В ожидании доктора /Второй сон Верочки

 

Снится Верочке сон, будто работает она секретарем доктора Курпатова. Сидит она в приемной модного душеврачевателя, вдруг открывается дверь и заходит Сергей Лапин, бывший председатель Гостелерадио СССР. Верочке хорошо было известно о том, что когда‑то власть этого человека была в прямом смысле слова безгранична. Ей рассказывали, что он самолично решал буквально все вопросы – начиная с того, кого пускать в телецентр, и заканчивая тем, какого цвета кофточку следует надеть ведущей программы «Время». В годы лапинского правления только безумец мог выйти на работу в шортах – исключительно костюм, рубашка, галстук. Любое отступление от жесточайшей дисциплины – и нарушителя тут же выгоняли с работы. В общем, неудивительно, что даже во сне Верочка немного испугалась.

Так вот заходит Лапин в приемную доктора Курпатова, а он занят. Верочка извиняется и просит уважаемого посетителя присесть и подождать;

– Буквально пару минут, уважаемый Сергей Георгиевич, пару минут!

– Не беспокойтесь, Верочка, – вежливо отвечает ей Лапин и садится в удобное кожаное кресло. – Да‑а‑а, Верочка… За все в этой жизни надо платить. Рано или поздно. Особенно большие счета получает человек, когда проходят его популярность и слава или когда уже не занимаешь высокое кресло. Вы помните пресс‑конференцию ГКЧП?

Верочка во сне ничего не помнит, но головой кивает.

– Помните, когда один из гэкачепистов, сидящих на трибуне, говорит Сергею Ломакину, популярному тогда ведущему программы «Время»: «Да, Сережа, ваш вопрос»? Не помните? А зря, потому что карьера Сережи на этом и закончилась – вот так просто, в ту секунду. Все решили, что ведущий Ломакин – хороший знакомый путчистов. А знаком он им был только как человек, который каждый вечер приходит в дом без стука – с экрана телевизора.

Верочка вежливо покивала головой.

– А другой телекиллер? – продолжил Лапин и как‑то, как показалось Верочке, многозначительно на нее посмотрел.

– Какой, уважаемый Сергей Георгиевич, телекиллер?

– Телеведущий одной вечерней аналитической программы. Неужели не помните, как он мочил бывшего министра иностранных дел?

– Какого именно, Сергей Георгиевич? – у Верочки и наяву с памятью на министров было неважно.

– Ну который самолет развернул?

– Ах да! – Верочка на всякий случай сделала вид, что вспомнила. – А как же он его мочил?

– Да показывал в прямом эфире, как ему операцию делали! Да‑а‑а. В эпоху славы этот телеведущий мог позволить себе практически все. Например, подъехав к телецентру и увидев, что на его месте припаркована какая‑то машина, взять гвоздь и как следует нацарапать на ней: «Это место принадлежит телеведущему такому‑то такому». А сейчас? Сейчас он, может, и хотел бы припарковаться даже в семистах метрах от телецентра, но кто же ему позволит?

Верочка снова вежливо покивала головой и очень учтиво предложила:

– Хотите, Сергей Георгиевич, я вам кофе с молоком сделаю?

И вот откуда ни возьмись у нее в руках белая чашка кофе – откуда‑то ей было точно известно, что Лапин любит кофе именно с молоком, но без сахара. Смотрит она на него и думает: «Никогда ведь не знаешь, кто может уйти с телецентра, а кто вернуться… А что, как говорил мне Андрюша, самое главное в карьере? Правильно – знание вкусов и пристрастий тех, с кем приходится работать». (Когда‑то я действительно рассказывал Верочке о том, что, будучи студентом на практике в программе «Время», я наизусть знал, кто какой кофе предпочитает. До сих пор помню, что Анна Шатилова любила с молоком и без сахара.)

– А вы, Верочка, – прервал ход ее мыслей Папин. – Что вы делаете для доктора Курпатова?

– Да я как на американском телевидении – пишу на карточках вопросы. Я пишу восемьдесят, а он потом, как Барбара Уолтере, выбирает десять и задает их в эфире.

– И с кем у вас сегодня интервью?.. И тут Верочка проснулась.

 

Скоро месяц, как наша редакционная Барби ходит сама не своя. Кажется, Юля решила выйти замуж по любви. Любовь по имени Денис пришла к ней с факультета журналистики, чтобы пройти практику в «Большой стирке». Едва переступив порог редакции, шустрый практикант тут же попытался наладить рабочие, как он это называл, отношения чуть ли не со всеми редакторшами и даже замахнулся на саму Генриетту, но именно в Юлином лице нашел самую благодарную и отзывчивую коллегу. Бедный мальчик! Он и не догадывался, что его голубые глаза и роскошный молодой торс, закованный в тесный джемпер, оставили глубокий след в душе продюсера.

В жизни Генриетты все лежало на определенных полочках. Муж – дома, сын – в Англии, любовник – на работе. В общем, пора и о душе подумать.

Между тем Юля, даже не подозревающая, какая угроза нависла над ее матримониальными планами, уже не мыслила себя в какой‑то другой категории, кроме как «мы с Денисом». «Нам с Денисом фильм не понравился», «Мы с Денисом об этом думаем» и даже «У нас с Денисом на это аллергия». В последнем пункте Юля жестоко ошибалась; у Дениса никогда и ни на что аллергии не было: секс с Юлей отнюдь не мешал любвеобильному практиканту активно продолжать поиск новых наставниц.

 

Генриетта всегда считала себя человеком весьма продвинутым в вопросах современного искусства. Тем не менее она признавала, что лучшего специалиста в этой области, чем ее подруга Лера, в Москве не найти. Начиная с маленького зала в художественном магазине, Лера превратилась в успешную московскую галерейщицу и запросто общалась со всемирно знаменитыми дизайнерами, художниками и прочими представителями богемы. Поэтому Гетта охотно откликнулась на приглашение Леры встретиться на недавно открытой, но уже нашумевшей выставке.

На фоне Леры Генриетта, одетая в очередной костюмчик, символизирующий стиль бизнес‑леди, выглядела несколько чопорно. Но она уже привыкла. Когда‑то после каждой встречи с подругой детства Гетта предпринимала попытку как‑то изменить привычный стиль своей одежды, но ей хватало ума и вкуса понять, что рядом с экстравагантной Лерой она все равно будет проигрывать. Именно поэтому она так редко виделась с любимой подругой.

– Лерочка!

– Гетточка!

Звонкое целование воздуха где‑то в районе румян и пятисекундное оценочное разглядывание друг друга.

– Ты такая молодец, что пришла, – искренне радуется Лера, – мы уже сто лет не виделись!

– Тебя не поймаешь, – Генриетта несколько шокирована зелеными туфлями подруги. – То ты в Париже, то в Италии…

Светски чирикая, дамы перемещаются от экспоната к экспонату, не забывая выцеплять глазами богемных персонажей, светских фотографов и подносы с Piper‑Heidsieck Brut.

– Слушай, это Кулик вон там? – оживляется Генриетта.

– Да, это Олежка, – и Лера машет рукой. – Сейчас мы до него доберемся и как следует поздороваемся.

– Он же устраивал в прошлом году в Венеции подобное что‑то? – блещет познаниями Генриетта.

– Да, я его просто обожаю! Ты представляешь, – и Лера хлопает в ладошки, – там был огромный зад коровы, и каждый мог заглянуть внутрь!

– Какая прелесть, – и Генриетта замолкает на некоторое время. Она смотрит на урбанистический пейзаж и пытается представить, что такого можно видеть внутри коровы. Не представляется. – Ну, а у тебя как дела? – приходит она в себя. – Ты‑то в своей галерее ремонт закончила?

– Как не стыдно! – ахает Лера. – Еще лучшая подруга! Конечно, закончила, еще в прошлом месяце! Я же тебя на открытие приглашала! Филипп Старк прилетал!

– Старк? – обалдевает Генриетта, но быстро берет себя в руки. – Ну, ты молодец!

Дамы еще немного дефилируют по выставке и уже совсем было решаются уходить, чтобы попить где‑нибудь кофеек да поболтать как следует, как вдруг Лера толкает подругу локтем в бок:

– Ах ты, боже мой… Гетик, глянь – вот это экспонат!

Генриетта столбенеет: в зал входит Денис. Сияя улыбкой, он останавливается рядом с входом и вертит головой налево‑направо, налево‑направо, стоп – и практикант бодро шагает по направлению к дамам.

– Генриетта Николаевна, – улыбка становится просто нестерпимой, – здравствуйте!

– Вот уж не думала, Денис, – продюсер изо всех сил пытается завуалировать неуместные сейчас начальственные нотки в голосе, – что вы интересуетесь искусством!

– Так я тут с оператором! – продолжает радоваться встрече Денис. – Андрей сказал сюжет о художниках снять.

Денису жилось на этом свете очень легко – он никогда и ни с кем не выбирал тактику общения. И с секретаршами, и с продюсерами он всегда был одинаков: открытая улыбка и немой восторг в глазах. Но сейчас, когда он перевел глаза на Леру… Лера реакцию оценила.

– Этот милый юноша, – игриво спрашивает она Генриетту, – твой… сотрудник?

– Этого милого юношу, – сухо отвечает та, – зовут Денис, и он пытается пройти у нас практику.

– Генриетта Николаевна, – прорывает наконец Дениса, – у вас такая красивая подруга!

Генриетта привычно тянет пальчики к вискам, а Лера смеется и протягивает Денису визитку.

– Надеюсь, – обнадеживающе улыбается она ему, – в этой галерее вы заинтересуетесь и другими объектами…

Еще в детстве, мотаясь с отцом по разным гарнизонам, Лера научилась попадать в любую цель. Как‑то раз на охоте она» 15‑летняя девочка, раздосадованная «меткостью» проверяющих генералов из Москвы, приезжавших в основном за коньячной клизмой, одним выстрелом уложила зайца. После чего получила рюмку с 50 «боевыми», как сказали генералы, и кличку «Лера‑холера». Отец коньяк выпить не разрешил, но своей бойкой большеглазой девочкой очень гордился.

 

Когда Петя говорил своему Пончику, что ему ничуть не нравятся худышки, он не лукавил. И если бы он встретился один на один с этой Ритой Королевой, на которую его жена молится, он бы ей сказал пару ласковых. Это же надо! Чтобы человек за свои же бабки голодал! Одно приятно: Пончик просто светиться начинает, когда на весы становится. А он в это время подкрадывается сзади и… И, как правило, Наташка находит любой повод, чтобы отбояриться. Что за жизнь?

Сегодня Петя проснулся, посмотрел на часы и обалдел – 10 утра!

– Наташ!!! Ты что меня не разбудила?!!

На его крик откликнулась только дочь:

– Как десять? С ума сойти… Ну так я сегодня вообще никуда не пойду. – И, судя по последовавшей тишине, Ленка опять завалилась спать.

– Ну дает, ну дает! – прыгал Петя, надевая брюки.

И тут зазвонил телефон.

– Алло! Петька, ну наконец‑то! Я уже второй час звоню, вас бужу! Я тебе там оставила на тумбочке билет. Только попробуй не приди!

Петя рта не успел раскрыть, как раздались гудки. Он подумал – злиться или нет, решил не злиться и, продолжая бороться с брючиной, попрыгал к тумбочке. Там одиноко пестрел пригласительный на бой суперпрофессионалов в тяжелом весе. Сначала он растерялся, а потом у него просто крылья выросли. Он вспомнил, как когда‑то давно, когда Ленки еще и в планах не было (в планах, вообще‑то, ее никогда не было – был классический «залет»), они с Наташкой – ух! – ходили на футбол, злотом пили пиво, а потом…

 

Последний раз весь коллектив собирался вместе у Миши на смотрины нового аквариума. Узнав о том, что в Италии принят закон, запрещающий держать рыбок в круглых аквариумах (потому что от этого у них портится зрение), страстный рыбовладелец Михаил Паронин посчитал это хорошим поводом для покупки нового стеклянного домика для своих гуппи – почти в два раза больше предыдущего. На этой вечеринке, кстати, все единогласно решили, что в следующей жизни они с удовольствием стали бы не редакторами на телевидении, а итальянскими аквариумными рыбками: совершенно очевидно, что им, по сравнению с ними, перепадало гораздо больше заботы и любви. В этой жизни и в этой профессии они работали золотыми рыбками, исполняя желания начальства, но, как и в сказке Пушкина, «старуха» им попалась неблагодарная.

Сегодня наши золотые рыбки собрались вместе благодаря Наташе, снабдившей пригласительными билетами на бокс почти всю редакцию. Муж Бойко ничего странного в этом не увидел, решив, что его «активистка» возглавила на работе культмассовый сектор.

Набитый до отказа зал комплекса «Арбат» гудел в нетерпении. Через 10 минут здесь должны были начаться самые зрелищные боксерские поединки – бои тяжеловесов.

– Не могу понять, где Наташка? – уже пятый раз повторял Петя, с беспокойством вглядываясь. На отправленные супруге 5 эсэмэсок в ответ ему пришли 3 шаблона «Скоро буду!».

Муж Бойко был единственным человеком, вносившим диссонанс в группу сотрудников нашей программы, которые в ожидании поединка удобно расположились на одной из центральных трибун.

Секретарша Юлечка, несмотря на то, что терзающий Петя минуту назад наступил ей на ногу, все‑таки решила ему посочувствовать.

– Я вас так понимаю, – с милой улыбкой вздыхает она, – Денис тоже опаздывает!

– Какой Денис? – тут же насторожился Петя и с вопросом в глазах повернулся к директору программы Сан Санычу.

Тот взглядом попытался образумить «утешительницу», но понял, что это бесполезно. «Заразившись» от Пети, теперь и Юля вертела головой, высматривая Дениса.

– Да он наш практикант. В институте учится, – хрустя чипсами, объяснила Лена и протянула Пете огромную пачку. – Угощайтесь!

Петя отрицательно помотал головой:

– А на работе‑то Наташка сегодня была?

– Конечно, была! – Пятницкая с удвоенной силой захрустела чипсами. – Она так нас уговаривала прийти на этот бокс! – говорила Лена, даже не глядя на него, потому что вокруг сновали бритые крупные мужчины. – Меня лично уговаривать не нужно, – отслеживала объекты Пятницкая. – Я Виталика просто обожаю, не мужчина, а сказка!

(Еще Пятницкая просто обожала журналиста Петра Толстого и актера Жерара Депардье.)

– Красивый? – отвлеклась от разглядывания зала Инна Цветкова.

Будучи в Японии, Инна была покорена обаянием борцов сумо и теперь хорошо представляла себя и фанаткой бокса. Она с интересом поглядывала вокруг, признавая, что длинные трусы от Everlast, в которых красовались спортсмены, были куда эффектнее маваси – набедренной повязки, закрывающей причинные места сумоистов.

– Страшный красавец! – и Лена хлопнула по пустому пакету.

Миша с недоумением посмотрел на Лену:

– Ты о Виталии Кличко говоришь? А разве он… сегодня дерется?

– Думаю, нет. Но он ведь тоже супертяжеловес? – и Пятницкая достала из своей бездонной сумки еще один пакет чипсов.

Против такой логики что‑то возразить было сложно, и все замолчали.

– Ваша жена просто молодец, что нас вытащила! – похлопал Петю по плечу Сан Саныч.

– А я бокс только по телевизору чуть‑чуть видела, – Лариса в отличие от Лены и Инны смотрела на активно жестикулирующих болельщиков с опаской. – Да еще разговаривала с супругой Кости Дзю по телефону – очень милая девушка. Но вообще‑то, честно говоря, я боюсь крови.

– Ой, Ларис, я тебя умоляю! Это в боях без правил кровь, – и поклонница Виталия Кличко заглянула в пакет с чипсами – хватит ли до начала поединка? Сегодня свой бой с лишним весом она уже проиграла.

– Не могу понять, где Наташка? – в очередной раз повторил несчастный Петя. – Вечно она опаздывает! Уже начинается!

Бодрый мужской баритон стал представлять рефери на ринге, судей в зале. Информация о количестве боев, проведенных сегодняшними соперниками, вызвала в зале свист – как одобрительный, так и презрительный. Но когда комментатор заговорил о былых победах участников, раздался такой рев и шквал аплодисментов, что стены «Арбата» сотряслись.

Лариса болезненно съежилась.

– Нам бы так, – позавидовал Сан Саныч. – Такой настрой публики и без всякого разогрева Бойко!

«Интересно, – слушая крики толпы, подумала Инна, – когда Геракл совершал свои подвиги, древние греки тоже так орали?» А вслух добавила:

– Что же будет, когда появятся сами боксеры?

– И особенное приветствие для наших героев и всех любителей бокса сегодня, – продолжал заливаться комментатор, – от прекрасных девушек из группы черлидинга «Ассоль»!

К рингу по проходам в зрительном зале стали быстрыми ручейками стекаться девушки в ярких гимнастических купальниках, весело размахивая шуршащими разноцветными мочалками.

– Группа «Ассоль», господа и дамы! И их новая очаровательная солистка… – Эффектная пауза, и комментатор громко тянет: – Натали‑и‑и!!!

В центре спортсменок появляется крупная светловолосая девушка в золотой короткой юбочке. Она лучезарно улыбается, высоко поднимает стройную ногу и на секунду замирает в глубоком реверансе. Показавшаяся при этом полоска красных блестящих трусиков на миг вспыхнула и осветила разгоряченные лица фанатов бокса.

– Наташа! Наташа! Давай! Давай! – громко скандировал пришедший в себя зал. Солистка послала всем долгий воздушный поцелуй и, повернувшись к нашей трибуне, опять начала задирать ноги…

Ошалевшие Сан Саныч, Юля, Лариса, Лена, Инна и Миша, с двух сторон поддерживая обмякшего Петю, во все глаза смотрели на ослепительные трусики солистки группы «Ассоль» Натали Бойко…

 

А в это время практикант «Большой стирки» Денис, которого секретарь Юлечка так ждала на боксе, пробирался совсем на другой поединок. Подруга Генриетты Валерии распалившая в нем страсть не только к современному искусству, наконец назначила ему свидание. Денис надеялся, что уж сегодня она не ограничится обычным при их коротких встречах поцелуем в щеку.

Тем более что Лера сама прислала ему по электронной почте план, где собиралась его ждать.

«Изнемогаю от желания», – с бьющимся сердцем прочитал Денис. Единственное, чего он не понял, зачем она настаивала, чтобы он захватил на свидание паспорт.

– Это сюрприз, малыш, – ответила Лера. И Денис на всякий случай положил в карман еще один паспорт – заграничный. Вдруг эта феерическая женщина задумала отвезти его на остров, где они будут вместе наблюдать, как море, впитав энергию солнца, укротит под вечер светило, и на фоне алого заката он ей покажет, какой он любовник.

Сверяясь со схемой, присланной Лерой, Денис уверенно шагал от метро «Арбатская».

Запутавшись в московских переулках, Денис шел навстречу счастью. Разыскивая указанное в схеме здание без вывесок и без каких‑либо других опознавательных знаков, Денис чувствовал себя новым членом то ли масонского общества, то ли каббалы или даже общества сайентологии, из‑за которого Тома Круза чуть не попросили с голливудских киностудий.

– Так, теперь по улице прямо. Потом поворот направо. Мимо стройки… А сейчас – точно, вот он, тихий двор.

То, что место для любовных утех было выбрано Валерией в таком странном месте, Дениса только окрыляло, он понял, что всегда обожал эксцентричных женщин. Жалко, что до Леры его донжуанский список был таким серым.

– Грудь, конечно, у Юльки ничего, но дура… – разговаривал он сам с собой, поднимаясь по какой‑то полутемной лестнице. Подойдя к окну, он посмотрел на план, остановился на площадке второго этажа, и, привыкая к темноте, повернул в обозначенный на Лериной схеме коридор.

– Так, первую и вторую комнату пропускаем. Валери! Ты где? Я пришел!

Спотыкаясь, Денис распахнул третью дверь и зажмурил глаза от яркого света… Прямо перед ним стоял застеленный красной скатертью длинный стол, за которым сидел человек в генеральских погонах.

– Заходите, заходите смелее, Денис Григорьевич! Очень хорошо, что пришли! – подбодрил его генерал, – Выполнить свой гражданский долг – святая обязанность гражданина!

Больше всего на свете Денис боялся попасть в армию, поэтому с неуловимостью Джеймса Бонда успешно обошел уже три призыва. И вот теперь ошарашенный свежеиспеченный призывник, в руках которого трепетала повестка, одиноко вытянулся перед начальником объединенного военкомата.

За не такой большой срок практики на «Большой стирке» Дениса уже мало что могло удивить: он видел девочек, которые переодевались мальчиками, чтобы идти в армию, как героиня Ларисы Голубкиной; в студии были солдаты, которые от нечего делать отжимались от пола 684 раза. Еще ему запомнился один 70‑летний генерал, который в свое время дошел до Берлина, а сейчас поставил перед собой цель обрюхатить всю свою деревню. В общем, всякое было, но сюжет, героем которого он только что стал, явно был достоин отдельной темы ток‑шоу. Да, Денис прекрасно помнил, как Валери, смеясь, говорила, что иногда помогает своему героическому папе в его работе, но то, что ее отец – начальник объединенного военкомата и Денис добровольно там окажется… От такого не смог бы опомниться даже Фридрих Шиллер.

 

Утро этого воскресенья началось для Стасика в чужой ванной комнате. Вообще‑то, он очень не любил даже заглядывать в чужие ванные – слишком многое о своих хозяевах рассказывали пузырьки и флаконы на полочках перед зеркалом. Но эта ему нравилась. Ничего лишнего, плюс – приятные мелочи: электрическая зубная щетка с новыми запасными насадками, махровые белые полотенца от Frette без всяких цветных загогулин и… о‑ля‑ля – машинка для стрижки волос в носу и ушах! Даже фен профессиональный. А самое главное – вот он, тот самый аромат, который вчера в клубе…

Стасик всегда испытывал дискомфорт на дискотеках. Жизнь – такая сложная штука! Те, кого он находил интересными, никогда не отвечали ему взаимностью, а те, кто, напротив, интересовался им, категорически не входили в круг его интересов. Се ля ви. Но вчера… Вчера между ним и Артемом пробежало какое‑то электричество. Как‑то сразу они нашли общий язык и как‑то сразу почувствовали себя родственными душами.

Стасик аккуратно повесил белое полотенце и с удовольствием надел висевший рядом свежайший банный халат. Потом он пошел на кухню, чтобы приготовить настоящий кофе, а не какую‑то там бурду, которую пьет каждый первый. Надо же – и кофе у Артема очень даже приличный, и чай зеленый настоящий и весьма, кстати, недешевый… Стасик снял турку с плиты, и словно по команде из комнаты тут же раздались звуки включенного телевизора – Тема проснулся.

Воскресенье – лучший день на свете! Они пили кофе, щелкали пультом телевизора и ровным счетом никуда не спешили. Правда, в воскресенье утром смотреть по телевизору особенно нечего, но это же ерунда, главное – компания. Вот мультики доисторические кукольные, вот «Улица Сезам».

– Ты знаешь, – Артем еле шевелит губами, потому что наложил на лицо очищающую глиняную маску, – мне рассказывали, что у этого большого Зелибобы актер внутри держит в одной руке палку, на которой голова этого чудовища. Вот жизнь!

Попрыгали еще по каналам и нашли на «Ретро‑ТВ» повтор «Пока все дома» с Инной Ульяновой.

– Оставь! Я так ее люблю, – улыбается Стасик, – хотя, по‑моему, это уже раз десятый показывают…

– А ты знаешь, – кричит Артем из ванной, – что все эти, кто вокруг нее, совсем ей не родственники, – он с зубной щеткой и пастой уже стоит в дверях комнаты и смотрит на сидящих рядом с Ульяновой людей. – Да‑да, конечно, брат, сестра… Это ее соседи, и вот эта тетка, – он ткнул тюбиком с зубной пастой в сторону экрана, – за ней ухаживала. А когда она умерла, – кричал он уже из ванны, жужжа щеткой, – и три дня мертвая в квартире пролежала, никто даже не спохватился. Зато потом, – зубная щетка выключилась, и послышался плеск воды, – родственники всплыли. И уж как они бились за эту квартиру!

Стасик молчал. Он смотрел на экран и думал, что ему не очень‑то нравится телеосведомленность Артема. Наверное, это плохо… Но он же не по карманам шарит? И не в сумке роется? В общем, рука Стасика не дрогнула, когда с прикроватного столика он взял маленькую книжечку, которая оказалась удостоверением сотрудника канала «Россия» на имя ассистента режиссера Егорова Артема…

У Стасика были свои представления о профессиональной этике. Стасик не любил конкурентов. Очень не любил! Самые волнительные дни в его жизни, стоившие ему очередного герпеса на губе, были днями обсуждения перевода канала ОРТ на вторую кнопку. В день, когда наш канал был переименован в Первый, Стасик, не дожидаясь распродажи, купил себе знаменитую майку Дениса Семачева с изображением президента в розах. А кнопка второго канала на его домашнем пульте дистанционного управления отныне была выломана и заклеена скотчем. И уж как ему ни хотелось увидеть Анастасию Заворотнюк в программе «Танцы со звездами», он сдержался и не позволил себе такой слабости, чтобы не повышать рейтинга конкурента.

И вот теперь получается, что вчера в клубе он познакомился с ассистентом режиссера Второго канала, который еще, судя по вкладышу в удостоверении, подрабатывал в «Культурной революции»?! Это невозможно. Чтобы он, стилист звезд только категории «А», встречался с работником враждебного канала?

Артем еще что‑то кричал из ванной, но Стасик уже шагал по утренней воскресной Москве. В его глазах застыли слезы.

 

Пятницкая проснулась в пять утра, повертелась с боку на бок, но не смогла снова уснуть. Поставила чайник, посмотрела на спящую дочку, выкурила две сигареты, а потом оделась и вышла на улицу. Накрапывал мелкий дождик. Лена села в машину, и ей как‑то сразу стало спокойно. Она ездила по вымершим улицам (как‑то особенно дико и неприкаянно смотрелись в пустом мокром городе работающие светофоры) и представляла, как еще часа два‑три, и вот здесь будет пробка, а здесь каждая вторая машина будет обдавать пешеходов грязными брызгами, а на этой парковке… А это кто по мою душу? На дороге голосовала одинокая серая фигурка. Пассажир, не торгуясь, сел в машину и сразу достал сигареты.

– Что же это вы, даже разрешения не спросили – можно или нельзя курить?

– Да вы же сами курите – вся машина пропахла – вот и не спросил.

– А‑а‑а… Ну курите.

Что‑то в интонациях пассажира показалось ей знакомым…

– А вы, простите, где работаете?

– А я работаю на радио.

– М‑м‑м, на радио. Понятно, – она попыталась вспомнить, на какой именно радиоволне она могла слышать его голос, но так и не вспомнила. – Значит, почти коллеги. Пассажир молча курил и не спрашивал, где же работает Лена.

– Никогда не могла представить себя работающей на радио, – и Пятницкая лихо обогнала какой‑то джип. – По‑моему, скучно, нет динамики…

Лена еще немного подождала. Пассажир аккуратно затушил сигарету, достал из кармана трубочку с какими‑то леденцами, бросил себе в рот одну конфетку и протянул Лене:

– Будешь?

Пятницкая изобразила полную занятость рук в данный момент.

– Ой, мне кажется, что среди радийщиков очень мало незакомплексованных людей. Побольше надо таких, как Бачинский и Стиллавин. Ну, таких, которые могут вести себя так развязно.

Пассажир молча смотрел на Ленин профиль.

– А вы что не на машине? Не зарабатываете?

– В сервисе со вчерашнего.

– А‑а‑а.

Лене почему‑то сразу расхотелось разговаривать.

– Ну, так и где же вы работаете? – опросил мужчина.

– На телевидении, – ответила Пятницкая и подумала: «Вот пристал». – Первый канал.

А на каком вы радио?

– На «Русском радио».

– Да, знаю. Там Довлатова у вас. Смешная…

Лене очень нравилась всегда позитивная Довлатова. Ей даже казалось, что ни с ней чем‑то похожи – внутренней динамикой, что ли. А если бы случилось чудо и ей удалось похудеть килограмм на пятьдесят, то они бы и внешне были похожи! Настроение Лены чуть‑чуть улучшилось.

– А у вас тоже рейтинги? – снова попыталась продолжить разговор она.

– Ну да – замеры: кто слушает, кто не слушает…

Лена протянула руку за пачкой сигарет, но она оказалась пустой.

– Вы мне сумку мою не передадите? – попросила она пассажира. – А лучше пачку новую оттуда достаньте.

Пассажир долго копался в объемной сумке Пятницкой, набитой до отказа самыми удивительными вещами. Мешочек с бусинками для дочки (это Лариса принесла), открывалка, пустой газовый баллончик, два кошелька, и вот наконец он вынимает пачку, и на пол падает маленький листок бумаги в клеточку. Он поднял его с пола и прочитал:

– «Мама, пАстирай мне трусы», – и засмеялся, но как‑то хорошо, по‑доброму. – Дочка? – Пятницкая, закусив губу, кивнула. – Да, с грамотностью не очень, зато чистоплотная. Сколько ей?

– Семь исполнилось, – к ее горлу подкатывали совершенно непрошеные, ненужные сейчас слезы.

– И отца, разумеется, нет. – И он вынул зажигалку.

Закурили.

– Ну, – Лена глубоко затянулась и «включила» очень бодрый голос, загоняющий слезы обратно, в глубину души. – А я радио практически не слушаю. В редком случае в машине. Некогда, некогда.

Еще она могла бы рассказать случайному пассажиру о том, что «Большая стирка» всегда получает билеты на «Серебряную галошу», что совсем недавно она видела Наташку Синдееву, которая так похудела, и что именo, она притащила на эфир с «Европы плюс» бабу‑загадку Женю Шаден. Могла, но не сталa. И к тому же они приехали.

– А вы что здесь делаете? – спросил мужчина, готовясь выходить.

Пятницкая вспомнила, что ей еще надо успеть обратно домой, разбудить дочку в школу и снова ехать через весь город на работу – но уже по пробкам. Вспомнила и сникла:

– Да просто катаюсь, ищу вдохновение.

Пассажир зачем‑то включил ее старенькую магнитолу, настроил какую‑то радиоволну и спросил:

– А вас как зовут?

– Лена…

– Лена, пока не переключайте.

И вышел.

Под какую‑то рекламу Пятницкая доехала до светофора и вдруг:

– Доброе утро! «Подсолнухи» скоро начнут свою работу. Довлатовой еще нет, но я, Андрей Чижов, уже с вами. И сейчас для девушки Лены, которая едет на своей машине по утренней Москве и у которой сегодня плохое настроение, песня в исполнении Филиппа Киркорова. Лена, все будет хорошо…

Дождик уже кончился, но Пятницкая включила дворники, которые стали раскачиваться в такт мелодии – «Я буду твоим плащом». Она ехала по начинающему просыпаться городу и думала о том, что в салоне своего автомобиля она научилась узнавать о мужчинах пусть не все, но… О многих интимных деталях она и не догадывалась раньше – кто‑то носил трусы Calvin Klein, кто‑то брил волосы на лобке, кто‑то даже с пирсингом был… Но она никак не могла ожидать, что мужчина, с которым и не было‑то ничего, может так отреагировать… Она думала о женщинах, которым их богатые мужья или поклонники признавались в любви при помощи наружной рекламы, о том, что некоторым красавицам предлагают 200 тысяч долларов за ночь, но ей казалось, что лучше звучащей сейчас песни, которая исполнялась только для нее, ничего нет…

 

«Полетели сквозь звезды» пел Киркоров, и Лена вдруг горячо его пожалела. Любила человека вся страна, носила на руках, а потом – раз, и все. В одну секунду после сюжета о знаменитой пресс‑конференции в новостях НТВ от него все отвернулись. «Вот она, сила современного телевидения, – размышляла Лена, – годы труда и три минуты новостей о розовой кофточке. И человек сломлен!»

– Вам куда? – печально спрашивает Пятницкая подвыпившего мужчину, который секунду назад практически бросился на капот ее «шестерки».

– Да с такой женщиной, – и он грузно полез в машину, – куда угодно! – и, развалившись как следует, попытался Лену обнять. Пятницкая рывком сбросила с плеча его руку и включила радио погромче.

– Я не понял, зая, – обиженно засопел толстяк, – мы радио слушать будем или как? – И он опять полез обниматься. – Штуку плачу!

– А ну пошел отсюда к чертовой матери! – рявкнула Пятницкая, и мужик с неожиданной для его комплекции прытью выскочил из машины, громко хлопнув дверью.

Пятницкая, как большинство автовладельцев, ненавидела, когда двери машины так безжалостно закрывали. И в другой раз обязательно поставила бы наглеца на место, но вместо этого она вдруг расплакалась.

Никогда в жизни она не слышала признания в любви. Ни в детском саду, ни в школе, где она из‑за насмешек одноклассников всегда сидела одна на задней парте. И даже в университете, куда поступила через рабфак после трех лет работы на машиностроительном заводе, никто и никогда не сказал ей таких простых и важных слов. (Господи! Как она переживала, подкарауливая у библиотеки этого красавца Каретникова с истфака!)

А сейчас Филипп Киркоров вместе с Андреем Чижовым произнесли то, чего Лена так долго ждала. И это был самый необычный поступок, который ради нее совершили мужчины.

 

Все любимые улицы Марины (улицы бутиков) начинаются на букву «М». Виа Монте‑наполеоне – в Милане, Мэдисон‑авеню – в Нью‑Йорке, авеню Монтень в Париже. Вполне понятное пристрастие, ведь центр ее вселенной составляли такие созвездия, как Gucci, Dior, Dolce & Gabbana… Серьезную часть нынешнего уик‑энда Марина хочет посвятить парижской «М».

Отель Plaza Athenee – тот самый, где снималась финальная сцена «Секса в большом городе». Из любви к искусству Марина желает поселиться в том же номере, в котором останавливались герои Сары Джессики Паркер и Михаила Барышникова. В списке прочих преимуществ отеля – самые вкусные на планете ром‑бабы, которые здесь подают на завтрак. Специально для Марины шеф‑повар Алан Дюкас пропитывает их так, что они просто сочатся ромом.

Но главная цель нашего визита в столицу Франции не ромовые бабы и даже не бутики. В Париж мы приехали к американскому медиуму.