Из Лондонской Газеты «Times» от 3 Февраля

Vienna, January 30th. — The Swiss Professor Vogt pretends to know that France will procure for Switzerland Faucigny, Chablais and the Genevese, the neutral provinces of Savoy, if the Grand Council of the Republic will let her have the free use of the Simplon.

12. Affidavit Фëгеле

Сим заявляю:

что немецкая листовка «Предостережение», которая была потом напечатана 18 июня 1859г в №7 «Volk» (немецкой газеты, выходившей тогда в Лондоне) и снова перепечатана в аугсбургской «Allgemeine Zeitung» («Аугсбургской газете») — что она была набрана отчасти г-ном Фиделио Холлингером, 3, Личфилд-стрит, Сохо, Лондон; отчасти мной самим, работавшим тогда у г-на Фиделио Холлингера, и что листовка эта была напечатана в типографии г-на Ф. Холлингера, 3, Личфилд-стрит, Сохи, Лондон; что рукопись названной листовки была написана почерком г-на Карла Блинда; что я видел, как г-н Ф. Холлингер дал г-ну Вильгельму Либкнехту, 14, Черч-стрит, Сохо, Лондон, корректурный лист листовки «Предостережение»; что сначала г-н Ф. Холлингер колебался, отдать ли корректурный лист г-ну В. Либкнехту и что, когда г-н В. Либкнехт ушел, он, г-н Ф. Холлингер, выразил мне и моему товарищу, рабочему П. Ф. Вие, свое сожаление, что он выпустил из своих рук корректурный лист.

Заявлено в полицейском суде на Боу-стрит, в графстве Мидлсекс, 11 февраля 1860г передо мной, полицейским судьей столицы Т. Генри.

А. Фёгеле ^[232]

М. П.

Affidavit Вие

One of the first days of November last — I do not recollect the exact date — in the evening between nine and ten o'clock I was taken out of bed by Mr. F. Hollinger, in whose house I then lived, and by whom I was employed as compositor. He presented to me a paper to the effect, that, during the preceding eleven months I had been continously employed by him, and that during all that time a certain German flysheet «Zur Warnung» (A Warning) had not been composed and printed in Mr. Hollinger's Office, 3, Litchfield Street, Soho. In my perplexed state, and not aware of the importance of the transaction, I complied with his wish, and copied, and signed the document. Mr. Hollinger promised me money, but I never received anything. During that transaction Mr. Charles Blind, as my wife informed me at the time, was waiting in Mr. Hollinger's room. A few days later, Mrs. Hollinger called me down from dinner and led me into her husband's room, where I found Mr. Charles Blind alone. He presented me the same paper which Mr. Hollinger had presented me before, and entreated me to write, and sign a second copy, as he wanted two, the one for himself, and the other for publication in the Press. He added that he would show himself grateful to me. I copied and signed again the paper.

I herewith declare the truth of the above statements and that:

1) During the 11 months mentioned in the document I was for six weeks not employed by Mr. Hollinger, but by a Mr. Ermani. 2) I did not work in Mr. Hollinger's Office just at that time when the flysheefc: «Zur Warnung» (A Warning) was published. 3) I heard at the time from Mr. Voegele, who then worked for Mr. Hollinger, that he, Voegele, had, together with Mr. Hollinger himself, composed the flysheet in question, and that the manuscript was in Mr. Blind's handwriting. 4) The types of the pamphlet were still standing when I returned to Mr. Hollinger's service. I myself broke them into columns for the reprint of the flysheet (or pamphlet) «Zur Warnung» (A Warning) in the German paper «Das Volk» published at London, by Mr. Fidelio Hollinger, 3, Litchfield Street, Soho. The flysheet appeared in No. 7, d. d. 18th June, 1859, of «Das Volk» (The People). 5) I saw Mr. Hollinger give to Mr. William Liebknecht, of 14, Church Street, Soho, London, the proofsheet of the pamphlet «Zur Warnung», on which proofsheeb Mr. Charles Blind with his own hand corrected four or five mistakes. Mr. Hollinger hesitated at first giving the proofsheetto Mr. Liebknecht, and when Mr. Liebknecht had withdrawn, he, F. Hollinger, expressed to me and my fellow workman Voegele his regret for having given the proofsheet out of his hands.

Declared and signed by the said Johann Friedrich Wiehe at the Police Court, Bow Street, this 8th day of February, 1860, before me Th. Henry, Magistrate of the said court.

Johann Friedrich Wiehe

L. S.

Из Документов Процесса

Временное правительство. Французская республика. Свобода, Равенство и Братство.

От имени французского народа

Париж, 1 марта 1848г

Мужественный и честный Маркс!

Французская республика — место убежища для всех друзей свободы. Тирания Вас изгнала, свободная Франция вновь открывает Вам свои двери, Вам и всем тем, кто борется за святое дело, за братское дело всех народов. Всякий агент французского правительства должен толковать свои обязанности в этом духе. Привет и братство.

Фердинан Флокон, член временного правительства^[233]

Брюссель, 19 мая 1848г

Дорогой г-н Маркс!

Я с большим удовольствием узнал от нашего друга Веерта, что Вы собираетесь издавать в Кёльне «Новую Рейнскую газету», проспект которой он мне доставил. Необходимо, чтобы эта газета держала нас в Бельгии в курсе дел немецкой демократии, так как здесь невозможно узнать о них ничего достоверного по «Кёльнской газете», по аугсбургской «Всеобщей газете» и по другим аристократическим немецким газетам, которые мы получаем в Брюсселе, а также по нашей «Indépendance belge», все специальные корреспонденции которой составлены с точки зрения интересов нашей буржуазной аристократии. Г-н Веерт сказал мне, что он собирается ехать к Вам в Кёльн, чтобы принять участие в создании «Новой Рейнской газеты». Он обещал мне от Вашего имени присылать эту газету в обмен на «Débat social», которую я, со своей стороны, буду посылать Вам. Я бы очень хотел также поддерживать с Вами переписку о делах, касающихся обеих наших стран. В интересах обеих стран необходимо, чтобы бельгийцы и немцы не оставались отчужденными друг от друга, так как во Франции подготовляются события, которые неизбежно выдвинут вопросы, затрагивающие обе наши страны. Я вернулся из Парижа, где провел с десяток дней, стараясь по возможности лучше выяснить себе положение в этой великой столице. В конце моего пребывания там я оказался в самой гуще событий 15 мая. Я присутствовал даже на заседании Национального собрания, во время которого народ ворвался в зал заседаний... Наблюдая занятую парижским народом позицию и выслушивая речи главных современных деятелей Французской республики, я понял, что ожидается сильная реакция в настроениях буржуазии против февральских событий; события 15 мая, без сомнения, ускорят эту реакцию. А последняя, несомненно, очень скоро приведет к новому восстанию народа... Франция должна будет вскоре прибегнуть к войне. На этот случай мы и должны здесь и у вас обдумать наши совместные действия. Если война будет сначала с Италией, то у нас будет передышка... Но если она немедленно будет направлена против нашей страны, то я не знаю еще, что нам придется делать, и в этом случае нам понадобится совет немцев... А пока я в воскресенье анонсирую в «Debat social» о предстоящем вскоре выходе Вашей новой газеты... Я рассчитываю поехать в Лондон в конце июня этого года. Если Вам представится случай написать в Лондон своим друзьям, то благоволите просить их принять меня. Сердечно Вам преданный

Л. Жотран, адвокат^[234]

Брюссель, 10 февраля 1860г

Дорогой Маркс!

Не получая очень долго от Вас вестей, я с живейшим удовлетворением прочел Ваше последнее письмо. Вы жалуетесь на то, что все идет так медленно и что я не поторопился ответить на Ваш вопрос. Что делать, с возрастом перо становится все ленивее. Но я надеюсь, Выубедитесь, что мои чувства и мои взгляды остались теми же. Я вижу, что Ваше последнее письмо написано под диктовку рукой Вашего интимного секретаря, Вашей очаровательной супруги, — г-жа Маркс, не забыла еще старого брюссельского отшельника. Да благоволит она принять мой почтительный привет.

Сохраните, дорогой собрат, Ваши дружеские чувства ко мне. Привет и братство.

Лелевель^[235]

Лондон, 11 февраля 1860г

5, Кембридж-плейс, Кенсингтон

Дорогой Маркс!

Я прочел ряд гнусных статей против Вас в «National-Zeitung» и крайне поражаюсь лживости и злорадству их автора. Я считаю обязанностью каждого, кто знаком с Вами, — как ни излишни подобные свидетельства, — воздать должное Вашим достоинствам, честности и бескорыстию. На мне эта обязанность лежит вдвойне: я вспоминаю, как много статей в течение ряда лет Вы давали для моего небольшого журнала «Notes to the People», а впоследствии для «People's Paper» совершенно безвозмездно, — статей, которые были так важны для дела народа и так ценны для газеты. Позвольте мне надеяться, что Вы сурово нахкажете Вашего низкого и трусливого пасквилянта.

Примите, мой дорогой Маркс, искреннейшее уверение в моей преданности,

Эрнест Джонс

Д-ру Карлу Марксу^[236]

Нью-Йорк. Редакция «Tribune», 8 марта 1860г

Дорогой сэр!

В ответ на Вашу просьбу я очень счастлив подтвердить известные мне лично факты о Вашей связи с различными изданиями в Соединенных Штатах. Лет девять тому назад я пригласил Вас сотрудничать в «New-York Tribune», и с тех пор это сотрудничество не прекращалось. Вы писали для нас постоянно, без перерыва даже на одну неделю, насколько я помню. И Вы не только один из наиболее ценимых, но и один из наилучше оплачиваемых сотрудников газеты. Единственный недостаток, который я мог бы отметить у Вас, это то, что Вы иногда обнаруживали слишком немецкие для американской газеты симпатии. Это имело место как в отношении России, так и Франции. В вопросах, касавшихся царизма и бонапартизма, мне по временам казалось, что Вы обнаруживаете слишком много интереса и слишком много заботы о единстве и независимости Германии. Может быть, особенно резко это обнаруживалось в связи с последней Итальянской войной. Я вполне был солидарен с Вами в симпатиях к итальянскому народу; я так же мало доверял, как и Вы, искренности французского императора и так же мало, как и Вы, верил, что от него можно ожидать итальянской свободы, — но я не думал, что у Германии есть такие основания для тревоги, как думали это Вы вместе с другими немцами-патриотами.

Я должен прибавить, что во всех Ваших статьях, прошедших через мои руки, Вы всегда обнаруживали живейший интерес к благополучию и прогрессу трудящихся классов и что многие Ваши труды имели прямое отношение к этому вопросу.

Я был также не раз за последние пять-шесть лет посредником, через которого проходили Ваши работы, предназначавшиеся для «Putnam's Monthly», очень солидного литературного журнала, а также для «Новой американской энциклопедии», редактором которой я также состою и для которой Вы прислали несколько очень важных статей.

Если потребуются другие объяснения, то я буду счастлив дать их Вам. А пока остаюсь искренне Ваш

Чарлз А. Дана,

ответственный редактор «New-York Tribune»

Г-ну д-ру Карлу Марксу^[237]

Брошюры Дантю

Я показал, что брошюры Дантю служат источником, откуда немецкий Да-Да черпает свою мудрость в области всемирной истории вообще и «спасительной политики Наполеона» в частности. «Спасительная политика Наполеона» — выражение, заимствованное из одной недавней передовой статьи «демократа» Ф. Цабеля. О том, что думают и знают сами французы об этих брошюрах, можно составить себе представление по следующей выдержке из парижского еженедельника «Courrier du Dimanche» №42 от 14 октября 1860 года:

«Что касается настоящего момента, то возьмите наугад десять брошюр, и вы увидите, что, по крайней мере, девять из них были задуманы, обработаны и написаны... кем? — профессионалами-романистами, песенниками, водевилистами, пономарями!

Заговорят ли в газетах о таинственных свиданиях между северными державами, о воскресающем Священном союзе, и вот немедленно какой-нибудь приятный сочинитель довольно литературных — и даже (в свое время) изрядно либеральных — куплетов бежит к неизбежному г-ну Дантю и приносит ему под звучным названием «Коалиция» длинное и пошлое переложение статей г-на Грангийо. Или покажется, что союз с Англией как-то не понравился г-ну Лимераку, и тотчас какой-нибудь г-н Шатле, кавалер ордена Григория Великого, который, судя по его стилю, служит где-нибудь пономарем, печатает или перепечатывает длинный и смехотворный доклад «Преступления и проступки Англии против Франции». Уже автор «Кума Гильри» (Эдмон Абу) счел необходимым просветить нас насчет политических тайн прусской монархии и с высоты своих театральных провалов преподал советы благоразумия берлинским палатам. Сообщают, будто г-н Клервиль собирается в ближайшее время разъяснить вопрос о Панамском перешейке, столь запутанный г-ном Белли, и, несомненно, через несколько дней после свидания высочайших особ 21 октября в витринах всех наших книжных лавок появится великолепная розовая брошюра под заглавием «Записки о варшавском свидании, составленные кордебалетом Оперы».

Этот на первый взгляд необъяснимый захват области политики малыми богами литературы объясняется многими причинами. Мы здесь остановимся только на одной, наиболее непосредственной и бесспорной. В обстановке почти всеобщего маразма ума и чувств эти господа, занимающиеся печальной профессией увеселения публики, не знают, как им встряхнуть и разбудить своих читателей. Они неизменно повторяют свои старые юмористические куплеты и анекдоты. Их самих также снедает тоска, печаль и уныние, как и тех, кого они собираются развлекать. Вот почему, исчерпав все возможности, они с отчаяния принялись писать — кто мемуары куртизанок, кто дипломатические брошюры.

А затем, в одно прекрасное утро, какой-нибудь авантюрист пера, никогда не пожертвовавший политике и часом серьезных занятий, не имеющий за душой и тени какого бы то ни было убеждения, поднимается и говорит себе: «Я должен произвести большой шум! Что же мне сделать, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание, инстинктивно избегающее меня? Написать брошюру о деле Леотара или о восточном вопросе? Раскрыть перед изумленным светом тайны будуаров, где я никогда не бывал, или тайны русской политики, которая мне еще более чужда? Излить в вольтеровской прозе свою скорбь о женщинах с запятнанной репутацией или же в евангельской прозе скорбь о несчастных маронитах, преследуемых и истребляемых фанатиками-магометанами? Написать апологию мадемуазель Ригельбош или защиту светской власти папы? Я решительно выбираю политику. Я сумею развлечь свою публику гораздо лучше царями и императорами, чем женщинами легкого поведения». Сказавши это, наш сверхштатный член литературной богемы копается в «Moniteur», шатается несколько дней под колоннадой Биржи, делает визиты некоторым чиновникам и узнает, наконец, в какую сторону дует ветер столичного любопытства или придворных настроений; тогда он выбирает заглавие, которое этот ветер может надуть надлежащим образом, и довольный почивает на своих лаврах. Теперь его работу можно считать готовой; ведь в наше время в брошюре важны только две вещи: заглавие и предполагаемые отношения между автором и «высокими особами».

Нужно ли после этого говорить, чего стоят брошюры, которыми нас засыпают? Соберите когда-нибудь все свое мужество, попытайтесь прочесть их до конца, и вы будете поражены неслыханным невежеством, нестерпимым легкомыслием, даже падением нравственного чувства, которое обнаруживают их авторы. Я уже не говорю здесь о худших из них... Каждый год пригибает нас еще ниже, с каждым годом обнаруживается новый признак интеллектуального вырождения, каждый год прибавляет новый литературный позор к тем, от которых нам приходится краснеть. Дело доходит до того, что даже крайние оптимисты начинают иногда сомневаться в завтрашнем дне и спрашивают себя с тревогой: выберемся ли мы из этого положения?»^[238]

Выше я цитировал из «National-Zeitung» выражение «спасительная политика Наполеона». Странным образом парижский корреспондент «Manchester Guardian», — газеты, известной во всей Англии точностью, как правило, своей информации, — сообщает следующую любопытную вещь:

«Paris, November, 8... Louis Napoleon spends his gold in vain in supporting such newspapers as the «National-Zeitung»» (Луи-Наполеон напрасно тратит свои деньги, поддерживая такие газеты, как «National-Zeitung») («Manchester Guardian» от 12 ноября 1860 г)

Впрочем, я думаю, что вообще хорошо осведомленный корреспондент «Manchester Guardian» на этот раз ошибается. Говорят, будто бы Ф. Цабель перебежал в бонапартистский лагерь, чтобы доказать, что он не подкуплен Австрией. По крайней мере, так мне сообщили из Берлина. Совсем как в Дунсиаде!

Дополнение

a) Карл Фогт и Общество «Цемент»

Во время печатания последних листов мне случайно попался в руки октябрьский номер (1860г) «Stimmen der Zeit». Прежний издатель органа беглых парламентариев «Deutsche Monatsschrift» и, следовательно, до некоторой степени, литературное начальство «беглого имперского регента», А. Колачек, рассказывает на странице 37 о своем друге Карле Фогте:

«Женевское акционерное общество «Цемент», в дирекцию которого входил не кто иной, как сам г-н Карл Фогт, было основано в 1857г, а в 1858г акционеры не имели уже ни копейки, и прокурор упрятал одного из директоров в тюрьму по обвинению в обмане. В момент этого ареста г-н Фогт был как раз в Берне. Он поспешно вернулся назад, арестованный был выпущен, процесс был замят, «чтобы избежать скандала», но акционеры потеряли все. По этому примеру нельзя утверждать, что в Женеве собственность достаточно защищена, и заблуждение г-на Карла Фогта в этом отношении кажется тем более странным, что он, как мы сказали, был одним из директоров названного общества; между тем даже во Франции в подобных процессах ищут виновных даже среди директоров, сажают в тюрьму и удовлетворяют за счет их имущества гражданские иски акционеров».

Пусть сравнят с этим то, что говорит И. Ф. Беккер в своем письме (глава X) о банковской истории, бросившей г-на Джемса Фази в объятия декабря. Подобные детали очень помогают при решении загадки, как Наполеон Малый стал самым большим человеком своей эпохи. Как известно, самому Наполеону Малому пришлось выбирать между coup d'état [государственным переворотом] и... Клиши.

b) Кошут

Нижеследующие выдержки из записки о беседе с Кошутом убедительно доказывают, как хорошо Кошут знает, что главную опасность для Венгрии представляет Россия. Автор этой записки — один из виднейших радикальных депутатов теперешней House of Commons [палаты общин].

«Записка о беседе с г-ном Кошутом вечером 30 мая 1854 г. в...

... Возврат в Венгрии к строгой законности (сказал он, то есть Кошут) может возродить союз Венгрии с Австрией и помешает России найти союзников в Венгрии. Он (Кошут) нисколько не будет противиться возврату к законности. Он готов посоветовать своим землякам принять с доверием такое восстановление, если его можно добиться, и, со своей стороны, никоим образом не будет препятствовать такому обороту дела. Сам он не намерен вернуться в Венгрию. Он сам не собирается содействовать такому курсу Австрии, так как не верит в поворот Австрии к законности, разве только ее принудит к этому суровая необходимость. Он разрешил мне сказать, что таково его мнение и что, если потребуется, то он открыто его подтвердит, хотя сам не выступит ни с каким предложением, так как не ожидает, чтобы Австрия добровольно отказалась от своих традиционных нейтралистских планов... Он согласился бы в 1848г, чтобы послали венгерские войска для отражения атак пьемонтцев» (г-н Кошут в 1848г пошел намного дальше этого, добившись своей горячей речью в сейме в Пеште посылки венгерских войск против итальянских «мятежников»), «но не воспользовался бы этими войсками, чтобы силой удерживать австрийскую Италию, как не согласился бы допустить иноземные войска в Венгрию»^[239]

Мифотворческая сила народной фантазии во все времена проявлялась в изобретении «великих людей». Поразительнейшнй пример этого рода, бесспорно, представляет Симон Боливар. Что касается Кошута, то его, например, прославляют как человека, уничтожившего в Венгрии феодализм. Между тем он совершенно непричастен к трем важнейшим мероприятиям — введению всеобщего налогового обложения, уничтожению феодальных повинностей крестьян и безвозмездной отмене церковной десятины. Законопроект о всеобщем налоговом обложении (дворянство прежде было свободно от налогов) был внесен Семере; законопроект об уничтожении барщины и т. д. — Бонишом, депутатом из Сабольча, а духовенство само, при посредстве своего депутата каноника Йекельфалушши, добровольно отказалось от десятины.

c) Эдмон Абу. «Пруссия в 1860г»

В конце главы VIII я высказываю мнение, что брошюра Э. Абу «Пруссия в 1860г» или, как она первоначально называлась, «Наполеон III и Пруссия» представляет обратно переведенное на французский язык извлечение из компиляции Да-Да Фогта, являющейся переложением на немецкий язык брошюр Дантю. Единственным соображением против этого предположения было совершенное незнакомство провалившегося сочинителя комедий Э. Абу с немецким языком. Но разве compère {кум} Гильри не мог отыскать в Париже какую-нибудь commère allemande [немецкую куму]? Кто мог быть этой commère — оставалось предметом догадок. Брошюра «Пруссия в 1860г» была, как известно, опубликована как памятка к поездке Луи Бонапарта в Баден-Баден; она должна была предварить его предложения принцу-регенту и разъяснить Пруссии, что, как говорится в заключительных словах брошюры, Пруссия имеет в лице режима 2 декабря «un allié très utile qui est peut-être appelé à lui» (Пруссии) «rendre de grands services, pourvu qu'elle s'y prète un peu»^[240]. Переведенное на немецкий язык это «pourvu qu'elle s'y prète un peu означало: «при условии, что Пруссия продаст Франции Рейнскую провинцию»; секрет этот Э. Абу выдал по-французски (см. главу IX, Агентура) уже весной 1860г в «Opinion nationale». При подобных отягчающих обстоятельствах я не имел права, исходя из простых догадок, указывать на кого-нибудь как на немецкого суфлера Э. Абу — провалившегося сочинителя комедий и автора выходивших у Дантю брошюр. Но теперь я имею право заявить, что немецкая commere compere Гильри — не кто иной, как нежная Кунигунда Фогта, г-н Людвиг Симон из Трира. Об этом вряд ли догадывался немецкий эмигрант^[241] в Лондоне, написавший известный ответ на брошюру Абу!

Написано К. Марксом в феврале-ноябре 1860г

Печатается по тексту книги

Напечатано отдельной книгой в Лондоне в 1860г

Перевод с немецкого

Подпись: Карл Маркс