Тогда я в очередной раз выдвинул тезис, что тайна находится внутри нас.

- Тайна - вне нас, - сказал он.- Внутри - только эманации, которые стараются разрушить кокон. И этот факт сбивает нас с толку независимо оттого, воины мы или обычные люди. И только новые _видящие_ могут в этом разобраться. Они стремятся _видеть_. И, перемещая точку сборки, приходят к пониманию того, что тайна заключена в восприятии. Причем не столько в том, что именно мы воспринимаем, сколько в том, что заставляет нас воспринимать." (VII, 368-369)

Третье внимание интегрирует все: человеческое неизвестное, нечеловеческое и даже непознаваемое. Каким же становится субъект, наделенный бесконечным диапазоном восприятия и объемом внимания, во много крат превышающим обычные человеческие возможности? Он сам становится воплощением Непостижимого в этой непостижимой Реальности. Свободный воин изменяется, как всякое живое существо, которое занято не внутренней игрой иллюзий, а направлено _вовне_, в Реальность. Жизнь Реальности изменяет его.

"В действительности неизвестное не лежит внутри кокона человека - там, где находятся эманации, не задействованные осознанием - и в то же время, образно говоря, оно скрыто именно там. Это момент, который остался тебе непонятен. Когда я рассказывал тебе о семи мирах, которые ты можешь собрать помимо известного мира обычной жизни, ты думал, что речь идет о вещах сугубо внутреннего характера... Годами я множество раз, указывая рукой на окружающий мир, говорил тебе: там - неизвестное. Но ты никогда не улавливал связи." (VII, 433)

Нет более интимного, более непосредственного и индивидуального контакта с Реальностью, чем приближение дон-хуановского воина к _третьему вниманию_. Если подготовительные дисциплины имеют общие законы, общий порядок и последовательность приближения к _нагуалю_, то на продвинутом этапе, где _осознание_ уже охватило своим "свечением" обширные области его кокона, практика приобретает непредсказуемый характер, так как полностью концентрируется на неуловимой игре с _намерением_. В то время, когда дон Хуан делал свои последние шаги к третьему вниманию, Кастанеда не раз спрашивал его, чем же он, собственно говоря, занимается. "Ты не поймешь, а я не смогу объяснить",- чаще всего отвечал учитель. Или изрекал еще более туманные фразы, например: "Воин ждет, и он знает, чего ждет." Можно сказать, что на этом этапе процесс трансформации вообще не может быть описан с помощью _тоналя_ - он выражается только в движениях _нагуаля_ и в подспудном росте _намерения_, которым нельзя управлять, но маги все же им управляют:

"Он подчеркнул, что _намерение_ не является чем-то таким, что можно использовать, чем можно распоряжаться или каким-то образом управлять. И, тем не менее, можно использовать его, распоряжаться и управлять им по своему желанию. Это противоречие, по его словам, и является сутью магии.

<...> Дон Хуан объяснил, что некогда, в далеком прошлом, маги проявляли интерес к общему связующему звену, посредством которого _намерение_ связано со всем. Фокусируя второе внимание на этом звене, они обрели не только непосредственное знание, но и возможность его использования для совершения поразительных поступков. Однако они не приобрели трезвости ума, необходимой для полного управления всей этой силой. И вот, размышляя над этим, маги решили фокусировать свое второе внимание на связующем звене только тех существ, которые наделены осознанием. Это включает весь ряд органических существ, а также еще один ряд, в который маги объединили так называемых неорганических существ, или союзников. Союзники, как свидетельствуют маги, являются существами, наделенными осознанием, но не жизнью в том смысле, в котором мы понимаем жизнь.

Но и это решение было неудачным, поскольку не прибавило им мудрости. Продолжая сужать круг поисков, маги сфокусировали свое внимание исключительно на звене, которое связывает с _намерением_ только человеческие существа. Конечный результат ненамного превзошел прежний. Наконец маги произвели окончательное сужение и решили, что каждый маг должен иметь дело только со своей связью, но и это решение оказалось таким же неэффективным.

Дон Хуан сказал, что хотя различие между этими четырьмя областями интереса и значительно, но все же ни одна из них не давала удовлетворительных результатов. Поэтому в конце концов маги остановились на том, что их собственное связующее звено с _намерением_ должно освободить их посредством зажигания огня изнутри.

Он заявил, что все современные маги должны постоянно бороться за достижение смолкания ума (внутренней тишины). Нагваль должен бороться особенно настойчиво, потому что он обладает большей силой, большей властью над энергетическими полями, которые определяют восприятие. Он в большей степени подготовлен и поэтому лучше знаком со сложностями безмолвного знания, которое является не чем иным, как непосредственным контактом с _намерением_.

Практикуемая таким образом магия становится попыткой восстановить наше знание _намерения_ и снова обрести способность использовать его, не поддаваясь ему." (VIII, 105-106)

Вездесущее _намерение_ целиком поглощает мага, ибо только через него он сообщается с _нагуалем_ как Непостижимым. Расширенная область _осознания_ становится в этом случае как бы локатором, все больше и больше улавливающим из Реальности. С каждым шагом маг ощущает возрастающее участие Непостижимого в его жизни. Нагуаль транслирует "светящемуся кокону" свое крайне содержательное Безмолвие, и оно неумолимо предъявляет _осознанию_ свое невыразимое, но очевидное и конкретное содержание.

Переживания мага на заключительных этапах его достижений обычному человеку полностью недоступны - им не найти аналогий в мире тоналя, их не истолковать, и даже самые косвенные намеки на такой тип опыта лишь окончательно запутывают неофита. Дон Хуан старательно избегает разговоров, связанных с этими над-человеческими чувствами. Он сух в оценках и осторожен в определениях, предпочитая молчание. Хотя в действительности контакт мага с Непостижимым весьма далек от монотонной тишины запредельного Абсолюта. Ведь именно здесь начинается "разговор", диалог с _нагуалем_ - самый интенсивный, предельно важный, имеющий решающее значение для последующей судьбы воина. Но способ, которым он ведется, настолько экзотичен и требует столь диковинных коммуникационных единиц, что для постороннего взгляд граничит с помешательством. Дон Хуан вдруг сообщает недоумевающему Кастанеде об очередном "решении силы" или "плане нагуаля", после чего тащит его в пустыню, в горы, на заветную скамейку в соседнем городке и заставляет ждать неизвестно чего, в конце концов сообщая Карлосу о своей удовлетворенности ходом событий, либо о том что "все никуда не годится". Как бы то ни было, ученик всегда в растерянности и безуспешно пытается разгадать мотивы, побуждающие дона Хуана поступать подобным образом. И даже в ту пору, когда "описание мира" Кастанеды было уже радикально пересмотрено, учитель отказывался пояснять свои шаги, регулярно ссылаясь на то, что "в мире магии нет испытанных процедур, предписанных шагов и детальных правил". В конце концов Карлос смирился с загадочностью своего Нагваля, а в состоянии _повышенного осознания_ проявлял даже удивительное долготерпение, никак не свойственное ему в обычной жизни.

Но вернемся к магическому диалогу с Непостижимым, которому дон Хуан, судя по всему, отдавал все свое внимание на протяжении долгих лет работы с учениками. Мы знаем, что этот диалог имел свой особенный "язык", хотя лингвисты наверняка воспротивятся такому употреблению их главнейшего термина. И действительно в этом "языке" нет ни одного знака, за которым стоял бы хоть как-то очерченный набор содержаний или смыслов. Диалог с _намерением_ предельно контекстуален, а сам контекст выходит за все и всяческие рамки, оформляемые разумом. В подобной ситуации _любой_ знак может иметь _любое_ значение либо вовсе не иметь его. Это "язык", который следует лишь одному правилу,- он неповторим и непредсказуем. Он рождается в момент коммуникации и гибнет, как только коммуникация исчерпала сиюминутный предмет. Кроме того, он _субъективен_ в самом точном значении этого слова, ибо целиком обусловлен интенциональностью конкретного коммуникатора - дона Хуана, в данном случае. И тем не менее, как это ни парадоксально, он всегда совершенно точен и однозначен. В силу небезупречности или недостаточной развитости способности "ощущать" маг может "не расслышать" подаваемый Реальностью сигнал, но это уже вопрос практики и опытности. Сомнения Карлоса на этот счет дон Хуан развеял следующим образом:

"Затем он ответил на мой вопрос о том, ошибаются ли маги в толковании знаков. Он объяснил, что когда маг истолковывает знак, он знает его точное значение, не имея ни малейшего понятия о том, откуда приходит это знание. Это одно из самых непостижимых следствий связующего звена с _намерением_. Маги имеют возможность получать знания непосредственно. Надежность этих знаний зависит от прочности и четкости их связующего звена.

Он сказал, что чувство, которое называют "интуиция",- это активизация нашей связи с _намерением_. И поскольку маги целенаправленно стремятся к пониманию и усилению этой связи, то можно сказать, что они интуитивно постигают все безошибочно и точно. Истолкование знаков обычное дело для магов. Ошибки случаются лишь в случае вмешательства личных чувств, затуманивающих связь мага с _намерением_. В других случаях их непосредственное знание функционально и безошибочно." (VIII, 28)

Для _осознания_ мага Непостижимое манифестирует себя в любом факте окружающего мира, будучи "информатором" беспристрастным и повсеместным. Крик вороны, падение древесного листа, неожиданный порыв ветра, вихрь, необычно закручивающий пыль на пороге, встреча с животным или человеком при определенных обстоятельствах, горный камнепад или страшный цвет опускающегося тумана - все оказывается _вестью_, все пронизывается смыслом и служит указанием к действию.

В большинстве случаев _безмолвное знание_ совсем не нуждается ни в каких знаках. Изощренное внимание воина руководствуется почти неразличимыми переменами в настроении, легкими импульсами чувства, приходящего неведомо откуда,- словом, всем спектром психических волнений или вибраций, пересекающих его сознающий организм. И именно _безмолвное знание_ оказывается самым важным источником информации, когда дело доходит до конкретных проблем практики и дальнейшего развития. Столь свойственный современному человеку здравый смысл, интеллект, рассудочность в работе с безмолвным знанием могут быть только помехой, ибо сковывают естественное движение _внимания_, всякий раз стремясь вернуть его в банальное русло привычных схем, которые полезны лишь в очень ограниченном мире _суженного поля_ опыта.

"Я сейчас думаю о том, как наша рациональность заводит нас в тупик, продолжал он.- Мы склонны размышлять, задавать вопросы, выяснять. Но нет никакой возможности делать это относительно магии. Магия является актом достижения места безмолвного знания. А безмолвное знание невозможно охватить умом. Его можно только пережить." (VIII, 229)

Проникновению безмолвного знания в человеческое существо более всего мешает самая любимая наша способность - _саморефлексия_. Помимо учения дона Хуана существует множество оккультных и мистических практик, которые могут заметно снизить эту активность человеческой психики. Сейчас, когда различные виды медитации обрели широкую популярность в западном мире, все чаще мы встречаем людей, утверждающих, что получают информацию из необычных источников. Бывает, что они поражают наше воображение удивительными "инсайтами" - таких зовут экстрасенсами и даже ясновидящими. Конечно, в той или иной степени здесь имеет место контакт с _безмолвным знанием_, но в использовании талантов такого рода всегда следует проявлять разумную осторожность. Чистота и упорядоченность _тоналя_ - главное условие неискаженного восприятия и понимания диалога с Реальностью - исключительное достижение, редко являющееся "природным даром". А степень "загрязненности", недисциплинированности перцептуального аппарата заметить и оценить довольно легко. Показателем подобных несовершенств часто является широко распространенная склонность _визуализировать_ безмолвный сигнал, который вовсе в этом не нуждается. А _визуализация_ (которая, как вы понимаете, не имеет ничего общего с дон-хуановским _видением_) - это всегда _достройка_ образа, "галлюцинирование" его с помощью подсознательного материала, способного исказить подлинную крупицу знания в такой степени, что она просто исчезнет из вида на фоне личных фантасмагорий экзальтированного "ясновидящего". Примерами таких визуализаций можно наполнить тома оккультных сочинений. Среди них встречаются самые "достоверные", т.е. известные испокон веков, традиционные, "проверенные". Наивно было бы доверять им только потому, что схожим образом люди галлюцинируют на протяжении тысячелетий. В конце концов, _тональ_ держится своих излюбленных приемов, невзирая на века и научно-технические свершения. К подобным древностям относится, например, видение ауры. Мы вовсе не отрицаем возможности восприятия тех или иных полей, окружающих все живое. Тревогу вызывают попытки _ауродиагностики_: когда из особенностей формы увиденного поля, из распределения окраски излучений делаются далеко идущие выводы - характер заболевания, состояние психологического климата в семье или коллективе, наличие или отсутствие "энерговампиризма", "порчи" и даже будущая судьба пациента. Иногда "безмолвное знание" все же "прорывается" сквозь пелену выстроенных по заказу бессознательного галлюцинаций, и тогда мы, конечно же, благодарны удачливому прорицателю за своевременную помощь, но в других случаях слепая вера страждущих может причинить им немало страданий и еще усугубить нежелательное положение дел. И чем более детализировано восприятие провидца, тем более сомнений должно вызывать его сообщение. Состояние чакр, видение человеческих внутренностей, событий из прошлой и будущей жизни, тени недоброжелательных покойников, витающие вокруг клиента, ангелы-хранители, "кармические комплексы" и проч.- все это нужно просеивать и просеивать, чтобы за красочным ворохом галиматьи наконец разыскать полезные сведения; у кого достанет проницательности, образованности и терпения, чтобы получить желанный результат?

Особенный скептицизм должны вызывать так называемые "сны с учителями" или "контакты" с Космическим Разумом. Тут _тональные_ искажения достигают своею апофеоза: право, лучше вовсе махнуть на это рукой! Тем более, что нередко среди таких откровений можно найти сознательное мошенничество, шарлатанство, или параноидальные идеи, имеющие свой корень не в _безмолвном знании_ Вселенной, а в запущенном и застарелом комплексе неполноценности. И даже в тех случаях, когда искренность и чистота искателя не вызывает сомнений, его подводит плохо контролируемая эмоциональность. А это, как вы уже знаете, уводит точку сборки на периферию "человеческой полосы" эманации, где нет ничего, кроме психоэнергетических отходов нашего не в меру впечатлительного народа.

Кроме того, давней и всем известной чертой, присущей мистическому, оккультному и религиозному опыту, является способность слышать _голоса_, которые любят объяснять, поучать, предостерегать или запугивать адептов в состоянии измененного сознания. Этот симптом слишком знаком психиатрам и действительно нередко свидетельствует о серьезном психическом расстройстве. Хотя здоровые мистики, ясновидящие и экстрасенсы тоже могут услышать голос, сообщающий им сведения, в которых они заинтересованы. Уверен, что всякий уважающий себя психиатр, прознав о таких способностях знакомого экстрасенса, выразит определенный скептицизм по поводу ею "здоровья". И все же - бывает так, что безмолвное знание вдруг оказывается очень даже болтливым. В системе дона Хуана также мы находим, по крайне мере, два случая, когда "бестелесный голос" тревожит мага, ни в коем случае не страдающего шизофренией.

Во-первых, это полос "эмиссара" в _сновидении_. Вы помнить, что его никак нельзя назвать действительно надежным информатором. Глупо и опасно принимать этот поток словоблудия за некие откровения высшей цивилизации, но, как нам кажется, это явление распространено куда шире, чем обычно полагают. Во-вторых, это "голос _видения_". Он, в отличие от первого болтуна, действительно заслуживает внимания. Но именно этот перцептивный феномен должен быть исключительно редок, так как связан с дон-хуановским _видением_, которым не владеет никто, кроме искателей, настойчиво и целенаправленно сдвигающих свою точку сборки в течение долгого времени. Так что, если вам рассказывают о "голосах", сообщающих сверхценные сведения, вначале убедитесь, что человек, испытывающий подобные переживания, действительно _видящий_ - в противном случае его рассказы немногого стоят. Ну, а если "голоса" поведали ему о судьбах мира, втором пришествии мессии или о грандиозных битвах между силами Света и Тьмы в потусторонних мирах, лучше бы такому "пророку" немного подлечиться - хотя бы для профилактики.

Что же касается голоса _видения_, то это уникальный феномен, очевидно, в какой-то мере связанный с чрезмерной привычкой перцептуального аппарата обращаться к языку как наиболее удобному способу _осознания_. Этот голос, безусловно, принадлежит самому _видящему_, хотя проявляет себя отдельным, "вынесенным вовне" процессом психического освоения чуждого, непривычного поля перцепции. Быть может, это личный способ защиты от масштабной экспансии _безмолвного знания_, случающейся в режиме _видения_. Дон Хуан так рассуждает об этом явлении:

"Когда видящий _видит_, то нечто как бы объясняет ему все, что происходит по мере того, как в зону настройки попадают все новые и новые эманации, продолжал дон Хуан.- Он слышит голос, говорящий ему на ухо что есть что. Если голоса нет, то происходящее с _видящим_ не является _видением_.

После непродолжительной паузы дон Хуан снова заговорил о голосе _видения_. Он отметил, что полагать, будто _видение_ есть слышание - тоже ошибка, поскольку в действительности _видение_ - нечто неизмеримо большее. Однако видящие выбрали звук в качестве критерия, позволяющего определить - имеет место новая настройка или нет.

Голос _видения_ дон Хуан назвал вещью наиболее загадочной и необъяснимой.

- Лично я пришел к выводу,- говорил он,- что голос _видения_ присущ только человеку. Только человек пользуется речью. Может быть, в этом дело. Древние видящие считали, что голос этот принадлежит некоторому сверхмогущественному существу, связанному с человечеством сокровенными и очень тесными узами. Они считали, что это существо - защитник человека. Для новых _видящих_ голос _видения_ - нечто совершенно непостижимое. Новые видящие говорят, что это свечение осознания играет на эманациях Орла, как арфист играет на арфе." (VII, 310)

Последняя аналогия насчет "арфиста", как нам кажется, вовсе не лишена смысла. _Осознание_, оказавшееся лицом к лицу с Непостижимым, впадает в поистине грандиозный резонанс с океаном энергии. Этот чистый резонанс для _осознания_ есть не что иное как пропитывание себя бесконечной массой безмолвного знания, не ведающего границ и совсем не считающегося с ограниченностью человеческой формы. В такой позиции язык берет на себя присущую ему функцию _разграничения_, _структурирования_ чувственного опыта. Язык возвращает опыту дискретность, но теперь уже с иной целью: не для того, чтобы ограничить восприятие и втиснуть его в рамки привычного "описания миро", но с тем, чтобы сплошной поток чувствования не привел к переутомлению перцептуального аппарата вместе с последующей за этим самоблокировкой, т.е. спонтанным отключением восприятия вообще. Очевидно, такой феномен характерен для первых этапов _видения_ - с достижением третьего внимания, когда в процесс "резонирования" включаются все энергетические ресурсы существа, _осознание_ уже не нуждается в вербальной "ортопедии".

Итак, _намерение_, поставляющее магу безмолвное знание нагуаля, Реальности, бесконечного Объекта, игрой невыразимых чувствовании подводит воина к самым вратам третьего внимания. Безмолвным и неописуемым способом оно учит его последним маневрам, заключительным приемам, тончайшим нюансам энергетической настройки; оно организует и перестраивает его внутренние волокна для того, чтобы свечение осознания могло плавно и точно растечься во все более обширные зоны, не разрушив при этом структур, отвечающих за сохранность индивидуального центра восприятия. Таково _намерение_ дон-хуановского мага, который в своей _безупречности_ превратил личное _намерение_ в _намерение_ вселенной. Это и есть апофеоз самореализации человека - "когда команда человека становится командой Орла".

Отсюда берет исток еще один, быть может, наиболее важный аспект Непостижимого - _свобода_. Самое заманчивое и самое пугающее достижение. Мы, выросшие в ситуации не-свободы - социальной, психологической, когнитивной, биологической, материальной наконец,- не только плохо представляем себе подлинную (не относительную) _свободу_, но даже просто не знаем, что с нею делать. Подсознательно мы боимся ее и, столкнувшись случайно с ее проявлениями, как-то сразу начинаем навязывать себе _цели, достижения, планы_, ограничивающие нас и нашу свободу,- словно испытываем постоянную необходимость кому-то доказывать, что заслужили эту самую свободу, что не растранжирим ее на пустяки, не превратимся в апатичных лентяев или тупых потребителей, с бесконечным аппетитом пожирающих дары добытой нами свободы. Нам невероятно трудно вернуться к неподдельной чистоте и бескорыстности восприятия самого по себе, к свободе как естественному самоосуществлению жизненного процесса - без самодурства и своеволия, без комплекса вины и глупых обещаний соваться во все человеческие дела во имя всеобщего счастья и народной воли. Дон Хуан напоминает нам, что воин ищет _сверхчеловеческое неизвестное_ и само Непостижимое, которое никак не приложить к страдающему роду людскому. Он говорит нам о _приключении, которому нет конца_,- приключении в самом чистом, прекрасном, и, если угодно, романтическом смысле этого слова. Все это настолько удалено от горестной не-свободы человека, так непонятно замученному самим собой сознанию, что дон Хуан называют его - тот единственно свободный мир, ту Реальность - _абстрактным_.

"А о чем ты говоришь, когда ведешь речь об "абстрактном"?

- О поиске свободы - не ограниченной привязанностями и наваждениями свободы восприятия во всем доступном человеку диапазоне. Я говорю, что маги современности стремятся к _абстрактному_ потому, что они стремятся к освобождению. Конкретные достижения их не интересуют. Ибо у них, в отличие от магов древности, нет никаких социальных функций." (IX, 17)

Чуть ниже, выражая свое отношение к потрясающим достижениям древних видящих, искавших не свободу, но могущество, власть и бессмертие, которое имело для них смысл лишь как вечное потакание собственным страстям, дон Хуан подтверждает:

"Для меня это чересчур эксцентрично. Меня интересует свобода. Свобода раствориться в бесконечности, сохранив осознание. С моей точки зрения эти древние маги были существами экстравагантными, одержимыми и капризными. Они попались на удочку своих же собственных манипуляций.

Но ты не позволяй моему личному мнению сбить тебя с толку. Ибо нет ничего, равного достижениям магов древних времен. По крайней мере, они доказали, что потенциальные возможности человека более чем достойны серьезного отношения." (IX, 31)

Дон Хуан не позволяет очаровать себя великолепным мастерам древности. И он отвергает их мотивы (жажду власти и т.п.) вовсе не потому, что они кажутся ему отвратительными, а именно потому, что они порождают состояние не-свободы. Дон Хуан словно бы чувствует, что всякое, даже наивысшее достижение, свершенное в состоянии не-свободы, всегда фрагментарно, всегда локально по существу и не охватывает Тайны мира, заранее обрекая бесконечность бытия на однообразие частичного, замкнувшегося на себе переживания. Он видит в этом _призрак смерти_, ибо всестороннее, всеохватывающее переживание, не знающее конца в приближении к Реальности, только и может оправдать бессмертие, т.е. сделать бессмертие вечной _жизнью_ во всей ее полноте. М. Мамардашвили, рассуждая о свободе, очень ярко показал ее необходимость для постижения тайны бытия:

"Здесь мы имеем дело с тайной, которая всегда остается тайной. Чем глубже в нее проникаешь, тем дальше она отступает. И это сознание тайны очень важно. Может быть, оно и является той тайной, что мы хотим постичь. И оно фундаментальным образом содержит в себе феномен свободы. Мы вообще бы не могли иметь дело с миром, который полностью исчерпывался бы своими причинно-следственными связями. Если бы мир был таковым, то, с учетом того, что для "игры" такого мира мы имеем бесконечность, его информативность давным-давно исчерпалась бы. И нас сейчас просто не было бы. Но этому противоречит антропный принцип: мы существуем. Если я получил в результате исследования такой мир, который явно исключает меня самого, значит, исследование было неправильно." (М. Мамардашвили. Как я понимаю философию, с. 75.)

В наличии _свободы_ (как неизбежного атрибута экзистенции вообще) философ видит неисчерпаемость мира, основу его фундаментальной Непостижимости, ко и не только. Именно благодаря _свободе_ в этом мире может существовать человек, что делает его полноценной частью той же Тайны, того же Непостижимого. Свобода связует человека как феномен с Реальностью - источником всех феноменов. А потому только свобода и делает возможным приближение непостижимого человека к непостижимой Реальности. Такова сама сущность жизни.

Вокруг проблемы свободы всегда велись морализаторские дискуссии. Социальная и этическая мысль знает даже такие радикальные взгляды, как, например, что _абсолютная свобода безнравственна_. Само возникновение такой отвратительной сентенции подтверждает, что человечество, создавая институты своего общежития, всегда шло по пути искажения человеческой природы. Самоугнетение человека за тысячи лет его истории довело массовое сознание до абсурдного положения. Невольно хочется вновь обратиться к мыслям Мераба Мамардашвили, для которого свобода философа - безусловное подтверждение высшей нравственности мыслящего и постигающего существа: "... проблема сознания действительно неотделима от проблемы свободы. Сознание, по определению, есть моральное явление. Не случайно во многих языках слова "сознание" и "совесть" происходят от одного корня. Ведь моральные феномены означают просто следующую вещь: способность человека руководствоваться причинно ничем не вызванной мотивацией. Так называемой идеальной мотивацией. Это и есть область морали." (Там же, с. 78.)

Как видите, дон Хуан, нарочито "снимающий" проблемы нравственного бытия человека и заменяющий их на проблему достижения _свободы_, просто переходит на подлинно _человеческий_ уровень понимания, где человек как космический феномен самораскрывается в подлинной, никем не придуманной и не навязанной гармонии. Бесконечность его развития сама по себе подразумевает эту "аморальную" свободу. Ничто не сдерживает человека на его пути, кроме собственного, внутреннего "рабства".

"... О чем, по вашему мнению, говорит феномен резервных возможностей человека и сознания?

- Прежде всего об отсутствии предела. Сказать "резервные возможности" это то же самое, что ввести понятие нулевой точки, о которой, как метафоре сознания, я говорил вначале, точки, "ухватываемой" лишь негативным образом, через отрицание того, чем она не является. Держание между всеми возможными отрицаниями и есть некоторое ее постижение. Фактически и сознание, и мышление, и свободу мы можем определить только рекуррентно: сознание есть возможность большего сознания. Об этом и говорят, по-моему, резервные возможности человека. В формальном же смысле эти резервы связаны с большим числом нейронов, нервных связей, не задействованных в каждом конкретном акте сознания. А это, в свою очередь, _означает безразличие природы к тому, что ты выдумываешь, в том смысле, что природа никак не ограничивает человека

И поэтому сознание, мышление и свобода производят только самих себя и есть возможности большего сознании, большего мышления и большей свободы. Ничем другим они не ограничены_." (Там же. с. 84. _Курсив_ везде мой - А.

К.)

Человек свободен по определению. Вы можете усмехнуться и возразить, что, во-первых, автор, так долго и подробно доказывавший закабаленность и обусловленность человеческой психики, противоречит здесь самому себе, и во-вторых, такое утверждение безнадежно наивно и утопично. Тем не менее, я настаиваю на этой мысли. Человек свободен _экзистенциально_, т.е. как факт бытия или Реальности, в признании которой состоит отправная точка всего дон-хуановского учения. Поскольку свободна Реальность, что так убедительно доказывает Мамардашвили, что самим нашим опытом подтверждается ежесекундно вопреки мрачным предрассудкам тоналя, то и человек - плоть от плоти бесконечно движущегося, избыточного в каждом своем акте бытия - _свободен_. Именно эту необыкновенно важную истину заставляет понять дон Хуан. Каждый шаг на его пути, сколь бы сложен он ни был, сколь труднопостигаем и исполнен высокой борьбы,- это шаг к _осознанию собственной свободы_. И не надо сваливать ответственность на обстоятельства, на отягощенную наследственность или ущербность психологической конституции. В. Франкл верно подметил в своей работе "Духовность, свобода и ответственность": "Я связан с обстоятельствами не просто как биологический тип или психологический характер. Ведь типом или характером я лишь обладаю; то же, что я есть,- это личность. Мое личностное бытие и означает свободу - свободу стать личностью. Это свобода от своей фактичности, свобода своей экзистенциальности. Это свобода стать иным."

Стать подлинно свободным - это не просто призыв мистика-энтузиаста и не крик отчаяния вконец запутавшегося самоубийцы, который готов бросится вниз головой с Бруклинского моста, рассчитывая найти свободу в акте сознательного самоуничтожения. Свобода - это наша судьба. И недаром дон Хуан всякий раз, выслушав жалобы Кастанеды о том, что обстоятельства его жизни в миру преграждают путь к магии, к развитию чувства и осознания, указывал в сторону наскучившего, утомительного и бессмысленного Лос-Анджелеса и говорил тоскующему по вольной жизни Карлосу: "Возвращайся. Твое поле битвы - там." Свобода - это не изолированный пятачок чистой земли, где все исполнено благодатью и угождает тебе. Свобода вообще не бывает только _здесь_ и _сейчас_ - она _всегда_ и _везде_. Она - мир, который мы потеряли и с таким трудом тщимся обрести вновь.

"Судьба человека принадлежит ему подобно тому, как принадлежит ему земля, которая держит его благодаря силе своего притяжения, но без которой человек не мог бы ходить. Мы должны принять нашу судьбу, как мы принимаем землю, на которой стоим,- это площадка, являющаяся как бы трамплином нашей свободы. Свобода невозможна без положенной человеку судьбы, свобода - это всегда свобода выбора и приятия своей участи, выбора позиции, которую человек занимает, сталкиваясь со своей судьбой. Безусловно, человек свободен, но он не плывет свободно в безвоздушном пространстве. Он всегда окружен множеством ограничений. Однако он как бы отталкивается от этих ограничений для реализации своей свободы. Свобода предполагает ограничения, основывается на них. Психика зависит от инстинкта, существование - от материи. Но эта зависимость особого рода. Человек всегда превосходит землю, по которой идет, земля нужна ему лишь постольку, поскольку он может от нее оттолкнуться, использовать как трамплин. Если бы нам надо было дать определение человеку, мы бы сказали, что человек представляет собой существо, освободившее себя от всего, что его определяло (определяло как биологический, психологический и социологический тип), другими словами, это существо, которое превосходит все эти детерминанты либо побеждая их и формируя их по-своему, либо намеренно подчиняясь им.

Этот парадокс подчеркивает диалектическое свойство человека, в присущей ему извечной незавершенности и свободе выбора заключено то, что _его реальность - это потенциальная возможность. Он не является еще таким, каков он есть, таким он лишь должен стать_." (В. Франкл. Общий экзистенциальный анализ.)

Как ни странно, наибольшую неуверенность и тревогу в связи с экзистенциальной _свободой_ человека, медленно подбирающейся к его _осознанию_, чувствуют христианские философы и теологи. В чем-то они подобны тем нянькам, что так привыкли опекать своих воспитанников и совсем не радуются их взрослению. Наверное, не только христианство, но и всякий религиозный институт будет относиться к дон-хуановской магии с неприязнью. Для того существует слишком много поводов. Можно смириться к экспансией индо-буддистских доктрин, со всяческим богоискательством и богостроительством, с возрождением языческих мифов и ритуалов - ибо и там человек остается духовным младенцем, жаждущим пастыря и утешителя. Можно махнуть рукой на идеологическое и духовное бессилие материализма, чей кратковременный всплеск разве что разбередил пубертатный нигилизм и легкомыслие гедонистического младенчества - это возрождение духовного инфантилизма только подчеркнуло значимость религии как спасительницы и утешительницы заблудших чад. Перепуганные дети, наигравшись в атеизм, покаянно возвращаются к своим пастырям.

И только учение дона Хуана, провозгласившее _абсолютную свободу_ и абсолютную независимость в поиске единственной Реальности мира, не может вызвать сочувствия ни у одной церкви мира. И в первую очередь из-за отношения к свободе. Красноречивым свидетельством этих настроений может послужить высказывание немецкого философа и теолога Романо Гвардини (1885

- 1968). В своей работы "Конец нового времени" (1950) он, в частности, писал:

"Человек свободен и может использовать свою власть, как хочет. Именно поэтому он может использовать ее неправильно, то есть ко злу и разрушению. Что гарантирует правильное использование? - Ничего. Нет никакой гарантии, что свобода сделает правильный выбор. Имеется только вероятность того, что добрая воля превратится в склад души, в позицию, в характер. Но, как мы уже видели, беспристрастный взгляд вынужден констатировать отсутствие такого характер, который сделал бы правильное распоряжение властью вероятным. Человек нового времени не подготовлен к чудовищному взлету своей власти."

Конечно, нет сомнений: человек все еще не готов к свободе, как не готов он и к встрече с непостижимой Реальностью (вне христианского бога и прочих "спасительных" доктрин). А стало быть, человек не готов стать человеком. Такое положение должно было бы удручать и печалить, но религия находит здесь повод для мрачного торжества. без покровительства и защиты Отца нашего Небесного человек - просто слепой червь, и не видать ему Царства Божия в его "самодельной", самостоятельной свободе. Какое уж тут Непостижимое! Без Спасителя - только мрак и безысходность...

Но сколько духоты, сколько спертости мысли в самом подходе! Как не хочется вновь перетряхивать всю эту ветошь, все эти скудные потуги описать мир,