Последнее письмо Синельникова

После возвращения Сергея Михайловича из Египта прошло чуть больше месяца. И вот настал день, когда в установленные Тем, Кто Знает Все, сроки, как раз в канун православного Рождества, Трубецкой отвез Анну в больницу. Там его успокоили, что рожать она будет еще не скоро, и ему ничего не оставалось, как вернуться домой и ждать. Письмо в стандартном продолговатом конверте пришло в тот же вечер. Трубецкой едва не выкинул его в ящик для мусора вместе с кучей других похожих конвертов, в которых по случаю приближающегося праздника рассылались стандартные напыщенные поздравления политиков всех мастей и расцветок. Оно было адресовано странно – сразу им обоим, ему и Анне, и Сергей Михайлович вскрыл его. Письмо оказалось от Синельникова.

«Дорогие мои Анечка и Сергей Михайлович, – Трубецкой начал читать прямо в коридоре, и от предчувствия чего‑то нехорошего у него вдруг заломило в висках. – Я ухожу, – писал Иван Степанович. – Очевидно, пришло мое время, и письмо это я рассматриваю как естественный процесс очищения перед встречей с вечностью, которая, а я в это верю, ведет не в небытие, но к новому, просто пока неизведанному качеству. Как говорил Сократ, мне было интересно жить и не менее интересно умирать. Однако, поскольку я не уверен, что общение в земном понимании этого слова будет мне доступно и по ту сторону бытия, спешу напоследок открыть вам тайну, которую храню в себе уже много лет.

Дело в том, что я видел те фрагменты Синайского кодекса, которые остались в России и хранились в Санкт‑Петербурге. И не просто видел – я их прочитал. И это я изъял их из библиотеки и уничтожил.

Да, я полностью осознаю, что мое признание будет для вас шокирующей новостью. Уничтожить древний и бесценный артефакт, возраст которого оценивается как минимум в полторы тысячи лет, для историка равносильно самоубийству. Мне крайне тяжело было сделать это, но я и сейчас не жалею, что те несколько фрагментов уже давно стали пеплом. Однако я хочу рассказать вам, и только вам, почему я совершил этот поступок.

Дело в том, что упомянутые фрагменты вовсе не были просто какими‑то случайными обрывками Синайского кодекса. На самом деле это были шесть вполне прилично сохранившихся страниц текста, и они составляли отдельный от кодекса документ, написанный на языке коптов. Очевидно, именно поэтому они и остались в России – ни в свое время Бекендорф, ни те советские деятели, которые затеяли продажу Синайского кодекса Британии в 30‑х годах, не оценили их важности, ибо прочитать их в стране рабочих и крестьян оказалось некому. Они, видимо, сочли, что это несущественные для полноты кодекса списки, и, поскольку написаны они были на языке, который большевики даже распознать не смогли, их попросту отложили в сторону.

Так вот, в том коптском документе утверждалось, что римский префект Иудеи и Самарии Гай Понтий Пилат вовсе не казнил Иисуса Христа, а спас и затем отпустил его. И сделал он это потому, что сам уверовал в Иисуса Христа и в Новый Завет с Всевышним, который Спаситель принес в этот мир.

В документе также говорилось, что вместо развития истинной, изначальной концепции христианства, в основе которой лежала сама божественная сущность Спасителя, его проповедь покаяния и Царства Божьего на земле, идеалов всеобщей любви, высокой духовности и самопожертвования, император Константин и его мать царица Елена способствовали становлению выгодной им византийской веры, опиравшейся на императорскую волю и власть. Якобы именно с этой целью и был созван Никейский собор, на котором были утверждены основные догматы христианства, включая символ веры, церковные правила и композицию писаний Нового Завета. Но собор не представлял большинство общин, решения на нем принимались только те, которых хотел император, и тем самым христианская вера была уложена в прокрустово ложе императорской воли. От нее были отсечены все те элементы, которые могли бы помешать замыслу Константина объединить империю. В этой конструкции не было места инакомыслию, да и вообще какому бы то ни было „мыслию“. Все вольнодумцы типа александрийского пресвитера Ария были объявлены еретиками и изгнаны за рамки создаваемой государственной христианской церкви. Однако при этом сам Константин оставался язычником и принял крещение только перед кончиной.

Неизвестный автор включил в документ и краткое повествование о том периоде земной жизни Спасителя, который обойден молчанием в Новом Завете, – с двенадцати до тридцати лет. Так вот, он утверждал, что годы эти Иисус провел в Египте, в одном из храмов Александрии, где изучал премудрости египетских жрецов. Якобы именно там Сын Божий в его земной ипостаси готовился к будущему служению, формируя свое понятное для людей учение с учетом иудейской и египетской религиозных традиций.

Я был потрясен, когда прочитал все это… Нет, не так! Я был не просто потрясен, я пришел в ужас от того, что может случиться, если подобного рода документальные свидетельства, а их почтенный возраст был подтвержден углеродным анализом, станут достоянием научной общественности, а значит – всего мира. Будут поколеблены основы самой христианской веры, чего ни один здравомыслящий человек допустить не может. Ведь для сотен миллионов людей вера в Иисуса Христа является единственным спасением для души и последней надеждой на чудо, она служит успокоением в горе и источником духовного вдохновения в радости. Я очень долго думал, могу ли я взять на себя такую ответственность и сорвать солидный куш славы, опубликовав свое открытие. И я решил, что это – то самое искушение, которое хоть раз в жизни, да случается с каждым человеком. Кого‑то пытаются соблазнить деньгами, кого‑то – властью, кого‑то – удовлетворением самых низменных желаний. Меня пытались искусить славой. И тогда я сжег эти списки! Не знаю, может, все написанное там было просто злобной выдумкой неведомого автора, ведь доподлинно известно, что копты ненавидели Византийскую империю и в свое время охотнее сдались мусульманам, чем согласились жить под греками. Автор документа вполне мог сознательно вложить эти страницы среди листов Синайского кодекса, чтобы как‑то передать свое послание последующим поколениям… Я не знаю ответов на все вопросы, и теперь добывать истину уже предстоит другим. Я лишь молю Всевышнего, чтобы и им хватило крепости духа в нужный момент сделать верный выбор, каким бы сильным ни было искушение.

Прощайте, дорогие мои, теперь совесть моя чиста. Я посылаю вам мой стариковский привет и благословение. Если доведется и мне свидеться с Творцом, я замолвлю за вас словечко.

Искренне ваш,

Иван Синельников».

В письме имелся также постскриптум.

«P.S. На днях я наткнулся в газете на одну прелюбопытную заметку, и я прилагаю ее к письму. Видимо, лавры Бекендорфа до сих пор не дают спокойно спать тем, кто жаждет славы. Но нынешние, с позволения сказать, ученые пошли дальше предшественников. Теперь возраст старинных манускриптов определяется по их фотографиям. Скоро, очевидно, это будут делать на слух. Бог им судья».

В конверт действительно была вложена вырезка из газеты. Заголовок статьи гласил: «В египетском монастыре найден самый древний фрагмент Библии». Вот ее текст:

«Исследователи случайно натолкнулись на один из старейших фрагментов греческой Библии, рассматривая фотографии манускриптов, хранящихся в библиотеке монастыря Святой Екатерины в Египте. Британский ученый Николя Саррис обнаружил ранее неизвестные части Синайского кодекса, когда изучал фотокопии рукописей, собранных монахами монастыря еще в XVIII веке. Найденные пергаменты датируются примерно 350 годом н. э., пишет газета The Independent.

Синайский кодекс Библии – список Библии на греческом языке, в настоящее время считающийся древнейшей пергаментной рукописью Библии. Синайский кодекс позволяет текстологам воссоздавать оригинальный текст новозаветных книг. Рукописный греческий кодекс на пергаменте поделен между четырьмя учреждениями, включая монастырь Святой Екатерины и Британскую библиотеку, где находится самая большая часть древней Библии, после того как Советский Союз продал свою коллекцию в Великобританию в 1933 году».

Сергей Михайлович прошел в кабинет, положил бумаги на стол и устало плюхнулся в любимое кожаное кресло. Рука сама потянулась к телефону, но еще до того, как набрать знакомый номер, его взгляд упал на конверт. Санкт‑Петербургский почтовый штемпель был проставлен неделю тому назад. «Поздно, – подумалось ему, – очевидно, уже слишком поздно… Стариков нужно любить при жизни. Мы молоды, пока они стоят между нами и вечностью, а после их ухода мы – следующие». Сергей Михайлович встал, прошел в кухню и налил себе приличную порцию виски из открытой бутылки. Он мысленно помянул замечательного ученого и человека Ивана Степановича Синельникова и выпил по славянскому обычаю за его память до дна. Анну же он решил до поры до времени не беспокоить. И лишь перед тем как погрузиться в тяжелый от избытка эмоций сон, он наконец осознал смысл письма Синельникова. Выходило так, что в монастыре Святого Георгия Анна обнаружила копию тех самых шести удивительных страниц неизвестного коптского автора, которые хранились сначала в монастыре Святой Катерины, а затем через Бекендорфа попали в Санкт‑Петербург. Впрочем, теперь ни оригиналов, ни копий этих страниц уже не существовало. Бесследно исчезли даже ксерокопии, переданные Анной для публикации в редакцию институтского журнала, а без документальных доказательств вся эта история из потенциального научного открытия превращалась просто в исторический анекдот…

Наступило утро, а вместе с ним в мир пришел не только новый день, но и новая жизнь. Все остальные проблемы вмиг перестали существовать, когда Трубецкому по телефону сообщили о рождении дочери. Он кинулся за цветами, затем – в больницу, ибо мужчине суждено осознать приход новой жизни, лишь конкретно взяв эту жизнь в свои руки. Весь день он провел с Анной и дочуркой, имя для которой они выбрали без долгих размышлений. Они решили назвать ее в честь той Силы, которая была дарована нам Создателем для того, чтобы мы могли жить вместе и выжить, той самой Силы, которая всемогуща и непостижима, как сам Бог, той самой Силы, которая не только творит чудеса, но и является великим чудом. Они назвали ее Любовь.

[1] Лука, 1:1–4.

[2] Поджо Браччолини (1380–1459) – видный итальянский гуманист, писатель и собиратель античных рукописей.