Наши дни. Июль. Псковская область

Андрей Посняков

Крестоносец

 

Ратник – 2

 

 

Текст предоставлен издательством http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=303182

«Крестоносец»: Ленинградское издательство; Санкт‑Петербург; 2010

ISBN 978‑5‑9942‑0549‑5

Аннотация

 

Отвечать за себя куда легче, чем за других. Однако Михаил Ратников, вновь оказавшийся в прошлом, вынужден заниматься именно этим! Мало того, что на дворе стоит 1241 год и едва удалось сбежать из тевтонского плена, так еще и новгородские воины считают его предателем. И нужно восстановить свое имя, свою честь, найти и вырвать из этой жестокой эпохи своих современников, двух молодых людей… одного удается отыскать быстро, а вот второго… точнее говоря – вторую…

А Псков, между прочим, захвачен рыцарями Тевтонского ордена, и войско новгородского князя Александра Ярославича уже на подходе… К тому же не дремлют старые враги – людокрады.

 

Андрей Посняков

Крестоносец

 

Глава 1

Наши дни. Псковская область

Усадьба

 

Вот аллоды, кои состоят в вечном владении аббатов…

Из средневековой грамоты

 

Усадьба, она так и называлась «Усадьба», потому как стояла на отшибе, в лесу, на берегу небольшой речки, а даже, лучше сказать – широкого ручья, что впадал в реку Черную, а уж та пополняла своими бурными водами беспредельно‑серебристую гладь Псковского озера. До него от Усадьбы было километров десять, а до второго озера, Чудского, чуть побольше – пятнадцать, но это, если напрямик, через леса, ручьи, болотины… Имелись, вились тропки – в сухое лето запросто можно было пройти, даже и проехать – по заброшенной и разбитой лесовозами до полного некуда грунтовке. Не на легковушках, конечно, проехать – на «УАЗике».

У Миши как раз «УАЗик» и был куплен, почти одновременно с Усадьбой. А что, плохо разве? Рубленый дом – крепкий, на века, только лишь починить крышу – амбары, участок чуть ли не в гектар. Кругом лес, река, озеро вот…

Вообще, эту Усадьбу Мише приятель, питерский опер Василий Ганзеев по прозвищу «Веселый Ганс», посоветовал. Ты, сказал, хотел ведь чего‑то уединенного, да на лоне природы, да подальше от людских глаз? Так вот и покупай – место хорошее: природа, охота, рыбалка, цивилизации почти никакой нет, даже сотовая связь – и та не берет. Покупай, пока просят недорого…

Миша – Михаил Сергеевич Ратников, молодой человек лет тридцати, высокий синеглазый брюнет с небольшой бородкой, бывший коммерсант, бывший учитель истории (о, это в какие седые времена еще было?!) – подумал‑подумал, да и купил. Не для себя уединенья и покоя искал – для Марьюшки: стройненькой, миленькой, зеленоглазой… а как распустит по плечикам сахарным волосы льняные – ну, чисто русалка! Не думал, не гадал прожженный циник Михаил Сергеевич, что вот эдак вот Господь сподобит влюбиться, словно бы броситься с головой в глубокий речной омут! И вот на те ж – бросился…

Выжав сцепление, Михаил врубил первую передачу и, поднявшись в крутую горку, остановился, заглушив двигатель. Тут – рядом, буквально в двух шагах – щавеля росло немеряно, вот Миша и решил нарвать – на щи, Марьюшка‑Маша любила…

Управился быстро – минут за десять нарвал пакетик, а больше и не надобно было. Хороший щавель – густой, крепкий, забористый, и здесь его прорва, не то, что за Усадьбой. Там, конечно, близко, но все не то – редкий да мелкотравчатый – не то, что вот здесь, тем более и по пути же.

Разогнувшись, молодой человек потянулся и повернул голову, услыхав надсадный рев мотора. Рев быстро приближался, и вот уже между деревьями, на лесной дорожке показался замызганный по самое некуда «Урал», под завязку груженный лесом. Ну, ясно дело – воры. Миша, конечно, в местные дела не лез, потому что был умный и вовсе не хотел, чтобы кто‑то пустил красного петуха в Усадьбу или, пуще того, в магазин, еще по весне открытый им в ближнем, в пяти километрах, поселке. Поселок – а, вернее, два сросшихся – имел двойное название – «Советский номер 3» и «Сяргозеро». Первое досталось от времен колхозов‑строек‑лесоповалов, второе – от древних финно‑угорских племен – «белоглазой» чуди. Проживало в сем довольно красивом местечке, если верить переписи, четыреста двадцать два человека, число которых летом, за счет приезжих дачников, легко переваливало и за тысячу. А магазин до Миши имелся один – бывший «ОРС», да и тот торговал только продуктами.

Ну, господин Ратников, пообжившись да приглядевшись, это дело быстро поправил – арендовал помещение в добротном кирпичном здании недавно закрытой восьмилетки, завез товар – парфюм, батарейки, шмотки, мелкую электронику и прочее – расторговался… И вот, на следующий год уже подумывал о магазинчике автозапчастей. А что? Дело выгодное – машины у всех не новые, ломаются часто, да еще мотоциклы, да моторные лодки, катера…

Поэтому ссориться с местными не хотелось. И без того – чужак. Хорошо, хоть жил в отдалении – все ж не так завидовали, как, к примеру, недавним переселенцам из Узбекистана Кумовкиным, этнически русским, которых в поселке, как водится, сразу же прозвали – «узбеки».

Ох, как их возненавидели!

Поселковые и так‑то промеж собой жили недружно – в свое время в Советский переселили жителей так называемых «неперспективных деревень» – Карякина, Пустыни, Горелухи, издавна враждовавших. Выходцы из каждой поселились отдельными улицами, так сказать «средь своих», исконная вражда никуда не делась, но потихоньку притухла, проявляясь лишь по большим праздникам, когда в местном клубе традиционно устраивались драки. Все, как и положено издревле: карякинские на пустынских, или те и другие – на горелухинских, летом вариант – все вместе – на дачников или стройотрядовских студентов… Все как положено – с пьяными воплями, с кольями, с красной юшкой из носу и сломанными ребрами бузотеров. В общем, весело жили по праздникам, с огоньком, с задором, жаль, времена те давно ушли. Молодых мужиков нынче маловато осталось, да и те большей частью спились, а кто не спился, те, на пилорамах да лесовозах халтурили – после банкротства леспромхоза никакой другой работы в поселке не было. С одной стороны, молодцы – семьи‑то кормить‑одевать надо… Да и леса, в общем‑то, не жалко – вон его сколько кругом, не окинешь взглядом! Леса не жалко, жалко дорог – уж их‑то лесовозники‑гады разбили, как «юнкерсы» в войну не разбивали.

Так вот, об «узбеках» Кумовкиных. Приехали они крепкой семьей, сами вдвоем, сын с невесткой, дочери, зятья, внуки. Сразу же взяли ссуду, да и так, верно, накопления были, выстроили просторный двухэтажный дом, с садом‑огородом, с теплицею… И конечно же сей особнячок сразу же стал бельмом на глазу для каждого, уважающего себя, сяргозерца. Ходили, мычали – вот, мол, понаехали тут на все готовенькое… Ну и по мелочи пакостили, по крупному пока опасались.

Отогнав «УАЗик» с дороги в траву – чтоб лесо‑возник‑гад невзначай не помял, а то ведь они та– кие – Миша с интересом следил, как груженный лесом «Урал» с натугой штурмует горку… Нет, выкатил все же! Молодец! Только вот дорога…

– Здорово, командир! – лесовозник тоже остановил машину на пригорке, выскочил из кабины, закурил. Кудрявый молодой парень, лет на пять помоложе Ратникова, звали его Николай Карякин… Карякин, да – как и бывшую деревню.

– Привет, Николай, – Михаил вылез из авто, поздоровался. – Что – на халтурах?

– А куда ж нам деваться? – Карякин хохотнул. – Не все ж водку жрать.

И прищурился. Нехорошо так прищурился, не по‑доброму… Миша знал, что Карякин‑то был судимый, отсидел лет пять за грабеж, недавно вернулся… семью завел – вроде бы совсем стал порядочным человеком, и все же… Все же сквозило в его облике и повадках нечто такое… волчье… И это вот – «командир»… Карякина в поселке побаивались.

– Слышь, командир, – сплюнув, с ленцой протянул лесовозник. – Там, у повертки, ментов случайно, не видел?

– Да не видел, – Миша пожал плечами. – Однако ж – менты: они сейчас здесь, а потом – там. Никогда не угадаешь.

– Это верно. Ну, бывай, командир…

Карякин выбросил окурок в лужу и полез в кабину. Загудел двигатель, тяжелая машина тронулась, спустилась под горку… Михаил видел, как, выбравшись на шоссе, «Урал» резко прибавил скорость – что и понятно: сделка. Сколько рейсов сделаешь, столько и получишь.

– Собьют они когда‑нить кого‑нить! От, Хрис– том‑богом клянуся – собьют! Ишь, как носятся – словно черти угорелые.

– Это точно!

Ратников обернулся, увидев подошедшего старичка, бывшего лесника, а ныне пенсионера, Пантелеича, сухонького, седого, но еще вполне бодрого – вон, и сейчас шагал с ружьишком, хотя… сезон охоты уже что, открыт? Ах – Миша поморщился – не его это дело!

Старик проводил удалявшийся лесовоз долгим взглядом:

– Случай, не Колька Карякин за рулем?

– Он.

– Двух горелухинских третьего дня в клубе уделал… На танцах, Генка Горелухин видал – как раз проходил мимо клуба. Он так‑то нелюдим, Генка‑то… Участковый приезжал – разбираться.

– Разобрался?

– А, – Пантелеич махнул рукой. – Никто ничего не видал, никто ничего не хочет. Но колеса ему про– ткнут – вот, Христом‑Богом клянуся – проткнут!

Михаил лишь усмехнулся – кто бы сомневался?

– Слышь, Миша, а ты не в поселок?

– Не, на Усадьбу – домой.

– Жаль, жаль… думал – может, подвез бы? Ну, раз так, пешком доберусь… Хо! Людей седни странных видал… аккурат у Черной, на бережку – в одежке старинной, ну, знаешь, как в кино показывают, некоторые даж – с мечами! Слыхал, в городах‑от, клубы такие есть. Как их зовут‑то?

– Реконструкторы, Пантелеич… Тут ведь Чудское рядом… Наверное, чего задумали изобразить, – Миша улыбнулся. – Хотя Ледовое побоище вряд ли у них выйдет. По причине полного отсутствия льда, потому как – лето красное стоит. А где ты, говоришь, их видел?

– Да у Черной речки. Ну, там недалеко к Красной Горке повертка… где черника… Черт! Аристаршка Брыкин, бригадир бывший, уже, верно, все ягоды там обрал. А не он – так Горелухин, уж тот‑то все места знает.

– А, – Михаил улыбнулся. – И я знаю. Съездить, что ли, проведать? Может, кто знакомый?

Ратников и сам когда‑то, когда еще жил в Питере, занимался исторической реконструкцией и тамошнюю тусовку знал. Впрочем, эти‑то вполне могли оказаться и местными…

А действительно – съездить, что ли? Нет, сначала – домой, Маша, поди, заждалась…

– Ну, ладно, пойду я, – Пантелеич протянул Ратникову руку. – Слышь, Миша, ты когда за товаром поедешь?

Михаил пожал плечами:

– Да ездил уже. Теперь в августе только.

– Жаль, жаль… Мне б кабель для телевизора, а то старуха совсем заела – сделай да сделай… Мне‑то он ни на хрен собачий не нужен, телевизор этот, а вот ей охота – «кармелит» всяких смотреть.

– Тебе кабеля‑то много надо?

– Да метров пять… А что есть, что ли?

– Так загляни в магазин, там отрезки должны оставаться. У продавщиц спроси – уж всяко еще не продали.

– Ладно, – Пантелеич обрадованно затряс головой. – Спрошу! Спасибо, Миша, обнадежил… Ну, пойду…

– Добрый путь, – Михаил улыбнулся. – Супруге привет.

– Передам ужо…

 

Места вокруг расстилались красивейшие – зеленое изумрудье лесов с синими прожилками ручьев и речушек, прозрачные зеркала озер, желто‑розовые – от лютиков и клевера – луга, воздух – прозрачный, тянучий, сладкий… И тишина вокруг! Ну, не считая пилорам и лесовозов…

Миша все же решил навестить реконструкторов, тем более тут и ехать‑то всего ничего, а потому остановил машину, не заезжая во двор. Проходя воротами, окинул хозяйским глазом высокий, недавно слаженный забор, огород, сараи…

– Мисаиле!!! – оторвавшись от грядок, кинулась навстречу Марьюшка – милое зеленоглазое чудо в подоткнутой длинной юбке (коротких, как и, упаси Боже, джинсов или там шортиков, девушка не носила принципиально… может быть, пока?).

– Мисаил… любый мой… Приехал!

Михаил обнял девушку, прижал к себе и не говорил покуда ни слова, чувствуя, что соскучился, сильно соскучился, хотя и времени‑то прошло мало… день всего, сутки – съездил в поселок, да там и заночевал, решая возникшие проблемы с лицензией.

Ах, как радовалась Марьюшка!

Целуя девушку в губы, Миша подхватил ее на руки, закружил… расстегнул блузку… Никакого белья Марьюшка не носила – еще не привыкла – под блузкой и юбкой ничего не было…

Михаил поцеловал девушку в грудь, поласкал языком, чувствуя, как быстро твердеют соски…

– Ах… – прикрыв глаза, томно застонала Марьюшка. – Ах, любый…

Они повалились в траву, и белый пух одуванчиков, сверкая, взлетел к солнцу…

– Ты такая у меня загорелая! – восхищенно, будто впервые, Миша смотрел на любимую, гладил ее по плечам и бедрам, Марьюшка смущалась, потом вдруг прижалась крепко‑крепко, всем телом… – Прямо статуя бронзовая. Небось, на реку купаться бегаешь, когда меня нет?

– Бегаю, – улыбнулась девушка. – Хорошо ведь!

– Так вот прямо, голой…

– Так ведь тут нет никого? Или…

– Бегай‑бегай, душа моя, – Михаил ласково похлопал Машу по ягодицам – тугим и упругим, чувствуя, как вновь нарастает желание… – Бегай!

Их утехи прервал вдруг треск мотоцикла – та– кой громкий, что слыхать было еще издалека, от повертки.

Миша поцеловал Марьюшку в губы…

– Черт, принесло кого‑то…

– Не говори так! – девушка засмеялась. – Гость в дом – счастье в дом, ведь верно?

– Верно, верно, – Михаил кивал, быстро одеваясь. – А ну‑ка, глянем, что там за счастье?

Темно‑голубой «Восход‑2М» – насколько помнил Ратников, именно так именовалось сие восстановленное двухколесное чудо – выскочил из‑за леса на ведущую к Усадьбе повертку и теперь быстро приближался, грохоча, словно немецкий танк.

Миша присмотрелся, опершись на ограду.

За рулем сидел щуплый пацан, то ли поселковый, то ли дачник, черт его знает, с копной светлых, растрепавшихся от ветра – какой, к черту, шлем? – волос и в обрезанных до колен джинсах, за ним виднелся и пассажир – ухмыляющийся и чем‑то неуловимо похожий на самого Ратникова – тоже темноволосый, только без бороды, да и глаза не синие, а карие.

Неужели?

Господи – вот уж действительно радость, права оказалась Марьюшка!

Гость в дом – радость в дом!

– Здорово, лесной житель! – слезая с сиденья, пассажир скинул с плеч рюкзак.

– Здорово, Веселый Ганс!

Друзья обнялись.

– Ну, давай, давай, заходи… – Ратников радостно похлопывал приятеля по плечу – и в самом деле, не так уж и часто на Усадьбе бывали гости. – Сейчас посидим, отдохнешь с дороги, я пока баньку сварганю…

– Банька – это хорошо! – с чувством промолвил гость. – Однако я ведь того, не устал. Чай не пешком!

– Ага… Так ты, Василий, хочешь сказать, из Питера сюда на общественном транспорте добирался?

– Да нет, на своей… В поселке оставил – к тебе же на нормальной машине никак!

– А то ты не знал?

– Да знал… Ну, что, может, на рыбалочку сходим?

– Можно и на рыбалочку… – Михаил хохотнул. – Но сначала – водки!

– А вот это по‑нашему, по‑бразильски! – обрадованно подхватив рюкзак, гость вслед за хозяином зашагал по двору к дожидавшейся у крыльца Марьюшке – по обычаю, поклонившейся в пояс.

– Ну, ну, Маша, – Василий с видимым удовольствием чмокнул девушку в губы. – Зачем уж так‑то?

– Дядя Миша!

Михаил оглянулся – во двор заглянул тот самый пацан, мотоциклист. Надо бы и его позвать, а то нехорошо как‑то…

– Айда обедать с нами!

– Не‑а… спасибо. Мне б уехать.

– А!!! – догадался наконец Ратников. – Что, не заводится? Подтолкнуть, что ли?

– Угу, подтолкните… если, конечно, не трудно.

– Да не трудно… Тебя как звать‑то?

– Максимом…

– Ну, давай, Максюта, прыгай в седло… Разбегаемся… Оп‑па!

Немного прокатившись под гору, мотоцикл оглушительно затрещал, и улыбающийся Максим, радостно поддав газку, скрылся за ближним лесом.

– Ну, вот, – посмотрев ему вслед, Михаил потер руки. – Теперь порядок…

 

– Порядок, говорю, – войдя в горницу, Ратников заплескался у рукомойника, краем глаза наблюдая, как сноровисто и быстро Марьюшка накрывает на стол.

Свежий лучок, молодая, только что появившаяся, редиска – краснобокая, крепкая, хрустящая, соленые огурцы, капусточка – в печи поспевало жаркое с гречневой кашей. А вот ни картошки, ни помидоров на столе не было – Марьюшка относилась к ним с недоверием, сии овощи были для нее незнаемыми, непонятными. Хотя, конечно, картошку Михаил выращивал, вон, пол‑огорода засеяно. Зря, наверное, – все равно Маша ее не ест.

– Ну, вы кушайте, – поставив на стол аппетитно нарезанный толстыми хрустящими ломтями хлеб, девушка вновь поклонилась. – А я пока баньку спроворю…

– Да обожди, никуда не денется твоя банька, – разливая по стаканам водку, с нарочитой сердитостью проговорил Ратников. – Посиди вот лучше с нами, люба. Уваж гостюшку.

Стесняясь, девушка уселась на лавку… выпила, точней – пригубила. Да и потом не сидела спокойно – все бегала, сновала от печи к столу и обратно, да в сени – за квасцом холодненьким, в конце концов уж так‑таки и сбежала в баньку…

– Хорошая девчонка эта Маша, – смачно хрустнув огурцом, похвалил Веселый Ганс. – Я бы сказал – неиспорченная. И вообще, повезло тебе с ней.

– Или – ей со мной, – хохотнул Михаил.

– Нет, – гость со всей серьезностью посмотрел прямо ему в глаза. – Тебе! Это точно.

Хлопнув пол‑литра, друзья по‑быстрому накопали червей и спустились вниз, к ручью, порыбачить…

– Хорошо как! – закидывая удочку, Веселый Ганс посмотрел вокруг с таким видом, словно это он и был истинным хозяином всего вокруг – вот этого вот ручья, того перелеска, луга с ромашками, даже синего, с небольшими белесыми облачками, неба. Всего.

– Да, сейчас здесь неплохо, – Михаил вытащил из прихваченной с собою сумки сверкнувшие на солнце жестяные банки. – Лови! Оп!

– Вот это правильно: пиво без водки – деньги на ветер, – одобрительно кивнув, гость откупорил банку «Невского».

Ратников хохотнул:

– Или – наоборот – водка без пива.

– Так я не пойму… Мы в баню‑то сегодня идем или как? Ого – холодненькое…

– Так из холодильничка же!

– А ты что – уже и электричество провел?

– Поговорил кое с кем… с просеки фазу бросили. Зимой, правда, плохо… ну так у меня на тот случай и свой дизель имеется.

– А телевизор чего не заведешь?

– Да видишь… Ловит здесь плохо…

Врал Миша, врал. Как ни хотелось самому – не покупал в дом телевизор, боялся за Марьюшку… И так‑то, пока в Колпино жили, насмотрелась на улицах всего, бедная… как только с ума не сошла.

– Эй, эй!

– Что такое?

– Клюет у тебя, говорю! Тащи – о чем думаешь? Эх… поздно…

– Да и черт с ней! Ну что, в баньку?

– А готова уже?

– Ну, конечно – сейчас же лето, топить долго не надо.

 

Всласть напарившись в бане, друзья вновь уселись за стол. Вечерело уже, и черные вершины сосен и елей царапали оранжевый край солнца.

– Ну, что? – Миша искоса посмотрел на приятеля. – Еще по пять капель?

Тот молчал, задумчиво устремив взор на литровую бутыль «Путинки».

– Да настоящая, не переживай, не паленка! – оглянувшись на деловито возившуюся с рыбой Марьюшку, заверил Ратников.

– Да я не об том, – гость поскреб на подбородке щетину. – Слышь, Миш… Я ж тебе подарок привез – коньячок «Эчмиадзин», вкус – уммм!

– Так доставай!

– Да нету… Весь рюкзак обшарил – нет… Видать, в машине оставил.

– Не переживай, завтра съездим, – Михаил рассмеялся, весело наполняя стаканы, и тут же осекся. – А он, коньяк‑то, у тебя там где? В багажнике лежит?

– В том‑то и дело, что нет. В салоне. В пакете на заднем сиденье лежит…

– Ай‑ай‑ай, – Ратников с осуждением покачал головой. – Как же ты так неосторожно? А еще опер!

– Да, понимаешь, торопился… Панельку от магнитолы тоже забыл выдернуть.

– Э! Растяпа!

– Так и в вашей глуши тоже по салонам шалят?

– Эк, сказал – глушь! – ухмыльнулся Миша. – Есть, есть и у нас охотнички, и свои и приезжие… Тем более – суббота сегодня, танцы. Ты где тачку свою бросил, надеюсь, не у клуба?

– Не. У магазина.

– Ага. Вот туда‑то все перед танцами и пойдут… Да не переживай ты так, дотемна стекла бить не станут…

– Может, позвонить? – Василий вытащил мобильный. – Ну, продавцам твоим… чтоб присмотрели.

Михаил саркастически усмехнулся:

– Ага, позвонить… Связи‑то нет!

– А я, кажется, видел вышку… и не так далеко…

– Да, поставили… до кризиса еще. С тех пор так и стоит – без всякой нужды, аппаратуру‑то когда еще установят? Обещали к зиме.

– К зиме…

– В общем, так, – посмотрев на загрустившего дружка, Ратников прихлопнул ладонью по столу. – Сейчас мы к твоей тачке съездим. Туда, обратно – за час и обернемся. А Марьюшка нам пока рыбку пожарит, верно, Марьюшка?

– Пожарю, милый, – оторвавшись от своего занятия, девушка поклонилась. – Как вернетесь – так и за стол.

– Вот это девушка! – остановившись на крыльце, восхищенно промолвил Веселый Ганс. – Вот это я понимаю! Другая бы начала ныть – да куда, да зачем, да не езжайте… или сама бы напросилась вместе… А эта – нет! Как ты сказал – так и будет. Ни слова не возразила! Даже поклонилась… слушай, а это она зачем? – гость резко понизил голос. – Издевается?

– Да нет, – рассмеялся Ратников. – Просто… привычка у нее такая. Она ведь из этой… из старообрядческой семьи, вот!

– Кержаки? Знаю. Теперь понятно, что повезло тебе. И как же я, дурак, раньше‑то не догадался? В прошлом году еще…

– Ладно, хватит разоряться, поехали.

– Слушай, а ничего что мы… что ты…

– Ты еще про ГАИ спроси! На этой дорожке их отродясь не бывало. Ну, разве что – с вертолета.

Усевшись в верный Мишин «УАЗ», приятели поехали к поселку, понимая за собой тучу светло‑оранжевой песчаной пыли, клубящейся в нежных лучах заходящего солнца.

– Ну и пылища здесь, – поскрипев песком на зубах, вымолвил Веселый Ганс.

– Так – суглинки! Подожди, сейчас ручей пере– едем, там получше пойдет…

Весело рычал двигатель, подпрыгивая на ухабах, машина ходко бежала по узкой лесной дорожке.

– Там, в поселке, заодно пива в магазине купим! – ворочая рулем, громко кричал Ратников. – Чтоб завтра зря не ездить.

– В твоем магазине?

– Не. У меня – промтоварный.

– А чего ж пивом не торгуешь?

– Так лицензия… да и… тут у нас разделение труда, знаешь ли!

– А, вот так!

– А ты думал? Все строго.

Километров через семь, за лесом, пошел уже более‑менее приличный участок дороги, и «УАЗ», если верить спидометру, разогнался аж до восьмиде– сяти.

– Смотри на скорости не разбейся, Шумахер! – глядя на проезжавших по обочине велосипедистов, пошутил гость. – Ой, смотри‑ка… А девочки тут ничего! Может, поедем потише, а?

– Девочки ему… – сворачивая с грунтовки в поселок, Миша хмыкнул. – Тебе сколько годков‑то, черт?

– Тридцать три… скоро будет.

– Во! И я говорю – седина в бороду, бес – в ребро.

– Нет, в самом деле – велосипедистки симпатичные… Особенно во‑от та, в желтой юбочке!

– Это, между прочим, восьмиклассница!

– Восьмиклассница… ммм… А говорят, что тебя по географии трояк, а мне на это просто…

– … наплевать! – подхватил Михаил. – У‑у‑у – восьмиклассница‑а‑а‑а…

Вот так вот, под старую песенку Цоя и подкатили к площади, на которой располагался старый ОРСовский магазин, ныне гордо именующийся «Немезида», деревянная одноэтажная почта, еще какое‑то здание в псевдоклассическом стиле позднего сталинизма, с облупленными колоннами и штукатуркой, и – чуть в стороне, за небольшим сквериком – школа, точнее сказать, уже бывшая школа.

– Во он, мой магазин, – выходя из «УАЗика», Ратников кивнул на школу.

– А вон моя машина, – Веселый Ганс радостно улыбнулся, глядя на серую «десятку». – Смотри‑ка, еще не вскрыли… Оп!

Пикнула сигнализация…

– Ну, вот он, коньяк! А вот – магнитола.

– Вот что, Вася, – негромко произнес Михаил, задумчиво глядя на тусующуюся у «Немезиды» молодежь, – думаю, мы твою машинку сейчас отгоним… к одному хорошему человеку на двор… Нет, ты не думай, тут тоже безопасно… но… сам видишь – танцы сегодня. Понаедет со всей округи шантрапа, так что уж лучше… Как говорится – береженого Бог бережет.

– Да‑да, – поспешно закивал гость. – Так и нужно сделать.

– Ну, тогда езжай за мной, да смотри, по пути не потеряйся!

Объехав толпу азартно пьющих пиво и тоник подростков, Ратников свернул налево, потом – направо, потом – еще раз налево и, миновав приземистое здание клуба, остановился метров через сто от него, напротив зажиточного вида ворот и ограды.

– Ну, вот, – выйдя из машины, он дождался, когда рядом остановится Веселый Ганс. – Здесь мой знакомый живет, у него тачку твою и оставим… Подожди‑ка…

Михаил что есть силы загрохотал кулаками в ворота. Во дворе злобно залаял пес.

– Гляди‑ка, – Веселый Ганс опасливо попятился. – А ведь не написано «осторожно, злая соба– ка»!

– Да она не злая, – немного передохнув, Ратников застучал вновь. – Эй, эй, есть кто дома?

– Ой! Здрасьте, дядя Миша, – в ограде открылась неприметная маленькая калиточка, выпустив со двора девочку лет десяти, веснушчатую, с косичками, в смешном коротеньком платьице, красном в белый горошек. – А я думаю – и кто это там барабанит?

– Привет, привет, Настюшка, – Михаил ласково потрепал девчонку по голове. – А где твои все?

– Так в Городище поехали, в гости. Там у них свадьба!

– Что?! – Миша покачал головой. – У дедушки‑бабушки твоих – свадьба?

– Да не, не у них. У их знакомых.

– И что же – ты теперь на хозяйстве одна?

– Не одна – с Пальмой! А бабушка с дедушкой обещали к одиннадцати вернуться.

– К одиннадцати? – Миша кинул взгляд на часы – едва набежало девять… Ну да – самое начало танцев. – А мы‑то хотели машину у вашего дома поставить.

– Так поставьте! – девчушка улыбнулась. – Только ворота сами откройте – тяжелые!

– А Пальма твоя нас не разорвет?

– Не… я ее счас на цепь!

Настенька скрылась во дворе:

– Пальма, Пальма… А ну‑ка, иди сюда… Вот я тебя, вот! Ты зачем опять в огороде грядки порыла? Ну, ни на минуту нельзя оставить! Не собака, а наказание…

– Вот что, Настюшка, – косясь на Пальму – здоровенную овчарищу – уши торчком, – Ратников заглянул во двор. – А там, ну, где свадьба… телефон есть?

– У Кадниковых‑то? Есть, конечно… такой, зеленый…

– А номер ты помнишь?

– Номер? Ой… А! Он у нас на обоях записан! Да вы заходите, дядя Миша…

Через пять минут приятели, поглядывая на явно волнующуюся при виде чужих овчарку, проворно открыли ворота и, загнав «десятку» на просторный двор, поехали на «УАЗике»» обратно.

– В свой магазин сейчас загляну, – рассуждал по пути Миша. – Потом – в продовольственный, за пивом… ну и – домой! Маша, небось, рыбки уже нажарила… Умм! Знаешь, как она рыбу готовит? Нет, ты не знаешь!

– От твоих слов прямо слюни текут, – хохотал Веселый Ганс.

Настроение его резко улучшилось, еще бы – машину пристроили, коньяк нашли, вот, еще и пиво купят, и впереди еще – один выходной и два дня отгулов, с большим скандалом выпрошенных у райотделовского начальства.

– Здоров будь, Димыч, – притормозив, Ратников громко приветствовал какого‑то молоденького мальчика, на вид – так вообще почти подростка, в серой, на кнопках, форме с погонами младшего лейтенанта милиции. С черным дипломатом в руке, паренек с крайне деловым видом шагал куда‑то в сторону грунтовки… нет – к шоссейной дороге.

– Здравствуйте, Михаил, – младший лейтенант улыбнулся… и с некоторой даже надеждой спросил. – Случайно, не в райцентр?

– Не!

– Жаль… А кто туда сегодня поедет – не в курсах?

– Не в курсах, – Михаил подмигнул. – Завтра – да, многие обратно поедут, а сегодня – вряд ли. Суббота же!

– Да знаю, что суббота…

– Слышь, Димыч, а зачем тебе в райцентр? Давай ко мне в гости – водочки тяпнем…

– Да не пью я.

– Ну, тогда – в баньку, и – пива. Ну? Хочется же! По глазам вижу – хочется!

Младший лейтенант вздохнул и отрицательно тряхнул головой:

– Хочется, конечно, да времени нету. Материалов полно – и у всех сроки вышли. Начальник сказал… а‑а‑а, не охота и пересказывать, что он сказал. Этим летом как прорвало, Миша! То одно, то другое, третье… То корову со двора сведут – не успеешь разобраться: морды друг дружке набьют, или незаконный поруб, или там труп некриминальный… А еще отдельные поручения следователя выполняй… будто у меня своей работы мало! Вы куда сейчас – в магазин?

– Ну да, сначала в мой, потом в «Немезиду», за пивом. Кстати… а ведь Игорь из «Немезиды» как раз вечером домой поедет… в райцентр…

– Точно! – милиционер просиял. – Игорь! И как это я мог позабыть? Побегу…

И, смешно дергая дипломатиком, побежал к магазину.

– Это что ж такое за недоразумение? – удивленно хлопнул ресницами Веселый Ганс. – Только не говори, что участковый.

– Участковый и есть, – усмехнулся Миша. – Дмитрий Дмитриевич, здесь все его Димычем кличут… ничего паренек, безобидный.

– Да‑а‑а… наберут детей в милицию, потом сами не знают – что с ними делать? А как он, интересно, материалы разрешает? А случись в клубе драка…

Михаил хмыкнул, притормаживая у своего магазина:

– Дурак он, что ли, драки тут разнимать? Ты пока посиди, я быстро…

– А, с другой стороны, такой клуб – очень даже хорошо, – сам с собой рассуждал старший опер Василий Ганзеев, в узких кругах реконструкторов известный как Веселый Ганс. – По пьяным да по мелким – всегда план выполнен. Не надо и стараться.

Миша отсутствовал недолго, минут пять, после чего, легко прыгнув за руль, повел машину к «Немезиде» – последнему пункту пребывания обоих приятелей в поселке Советский № 3.

Из магазина уже как раз вышел участковый Димыч, поставил дипломат на крыльцо, закурил… приосанился…

– Ой, Дмитрий Дмитриевич! А что это вы, на службе, да?

– Ут‑ти, какие! – Веселый Ганс не удержался, обернулся, посмотреть на окруживших младшего лейтенанта девчонок, тех самых велосипедисток лет пятнадцати…

– Ты не о девочках думай! О бане!

– И еще – о пиве. И – о коньяке! – хохотнув, старший опер вошел в магазин следом за Мишей.

– Нам вот это, вот это… и еще – вон то! – дождавшись очереди, показал пальцем Ратников. – Да, еще карамелек… вон тех, «Взлетных»…

– Ты чего это, уже на конфеты перешел?

– Да нет, Машка любит…

Все купив, вышли…

А крыльцо все прямо цвело от обступивших участкового голоногих девчонок!

– А что же вы к нам на танцы не ходите, Дмитрий Дмитриевич? Некогда? А тогда так, на чаек загляните… вот хоть ко мне! А? Правда, приходите в понедельник, а? Чай у меня вкусный… с баранками…

Это все издевалась та, в желтой мини‑юбке и бежевой безрукавочке. Длинные, по плечам, волосы, большие серо‑голубые глаза, смуглая, точнее сказать – загорелая – кожа.

– На Машку твою похожа чем‑то, – угнездившись на сиденье, ухмыльнулся Ганзеев. – Вон та, в желтой юбочке…

– Да ладно тебе – похожа! – Миша повернул ключ… да так и застыл, углядев на запястье девчонки в желтенькой юбочке браслетик золотисто‑коричневого стекла…

И как током кольнуло…

Бросил:

– Я сейчас.

Выскочил из машины:

– Девушка… Вы, вы… Ваш браслетик… Я бы супруге хотел такой, в подарок… Можно взглянуть?

– Да, пожалуйста, – девчонка манерно ухмыльнулась и протянула руку. – Смотрите! В вашем магазине, небось, таких нет?

Тот! Или, по крайней мере – очень похожий. Витой, в виде змейки с красными рубиновыми глаз– ками.

– А откуда такая прелесть, можно узнать?

– Да можно, – девчонка пожала плечами. – Максик Гордеев подарил вчера… То же еще, мелочь, клеится…

– Нет, Лера, Макс вообще‑то симпатичный.

– Ну и целуйся с ним, если симпатичный!

– Ага…

Максик, значит… Гордеев…

Черт! Так это ж тот самый, мотоциклист… Эх, знать бы раньше!

– На танцы он, конечно, придет?

– Нет, не придет… С родителями в город уехал.

– Что, насовсем?

– К середине недели объявится.

Ладно… пусть так… ладно…

А браслетик этот надо бы у девчонки… Нет! Слишком уж подозрительно, нелепо даже… Может, просто похож? Да нет… такой же! Один в один. Ладно, подождем Максика…

В машине нетерпеливо забибикал Веселый Ганс.

– Иду, иду уже…

Усевшись за руль, Михаил завел авто и тронулся с места, задумчиво глядя на девчонку с браслетиком… Леру…

Нет… скорее всего – просто похож…

 

Глава 2

Глава 3

Христовый брат

 

Так собрались все графы и все знатные бароны, которые взяли крест.

Робер де Клари.

«Завоевание Константинополя».

 

За рыцарем – он был налегке, без щита и шлема – маячили оруженосцы и кнехты. Тоже с крестами. С короткими копьями, в сверкающих открытых шлемах – железных касках с широкими полями.

– Привет! – Максик выскочил из машины первым и сразу же подбежал к рыцарю. – Как у вас все натурально! И кольчуга… И меч… А почему – кольчуга? Я в кино видел – все рыцари в латах…

– Это добрый доспех, работы мастера Герхарда Мюллера из Нюрнберга, – рыцарь отвечал вежливо, даже с улыбкой, и по‑русски говорил довольно хорошо, только с ярко выраженным акцентом. Эстонским – «топ‑прый тоспехх»… – Кто ты есть, славный юноша? Я вижу – у тебя герб? Ты – оруженосец. Подожди… Я сам попробую угадать твоего господина… Рогатый череп – это не есть геральдическая фигура! Похожий герб имеет славный Бруно фон Эшберг… но, нет… это не герб Эшбергов, их я хорошо знаю. Ммм… Ха! Подойди‑ка поближе, славный юноша. Я вижу, здесь и девиз… «Кисс Оф Дет»… Что это за язык? Какой‑то смутно знакомый…

– Обычный английский, – подросток пожал плечами. – Странные вы какие‑то. А можно ваш меч посмотреть?

– Меч?! – крестоносец горделиво обернулся к кнехтам. – Вот! Слышали? Знающие люди еще издалека определят лучший клинок! Даже в ножнах! Что бы там не говорил брат Бруно!

Реконструкторы…

Ратников вышел наконец из машины и – как и принято было – поклонился:

– Приветствую тебя, о, доблестный рыцарь! Не ожидал встретить вас в этой глуши.

– Не ожидал? – крестоносец – он был довольно молод и весьма приятен – светловолосый, с небольшой бородкой, улыбчивый. – Вы нас искали? Понятно… К нам многие хотят примкнуть, особенно после призыва его святейшества папы. Так вы англичане?! Славные воины благочестивого короля Генриха! Я немного знаю саксонскую речь… но ведь английски йомены говорят не совсем по‑саксонски.

– А рыцари и бароны – вообще по‑французски! – рассмеялся Миша. – Мон амур, ту жур, бонжур!

– Ах да, да, я это слышал! К сожалению, я не понимаю вашей речи… хотя в Ордене есть и французские, и английские братья. Но – ваших земляков, увы, немного. В Пскове их сейчас нет. Похвально, что вы выучили язык врагов. Ордену нужны хорошие толмачи, которым можно было бы доверять… Странная у вас повозка. А где быки? Лошади?

– Вы сами‑то откуда? – улучив момент, Ратников наконец‑то прервал словоохотливого рыцаря этим простым и не вызывающим особого подозрения вопросом. – Москвичи? Питер? Нет… в питерской тусовке я почти всех знаю… О! Про Веселого Ганса слыхали?

– Ганс? – рыцарь улыбнулся. – О да, в пограничном замке есть каштелян, Ганс… Вы про этого Ганса?

– А он веселый?

– Гм… не думаю, что очень.

– А вас самого как зовут?

– Ах, – рыцарь приосанился. – Совсем забыл. Мое имя – Иоганн фон Оффенбах, я младший сын славного Готфрида фон Оффенбаха и дамы Матильды, урожденной младшей ветви рода маркграфов Пфальцских!

– Ого! – Михаил хлопнул в ладоши. – Рад знакомству со столь именитым рыцарем. Но ныне, судя по кресту, вы у тевтонцев?

– Вот уже третий год, как я дал обет нести сло<