Водитель оперативной машины сержант Александр Задирака

Когда мы с поворотом пролетаем через Трубную площадь, крик сирены полощется за нами, как едкий синий выхлоп.

Тихонов недовольно косится на меня, но молчит. Вот чудак‑человек! Мы же не катафалк – это им нужно ехать печально и медленно. А у нас расчет на скорость. Я не скажу, конечно, что Тихонов опасается ездить со мной в быстром режиме, он парень крутой, но ему мои скорости – перегрузка для нервов. Я ему говорю: «Товарищ капитан, вам, может быть, шестьдесят кэгэ – это груз, а для штангиста Ригерта – в руках авосенька; для кого‑то шестьдесят кэмэ – это езда, а мне – глухое торможение!» А он мне: «Хвастун ты, Задирака!» Я чуть не задохнулся от таких слов. У нас в стране, может, два миллиона шоферов имеется, а у меня шестое место во всесоюзных автогонках. И то если бы насос‑ускоритель не подкосил, еще неизвестно, как бы все сложилось. Хотя этих двух литовцев, братьев Гедрайтисов, и Рапопорта с ЗИЛа я бы все‑таки, пожалуй, не обставил. У них ведь, как ни крути, международный опыт, и машину они, пожалуй, больше тетешкают.

Да, так я о чем толкую: в нашей жизни все решает скорость. Все мы гонщики в одном огромном ралли. Сейчас к экзаменам по мастерству без испытания на скорость никого не допускают. И это во всем – играешь ты в хоккей, водишь спецмашину, защищаешь какие‑нибудь там диссертации или ловишь преступников. Мчимся мы по этапам как оглашенные, и судье‑хронометристу наплевать, по проселку ты сюда прикондехал или по автобану прикатил, у него один отсчет: фора – три минуты, движение идет по графику, или 36 штрафных баллов за опоздание.

Жаль, конечно, что Тихонова жизнь на скорости не волнует, много он от этого теряет. Он из‑за этого сыщиком великим не станет и в чины большие не продвинется. Но правда, каждый сам себе дорогу выбирает. Ему по душе тихий скок полированных коней на шахматных клетках, а по мне не может быть слаще мига, когда у тебя в моторе бешено заревели сто осумасшедшевших лошадей, которых я враз вздыбил безжалостной шпорой акселератора и под захлебывающийся вопль сирены погнал с Петровки, по асфальту, по улицам, через жизнь…

… – Товарищи дежурные, внимание! Внимание! Говорит Севергин! Все взяли трубки? Передаю сообщение. Прошу информировать все сберегательные кассы, расположенные на вашей территории, о необходимости внимательно присматриваться к клиентам, которые будут продавать трехпроцентные облигации десятирублевого достоинства, свернутые трубкой. Пачка облигаций может быть завернута в коричневую бумагу и перевязана красной шелковой ленточкой от конфетной коробки. Листы облигаций старые, мятые, на многих – сальные пятна. В случае возникновения подозрения принять меры по задержанию клиента. Отбой…

Рита Ушакова

Желто‑синий кораблик наш вспарывает уличное движение будто нож. Смешной бойкий парень Задирака гонит машину удивительно быстро, плавно и красиво. Может быть, водить автомобиль – это тоже определенный дар? Задирака поворачивает ко мне острый профиль – сверкающая шитьем фуражка чуть набекрень, кокарда ровно посредине лба – и говорит со сдержанным вызовом:

– А вы знаете, Маргарита Борисовна, что с шоферской профессии начинается стирание грани между трудом умственным и физическим?

– Да‑а? – удивляюсь я.

– А как же иначе? От физического труда у меня – только педали нажимать и баранку подворачивать. Все остальное – чисто умственное. Глазомер, реакция, контроль дорожной обстановки…

– Мне кажется, что твой труд скорее стирает грань между городом и деревней, – сказал без улыбки Тихонов. Похоже, что он недолюбливает шофера.

А мне этот парень чем‑то симпатичен – в нем бьется одновременно тысяча сердитых быстрых пульсов еще не удовлетворенных желаний и неосознанных стремлений, он весь в непрерывном движении, он искрит, как заряженный аккумулятор.

Мчится по улицам наш желто‑синий кораблик, похрипывая сиреной, «дворники» сбрасывают со стекла дождевые капли. Мне хочется всмотреться получше в лицо Стаса – такое же, как в последнюю нашу встречу, грустное и сердитое, беззащитное и неприступное. И это только в первый момент мне показалось, что он совсем не изменился. Но как‑то неловко рассматривать его в упор, и я потихоньку подглядываю в зеркальце над лобовым стеклом. В его лице появилось что‑то несовместимое – грустно‑спокойный взгляд и чугунные желваки на скулах.

Ах, Мнемозина, прекрасная и строгая богиня памяти! Как долго ты не давала мне покоя своими вестями из прошлого, как долго сомнения и раскаяние заставляли все прикидывать и оценивать заново, и горечь от собственной глупости, боль от сознания своей эмоциональной неповоротливости чуть было не стали ощущением мира вокруг меня.

И только тогда Мнемозина, чьи причуды мне непостижимы, отступилась. Она ушла от меня, как раздосадованный кредитор, понявший, что с этого должника больше ничего не получишь. И воспоминания перестали мучить.

В них не было больше Стаса, а остались только какие‑то неустроенности и сложности нашего с драконом повседневного быта и унизительное воспоминание о суде, где Костик, красиво формулируя, объяснял причину развода тем, что мы не сошлись характерами, а во всем остальном я очень достойный человек и хороший, можно сказать, проверенный товарищ. И я старательно избегала мысли о том, как хорошо, что людям, любившим друг друга и не успевшим поставить печать о браке, а потом расставшимся, не надо впоследствии ходить в суд, объяснять, что мы не сошлись характерами, амбициями, взглядами, планами, выносливостью чувств и долготерпением наших недостатков. Потому что в суде мне надо было бы объяснять, что Стас не обращал внимания на мои недостатки и чувства его были больше и глубже, он сочувствовал моим планам и всерьез разделял ту взбалмошную ерунду, которую я считала своими планами. Его не огорчали мои амбиции, и потому мы с ним сходились характерами. Его любовь и доброта были больше моей эгоистической погруженности в себя. И мы сходились характерами. Мы ведь сходились характерами?..

…– Милиция слушает, помдежурного Дубровский…

– Молодой человек, подскажите, пожалуйста, где можно купить боржоми…

– Повторите, не понял.

– Я спрашиваю, где можно достать минеральную воду боржоми или ессентуки № 17. Дело в том, что у меня холецистит и язвенная болезнь…

– Обратитесь, пожалуйста, в специализированный магазин «Минводы».

– Ха! Там нет! Я и подумал, может быть, вы в курсе дела…

– Извините, не знаю. Отбой…