Афонсу д'альбукерке, губернатор 1509--1515

Афонсу д`Альбукерке, который теперь стал губернатором Индии, в то время исполнилось 56 лет; по меркам современной ему эпохи, он был уже стариком. Он участвовал в двух португальских экспедициях против мусульман, в которых хотя и проявил себя с лучшей стороны, но все же не стяжал особой славы; в 1503 г. он также, как упоминалось выше, командовал эскадрой, направленной из Португалии в Индию и по этому случаю успешно очистил территорию Кочина от врагов; ему также приписывали заслугу, что он был одним из тех, кто избрал Дуарте Пашеку главой осажденного гарнизона. Но, сопоставляя все известные данные, следует отметить, что ничто в его предыдущей карьере не предвещало того блеска, который окружил его имя во время пребывания на посту губернатора Индии.

Как только Алмейда покинул Кочин в 1509 г., маршал Коутиньо убедил Альбукерке помочь ему выполнить приказы короля, разгромив Каликут. Новый губернатор, а также те люди в его окружении, которые хорошо знали Индию, были противниками нападения; захват города, возможно, принес бы португальцам некоторую добычу, но они не имели намерения удержать Каликут в своих руках, и уничтожение домов, из которых он состоял, по большей части представлявших собой крытые соломой хижины, не смогло бы подорвать могущество саморина. Тем не менее, как объяснил маршал на совете, приказы короля были четкими и недвусмысленными, и не допускали обсуждения; совету надлежало только решить, каким способом будет вестись атака. Саморин в это время случайно отсутствовал в Каликуте, но, несмотря на то, что планы нападения держались в секрете, у горожан осталось достаточно времени после того, как они узнали о замыслах португальцев, чтобы принять все необходимые меры для защиты города. Португальский флот в составе 30 корабле с 1800 человек на борту вышел в море 2 января 1510 г., и Коутиньо, в соответствии с полученным от короля патентом, сразу взял на себя верховное командование над экспедицией. Кроме сильного морского прибоя, нескольких рыбачьих хижин на берегу и густых зарослей пальм с кораблей мало что было видно, разве что еще дозорная вышка на сваях, которую португальцы назвали "кераме", где время от времени останавливался саморин. (1) Согласно плану Коутиньо с 300 солдат должен был высадиться к северу от "кераме", а Альбукерке с 200, - к югу. Оба отряда должны были встретиться в "кераме" и затем, при необходимости, войти в город, - но при всех обстоятельствах честь первенства оставалась за маршалом.

Охваченные боевым порывом, португальцы облачились в доспехи и всю ночь сидели в лодках, отвечая на вызывающие крики врагов; когда на рассвете прозвучал сигнал к атаке, они, конечно, уже устали. Коутиньо, шлюпки которого отнесло слишком далеко на север течение и вдобавок обремененный пушками, добрался до "кераме" только после того, как это место после ожесточенной схватки занял Альбукерке. Некоторая добыча, которой домогался маршал, была снесена в его лодки, (2) - но когда он сошел на берег, то, вскипев от гнева, приказал выбросить ее за борт, сказав, что ему стыдно сражаться с голыми чернокожими, которые при его появлении сразу бросились наутек, подобно козлам. Он отдал свой шлем и копье пажу, потряс в воздухе дротиком и сказал, что он обязательно поведает королю о своих приключениях в Индии и о том, как он захватил дворец саморина с одной тростинкой в руке и ермолкой на голове; еврею Гашпару было приказано указывать дорогу, (3) и, несмотря на увещевания Альбукерке, Коутиньо выступил в путь. Дворец находился на расстоянии трех миль; ведущая к нему дорога проходила по лощине, на высоких склонах которой стояли дома; жара и пыль были удушающими. Португальцы вели непрерывную перестрелку с врагами, появлявшимися на вершинах откосов и на каждом перекрестке, но в конце концов пробились ко дворцу, расположенному на возвышенности, где они смогли хотя бы отдышаться. (4) Разделившись на группы, они бросились грабить дворец и побросали даже оружие, чтобы побольше унести; в результате безоружные, шатающиеся под тяжестью добычи португальцы был перебиты врагами.

Между тем Альбукерке приказал поджечь город, чтобы отвлечь внимание врагов, и, следуя за маршалом, помешал наирам забаррикадироваться в одной из частей дворца. Тревожные сообщения заставили Коутиньо осознать, как опасна занятая им позиция. Наконец Альбукерке начал с боем пробиваться обратно на берег, а маршал следовал за ним; Коутиньо был тучным человеком, а полуденная жара, - очень сильной; поэтому он сбросил кирасу и с трудом закрывался от стрел своим щитом. Пока португальцы еще могли тащить с собой пушки, это удерживало врагов на расстоянии; кода же дорога оказалась заваленной камнями и толстыми ветками, и португальцы были вынуждены бросить орудия, то наиры и мусульмане взяли их в кольцо и устроили беспощадную резню, в которой Коутиньо и все его спутники расстались с жизнью. (5) Альбукерке поддерживал среди своих людей порядок и всюду, где видел врагов, вступал с ними в схватку; когда он услышал, что маршал попал в беду, он попытался вернуться, но поток беглецов увлек его к побережью. Раненный стрелой в левую руку (6) и мечом в голову, Альбукерке понял всю бессмысленность дальнейших усилий; его знаменосец был убит рядом с ним, и его несли с поля боя на небольшом круглом щите. Альбукерке, проявив похвальную предусмотрительность, оставил в лодках сильную охрану, и с их помощью раненых быстро перенесли туда. В этом катастрофическом сражении португальцы потеряли 300 человек убитыми, из них 70 фидальго, и 400 ранеными, из которых многие впоследствии скончались или остались калеками на всю жизнь. Ущерб, причиненный саморину, был, конечно, велик, но он оставил за собой поле боя, захватил знамя маршала и почти все оружие португальцев, как наступательное, так и оборонительное.

Альбукерке должен был теперь восстановить дисциплину, изрядно расшатанную тем неприкрытым благоволением, которое его предшественник Алмейда проявил по отношению к мятежным капитанам, и укрепить моральный дух солдат, подорванный поражением в Каликуте. К счастью, общее мнение признало, что в ошибочном нападении на Каликут его вины нет. Смерть Коутиньо также в определенном смысле оказалась ему на руку, позволив удержать при себе его корабли и солдат, которые в противном случае должны были вернуться в Португалию. Альбукерке с присущей ему энергией с головой погрузился в работу по реорганизации: он сплотил солдат в хорошо обученные отряды и выписал из Португалии офицеров, чтобы тренировать их; он изгнал расхлябанность из всех правительственных служб; (7) он выдал много пропусков мусульманским судовладельцам, чтобы они могли свободно торговать всеми товарами, кроме специй; он находил время заниматься всем без исключения. Как все люди, работающие с полной отдачей сил, он не отдыхал сам и не давал покоя своим подчиненным ни днем, ни ночью, словно поражение в Каликуте побуждало его к дополнительному напряжению сил.

Два губернатора, обладавших независимой юрисдикцией над территориями к западу и к востоку от Индии, испытали немалые затруднения, хотя и разного порядка. Дуарте де Лемос находился в пределах собственных владений вне Аравии, где отсутствовала всякая защита, и ему не оставалось ничего другого, кроме как заниматься морским разбоем. Он не мог получить какой бы то ни было помощи от Альбукерке, и когда его суда стали настолько гнилыми, что едва могли держаться на плаву, а команда так ослабела от нехватки свежей пищи, что с трудом могла ими управлять, он направился в Индию. Другой губернатор, Диого Лопиш де Секейра, столкнулся с настоящими бедствиями, поскольку он был человеком праздным и беззаботным. В Малакке он получил одно за другим предостережения от капитанов китайских джонок, с которыми он успел подружиться, и от малайских женщин, живших на побережье, что против его эскадры готовится нападение, но он не принял никаких мер предосторожности и позволил малайцам отвести прочь шлюпки под предлогом того, что они хотят нагрузить их товарами для своего португальского "гостя"; когда же оставшиеся на берегу моряки и находившиеся в фактории португальцы оказались отрезаны от всякой помощи с кораблей, малайцы совершили на них нападение. Франсишку Серрано, друг Магеллана, был одним из тех немногих португальцев, находившихся на берегу в момент нападения, которым посчастливилось добраться до кораблей, и то лишь потому, что Магеллан и несколько других моряков спустили на воду единственную шлюпку, оставшуюся на флоте, и спасли его; 60 португальцев были убиты, а 33, включая Руи д`Араужо, фактора, захвачены в плен. Малайцы отказались вернуть пленников; высшие офицеры эскадры, посовещавшись, приняли решение, что без лодок любая попытка атаковать малайцев обречена на неудачу, и флот отплыл прочь, предоставив своих товарищей собственной участи. Из 5 кораблей только 2 вернулись в Индию, и силы Лопиша де Секейры оказались бы еще меньшими, если бы не преданность Магеллана. Когда португальская флотилия стала на якорь у побережья Суматры, то одну из китайских джонок, не имевших своего якоря, привязали к кораблю Секейры; но тут на эскадру обрушился внезапный шквал, и Секейра перерезал канат, тем самым неизбежно обрекая на гибель находившихся на джонке моряков, если бы Магеллан снова не спас их, рискуя жизнью. (8) В январе 1510 г. Секейра прибыл к побережью Индии, и, узнав, что губернатором стал Альбукерке, направился на своем корабле прямиком в Португалию, а два других послал в Кочин.

К концу января 1510 г. Альбукерке собрал флот из 23 кораблей и 1200 португальских солдат; он ни с кем не делился своими планами, позволяя считать, что целью готовившейся экспедиции был Ормуз и Красное море. Очень сомнительно, однако, действительно ли он вынашивал такую идею, поскольку, едва только вступив в должность, он навлек на себя язвительные насмешки сторонников Алмейды, отправив разведчиков промерить глубину воды на фарватере, ведущем в гавань Гоа; кроме того, пока де Лемос пребывал на востоке, Ормуз и Красное море находились в зоне его юрисдикции, и т.к. любая неудача де Лемоса должна была сразу же привести к сложению его полномочий, Альбукерке вряд ли был склонен оказывать помощь в его предприятиях. После встречи с Тимоджей, который уже упоминался в главе, посвященной правлению Алмейды, проект нападения на Гоа был вынесен на совет капитанов и принят к исполнению. Момент был подходящим. Юсуф Адил-шах, который завладел городом почти за 40 лет до этого, только что скончался и, как то было в обычае, все соседние владетели готовились "прощупать" силу его преемника, Исмаила Адил-шаха, который под грузом одолевавших его забот не имел времени заниматься делами Гоа. Город Гоа стоит на острове, образованном несколькими протоками с соленой морской водой, которые перерезают узкую полосу суши, отделяющую горную цепь Западных Гат от моря. Почва здесь плодородная, и местоположение города позволяет легко защищать его от всякого нападения с моря. Гоа, находясь в середине западного побережья Индии, был во дни преобладания на море кораблей с легкой осадкой исключительно благоприятным местом для основания колонии; именно это и входило в планы Альбукерке.(9)

Первый захват города произошел без всяких трудностей. Флот стал на якорь у отмели, и племянник Альбукерке дон Антонио де Норонья отплыл с несколькими шлюпками исследовать канал. Обогнув мыс, португальцы неожиданно оказались под стенами маленького форта, который они тотчас же захватили, - к удивлению и победителей, и побежденных. Хотя форт был расположен в некотором отдалении от города, его захват произвел такой эффект, что Гоа немедленно капитулировал, и 1 марта Альбукерке совершил торжественное вступление в город. Добыча была значительной: кони, слоны, и судостроительная верфь, на которой 16 кораблей уже были полностью построены, а 8 - частично. Тимоджа был назначен тханадаром города - весьма выгодная должность, т.к. к нему стекались все штрафы с преступников, но старый пират слишком сурово обращался с мусульманами, и по их особой просьбе над ними был поставлен глава из числа их единоверцев.(10)

Два месяца ушли на освоение новоприобретенной колонии, когда по городу распространились слухи, то вблизи границы показались идущие на Гоа войска Исмаила Адил-шаха. Вдобавок к этому португальцы начали ворчать, что из-за дождей оказались отрезаны от мясных котлов Кочина. Альбукерке приказал казнить мусульманского кади (судью), который задушил другого мусульманина, чтобы помещать ему обратиться в христианство. Казнь, возможно, была законной, но мусульманская община разгневалась и тайно приняла сторону Адил-шаха. Этот принц поспешно заключил мир со своими врагами на материке, и в начале сезона муссонов лично возглавил свои войска в походе на Гоа, чтобы отбить город у португальцев. Он горел желанием избавиться от португальского присутствия, и даже добровольно предложил выделить место под отстройку крепости, чтобы не доводить дело до сражения, но Альбукерке ответил решительным отказом.

Через протоку, отделявшую остров Гоа от материка, можно было в нескольких местах переправиться вброд; обеспечить защиту такой границы можно было только в том случае, если офицеры, отвечавшие за оборону, действовали слажено, но этого не произошло, и Альбукерке, сам впервые столкнувшийся с таким способом ведения военных действий, не сумел использовать свои силы наилучшим образом. В темную дождливую ночь на 16 мая враги переправились через протоку, и артиллерия, защищавшая броды, попала к ним в руки, после чего все население восстало против захватчиков, даже лавочники достали спрятанное оружие, чтобы обратить его против португальцев. К 23 мая город оказался беззащитным, и вражеские лодки вошли в фарватер, чтобы перерезать путь к отходу для португальских кораблей. Альбукерке, взбешенный изменой горожан, перед тем, как оставить Гоа, хладнокровно приказал перебить предводителей мусульман, а также их жен и детей, которых он собрал в качестве заложников. Он пощадил только несколько богатых мусульман, чтобы потребовать с них выкуп, самых красивых женщин, чтоб выдать их замуж за португальцев, и некоторых детей, чтобы обратить их в христианскую веру. Альбукерке задержал продвижение врагов по улицам Гоа, разбросав на их пути драгоценности, которые те бросились собирать, (11) что позволило португальцам, хотя и не без тяжелых потерь, все же добраться до своих кораблей.

Альбукерке был пойман в ловушку: Гоа был во вражеских руках, береговые батареи держали под прицелом якорную стоянку, и юго-восточный муссон препятствовал португальской эскадре уйти через отмель; сами пушки, установленные на батареях, были теми же самыми, которые португальцы потеряли у бродов. Несколько следующих недель были временем большого испытания; одна из орудийных батарей была неожиданно снесена самим врагами, и благодаря этому португальцы получили временную передышку, но лишь для того, чтобы вскоре оказаться перед угрозой голодной смерти. Они освободили нескольких пленных мусульман в обмен на пищу, но пайки были урезаны до четырех галет в день. Адил-шах снарядил лодочную флотилию, чтобы напасть на португальские корабли; ответный удар Альбукерке принес полный успех, но в разгар победы его племянник, дон Антонио де Норонья, получил смертельную рану. Смерть Антонио де Нороньи оплакивали на всем флоте, поскольку он часто выступал в качестве посредника между губернатором и теми, на кого обрушивались внезапные вспышки его гнева; он был "смелым, рассудительным и дружелюбным со всеми, так что даже те, кто находился в самых неприязненных отношениях с Альбукерке, неизменно оставались его друзьями". Сразу уже после этого португальцы столкнулись с новой проблемой, в которой совет де Нороньи мог бы оказаться очень кстати. Поскольку Альбукерке обнаружил, что присутствие на кораблях мусульманских женщин приводило к разложению дисциплины, он перевел всех их на флагманское судно. Некий Руи Диаш, человек благородного происхождения, был схвачен во время любовного свидания с одной из пленниц; он приплыл ночью со своего корабля на флагман, чтобы увидеться с ней. Альбукерке приказал его повесить, и Диаша вздернули на рее, но не раньше, чем несколько капитанов подняли открытый мятеж. (12) Альбукерке пригласил трех самых крикливых из них к себе на флагман, для того, чтобы они увидели полномочия губернатора: "Вот мои полномочия", - сказал он, выхватив меч; он заковал всех троих в железо и отдал командование над их судами другим офицерам.(13)

4 августа Альбукерке со значительным риском вывел свои корабли с рейда Гоа, - все, кроме одного, "Флор дель Мар", которое село на мель. Его команда была готова покинуть судно, но Альбукерке, игнорируя увещевания окружающих, привязал ее канатом к своему кораблю и оставался на месте до тех пор, пока следующий прилив не снял "Флор дель Мар" с отмели.

Альбукерке имел все основания для того, чтобы впасть в отчаяние: его карьеру в Индии пока преследовали сплошные неудачи; изгнанный из Ормуза вследствие мятежа своих же капитанов, потерпевший поражение в Каликуте в результате ошибочных действий другого, в Гоа он мог обвинять в неудаче только самого себя. В то же время, в течение утомительного ожидания на рейде Гоа он выковал среди своих подчиненных железную дисциплину, которая в последующие несколько лет его жизни позволила ему добиться успеха.(14)

В 1510 г. три флотилии отплыли из Португалии в Индию: одна под командованием Диого Мендеса направилась в Малакку и была независима от Альбукерке; вторая была сформирована из грузовых судов авантюристов, которые не могли помочь ему; третья держала путь на Мадагаскар; никто не собирался помогать Альбукерке. Но даже в этих затруднительных обстоятельствах Альбукерке нашел возможность усилить свой флот. У Дуарте де Лемоса было немного кораблей, которые к тому же едва могли держаться на плаву, а их командир создавал трудности своими щепетильными претензиями; но он получил приказ возвращаться в Португалию, и Альбукерке присвоил его суда и отремонтировал их. Некоторые корабли, направлявшиеся в Малакку в составе эскадры Диого Мендеса, находились в частной собственности их владельцев, но, невзирая на это, Альбукерке решил задержать их и оставить у себя на службе. Он начал красочно расписывать Мендесу трудности, с которыми ему предстоит столкнуться, и затем поманил его надеждой, что если Мендес поможет в отвоевании Гоа, то он, Альбукерке, с свою очередь окажет ему поддержку в нападении на Малакку. Диого Мендес, чьи силы были слишком малочисленны, чтобы в одиночку решаться на такое предприятие, как захват Малакки, клюнул на наживку и согласился помочь Альбукерке, а затем он, его капитан и кормчие принесли присягу, что не покинут Индии без разрешения Альбукерке и будут ему во всем подчиняться. Когда Диого Мендес понял, что его одурачили, ему оставалось лишь патетически жаловаться, и Альбукерке позволил ему изложить свои протесты в письменной форме, но так и не вернул флотилию. Альбукерке теперь стал фактически, как вскоре и по имени, губернатором всего Португальского Востока.

Альбукерке отплыл из Каннанора 3 октября с эскадрой из 28 кораблей и 1700 человек (15) на борту, чтобы атаковать Гоа. В Хонаваре он едва не лишился своего флота, поскольку, когда он и главные офицеры съехали на берег поужинать с Тимоджей, чтобы отпраздновать свадьбу последнего, на море разразился внезапный шторм, который в течение трех дней не позволял им вернуться, и даже после этого они потеряли две лодки и 30 человек, включая одного из секретарей губернатора. Исмаил Адил-шах доверил оборону Гоа своему военачальнику Расул-хану с гарнизоном из 8000 воинов; сам он был вынужден покинуть город, получив требующую его присутствия весть о захвате Райчура райей Виджаянагара (скорее всего, ошибка. Райчур был захвачен правителем Виджаянагара Кришна Дева Райей только в 1520 г. - см. Р.Сьюэлл, "Виджаянагар - забытая империя", глава 11. - Aspar). Португальцы находились в нерешительности, боясь, что они не смогут взять город, а если возьмут, то не смогут удержать, и Альбукерке приказал сжечь все корабли, чтобы показать солдатам, что у них есть лишь один выбор - победить или умереть.

Защитные сооружения города были укреплены, особенно суда, которые были вытащены на пляж из верфи и защищены частоколом, построенном на этом участке параллельно городской стене, а с другого конца, делая изгиб, примыкавшего к ней. Единственный путь сообщения с городом, за исключением того, что проходил через закрытый таким образом внутренний двор у другого конца частокола, вел через узкую дверь; Альбукерке построило свой план атаки на этом уязвимом месте. С наступлением ночи, 24 ноября, португальские корабли подошли ближе к городу, создав угрозу обращенной к морю его части к востоку от укрепления; они преследовали двоякую цель: отвлечь на себя вражеские силы, поспешившие к этому месту, чтобы отразить мнимую атаку, а также помешать любому подкреплению войти на верфь с восточного конца. Атака на укрепления началась утром 25 ноября, в день Св.Екатерины. Сам Альбукерке с отрядом в 600 человек занял позицию на небольшом холме, где теперь стоит приходская церковь Розарии; его отряд почти не принимал участия в сражении, но он удерживал западный конец частокола и препятствовал подходу подкреплений, тогда как флот запер восточный конец. Защитники укрепления могли, следовательно, получить подмогу только через узкую дверь в стене. Между тем португальцы собрали под своим знаменем около 3000 человек, считая вооруженных рабов, и 1600 из них во главе с Жуаном де Лима и Мануэлем де Ласердой атаковали частокол и разрушили его. Беглецы заблокировали одну дверь, и португальцы помешали закрыть ее, вогнав рукоятки пик в ее скобы, тогда как некоторые из них забрались на стену через амбразуры, и отсюда, ударив защитникам в тыл, отбросили их прочь; затем португальцы ворвались в город и после затяжных уличных боев окончательно овладели им. В течение трех дней в Гоа шла резня: индусов пощадили, но мусульман, - мужчин, женщин и детей, - убивали либо поодиночке, либо сразу скопом, загоняя в мечети и сжигая их там; даже горцы с Гат отказались нападать на беглецов, и преследование со стороны Гоа продолжали местные отряды, возглавляемые преступниками, поскольку это было опасным занятием, и в случае их смерти, о них никто бы не сожалел; общее число убитых простиралось до 6000. (16) Португальцы потеряли 40 человек убитыми и 200 ранеными, среди первых был брат Жуана де Лимы, Жеронимо, который возглавлял пакующих. Раненный стрелой в грудь, он упал; брат бросился ему на помощь: "Иди своим путем, брат, - остановил его умирающий, - а я последую своим". Его брат вернулся в бой, а Жеронимо вскоре скончался. Награбленная добыча была относительно невелика, поскольку Гоа выполнял преимущественно функции крепости.

Альбукерке не сидел сложа руки; в течение недели после захвата города, 1 декабря, он заложил основания новой крепости. (17) Городские стены были восстановлены, построена больницы, на содержание которой были выделены доходы с земель, принадлежавших прежде мечетям, и создана часовня Св.Екатерины. Стены всех этих зданий были сложены из глины, а крыши покрыты соломой; все убранство часовни составлял единственный алтарь и грубо намалеванные на стенах фрески; из-за страха перед пожаром церковную утварь поместили в каменной части форта, и там же служились мессы. Поскольку предложение вернуть Тимоджу на прежний пост градоначальника встретило решительный протест со стороны всех португальцев, Альбукерке поручил ему возглавить ряд пиратских акций, выделив для некоторых из них корабли, которые он держал для личной безопасности, и некий Малхар Рао, родственник раджи Хонавара, был назначен вместо него; таможенные подати и начальство над городской стражей приносили ему 14000 ф.ст. годового дохода. (18) Диого Мендес продолжал слать жалобы, но поняв, что они остаются бесплодными, он и двое его капитанов решились на тайное бегство. Однажды ночью они скрытно отплыли с наступлением отлива; утром их отсутствие было обнаружено, и Альбукерке послал свои галеры им вдогонку. Они были настигнуты, задержанные в море встречным бризом; с галер Альбукерке открыли огонь, и на корабле Мендеса было убито два человека, а фалы парусов - снесены напрочь; тогда на трех кораблях подняли белый флаг, и их привели обратно на якорную стоянку. Альбукерке приказал повесить двух кормчих; (19) Диого Мендес и другие офицеры были приговорены к высылке в Португалию; такие крутые меры, принятые по отношению к человеку, наделенному полномочиями самим королем, со стороны Альбукерке были продиктованы безусловной необходимостью. (20) Португальцев на Востоке были слишком мало, чтобы раздроблять управление ими, и стоит отметить, что в течение следующих 60 лет португальская корона больше ни раз не предпринимала подобной попытки.

Наведя некоторый лоск в администрации Гоа, Альбукерке собрал свои войска для экспедиции против Малакки. Он вышел в море 20 апреля 1511 г. с 18 судами и 600 вооруженных людей на борту, не считая рабов (в "Комментариях Альбукерке" утверждается, что силы его эскадры насчитывали 18 кораблей, из них 3 галеи, и 1400 солдат, 800 из которых были португальцами, а 600 - малабарцами. - Aspar).

Город Малакка раскинулся по обеим сторонам протоки с соленой водой, а сзади к городу подступали осушенные болота; для сообщения между двумя частями города через протоку был переброшен мост. Построенные из дева и соломы дома тянулись вдоль берега на расстояние целой мили, но угроза пожаров была столь велика, что товары хранились в подземных подвалах, закрытых сверху глиной, которые назывались "годоуны". Улицы были широкими, и дома самых зажиточных горожан были обнесены стенами, отделявшими их от соседей и от улицы. Тыл города, как уже говорилось, надежно охраняли болота, препятствовавшие любому нападению на Малакку с этой стороны, но в окрестностях кишели дикие звери, воздух был сырым и нездоровым и прилегающая местность практически не могла прокормить обширное городское население. Правителем Малакки был султан Махмуд. Впервые посетив Малакку, португальцы обнаружили в городе представителей многих народов: особо упомянуты персы, гуджератцы, бирманцы, малабарцы, торговцы с Коромандельского побережья и, что больше всего поразило португальцев, в гавани стояли суда с островов Леу Чеу (Рюкю), с командами, состоявшими из людей, которых они называли "корес" (корейцы), - людей, сдержанных в речах и умевших самостоятельно вершить правосудие в случае проступка со стороны кого-либо из их сородичей. (21) По пути Альбукерке заходил в порты Педир и Пасай, на Суматре, и 1 июня бросил якорь в Малакке. (22) Из португальцев с эскадры Диого Мендеса, попавших в плен к малайцам, 9 человек они обнаружили в Педире, куда они бежали; Руи д`Араужо и 5 других находились в Малакке, остальные умерли или обратились в ислам. Султан Махмуд всячески уклонялся от выдачи пленников, пока Альбукерке не сжег ряд домов вдоль пристани и несколько кораблей. Затем португальцы потребовали от султана разрешить им построить форт, чтобы компенсировать ущерб, причиненный Диого Мендесу, и покрыть расходы на флот Альбукерке, но малайцы отвергли их притязания. Один китаец, с которым побратался Альбукерке, предложил взять город измором, т.к. португальцы легко могли бы перерезать морские пути, по которым в Малакку поступало продовольствие, но Альбукерке не располагал временем для этого. В целом, считая рабов, он мог собрать 1100 солдат, чтобы атаковать сильно укрепленный город, который обороняли 50000 малайских воинов. Его план заключался в том, чтобы захватить мост и таким образом рассечь город надвое.

Атака на мост с обетх сторон произошла в день Св.Иакова, 25 июля, но его захватом все успехи нападающих и ограничились: они потеряли 70 или 80 человек ранеными, и многие из них затем скончались. Войска, напуганные действием смазанных ядом стрел, которые применяли малайцы, в тот же вечер отступили обратно. Поняв, что он не имел достаточно сил, чтобы захватить город лобовой атакой, Альбукерке прибегнул к дипломатии и установил связи с Утимутираджей, главой яванской торговой колонии, которая занимала одну сторону города, и добился от него обещания сохранять нейтралитет. Он нагрузил очень высокую джонку материалами для быстрого строительства полевых укреплений: бочонками, заполненными землей, чтобы возвести из них палисад; легкими полевыми пушками, чтобы стрелять в промежутках между ними; балками, чтобы укрепить их в бочонках, и парусами, чтобы растянуть их от балки до балки, спрятав за ними людей; он также предусмотрел навес для моста, чтобы укрывать под ним раненых. С каждым приливом джонка все ближе и ближе подходила к мосту; но чтобы подвести судно вплотную к цели, необходимо было дождаться момента, когда приливная волна достигнет наивысшей силы (т. наз. сидерический прилив), поэтому первое нападение пришлось отложить до 8 августа. Во время медленного продвижения джонки находившиеся на ней португальцы страдали от вражеского обстрела, и капитан, Антонио д`Абреу, был тяжело ранен пулей в лицо. (23) Как только джонка наконец поравнялась с мостом, португальцы с верхней палубы меткой стрельбой разогнали всех защищавших его малайцев, а высадка десанта с другой лодки, подплывшей к противоположному концу моста, помогла закрепить успех. С помощью материалов, имевшихся на джонке, португальцы вскоре возвели на мосту укрепление; затем они стремились на штурм мечети, и после ожесточенной схватки заняли ее как вспомогательную позицию.

9 дней продолжались уличные схватки, и 9 дней португальская эскадра непрерывно обстреливала город, прежде чем удалось окончательно очистить Малакку от врагов; (24) после того, как малайцы были отброшены, португальцы на скорую руку возвели на окраине города еще одни укрепления. Индусам, яванцам и бирманцам, которые дружелюбно относились к Руи д`Араужо во время его пребывания в плену, была выделена особая охрана, и начался систематический грабеж города. Размер захваченной добычи был огромным. Корреа, в одной из его редких личных ссылок, сообщает, что он слышал, как Альбукерке клялся, что общая сумма отправленной на родину добычи, предназначавшейся лично королю, составляла 1 миллион золотом; правда, он не упоминает, в пересчете на какую денежную единицу. Каштаньеда более трезво оценивает королевскую долю в 95000 ф.ст. Т.к. почти вся награбленная добыча, включая бронзовых львов, которых Альбукерке оставил себе в качестве памятника над собственной будущей могилой, погибла во время кораблекрушения, точную сумму вряд ли когда-либо удастся определить.

Захват Малакки, этого укрепленного города, который защищала тридцатитысячная армия, был самым блестящим проявлением военного искусства, но характерно, что Альбукерке так и не удостоился какого-либо признания его заслуг со стороны короля Португалии, пусть даже словесного. Не теряя времени, Альбукерке приступил с помощью принудительного труда рабов к возведению форта, постройка которого была завершена через 4 месяца, на месте, защищенном с одной стороны речной протокой, а с другой - морем. Главой туземного населения города был назначен индус по имени Ниначетти, а всем малайцам запрещено в нем проживать. Затем Альбукерке обратил внимание на яванскую колонию, которую возглавлял Утимутираджа. Этот человек происходил из индусского семейства, осевшего на Яве; он обратился в ислам, и за 50 лет до описываемых событий перебрался в Малакку, где скопил больше богатство. Альбукерке считал его слишком могущественным, чтобы оставлять у себя в тылу. Он пригласил Утимутираджу к себе с дружеским визитом: сам глава яванской колонии, его сын, зять и внук пришли ходатайствовать за друга, которого они желали видеть назначенным котвалом, т.е. градоначальником. Во время этого визита все они были захвачены в плен и немедленно казнены. Вслед за этим предательским действием португальцам, однако, пришлось выдержать упорное десятидневное сражение, прежде чем им удалось рассеять сторонников Утимутираджи; подчинить их так и не удалось, поскольку под главенством другого зятя старого яванца, "Патекуатира", они еще в течение многих лет оставались бельмом на глазу португальцев. Затем Альбукерке отправил экспедицию исследовать Молукки, и после возвращения Дуарте Фернандиша из Сиама, направил ко двору короля этого государства более официальное посольство. Капитан крепости в Малакке также получил приказ в обязательном порядке следить за тем, чтобы на борту каждого корабля, отплывавшего из Малакки в любой из восточных портов, находились несколько португальцев, - так Альбукерке рассчитывал получить сведения о неизведанных странах Дальнего Востока.(25)

Альбукерке оставил 300 человек гарнизона в форте и 200 в качестве экипажа кораблей, и в декабре отплыл обратно в Индию. У него было три судна и джонка, на борту которой находилось только 13 португальцев, а вся остальная команда состояла из малайских ремесленников и их семей, отправлявшихся трудиться на индийских верфях. Захваченная в Малакке добыча была погружена на корабль самого Альбукерке и на джонку; первый носил имя "Флор дель Мар" и был именно тем судном, которым ранее в Ормузе командовал Жуан да Нова; теперь оно уже обветшало, дало течь, и был выбрано в качестве флагмана лишь потому, что, если бы не присутствие на борту Альбукерке, никто другой не рискнул бы плыть на нем. Путешествие было неудачным: судно Альбукерке наткнулось на мель, развалилось надое и пошло ко дну сразу же после того, как успели спустить на воду плот, на котором спаслась часть португальского экипажа. Всё богатство, которое везли на "Флор дел Мар", утонуло вместе с ней, и хотя его попытались поднять с помощью ныряльщиков, вернуть ничего не удалось. Находившиеся на джонке малайские ремесленники подняли восстание, перебили португальцев, вытащили джонку на берег и разграбили ее; таким образом, вся захваченная в Малакке добыча была утрачена.

В начале февраля 1512 г. Альбукерке вернулся в Кочин, к радости почти всех португальцев в Индии, поскольку за время его отсутствия дела пошли из рук вон плохо. На протяжении всего срока его пребывания на посту губернатора Альбукерке постоянно преследовала клика недругов, самым закоренелым из которых был Антонио Реал. (26) Очевидно, в одном из своих писем король Португалии порекомендовал Альбукерке более снисходительно относиться к этому человеку. В ответе Альбукерке, полном горечи, прорываются его подлинные чувства: "Вы рекомендуете мне Антонио Реала, зная, как он оскорблял меня, называя вором, мавром и трусом, и все же доверяете ему, и поэтому скорее я нуждаюсь в рекомендательном письме к нему, чем наоборот". Нам нет нужды ворошить эти старые дрязги, но упоминавшаяся клика перехватывала письма Альбукерке к королю, читала их и предавала огласке их содержание, и именно эти действия в конце концов подорвали здоровье Альбукерке. Сведения, переданные его врагами в Португалию, пока он сам находился в Малакке, привели к тому, что король в своем письме осыпал Альбукерке мелочными придирками и жалобами, на которые губернатор в своих письмах, отправленных на родину в 1513 г., дал самую яростную отповедь; это побудило короля направить в 1515 г. на Восток нового губернатора. Ссора с Реалом началась из-за простого инцидента. В Кочине нужно было построить большую церковь, и в качестве первоначального взноса на закладку фундамента Альбукерке выделил выручку от продажи добычи, захваченной в море в ходе пиратских рейдов. На собранные таким образом 160 ф.ст. приобрели некоторое количество камней и глины, и пока Альбукерке отсутствовал в Кочине, Реал использовал строительные материалы частично для починки стен форта, а частично для ремонта собственного дома. Из-за этого Альбукерке наложил на него крупный штраф.

Но новости из Гоа были еще более тревожными, чем партийные интриги. После того, как Альбукерке отбыл на завоевание Малакки, войска Исмаила Адил-шаха во главе с Фулад-ханом изгнали из материковых владений португальских чиновников, после чего переправились через броды, разгромили и убили Родериго Рабелло, капитана Гоа, и взяли город в плотную осаду. (27) К разочарованию захватчиков горожане, среди которых не осталось ни единого мусульманина, явно выказали свое нежелание присоединиться к ним. Охваченные общим стремле