могут цифровые копии передать то, что излучало это место. Это столь же трудно описать обычными словами, как невозможно измерить свет в килограммах или любовь в джоулях. И если раньше я то и дело задавался вопросом, зачем отец уехал в такую сибирскую даль, то теперь я его понял.

Дацан стоял на самой вершине Лысой горы. Мы поднялись на следующий уровень, где былирасположены две ступы примирения, колокол, павильон с лампадками, таблички с мудрыми изречениями, сад. Всю эту красоту венчало двухэтажное здание из красного кирпича с загнутыми вверх уголками жёлтой крыши.

Дацан Ринпоче Багша очень молод. Он был открыт в 2004 году и был назван в честь своего основателя Еше Лодоя Ринпоче, в 1993 году по просьбе бурятского духовенства направленного Далай-ламой XIVучителем в Бурятию. Мы прошли гороо — путь очищения и почитания, сняли головные уборы и вошли в храм. Внутри было тихо и царило умиротворение. Ходили люди:одни стояли в очереди, чтобы заказать молебен, другиеразглядывал статуэтки, третьи молились, сложив вместе ладони. Но моим вниманием сразу завладела шестиметровая статуя Будды Шакьямуни, расположенная на высоком пьедестале. Мы стали обходить зал по часовой стрелке. Виталий с интересом изучал многочисленные буддистские атрибуты. А я, как заворожённый, смотрел наверх, на Будду. Не знаю, может быть, это было неправильно, и неприлично так вести себя, и может быть, наоборот, нужно было склониться пред святым ликом?Но я не мог оторвать от Будды взгляда, всё моё существо вибрировало, и я забыл, где нахожусь, я растворялся, щемяще, невероятно. Но что это? Я сделал ещё шаг, и увидел, что Будда теперь смотрит прямо мне в глаза! Я остановился.

— ………….?—спрашивал меня бездонный взор. Мне захотелось ответить ему, но как ответить на вопрос, который не можешь понять? Однако, изумляясь и не веря собственным ощущениями, я услышал свой ответ. Моя душа говорила и говорила, и эти слова мне тоже были неведомы. Я только чувствовал, что отвечаю ему. А он снова спрашивает, и я снова отвечаю. Я не знаю, сколько я так простоял, никто не окликнул меня, никто не попросил подвинуться. Я словно замер, и возможно, моё тело, не привыкшее к такой абсолютной неподвижности,не выдержало и сделало маленький шаг вправо. Глаза Будды моментально обратились куда-то за моё плечо, я шагнул обратно и вновь встретился с его взором, вопрошающим:

—Хочешь поговорить ещё? Да…Ты так долго молчал…

 Вдруг я понял, что он видит не только меня, но и моего монаха, и от этого у Ардана катятся слёзы по смуглым щекам.Я не заметил, как собрались люди, как уселись за двойной ряд столов обритые ламы-монахи вкрасных одеяниях. Я опомнился только тогда, когда за моей спиной послышалось низкое пение или говор, отчего у меня словно пошли волны по телу?Начался молебен, или как здесь это называется — хурал. Я осторожно отошёл вправо, а потом, не отворачиваясь от Будды, медленными шагами стал продвигаться назад к тому месту, где на поставленных рядами деревянных скамеечках сидели люди: буряты, русские, старики, дети, молодёжь. И было удивительное единение величественного и очень простого, человеческого. Было легко и спокойно. Было светло. Монахи пели молитвы, звонили в колокольчики, ударяли колотушкой по барабанам. Я сел на свободное место. Мои мысли были нигде и везде. Моя душа летала, обретя неизвестный ей доселе опыт, а я просто сидел, счастливый, опустошённый и наполненный заново. Так бы и сидеть здесь. Всегда. Не уходить.

Монахи продолжали служение. Голоса их то становились высокими, то скатывались вниз по диапазону, как с горки. Одно место за их столами пустовало, и на нём стояла каким-то специальным образом сложенная плотная красная мантия. Вдруг я услышал робкий голос монаха Ардана. «Позволь мне остаться здесь!» — прошепталон. Я видел внутренним взором его лицо, худощавый силуэт, его смешные торчащие уши, родинку на лбу и глаза, наивные, детские и блестящие. Я улыбнулся внезапному открытию. Вот же оно! Конечно! Никуда ему не нужно ехать, не нужно искать никакую чашу. Здесь его место. Вон там, между ламами. «Правда? — в его глазах зажглась надежда, — правда, я могу пройти туда?».В моём воображении он постоял ещё минуту в нерешительности, а потом отдал мне свою дорожную котомку, поклонился на прощание и, приблизившись к одинокой мантии, надел её и уселся между монахов.

Мы посещали это волшебное место каждый день. Любовались видом города и гор, гуляли по гороо долгой жизни, километровой лесной дороге вокруг Дацана, бережными руками сколоченной из деревянных дощечек, сидели в беседках символов года, обедали в столовой. Я была рад, что именноздесь нашёл свой дом монах Ардан. Иногда он махал мне с вершины Лысой горы, когда я вспоминал о нём глядя из окна папиного дома.

 

Глава 33. Прости

Июль 2017

 

Ещё с вечера мы собрали сумки. Папа сказал:

— Возьмите куртки и свитера. На Байкале может быть очень холодно!

Мы с Виталькой кивнули, но, конечно, никто из нас куртки брать не собирался. Жара такая стоит, почти сорок градусов!Оюнка слышала, как мы пошутили на тему того, что у папы включился «панический фантазёр», но ничего не сказала. А зачем спорить с двумя упрямцами?

И вот, в семь часов утра, выехав из дома на тёти Олином микрике, мы погрузились в созерцание. Созерцать было что: горная дорога, Селенга, на поверхности которой сверкали миллиарды маленьких бриллиантов, а через два часа появился он, Байкал, синий, могучий, бескрайний! Мы доехали до села Новый Энхалук, где папа снял домик на два дня. Солнце сияло во всю мощь, хотелось прямиком из машины разбежаться и плюхнуться в чистую воду величайшего на планете озера. Домик оказался близко к берегу, и я едва дождался, пока мы припаркуемся и вытряхнемся из душного микрика в благоухающий рай. Наконец, этот чудный момент настал. Мы были бы сильно наказаны за неуважение к советам отца, если бы не прекраснаяОюн.Вылезши из машины, и оказавшись под лучами солнца, мы с братом удивлённоуставились друг на друга. Дул не морской бриз, нет,то был холодный,пронизывающий ветер, как бы говорящий нам: «Готовьтесь, господа, скоро я доставлю вам на радость замечательную порцию первого снега!».Оюнка, глядяна нас, беспомощно съёжившихся, засмеялась.Она протянула нам две куртки своего брата, в настоящий момент отдающего армейский долг, которые она захватила специально для нас, упрямцев. На пальчике её сверкало золотое колечко с двумя тонко очерченными сердечками. Когда только брат успел купить его?

— Прислушиваться надо к советам старших! – назидательно сказал нам ангел.

— Мы что же, даже не искупаемся? — огорчённо спросил я.

— Почему же? Купайтесь наздоровье! — пошутил папа.

— Посмотрим, Гарри, может ещё потеплеет, — успокоила меня тётя Оля.

Однако потеплело только назавтра. Все хорошо выспались, отдохнув, наконец, от изнурительной жары. После обеда мы с отцом решили окунуться в эту прозрачную, величественную синь.Вода была очень холодная, что, оказывается, для Байкала является нормой. Виталий купаться не захотел. Оно и правильно, живя с одной почкой, к тому же донорской, не стоит так рисковать. Так что они с Оюнкой ушли гулять по длинному пляжу, а мы с папой героически переоделись и, собравшись духом, сделали по два заплыва, досуха растёрлись полотенцами, тепло оделись. Папа ушёл в дом, а мне захотелось поваляться на берегу, послушать чаек и ворчание белых барашков, которых ветер всё гнал и гнал к берегу.

Я расстелил покрывало, заботливо вручённое мне тётей Олей, но лечь не успел, зазвонил телефон. Достав его, я увидел пять пропущенных от брата. Это был шестой.

—Алло, Виталь! — сказал я.

Ответом мне был лишь шум,некий треск, и где-то в отдалении — голоса брата и Оюн. Я понял, что это папин телефон снова чудит, звонит сам из кармана. Я сбросил и перезвонил.

 

— Ну, искупались? — поинтересовался брат.

— Искупались классно! Холодно только. Виталь, переложи свой телефон куда-нибудь, пожалуйста, он сам звонит мне каждую минуту.

— Да? — брат засмеялся. — Хорошо.

Шум в трубке стал тише.

— Мы в лес повернули, хотим разведать что тут и как.

— Хорошо, далеко не заходите!

—Да, ладно, не заблудимся!

К концу разговора шум уже практически стих, я понял, что они отдалились от Байкала.

Я нажал на отбой и растянулся на покрывале. Однако, не успел я начать думать ни одну приятную мысль, как телефон зазвонил опять. Я был уже раздражён, и хотел сказать брату, чтобы он вообще его выключил, но посмотрев на дисплей, увидел, что звонит Фалерио.А мне, честно говоря, так не хватало общения с ним всё это время. Фалерио вернулся в Москву и спрашивал, когда он сможет увидеться с нами. Я поведал ему о том, что мы в Улан-Удэ, что скоро у нашего Витальки ожидается свадьба, и что мы, поэтому, задержимся здесь на месяц. Фалерио слушал молча.

— Алло, Фалерио, ты слышишь меня?

— Да, — ответил он, — слышу.

В разговоре возникла небольшая пауза, наконец, он вздохнул и сказал:

— Гарри, я нашёл её.

— Кого?

— Даниэллу Венявскую, — ответил он, — она действительно жива.

— Но ты же говорил, что она умерла.

— Мне пришлось скрыть от вас этот факт. Мне показалось это опасным для Виталия. Все должны были немедленно узнать, что он прекратил поиски. Поэтому я заставил его сделать ролик. Но сам я продолжил расследование.

— И где же Дана сейчас?

— Её переправили в ЮАР, весь этот маскарад с аварией был только ради этой цели.

— Что? — закричал я, — ты хочешь сказать, что это она всё устроила?

— Нет, не она сама, конечно, но ради неё это устроили те, на кого она работала.

У меня мелькала порой такая мысль, но всё-таки, трудно бывает поверить в то, что человек, с которым ты общался может оказаться таким чудовищем.

— Гарри, я должен сообщить Виталию!

— Нет, я тебя умоляю! Нет!

И в этот момент связь прервалась. Я перезвонил Фалерио, но номер был недоступен. Ладно, сам перезвонит, как включится, подумал я и стал ждать. Новость о Венявской поразила меня. Я испугался, что если брат узнает, что она жива, то и свадьба расстроится и всё опять покатится в тартарары. Надо обязательно уговорить Гойю, чтобы не говорил брату о Дане. Кажется, я немного задремал, ожидая звонка, убаюкиваемый песней волн. Наконец, телефон зазвонил. Я схватил трубку, но это был не Фалерио. Звонила Оюна.

— Гарри, пожалуйста, приходи сюда! Тут такое произошло! Приходи скорее! –говорила Оюн.

— Что случилось? – я вскочил на ноги. Но вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, она стала объяснять, куда мне идти, где повернуть.

Бежать по песку было неудобно. Я сообразил, что лучше выйти на дорогу, а потом уже отвернуть в лес. Я нашёл их через десять минут.

Виталий лежал на высокой траве лицом вниз. Оюн сидела на коленях рядом с ним. Первое, что я подумал, что брат умер. Меня заколотила дрожь, я подошел ближе, и увидел, что руки его, сжатые в кулаках, слегка приподнимаются и с силой ударяются о землю. При этом брат исступлённо приговаривал:

— Прости! Прости! Прости!

«Ну, вот и всё! — подумал я, — Фалерио ему сказал! Свадьба отменяется. Бедная Оюнка,ей-то за что досталось?»

— Что происходит? — спросил я.

Оюна кивнула головой на телефон, который валялся недалеко от правой руки брата. Так и есть! Я поднял телефон, готовый увидеть входящий вызов от Фалерио. Но его не было. Фалерио не звонил. И тогда я увидел открытое аудио сообщение от Анны Луизы.

— Мы просто гуляли, а оно само включилось. Он услышал, что кто—то говорит и достал телефон из кармана. А потом, вот… Вы что, так ему и не сказали?

— Что? — спросил я.

Она снова кивнула на телефон. Я отошёл в сторону и включил звук. Из телефона раздался голос Анны Луизы:

«Андрюша, — говорила она, — через пять минут меня увезут в операционную. Когда ты получишь это сообщение, мой телефон будет уже выключен. Я хочу, чтобы ты пообещал мне, и хотя, я, конечно, не услышу твоего обещания, но я просто тебя прошу.Дай Бог, чтобы операция прошла успешно, и мой сын остался жив! Но, если со мной что-то случится, обещай, что Виталик никогда, слышишь, никогда, не узнает об этой почке! Потому что иначе ему будет очень тяжело с этим жить! Скажи ему, что я попала под машину, или меня ударило током, что угодно, но только не это! А лучше, скажи, что я уехала на раскопки, и там произошёл несчастный случай. Я написала документ, в котором снимаю с врачей всю ответственность в случае моей смерти, ведь при моём диагнозе делать операцию опасно, и врачи меня долго отговаривали. Но ты не волнуйся, я говорю всё это только на всякий случай. А сама я думаю, что будет всё хорошо. Ты самый лучший мужчина на свете! Люблю тебя. Позаботься о наших мальчиках».

Я никогда не слышал этого сообщения, я даже не знал о его существовании. Я только знал со слов отца, что Анна Луиза взяла с него обещание, что в случае её смерти, Виталий никогда не узнает о том, что ему пересадили её почку. Он рассказал мне, что ждать было нельзя, что жизнь моего брата висела на волоске и Анна Луиза не колебалась ни минуты. Во время этой операции, сердце Анны Луизы остановилось.

Мы договорились с её заместителем на заводе, чтобы в случае чего он нас не выдал. Но, видимо, пришло время моему брату узнать правду.