III. Отношение Фрейда к женщинам. Любовь

Неудивительно, что зависимость Фрейда от матери проявлялась и в его отношениях с женой. Самым поразительным является контраст этих отношениях до женитьбы и после нее. В годы помолвки Фрейд был пылким, страстным и предельно ревнивым влюбленным. Характерным примером его пылкой любви может служить следующее место из его письма Марте (2 июня 1 884 г.): <О горе тебе, принцесса, когда я приду. Я зацелую тебя до красноты, накормлю до полноты. И ты увидишь, кто сильнее - маленькая милая девочка, которая недоедает, или большой дикий мужчина с кокаином во плоти>*.

Сказанные в шутку слова <кто сильнее> имеют достаточно серьезный подтекст. В годы помолвки Фрейдом владело страстное желание полностью контролировать Марту такое желание, естественно, предполагало сильную ревность ко всякому, кто мог бы вызвать у нее интерес, кроме него, например к ее кузену Максу Майору, к которому она была когда-то испит, по Джойсу см.: Janes Е. Op-ell. Vol.l. Р.84.

равнодушна. <Настало время, когда Марте было запрещено упоминать его как Макса, только как господина Майора>*. По поводу другого молодого человека, влюбленного в Марту, Фрейд писал: <Когда я вспоминаю о твоем письме Фрицу и дне, проведенном нами на горе Кален, я теряю над собой всякий контроль, готов уничтожить весь мир, включая нас обоих, чтобы начать все сначала - даже с тем риском, что в нем уже не будет Марты и меня, - я сделал бы это без всяких колебаний>*.

Но ревность Фрейда не ограничивалась другими молодыми людьми, она равным образом затрагивала и чувства Марты к ее собственной семье. Он требовал от нее, <чтобы она не просто обрела способность подвергать мать и брата объективной критике и оставить их <дурацкие предрассудки> (что она и сделала -Э.Ф.), но чтобы она лишила их вообще всех своих чувств - на том основании, что они были его врагами, а она должна разделять его ненависть к ним>*.

Тот же дух обнаруживается в отношении Фрейда к брату Марты, Эли. Марта доверила последнему свои деньги, которые она и ее жених хотели потратить на покупку мебели для квартиры. Кажется, Эли вложил деньги в дело и колебался - отдать ли их все сразу. Поэтому он предложил им купить мебель в рассрочку. В ответ на это Фрейд послал Марте ультиматум, первым пунктом которого было требование написать брату гневное письмо, в коем его следовало назвать

lbid. Р. I I 0. aid. P. I 14-1 15. aid. P.123.

<подлецом>. Даже после того как Эли вернул деньги, Фрейд требовал, чтобы <она более ему не писала, пока не пообещает порвать всякие отношения с Эли>*.

Взгляды Фрейда на мужское превосходство включали признание естественного права мужа контролировать жизнь своей жены. Типичным примером может служить его критика Джона Стюарта Милля. Фрейд хвалил Милля, как <того человека, которому, вероятно, лучше всех в нашвек удалось освободиться от господства обычных предрассудков. Но, с другой стороны,.. во многих вещах он утрачивает здравый смысл вплоть до абсурда.

Что же он полагал <абсурдным> в идеях Милля? Для Фрейда это были взгляды на <женскую эмансипацию и на... женский вопрос вообще >. Тот факт, что Милль считал замужнюю женщину способной зарабатывать столько же, сколько и ее муж, вызывает у Фрейда следующие слова:

<Вот пункт, где Милля не сочтешь человечным... Поистине это мертворожденная идея - погрузить женщину в борьбу за существование так же, как мужчину. Если б я, например, представил мою нежную милую девушку борцом- конкурентом, это лишь заставило бы меня повторить сказанное ей семнадцать месяцев тому назад, когда я признался, что влюблен в нее, и прошу ее оставить эту борьбу ради тихой деятельности в моем доме, где нет конкуренции... Я думаю, что все реформы законов и системы

niid. Р.1 37. Olid. P.176.

образования потерпят поражение перед лицом факта, что задолго до того времени, как мужчина должен был начать борьбу за достижение положения в обществе, природа уже предопределила судьбу женщины, наделив ее красотой, очарованием и нежностью. Закон и обычай должны вернуть женщине многое из того, что они у нее отняли, роль ее наверняка останется неизменной: очаровательная возлюбленная в юности, любимая жена в зрелые годы>*.

Воззрения Фрейде на эмансипацию женщин, конечно, не отличались от взглядов среднестатистического мужчины-европейца 90-х годов прошлого века. Но Фрейд ведь не был среднестатистическим индивидом, он сам восставал против некоторых закоренелых предрассудков своего времени, однако в этом вопросе держал ся самой традиционной линии и называл <абсурдным> и <бесчеловечным> Милля за взгляды, которые через пятьдесят лет стали общепринятыми. Эта установка показывает, сколь сильна была необходимость ставить женщин в подчиненное положение и сколь значительную принудительную силу имела она для Фрейда. Очевидно, что его теоретические взгляды были зеркальнымотражением этой установки. Смотреть на женщин как на кастрированных мужчин, лишенных собственной сексуальности, исполненных ревности к мужчинам, обладающих слаборазвитым Сверх-Я, пустых и ненадежных - все это лишь слегка рационализированная версия традиционных предрассудков всех времен. Человек, подобный Фрейду, то есть наделенный способностью

Letter to Martha (November 5, 1883). Пит, по Джойсу, см.: Janes Е. Op.cit. Vol.l. Р.177.

критического восприятия обыденных предрассудков, должен был испытывать воздействие сильных внутренних побуждений, чтобы не ви>деть рационализации в этих считающихся научными утверждениях*.

Фрейд придерживался таких взглядов и полвека спустя. Когда он критиковал американскую культуру за ее <матриархальный> характер, один из его посетителей, доктор Уортис, спросил: <Разве вы не думаете, что равенство партнеров было бы наилучшим вариантом?> На что Фрейд отвечал: <Это практически невозможно. Неравенство должно существовать, а верховенство мужчины - это меньшее из двух зол>.

Если годы помолвки Фрейда были полны яростного ухаживания и ревнивой лести, то в его супружеской жизни активная любовь и страсть почти отсутствовали. Как и в столь многих традиционных браках, завоевание восхитительно, но потом могущественный источник страстного чувства засыхает. В ухаживании присутствует мужская гордыня, после женитьбы для нее нет места, остается лишь одна функция, которую жена должна исполнять в браках такого рода - функция матери. Она должна быть безусловно предана мужу, заботиться о его материальном преуспеянии, всегда подчиняться его нуждам и прихотям, вечно быть женщиной, которая для себя уже ничего не желает, женщиной, которая ждет - то есть матерью. Фрейд был пылким влюбленным до женитьбы, поскольку он должен

' Ср.: Janes Е. Op.cit. Vol.2. Р.42 1.

Worthis J.. Pmgment-of an Analysis with Freud. N. Y., 1954. P.98 (курсив ной. - Э.Ф.1.

был доказать свои мужские качества, завоевывая свою избранницу. Стоило этому завоеванию обрести печать супружества, и <очаровательная возлюбленная> сделалась любящей матерью, на заботу и любовь которой можно полагаться без активной, страстной любви.

Отсутствие эротической страсти, рецептивность фрейдовской любви к своей жене легко продемонстрировать множеством важных деталей. Самыми впечатляющими являются письма Флиссу. Жена в них практически не упоминается, если не считать чисто бытовых поводов. Понятно, Фрейд пишет в них подробнейшим образом о своих идеях, о пациентах, профессиональных успехах и разочарованиях. Но куда важнее то, что он часто описывает свои депрессивные состояния, пустоту своей жизни, которая для него полна смысла и приносит удовлетворение лишь при успешности работы. Отношения с женой вообще не упоминаются как важный источник счастья. Ту же картину мы получим, взглянув на то, как проводил Фрейд время дома или во время отпусков. На протяжении недели Фрейд принимал пациентов с восьми ут>ра до часу дня, затем полдничал, немного гулял в одиночестве, работал в своей приемной с трехдо девяти или десяти вечера. Затем он выходил на прогулку с женой, ее сестрой или со своей дочерью, а потом до часу ночи писал письма, если вечером не было гостей. Обеды не были временем дружеского общения. Хорошим примером может служить привычка Фрейда <приносить на обеденный стол последнюю из своих антикварных покупок, как правило небольшую статуэтку, и ставить ее перед собой - как своего рода собеседника. Затем статуэтка возвра-

щалась на рабочий стол, а через пару дней оказывалась на обеденном>*'*. По воскресеньям Фрейд утром навещал мать, днем приходили друзья и коллеги-аналитики, а к обеду - мать и его сестры. Затем он работал над рукописями**. Его жену воскресным утром посещали друзья, и неплохим комментарием к тому, скольактивным был интерес Фрейда к жизни собственной жены, могут служить слова Джойса о том, что если среди посетителей его жены был <кто-либо, кто вызывал у Фрейда интерес, то он спускался в гостиную на несколько минут**.

Летом Фрейд немало путешествовал. Отпускной период был поводом для того, чтобы компенсировать время тяжелой и продолжительной работы на протяжении года. Фрейд любил путешествовать, но не в одиночестве. Однако каникулы лишь в незначительной части предназначались для того, чтобы возместить нехватку времени на общение с женой дома. Как указывалось выше, он путешествовал за границу с друзьями-психоаналитиками или даже с сестрой жены, но только не с женой. Этому факту даются различные объяснения, одно из них было предложено им самим, другое - Джойсом. Последний пишет: <Его жена, занятая другими де лами, редко могла позволить себе путешествия, да она и не могла соревноваться с Фрейдом в неустанной гонке и всепожирающей страсти к осмотру достопримечательностей... Но чуть ли не каждый день он посылал открытки или телеграм-

Janes Е. Op.cit. Vol.2. Р.393. lbid. Р.384. Ibidem (курсив мой. - Э.Ф.).

мы жене, а раз в несколько днем писал ей длинные письма>**. Опять-таки примечательно, насколько традиционным и неаналитичным делается мышление Джойса, как только речь заходит о его герое. Любой муж, которому доставляет удовольствие времяпрепровождение в обществе жены, просто обуздал бы свою страсть к туризму - ровно настолько, чтобы она могла принять в нем участие. То, что эти объяснения имеют характер рационализаций, становится еще яснее, если учесть, что Фрейд дает иное толкование своим путешествиям без жены. В письме из Палермо, где он был с Ференчи, Фрейд писал своей жене: <Ужасно жаль, что ты не можешь увидеть все эти здешние красоты. Чтобы наслаждаться ими в компании семи или девяти, или хотя бы трех человек, я должен был бы быть не психиатром и предполагаемым основателем нового направления в психологии, а производителем чего-нибудь полезного, вроде туалетной бумаги, спичек или пуговиц. Этим вещам мне учиться уже поздно, так что я продолжаю наслаждаться эгоистически, но с глубоким чувством сожаления>**.

Нет нужды говорить, что Фрейд занят тут типичными рационализациями, практически неотличимыми от тех, к коим прибегают другие мужья, наслаждающиеся отдыхом более в компании своих приятелей, нежели жены. Примечательно только то, насколько слеп был Фрейд, несмотря на весь свой самоанализ, в вопросе собственно-

aid. Vol.2. Р.15.

Letter of September 15, 1910. Пит, no Джойсу, сн.: Janes E. Op.cit. Vol.2. P.394.

го брака, какие рационализации им выдвигаются без малейшего их осознания. Он говорит о семи, девяти или даже трех лицах, которых ему пришлось бы взять с собой, хотя речь идет об одной жене, то есть о двоих. Затем он выставляет себя бедным, хоть и известным ученым, а не богатым промышленником, производящим туалетную бумагу - и все это лишь для того, чтобы объяснить, почему он не берет свою жену в поездки за границу.

Наверное, самое ясное выражение проблема>тичности фрейдовской любви содержится в сновидении, вошедшем в <Толкование сновидений >**. Оно таково: Я написал монографию о каком-то растении. Книга лежит передо мною, и я переворачиваю цветную вклейку. На каждой из них находятся засушенные образцы дерева, словно взятые из гербария>. Из сопутствующих ассоциаций Фрейда я выделю следующую: <Этим утром я бросил взгляд на новую книгу через витрину книжного магазина. Книга была озаглавлена <Виды цикламен>; видимо, монография об этом растении. Цикламены, отметил я, - любимые цветы моей жены, и я упрекнул себя за то, что так редко проношу ей чвапы, которые она так любит>.

Другая цепь ассоциаций ведет Фрейда от цветка к совершенно иному предмету, к своим амбициям. <Однажды, вспоминаю я, мною действительно была написана монография о растении, а именно трактат о растении кока, который привлек внимание Карла Кеплера к анестетическим свойствам кокаина>. Фрейд размышляет за-

Fieud S. The laterpretatton of Dreams. P.169 ft.

тем о Festschrift*, изданном в честь Камера, одного из издателей которого он видел накануне. Эту ассоциацию с кокаином можно отнести к честолюбию Фрейда. В иной связи он говорил о том, как он был расстроен из-за того, что оставил исследование проблемы кокаина и тем самым утратил шанс совершить великое открытие. Это воспоминание также увязывалось с тем, что чистую науку он должен был оставить из-за женитьбы.

Смысл сновидения вполне понятен (хотя Фрейду с предложенной им интерпретацией он не виден). Засушенные образцы деревьев - вот центральный пункт, в нем выражается внутренний конфликт Фрейдд. Цветок - это символ любви и радости, в особенности же потому, что это любимый цветок его жены, который он так редко ей дарит. Растение кока выражает его научные интересы и амбиции. Что делает он с цветами, с любовью? Он кладет их под пресс и помещает в гербарий. Иначе говоря, любовь засыхает, она делается предметом научного изучения. А именно этим и занимался Фрейд, он сделал любовь объектом науки, но в его собственной жизни она оставалась засушенной, стерильной. Научно-интеллектуальные интересы были сильнее Эроса, они задушили любовь и сделались для него замещением опылю любви.

Оскудение любви, нашедшее выражение в этом сновидении, явным образом относится к его эротически-сексуальным желаниям и способностям. Сколь бы парадоксальным это ни показалось, Фрейд был наделен относительно слабым

Приветствие, поздравление (нем.). - Прчм.ред.

интересом к женщинам, его сексуальное влечение было незначительным. Констатация Джойса тут совершенно верна: <Его жена была наверняка единственной женщиной в любовной жизни Фрейда> и <она была для него первой из всех смертных>. Джоне замечает также, что <более страстная сторона жизни, видимо, отошла у него на второй план раньше, чем у многих других мужчин>**. Правильность этого утверждения подкрепляется рядом фактов. В сорок один год Фрейд писал Флиссу, жалуясь на свои настроения и добавляя при этом: <Сексуальное возбуждение для лиц, вроде меня, более не нужно>*. Понятно, что в этом возрасте сексуальная жизнь у него более или менее завершилась. Другой инцидент говорит о том же. Фрейд сообщает в <Толковании сновидений>, что однажды, когда ему было за сорок, он почувствовал физическое влечение к молодой женщине и непроизвольно коснулся ее. В комментарии он пишет, что был удивлен тем, что <все еще> способен на такое притяжение. В возрасте пятьдесят шесть лет он писал Бинсвангеру: <Естественно, ныне либидо старика исчерпывается тратой денег>. Даже в этом возрасте лишь тот мужчина, сексуальная жизнь которого не была интенсивной, мог считать чем-то само собой разумеющимся, что его либидо давно оставило сексуальные цели.

Если предаться умозрению, то я готов был бы предположить, что иные теории Фрейда также

Janes Е. Op-clt. Vol.2. Р.386. Ibidem.

Letter to Miss (October 31, 1897) if The Origins of Psychoanalysis. P.227.

представляют собой доказательства его подавленной сексуальности. Он постоянно подчеркивал, что сексуальный акт доставляет лишь ограниченное наслаждение цивилизованному человеку, что <сексуальная жизнь цивилизованного человека серьезным образом искалечена>, что <было бы правильно предположить, что важность сексуальности как источника наслаждения, т.е. как средства для исполнения жизненных целей, заметно уменьшилась>*. В связи с этим фактом он выдвигает гипотезу* полное удовлетворение возможно только в том случае, если прегенитальные, обонятельные и прочие <извращенные> влечения не подавляются, и даже приходит к мысли о возможности того, <что не только культурное подавление, но нечто в природе самой сексуальной функции лишает нас полноты удовлетворения и настоятельно толкает нас в ином направлении>**.

Более того, Фрейд был убежден, что <три, четыре или пять лет супружества перестают приносить обещанное им удовлетворение сексуальных потребностей, ибо все имеющиеся в наличии контрацептивы уменьшают радости сексуальной жизни, препятствуют восприимчивости обоих партнеров или даже служат прямой причиной за болевания>*.

Эти замечания о сексуальной жизни свидетельствуют о том, что воззрения Фрейда на секс были рационализацией его собственной заторможен-

Freud S. Civilization and Its Discontents f Transl. by Z-Rlviere. L., 1953. P.76. 20

lbid. P.76-77.

Civilized Sexual Moratory and Modem Nervousness f/ Collected Papers. Vol.2, 1889.

ной сексуальности. Несомненно, было множество мужчин его социального класса, возраста и культуры, которые в сорок лет вовсе не чувствовали, что время переживания счастья от сексуальных отношений подошло к концу, и которые не разделяли его взгляд>, будто несколько лет супружества убивают наслаждение (даже с учетом использования противозачаточных средств).

Сделав еще один шаг, мы можем высказать догадку, что и другая теория Фрейда имела функцию рационализации: его тезис о том, что цивилизация и культура - результат подавления инстинктов. Все сказанное им по поводу этой теории можно выразить несколькими словами: поскольку я так сосредоточен на мышлении и истине, то меня по необходимости мало интересует секс. Как и во многих других случаях, Фрейд обобщаетсвой индивидуальный опыт. Он страдал от сексуальной заторможенности, но по совсем иным причинам, не потому, что так углубился в творческое мышление. Может показаться, что тезис о сексуальной заторможенности Фрейда вступает в противоречие с тем фактом, что в теории он поставил сексуальное влечение в самый центр. Но это противоречие скорее видимое, нежели реальное. Многие мыслители писали о том, что у них отсутствовало, чего они стремились достичь для себя - или для других. Более того, Фрейд, человек пуританского склада, едва ли смог бы писать о сексе столь откровенно, не будь он уверен, что сам в этом смысле <порядочен>.

Отсутствие у Фрейда эмоциональной близости с женщинами выражается в том, что он их очень мало понимал. Его теории о женщинах представляли собой наивные рационализации мужских предрассудков - взлядов тех мужчин, которым

требуется господство для сокрытия своего страха перед женщинами. Непонимание женщин не следует выводить из одних лишь теорий Фрейда. Однажды он с поразительной откровенностью заметил в разговоре: <Величайший вопрос, на который нет ответа и на который сам я не в силах ответить, несмотря на 30 лет исследования женской души, таков; чего хочет баба? (Was wm das Wen)?)>*.

Говоря о способности Фрейде к любви, мы не должны ограничиваться проблемой любви эротической. Он вообще мало любил людей, даже в том случае, когда никаких эротических компонентов не было. Его отношение к жене (после того как остыл пыл завоевания) - это, по-видимому, отношение верного, но несколько дистанциированного мужа. Его отношение к друзьям мужского пола - к Брейеру, Флассу, Юнгу, к верным ученикам - также было дистанциированным. Вопреки идоло>поклонническим писаниям Джойса и Закса, по письмам к Флиссу, по его реакции на Юнга и даже на Ференчи можно убедиться в том, что сильного опыта любви Фрейду просто не было дано. Его теоретические взгляды лишь подтверждают это. По поводу возможности братской любви он говорит:

<Мы можем найти разгадку в одном из так на зываемых идеальных требований культурного общества. Оно гласит: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Это требование имеет всемирную известность, оно безусловно старше христианства, горделиво его предъявляющего как собственную максиму... Но оно все же не является по-настоящему древним: даже в исторические време-

В разговоре с М. Бонапарт, Пит-то Джойсу, см.: Janes Е. Op.cit. Vol.2. Р.421.

на человек еще и не слыхивал о нем. Попробуем подойти к нему наивно, словно впервые о нем слышим. Тогда нам не совладать с чувством недоумения. Почему, собственно говоря, мы должны ему следовать? Чем оно нам помажет? И главное - как его осуществить? Способны ли мы на это? Моя любовь есть для меня нечто безусловно ценное, я не могу безответственно ею разбрасываться. Она налагает на меня обязательства, я должен идти на жертвы, чтобы выполнить их. Если я люблю кого-то другого, он должен хоть как-то заслуживать моей любви. (Я отвлекаюсь здесь от пользы, которую он может мне принести, от его возможной ценности как сексуального объекта - в предписание любви к ближнему оба эти типа отношений не входят.) Он заслуживает любви, если в чем-то важном настолько на меня похож, что я могу в нем любить самого себя; он того заслуживает, если он совершеннее меня и я могу любить в нем идеал моей собственной личности. Я должен его любить, если это сын моего друга, и боль моего друга, если с ним случится несчастье, будет и моей болью - я должен буду разделить ее с ним. Но если он мне чужд, если он не привлекает меня никакими собственными достоинствами и не имеет никакого значения для моих чувств, то любить его мне трудно. Это было бы и несправедливо, поскольку моими близкими моя любовь расценивается как предпочтение, и приравнивание к ним чужака было бы несправедливо по отношению к ним. Если же я должен его любить, причем этакой всемирной любовью, просто потому, что он населяет землю - подобно насекомому, дождевому червю или ужу, - то я боюсь, что мобаи на его долю выпадет немного. Во всяком случае, меньше, чем я, по здравом раз-

мышлении, имею право сохранить для самого себя. Зачем же тогда торжественно выступать с подобным требованием, коли его исполнение невозможно считать разумным?>**

Фрейд, великий защитник секса, был все же типичным пуританином. Для него цель жизни ци>вилизованной личности - подавить эмоциональные и сексуальные импульсы и этой ценой добиться цивилизованной жизни. Нецивилизованная чернь не способна на такую жертву. Интеллектуальная элита, в противоположность черни, способна отложить удовлетворение своих влечений, сублимировать их ради высоких целей. Цивилизация в целом есть результат неудовлетворенности инстинктивных импульсов.

Примечательно, что эти идеи, изложенные в поздних теориях Фрейда, были у него уже в молодости, когда он еще не занимался проблемами истории и сублимации. В письме невесте он описывает поток мыслей, возникший у него во время представления <Кармен>. Он пишет:

<Чернь живет как хочет (sich ausleben), мы сдерживаем себя. Мы делаем это для того, чтобы сохранить нашу целостность. Мы экономим на нашем здоровье, на нашей способности радоваться, на нашей силе: мы сберегаем их для чего-то, сами не зная, для чего именно. И это привычка постоянного подавления природных инстинктов придает утонченность нашему характеру. Мы чувствуем глубже, а потому на многое не осмеливаемся. Почему мы не напиваемся? Поскольку неудобство и стыд похмелья (Katzenjammer) доставляют нам куда больше <неудовольствия>, чем наслаждение,

Freud S. Civilization and Its Discontents. P.81-82.

получаемое от пьянства. Почему мы дружим не со>всяким? Поскольку утрата друга или всякое с ним несчастье жесточайшим образом на нас воздейст>вует. Гак наши устремления направлены более на то, чтобы избежать страдания, чем <а достижение радости. Если это удается, те, что подвергают себя лишениям, становятся такими, как мы, - теми, кто связывает себя на всю жизнь и до самой смерти, кто претерпевает нужду и тоскует друг по другу, храня единожды данную клятву, кто не переживет тяжкого удара судьбы, отнимающего у нас любимое существо, - то есть людьми, которые, подобно Эзре, могут любить лишь один раз. Весь наш образ жизни предполагает, что мы должны спастись от страшной бедности, что нам присуще желание полностью отгородиться от зол нашей социальной структуры. Бедные, обычные люди - они не могли бы существовать без своей толстой кожи и легкомыслия. Зачем им интенсивно переживать, когда все беды природы и общества направлены против тех, кого они любят? Станут ли они презирать мгновенное наслаждение, если иное их не ждет? Бедняки слишком бессильны, беззащитны, чтобы действовать так, как мы. И когда я вижу, что они делают все, что хотят, оставив всякую серьезность, я думаю: это компенсация за то, что они так беспомощны перед всеми этими податями, эпидемиями, болезнями, пороками нашей социальной организации. Не стану развивать эти мысли, но можно было бы показать, что das Volk* судит, верит, надеется совсем иначе, нежели мы. Существует психология обычного человека, отличная от нашей. Эти люди Наде-

Народ (иен.). - Прим-ред.

Лены большим, чем мы, чувством общности, они жизнелюбивы, ибо одна жизнь оказывается продолжением другой, тогда как для каждого из нас мир кончается вместе с его смертью>**.

Это письмо молодого, двадцатисемилетнего Фрейда интересно во многих отношениях. Предваряя свои будущие теории, он выражает в письме те самые пуританско-аристократические наклонности, о которых мы уже говорили: самоограничение, экономия на собственной способности радоваться жизни как условие сублимации - вот тот базис, на котором формируется элита. Кроме того, Фрейд высказывает здесь воззрение, которое станет основой одной из важнейших его поздних теорий. Он пишет о своем страхе перед эмоциональной болью. Мы любим не всякого, ибо прощание с ним было бы столь болезненно; мы дружим не с каждым, так как утрата друга приносит печаль. Жизнь ориентирована скорее на то, чтобы избежать печали и боли, чем на опыт радо>сти. Как говорил об этом сам Фрейд, <наши стремления направлены более к тому, чтобы избежать боли, чем к поиску наслаждения>. Здесь мы обнаруживаем формулировку того, что Фрейд назвал позже <принципом удовольствия> - удовольствие в большей мере связано с облегчением страданий, с освобождением от болезненной напряженности, чем с положительной радостью. Эта идея в дальнейшем сделалась для Фрейда общезначимой, стала даже наиболее общим и основополагающим принципом мотивации человеческого поведения. Но мы видим, что она присутствовала задолго до того, как Фрейд стал задаваться этими

Letter to Martha (August 29, 1883). Пит, по Джойсу, см.: Janes Е. Op.cit. Vol-l. P.190-192 (курсив мой. - Э.Ф.).

теоретическими проблемами. Это было следстви>ем его собственной - викторианской - личности, страшащейся утратить собственность (в данном случае - объект любви и чувство любви), а тем самым и жизнь. Подобная установка была характерна для среднего класса XIX в., которого более занимала проблема <иметь>, чем <быть>. Психология Фрейдд была до самых глубин пропитана этой ориентацией на <иметь>, и так как глубочайшие страхи для него всегда были связаны с потерей какого-то <имущества>, будь то объект любви, чувство или половой орган, то в этом отношении он ничуть не разделял того протеста против собственничества среднего класса, который мы можем найти, скажем, у Гете.

Достоин внимания и другой абзац этого письма, где Фрейд говорит об обычных людях, что они наделены <большим, чем мы>, чувством общности. <Они жизнелюбивы, ибо одна жизнь оказывается продолжением другой, тогда как для каждого из нас мир кончается вместе с его смертью>. Наблюдение Фрейда по поводу слабого чувства солидарности у буржуазии в сравнении с рабочим классом совершенно верно, но не следует забывать, что имелось немало выходцев из среднего и высшего классов, которые обладали глубоким чувством человеческой солидарности, неважно, были ли они при этом социалистами, анархистами или истинно религиозными людьми. Фрейду это чувство было присуще в малой степени или же не присуще вообще. Его занимала его личность, его семья, его идеи - по образу и подобию среднего класса. В том же духе он писал и через семнадцать лет своему другу Флиссу по поводу наступления нового - 1900 - года: <Новый век - Для нас самое интересное в нем то, что он, осмелюсь

сказало, содержит и дату нашей смерти, - не принес мне ничего, кроме грубой рецензии>**. Здесь мы вновь обнаруживаем ту же эгоцентричную озабоченность по поводу собственной смерти и ни малейшего следа чувств универсальности и солидарности, которые он считал характерными лишь для низших классов.

The Origins of Psychoanalysis. P.307 (курсив мой. Э.Ф.1.