Глава VI Привет с того света, финн и «утопленник»

Петька махнул друзьям. Димка помог девочкам одолеть забор. Затем полез сам и, конечно же, зацепился джин­сами за длинный гвоздь. Ткань громко затрещала. Димка плашмя свалился на участок старой биб­лиотекарши. А накладной карман джинсов остал­ся висеть на заборе.

— Понатыкали тут гвоздей, — проворчал Тер­минатор.

— Карман сними, — велела сестра. — Я тебе его вечером так и быть пришью.

Димка послушался. Затем следом за девочка­ми взбежал на крыльцо. Какое-то время все чет­веро топтались возле порога. Входить было как-то боязно. Димка потянул носом воздух.

— Затхлостью пахнет.

— Ничего удивительного, — пожала плечами Маша. — Дом-то, считайте, заброшенный.

— А почему дверь открыта? — с недоумением произнесла Настя.

- Вот это и непонятно, — тихо откликнулся Командор.

Почерневшие от времени и дождя доски, кото­рыми была, по-видимому, много лет заколочена дверь, валялись возле крыльца. Однако замок явно никто не взламывал.

— Та-ак, — принялся внимательно осматри­вать дверь Петька. — Похоже, доски оторвали, но замок открыли ключом, а потом поставили язы­чок на предохранитель, чтобы он не захлопнулся.

— А вдруг там кто-нибудь есть? — с опаскою указала внутрь Настя.

— Кто его знает, — на всякий случай перешел на шепот Командор.

— Если закрыто на предохранитель, значит, тот, кто там был, находится где-то недалеко, — откликнулся Димка.

— Может, какие-нибудь дальние родственники Екатерины Филипповны решили привести дом в порядок? — предположила Настя.

— Не похоже, — покачал головой Командор. — По-моему, тут особенного порядка не наблюдается.

— Надо все-таки войти, — сказал Димка, однако сам почему-то в дом не торопился.

Ребята на всякий случай огляделись по сторо­нам. Небольшой участок зарос бузиной, крапивой и бурьяном. Ближайший дом находился на значи­тельном расстоянии. Следовательно, соседи вряд ли могли увидеть четверых друзей.

— И как она жила на таком отшибе, — недо­уменно проговорила Настя. — Одинокая женщи­на. По-моему, страшно. Особенно зимой.

— Люди и не к тому привыкают, — философ­ски изрек Димка. — Может, Екатерине Филипповне, наоборот, нравилось, что ее никто не тре­вожит.

— И еще, видать, кое-кому понравилось, — многозначительно произнес Петька. — Ладно. Пойдемте посмотрим.

И, набравшись смелости, он первым шагнул внутрь. Миновав сени, он вновь прислушался. Тихо. Петька потянул на себя еще одну дверь. Она отворилась с таким громким скрипом, что де­вочки вздрогнули. Но ничего страшного не про­изошло.

— Тут явно никого нет, — уверенно прошеп­тал Петька.

За дверью оказалась маленькая кухонька. На деревянных полках стояло несколько опутанных паутиной старых кастрюль и сковородок. Ниже, на крючках, висели половник, дуршлаг и еще кое-какая поварская утварь.

— Вот так и получается, — покачал головой Димка. — Жил человек, готовил, книги всем вы­давал, и нету человека.

— По-моему, наш Димочка заразился от Как-умиралы, — сказала Mania, однако и на нее забро­шенная кухня произвела гнетущее впечатление.

— Так. Пошли дальше, — скомандовал Петька.

Из кухни они попали в довольно простую ком­нату. В ней царил полумрак. Свет пробивался лишь сквозь щели в деревянных щитах, которыми были забиты окна. Когда глаза ребят привыкли к темноте, они разглядели обеденный стол, нахо­дившийся посреди комнаты.

— А на нем кто-то кастрюлю забыл, — подо­шел ближе к столу Петька.

Но это оказалась не просто кастрюля. Она стояла на примусе. Петька пощупал ладонью. Ка­стрюля была теплой. Командор поднял крышку. Внутри оказался суп.

— По-моему, из пакетика, — потянул носом Петька. — «Галлина Бланка». Ребята, — повер­нулся он к друзьям, — нам отсюда надо сматы­ваться.

— А смотрите, сколько тут следов, — указала на пол Настя.

Остальные взглянули. На припорошенном пылью полу виднелись следы больших ботинок. Кто-то совсем недавно расхаживал по всей комна­те. Теперь ребята заметили и другое: следы тяну­лись на кухню. Правда, там члены Тайного брат­ства успели и сами изрядно натоптать.

Перед тем как покинуть заброшенный дом, Петька подошел к узкой кровати, придвинутой вплотную к стене. Она была застелена каким-то тряпьем.

— Братцы, — прошептал мальчик. — Этот тип тут не только ел, но и спал.

— Бежим, — испугался Димка.

Тут на крыльце раздались шаги. Ребята, шмыг­нув в темный угол, с ужасом ждали, что последует дальше. Вот скрипнула дверь из сеней в кухню. Вошедший, немного потоптавшись, двинулся в комнату. Еще миг — и он показался в дверном проеме.

— Господи! Это вы? — с облегчением восклик­нул Петька.

Перед ребятами стоял капитан Шмельков.

— Это-то я, — нахмурился он. — А вы что тут делаете?

— Дверь была открыта, вот мы и вошли, — немедленно нашлась Маша. Впрочем, она сказала чистую правду: дверь и впрямь была почти от­крыта.

— Вот, раскудри тебя береза, — прибег к свое­му излюбленному выражению капитан. — А я как раз еду домой обедать, а тут дверь открыта. Ну и решил проверить.

— И совершенно правильно сделали, — под­хватил Петька. — Тут кто-то живет. Смотрите, кастрюля с супом горячая.

— И впрямь, — с изумлением прикоснулся к кастрюле Алексей Борисович. — Кого же это в халупу Филипповны занесло? Сюда с самых ее поминок никто даже и не заходил.

— Ну, может, какие-нибудь родственники? — спросил Петька.

— Были у нее родственники, да сплыли, — развел руками Шмельков. — Все до единого по­мерли.

— А внучатый племянник? — прикинулись, будто им ничего не известно, ребята.

— Натворил делов этот племянник, — с боль­шим осуждением проговорил Алексей Борисо­вич. — Через его криминальный поступок бабка и померла. Но и ему отлилось. Прибили соседи по камере во время одной из разборок.

— Прямо в камере и убили? — ужаснулась Настя.

— Не совсем, — уточнил Шмельков. — В ка­мере ранили, а в больнице помер. Вот теперь дом Филипповны и стоит никому не нужный, — ме­ланхолично добавил Шмельков. — Скоро совсем сгниет, рухнет и ничего не останется.

«По-моему, и Шмельков заразился от Какумиралы, — про себя отметила Маша. — Прямо какая-то эпидемия».

— Ладно, ребята. Нечего вам тут делать, — подтолкнул их к выходу капитан. — А за инфор­мацию спасибо. Я разберусь.

Члены Тайного братства кленового листа по­топтались в кухне. Уходить, естественно, не хоте­лось. Но Шмельков на сей раз оставался неумо­лим:

— Давайте, давайте не улицу, — поторопил он. — А то следы окончательно затопчете.

— Только вы нам потом расскажите, если чего обнаружится, — потребовал Димка.

— Расскажу, — кивнул капитан. — У нас же с вами взаимовыручка.

— В общем-то, да, — вяло откликнулись члены Тайного братства.

Всем четверым стало немного стыдно, что они так и не поделились своей версией с Алексеем Бо­рисовичем. Но в следующее мгновение каждый из ребят успокоил себя: сперва следует найти хоть какие-нибудь доказательства, а затем уж ставить в известность Шмелькова. Или не ставить, если преступника удастся найти самим.

Алексей Борисович распахнул дверь на крыль­цо. Из зарослей рядом с домом раздался громкий треск. В следующее мгновение оттуда выскочил человек. Метнувшись к забору, он одним прыжком одолел штакетник и кинулся куда-то в сторону.

— Стой! — рванул следом Шмельков.

Однако к тому моменту, когда он и ребята пере­лезли через забор, человека уже нигде не было видно.

— К станции побежал, — скороговоркой изрек капитан.

Члены Тайного братства и Алексей Борисович продолжали преследование. Однако когда, запы­хавшись, достигли Задоров, там никого похожего не оказалось. Правда, на Москву только что ушла электричка.

— Упустили, — махнул рукой капитан.

— Алексей Борисович, — обратились к нему ребята. — Вы хоть его разглядели?

— Где уж там было разглядывать, — пожал плечами Шмельков. — Сколько вы видели, столь­ко и я.

— Среднего роста и довольно щуплый, — с важным видом произнес Димка.

— Не уверен — покачал головой капитан. — Так, что-то мелькнуло, а уж какой рост или там телосложение, я не заметил.

— А вы не помните, — внимательно погляде­ла на него Настя, — каким был Геннадий?

— Да никаким. Обыкновенным, — коротко отвечал капитан. — Ни высокий, ни худой, ни толстый.

— Понятно, — с разочарованным видом сказа­ла Настя.

— Ладно, ребята, не знаю, как вы, а я обратно в Борки, — сообщил капитан. — Мне надо по-бы­строму перекусить, а потом снова в отделение. «Эх, — добавил он про себя, — а обед-то, наверное, совсем остыл».

— Тогда до свидания, Алексей Борисович, — отвечал ему Петька, — мы, пожалуй, тут немного

погуляем.

Шмельков удалился.

— Ну и что ты собираешься тут делать? — по­смотрели на Петьку друзья.

— Думаю, самое время нанести визит нашему «утопленнику», — объяснил тот. — Вдруг у него уже память прорезалась?

— Я бы на твоем месте так уж сильно не торо­пился, — заспорил Димка. — Надо сперва выяс­нить, унялась ли в «утопленнике» агрессия.

— Вот ты, Димочка, подойдешь к нему, и мы выясним, даст Ростислав тебе в глаз или нет, — тут же отреагировала на слова брата Маша.

Димка поежился.

— Не беспокойся, — успокоил его Петька. — Естественно, в глаз получить никому не хочется. Поэтому мы сперва выясним, как он себя чувст­вует, а уж потом нанесем визит.

— Именно это я и хотел посоветовать, — успо­коился Димка.

— Только с пустыми руками больного наве­щать неудобно, — сообразила Настя. — Давайте хоть цветов каких-нибудь купим на станции.

И она указала на базарчик, тянущийся вдоль платформы.

— Совсем, что ли? — покрутил пальцем возле виска Димка. — Чего на цветы-то тратиться? Со­берем букет в роще, и все дела.

— Точно, а еще купим Ростиславу шоколадку и еще что-нибудь вкусное, — была согласна с бра­том Маша.

— Логично, — одобрил такой план Петька. — Вкусному он наверняка обрадуется гораздо боль­ше, чем цветам.

— Учитывая, чем кормят в таких больни­цах, — добавил Димка.

Ребята порылись в карманах.

— Негусто, — пересчитал наличность Коман­дор. — Знавали мы с вами и лучшие времена.

— Потому я и говорю, что нам Тяпина премия совсем не помешает, — запел свое Димка.

— Может, и не помешает, но она нам скорее всего не светит, — трезво смотрела на вещи Ма­ша. — В лучшем случае, мы поможем Шмелькову найти картину.

— Там будет видно, что у нас получится, — сказал Петька и, еще раз пересчитав деньги, до­бавил: — На одну большую шоколадку хватит.

Зайдя в магазин, друзья приобрели длинную треугольную шоколадку «Тоблерон». Затем де­вочки нарвали в роще цветов.

— Очень поэтично, — поглядела на букет Маша. — Так сказать, пострадавшему архитекто­ру от сочувствующих жителей Красных Гор.

— Вот так мы и скажем ему, — кивнул Ко­мандор.

— Кстати, если бы не наш Тяпа, то Ростислава уже сейчас хоронили бы, — с таким видом отме­тил Димка, будто сам делал пострадавшему искус­ственное дыхание.

— Воображаю, как в таком случае радовалась бы наша Павиановна, — фыркнула Маша. И за­унывно-протяжным голосом произнесла: — Уто-опленники всегда та-ак тяжело-о умирают,

— Прекрати! — мигом одолел смех остальных.

—Действительно, — остановился у входа в больницу Дима. — Мы идем навещать человека с тяжелой психической травмой.

Друзья, напустив на себя очень торжественный вид, вошли в приемный покой.

— Вам кого? — тут же осведомилась сидев­шая сразу за дверью женщина в белом халате.

— Нам этого самого... — вдруг начисто забыл имя пострадавшего Димка. — Ну, который утоп.

Женщина с большим недоверием оглядела всю компанию.

— Уточните, когда и где утоп?

— Естественно, в нашем пруду, — раздражен­но проворчал Димка. — И вообще, у вас что, сто утопленников тут лечится.

— Утопленники не лечатся, — уточнила жен­щина. — Они в морге лежат.

— А наш, между прочим, именно лечится, — продолжал спорить Димка.

— Да ты что, издеваешься надо мной? — за­кричала дежурная.

— Нет, — отпихнув Димку в сторону, вмеша­лась Маша. — Мы действительно пришли наве­щать больного.

В качестве доказательства она продемонстри­ровала дежурной букет полевых цветов и шоко­ладку.

— Тогда назовите фамилию, — немного смяг­чилась женщина.

— Адаскин Ростислав Кузьмич, — сказал Петька.

— А вы сами-то кто ему будете? — по-прежне­му не торопилась пускать внутрь посетителей де­журная.

— Он рядом с нами тонул, — объяснила Настя.

— И вообще, как это понимать? — понесло вдруг Димку. — Мы человека на берегу нашли. А теперь нам даже его навестить нельзя. Где же справедливость?

— Не вы его нашли, — окинула ребят еще более подозрительным взглядом дежурная. — По­страдавшего первым обнаружил такой крупный мужчина из Красных Гор.

— Это мы знаем, — вновь была вынуждена от­пихнуть брата подальше от дежурной Маша. — Мы помогали Потапу Павловичу привести постра­давшего в чувство.

— Так бы сразу и говорили, — услыхав знако­мое имя, успокоилась дежурная. — Можете пройти в пятую палату. Только сперва я фамилии ваши запишу.

Члены Тайного братства назвали себя. Вернее, изобрели на ходу вымышленные имена и фами­лии. Близнецы сказали, что они Лиза и Вивиан Зейтунян-Белоус.

— И каких только имен родители не придума­ют, — тщательно занося в тетрадь «данные» Димы и Маши, пробормотала дежурная.

Впрочем, Петька подготовил ей еще больший сюрприз.

— Урхо Калево Какумирала, — невозмутимо представился он.

Дежурная оторопело уставилась на Петьку, а потом осведомилась:

— Это какой же ты, парень, национальности?

— Я-а фи-инн, — гордо изрек Командор.

— Финн? — удивленно переспросила дежур­ная. — Чего-то не очень похож.

— У него папа финн, а мама грузинка, — ми­гом нашлась Маша.

— Ну, чудят люди, — пожала плечами дежур­ная. Затем, строго взглянув на Петьку, распоря­дилась: — А ну, диктуй свои имена и фамилии по буквам.

Петька продиктовал. После этого настала оче­редь Насти. Та назвалась Таней Ковровой-Водкиной. Дежурная восприняла это с ледяным спокой­ствием. И даже обрадовалась.

— Хоть по-человечески родители назвали, — отметила она. — Не то что этого Калява-Малява, — покосилась она на Петьку. — Идите, — разрешила она. — Прямо по коридору. Потом налево. Пятая палата.

Оказавшись на безопасном расстоянии от де­журной, друзья наконец дали волю смеху.

— Ты в следующий раз хоть предупреждай, — с большим осуждением воззрился Димка на Петь­ку. — Я чуть не помер, когда услыхал, что ты у нас, оказывается, Какумирала.

— Уж не тебе говорить Вивиан-Павиан, — ткнул его пальцем в грудь Петька.

— А между прочим, — вдруг резко посерьезнел Димка, — мы забыли узнать у дежурной о состоя­нии здоровья больного.

— Вернись, Вивиан, и спроси, — посмотрела на него Маша.

— Сама иди, Лиза, — ответил брат.

Тут Урхо Калево Какумирала заметил молодо­го человека в не слишком чистом белом халате. Молодой человек, весело насвистывая, катил те­лежку с грязным бельем.

— Извините, пожалуйста, — обратился к нему мнимый финн. — Вы случайно не знаете, как себя чувствует Ростислав Кузьмич Адаскин из пятой палаты?

— А у нас все хорошо себя чувствуют, кто еще в морг не попал, — жизнеутверждающим тоном отозвался молодой человек и повез тележку дальше.

— Ну и лечебное заведение, — проворчал Дим­ка. — Не приведи Господь оказаться тут пациен­том.

— Перестань нагнетать, Вивиан, — строго взглянула на него сестра.

— Вот сейчас Ростислав тебе врежет, тогда по­смотрим, кто из нас нагнетает, — откликнулся Димка.

Тут они подошли к пятой палате.

— Давай-ка ты первая, — галантно пропустил сестру вперед Димка. — Все-таки у тебя цветы.

— О, Вивиан, какой ты трус, — нараспев про­декламировала Маша и первой вошла в палату.

Она оказалась отдельной. Больной, лежа под капельницей, дремал.

— Здравствуйте, — вкрадчивым голосом про­изнесла Маша.

— Мы к вам из Красных Гор, — хором подхва­тили остальные.

Пострадавший приоткрыл один глаз, потом другой. На лице у него забрезжила полуулыбка.

— А вы боялись, — победоносно изрекла Маша.

— Я не боялся, — глухо произнес больной.

— Да это я им, — указала на ребят Маша.

— Чего же они боялись? — задал новый во­прос больной.

— Ну, когда вас выловили из воды, — приня­лась сочинять на ходу Маша, — вы так плохо вы­глядели. Вот им и стало страшно вас навещать.

— Зато теперь, Ростислав Кузьмич, вы заме­чательно выглядите, — подхватила Настя.

— Молодцом он у нас, молодцом, — говоря на ходу, вбежала в палату медсестра. — И вы, ребята, молодцы. Не забываете нашего больного. А то все один да один. Вот сейчас мы тебе иголочку из веночки вытащим, и совсем хорошо станет.

С этими словами она вытащила из вены боль­ного иголку и, с грохотом отодвинув штатив, унес­ла с собой опустевшую капельницу.

— Это вам, — протянула Ростиславу Кузьми­чу букет полевых цветов Маша.

Больной, взяв цветы, какое-то время с расте­рянным видом вертел их в руках, затем небрежно бросил на тумбочку.

— Ну? — выжидающе уставился он на ребят.

— Да вот. Пришли навестить, — отозвался Петька.

— А-а, — безо всякого выражения протянул «утопленник» и надолго умолк.

— Вот скоро выпишитесь, — с наигранной бодростью проговорила Настя. — На улице так хорошо.

— Вода в пруду теплая, — ляпнул вдруг Димка.

Правда, почти тут же спохватившись, он умолк и протянул больному «Тоблерон».

— Это тоже вам от нас.

«Утопленник» словно бы машинально взял шоколадку. Тут глаза у него неожиданно нали­лись кровью. Ростислав Кузьмич приподнялся на кровати и с истошным воплем: «Убью!» — ткнул «Тоблероном» в живот Терминатора.

Димка от неожиданности и ужаса попятился и налетел на штатив от капельницы. Штатив с гро­хотом повалился на пол. Терминатор грохнулся на него, и они в мгновение ока превратились хоть и в причудливое, но единое и вполне неделимое целое.

— Убью! — вновь грозно прорычал Ростислав Кузьмич.

Направив острие шоколадки вниз, он устремил­ся к Терминатору. Тот в обнимку со штативом ка­тился по полу.

— Димка! Не трогайте Димку! — кинулась на­перерез «утопленнику» Маша.

Ростислав Кузьмич на мгновение замер, затем обратил исполненный ярости взор на Петьку.

— И тебя убью! — размахивая «Тоблероном», словно кинжалом, атаковал он нового врага.

Петька с ловкостью уворачивался. Многолет­ние занятия восточными единоборствами сейчас ему очень пригодились. Ростислав явно стал уста­вать. В это время Димка попробовал оторваться от штатива и подняться на ноги. В общем-то, можно сказать, что он даже вполне неплохо под­нялся. Но вместо него каким-то неведомым обра­зом тут же упала тумбочка.

Новые впечатления побудили «утопленника» немного отвлечься от Командора. Тем более что возле поверженной тумбочки он немедленно за­приметил совершенно ошеломленного Термина­тора. Видимо посчитав, что Димка и есть его враг номер один, Ростислав Кузьмич поудобней пере­хватил «Тоблерон» и изготовился нанести сокру­шительный удар противнику.

Но в этот момент дверь в палату распахнулась и внутрь вбежал Павел Потапович. В одной руке он держал огромный ананас, а в другой пластико­вую сумку, полную соков и прочих различных продуктов.

— А вот и я, мивый мой Гостисвав Кузьмич! Как мы сегодня себя чувствуем?

Ничего не замечая вокруг, действительный и почетный член множества академий мира понес­ся к кровати, возле которой стоял больной с зане­сенным в воздухе «Тоблероном».

— Вы вюбите ананасы, мивейший? — с этим вопросом Павел Потапович торжественно вручил экзотический фрукт Ростиславу Кузьмичу.

Тот, презрительно отбросив на кровать уже порядком подтаявший и обтрепанный в боях «Тоблерон», с хищным видом воззрился на ананас. Не успели присутствующие что-либо сообразить, как «утопленник» ухватился за пышное зеленое оперение ананаса и, исторгнув сакраментальное «Убью!», ударил экзотическим фруктом Павла Потаповича по голове.

Академик, совершенно ошеломленный таким развитием событий, отчаянно взвизгнул и, при­крываясь сумкой с продуктами, начал отступле­ние к двери. Димка, который в отличие от Павла Потаповича уже вполне освоился в суровой бое­вой обстановке, атаковал «утопленника» с тыла и повис у него на плечах. Петька подсек его спере­ди. «Утопленник» полетел на пол и отчасти на Командора. Димка приземлился сверху на Рости­слава Кузьмича. Тот в падении выпустил из рук ананас. Ананас, пролетев со свистом возле самого уха Павла Потаповича, ударился в пышный бюст медсестры, которая как раз поспешила на шум в палату.

Не успела еще медсестра осмыслить это проис­шествие» как ее сбил с ног продолжавший пани­ческое отступление Павел Потапович. Оба вскрик­нули и оказались на полу. Сумка тоже упала. Пачка с соком лопнула. По полу расползлась вишневая лужа.

— В чем дело? Что здесь происходит? — раздался громкий голос. На пороге застыл строгий мужчина в белом халате.

— Убью! — и вырвавшись из цепких объятий двух мальчиков, Ростислав Кузьмич устремился прямиком на вновь прибывшего.

— Ананас! Ананас ему не давайте! — истошно вопили девочки.

Неизвестно, сколькими еще жертвами оберну­лась бы эта новая атака, не попадись под ноги «утопленнику» баночка с йогуртом. Поскользнув­шись на ней, Ростислав Кузьмич упал. Тут подо­спели два санитара. Один из них уже был знаком ребятам.

— А говорили, что он хорошо себя чувствует, — с упреком обратился к нему Димка.

— А что, по-твоему, плохо? — облачая Рости­слава Кузьмича в смирительную рубашку, сказал санитар. — Вон какой бодренький.

— Быстро ему успокаивающий укол! — ско­мандовал врач медсестре.

— Вот, бвин, навестив бовьного! — потирая одной рукой ушибленную ананасом голову, а дру­гой тоже ушибленное при падении место пониже спины, воскликнул почтенный Павел Потапович. — А вы как, моя мивая? — игриво подмигнул он медсестре. — Не свишком я вас зашиб?

— Мы привычные, — неожиданным басом из­рекла медсестра. — А ну, не рыпаться мне! — прикрикнула она на «утопленника» и мигом вка­тила ему успокаивающий укол.

Ростислав Кузьмич почти тут же пробормотал:

— Спать хочу.

Затем он с таким невинным видом вытянулся на кровати, словно виновником недавнего перепо­лоха был кто-то другой.

— А вы чего к нему явились? — строго по­смотрел врач на посетителей. — Неужели неясно, что человек не в себе. Шоковое состояние еще не прошло.

— Пгавивьно Тяпочка вевев повожить Гостисвава Кузьмича в отдевьную павату, — прокартавил почтенный академик. — Иначе бы он вам тут всех бовьных пегебив.

— А чья кровь? — с беспокойством поглядел на красную лужу врач.

— Это не кровь, а сок, — откликнулся Павел Потапович. — Вишня. Между пгочим, очень по-везно.

— Я, конечно, вам и вашему сыну очень бла­годарен, — вежливо отвечал ему врач. — И сумму на благоустройство нашей больницы Потап Пав­лович пожертвовал. Но все-таки очень прошу: не навещайте пока Ростислава Кузьмича.

— Но ведь мне интегесно, когда у него пгогежется память, — с капризным видом заявил Павел Потапович.

— Вам интересно, — пробасила медсестра, — а он вас так долбануть может, что потом и не вста­нете.

— Меня уже долбанул, — пожаловался стро­гий врач.

Только тут присутствующие заметили, что у него под левым глазом тщательно припудрен си­няк.

— В общем, когда будет можно его посещать, я вам позвоню, — пообещал Павлу Потаповичу врач. — А кстати, этих кто пропустил? — повер­нулся он к членам Тайного братства.

Петька принялся лихорадочно соображать, что бы такое ответить, когда в палату вбежала дежур­ная с тетрадкой в руках.

— Лев Варфоломеевич! — обратилась она к врачу. — Что они тут натворили?

— Ты лучше скажи, Ермиловна, — смерил ее суровым взглядом тот, — зачем в пятую палату пропустила. Ведь и я не велел. И милиция не ре­комендовала.

— Так они ж говорят, делегация. С Красных Гор, — развела руками Ермиловна. — И, между прочим, я действовала по инструкции. Имена и фамилии записала. Вот поглядите сами.

Она протянула врачу раскрытую тетрадь. Тот посмотрел. Глаза у него медленно полезли на лоб.

— Урхо Калево Ка... ка... ку... ка... — совер­шенно запутался он в каракулях Ермиловны. — Что вы тут понаписали?

Четверо друзей притаились. Не подсказывать же свои вымышленные имена и фамилии при Павле Потаповиче.

— Какумирала, — тем временем разобрался в каракулях врач. — Что-о? — вновь округлились глаза у него. — Отец финн, мать грузинка? Это который из вас? — поглядел он на ребят.

— Вот этот. Широкий, — услужливо ткнула пальцем Ермиловна в сторону Петьки.

— Этот? — зашелся от булькающего смеха Павел Потапович. — Финн? В таком свучае, я ки­таец. Это Петька. Внук моего покойного дгуга, котогый тоже быв Петькой. А отца этого юноши зовут Вавегкой.

— Сумасшедший дом, — подвел итог врач. — Финн. Китаец. Два Петьки... Выходит, вы знаете этих ребят? — обратился он к Павлу Потаповичу.

— Как обвупвенных. Хогошие гебятишки. Я в их возгасте быв гогаздо хуже. Да и потом тоже давав, так сказать, стгане уговька, — не без гор­дости сообщил почтенный академик.

— Вы что, шахтер? — совсем обалдел врач.

— Нет, я физик, — внес ясность Павел Пота­пович. — Но всегда, знаете, бгавым быв пагнем, — вновь подмигнув медсестре, добавил он.

Тут больной, приоткрыв один глаз, с вожделе­нием прошептал:

— Убью!

— Вот что, забирайте этих ребят с собой, — велел врач. — Сами и разберетесь, какие они там у вас Урхо Калево. А мне лично одного Ростисла­ва Кузьмича вот так хватит! — и он провел реб­ром ладони по подбородку. — Ермиловна, прово­ди посетителей.

Ребята и Павел Потапович под бурное ворча­ние дежурной «Ходят тут всякие, а потом невесть что творится!» покинули гостеприимное лечебное заведение.

— Ни фига себе, навестиви бовьного, — поде­лился с ребятами Павел Потапович и снова потер ушибленную ананасом голову.

— Да уж, — мрачно откликнулся Димка.

— А вдруг он таким и раньше был, — предпо­ложила Маша. — Тогда я не удивлюсь, что его кто-то утопить пытался.

— Но Шмевьков наводив спгавки, — возразил Павел Потапович. — Все в поселке агхитектогов говогят, что Гостисвав Кузьмич очень интевви-гентный чевовек.

— Сейчас он скорее тянет на звание маньяка-убийцы, — покачал головой Димка.

— Будем надеяться, что у него это пгойдет, — со свойственным ему оптимизмом заявил Павел Потапович. — Но вообще-то у меня к вам пгось-ба, — вдруг перешел он на доверительный тон. — Не говогите, пожавуйста, никому, что свучивось в бовьнице. А то, есви Женечка узнает, как он шагахнув меня по башке, мне бовыне в бвижай-шее вгемя из дома не выйти.

— Не скажем, Павел Потапович, — пообещал Петька.

— А вы нашим предкам про нас не рассказы­вайте, — немедленно потребовал Димка.

— Пго отца финна и мать ггузинку? — ухмыль­нулся почтенный академик.

— И про то, что мы в больнице были, тоже, — быстро добавила Маша.

— Запомните, — торжественно объявил дейст­вительный и почетный член множества акаде­мий. — Павев Потапович — это могива. Никто ничего не узнает.

Заключив обоюдное соглашение, стороны по­спешили в поселок, ибо наступило время обеда. Когда Павел Потапович свернул на свою улицу, Димка самым что ни на есть мрачным голосом изрек:

— Больше я к этому типу в больницу не пойду.

— Успокойся, — с усмешкой отвечал Петь­ка. — Нас больше туда никто и не пустит.

— Даже если и пустят, не пойду, — продолжал Терминатор. — Пусть лучше мы это рассле­дование не доведем до конца.

— Ну уж нет! Доведем! — азартно воскликну­ла Настя.

— А как же, Димочка, премия? — иронично улыбнулась Маша.

— Зачем мне премия, если меня этот тип убьет, — отозвался Димка.

— А Тяпочка наградит тебя посмертно, — продолжала подтрунивать над ним сестра.

— Не хочу посмертно, — огрызнулся брат.

— Черствый ты человек, — покачала голо­вой Маша. — А как наша Павиановна обрадова­лась бы.

— Она бы рассказывала, как ты умира-ал.от рук маньяка-уби-ийцы, — подхватил Петька. — А если серьезно, — вдруг резко оставил он шуточ­ки, — то я, по-моему, знаю, кого мы видели возле дома старой библиотекарши.

— Кого? — разом уставились на него осталь­ные.

— Призрака с того света, — медленно произнес Командор. — А вернее, Геннадия, который якобы умер в тюрьме.

Глава VII НОВЫЙ ПЛАН КОМАНДОРА

- Тебе ведь Шмельков русским языком сказал, что Геннадия нет в живых, — отозвался Димка. — Не все, что сказано русским языком, соот­ветствует истине, — с загадочным видом продолжал Командор. — Мы с вами тоже многое гово­рим.

— Но из этого, например, не следует, что наш Петька и впрямь Урхо Калево Какумирала! — звонко расхохоталась Настя.

— Вот именно, — поддержал ее тот.

— Ты хочешь сказать, что Шмельков нам на­врал? — медленно произнес Димка. — Ну да, ко­нечно! — Вдруг охватило его возмущение. — По­чувствовал, что мы на верном пути, и решил нас запутать.

— По-моему, у нашего Димочки на почве Тя-пиной премии развивается мания преследова­ния, — фыркнула Маша.

— Ты просто не понимаешь, — нахмурился брат. — Где деньги, там почти всегда подлость.

— А я как раз думаю, что Шмельков ничего нам не врал, — покачал головою Петька.

— Тебя не поймешь, — откликнулся Дим­ка. — То сам говоришь, что Геннадий не помер, то у тебя получается, что Шмельков нам правду сказал.

— Неужели не понимаешь? — ответил Петь­ка. — Шмельков сказал то, что сам знает. Ему из официальных источников сообщили о смерти Геннадия. А Геннадий, на самом деле, мог слу­чайно кого-нибудь там, в тюремной больнице, подкупить. Например, главного врача. Вот на него и выписали свидетельство о смерти. А он себе смылся и теперь под какой-нибудь совершенно другой фамилией гуляет на воле.

— Между прочим, я о таких историях слыша­ла, — вмешалась Настя.

— Таких историй пруд пруди, — продолжал Петька. — Это самая удобная форма побега. Пре­ступника никто потом не ищет, потому что его вроде как бы и нету...

— Иными словами, — подхватила Маша, — преступник как бы выходит на волю с чистой со­вестью и начинает новую жизнь под фальшивой фамилией.

— Вернее, новые преступления, — мрачно изрек Димка.

— Вот, по-моему, наш дорогой Геннадий точно так и поступил, — сказала Настя.

— Но если он теперь скрывается под вымыш­ленными именем и фамилией, то зачем, скажите на милость, он влез в дом к покойной двоюродной бабке? Да еще там ночевал, — не укладывалось в

голове у Димы.

— А вдруг у него там тоже был какой-нибудь тайник? — предположила Настя.

—Или тайник, или просто решил по какой-то причине день-другой там отсидеться, — ответил Петька.

— Очень умно отсиживаться в том месте, где тебя большинство людей знает и помнит, — по-прежнему сомневался Димка.

— Вот это ты зря, — покачал головой Петь­ка. — Сами ведь видели: дом на отшибе. Он туда пришел. Пару дней отсиделся. Если у него там был еще один тайник, взял оттуда свои сокрови­ща. Ну, а потом убрался восвояси. Ведь если бы мы с вами не оставили входную дверь нараспаш­ку, то и Шмелькову ничего бы не показалось по­дозрительным.

— Выходит, мы по собственной глупости спугнули Геннадия? — послышалось сожаление в го­лосе Насти.

— Что делать, — развел руками Командор. — Всего заранее не предусмотришь.

— Упустили единственный шанс! — горестно воскликнула Настя. — Ведь если он тут сидел, значит, с ним были сокровища и картина. А те­перь где их искать?

— Глупо, конечно, получилось, — подтвердил Командор. — Но отчаиваться, по-моему, рано.

— Будешь теперь Геннадия по всей стране ра­зыскивать? — спросила Маша. — Он ведь, пока мы тут болтаем, уже вообще за границу мог улететь.

— Если за границу, то мы, конечно, проигра­ли, — снова развел руками Петька. — Но будем надеяться, что наш Геннадий патриот. И постара­ется реализовать украденные ценности в преде­лах России, а точнее, в Москве или Московской области.

— Но мы даже и в этом случае его не най­дем, — покачал головой Димка. — Ты же сам го­воришь, что он теперь скорее всего скрывается под чужим именем и чужой фамилией и...

— Не суетись, — перебил старого друга Петь­ка. — У нас еще остался «утопленник». Может, их с Геннадием что-то связывает.

— Даже если и связывает, — поежился Димка при одном лишь упоминании об агрессивном Ростиславе, — то нам-то какая польза? Этот «утоп­ленник» все забыл, кроме слова «убью».

— Зато уж это слово он хорошо помнит, — подхватила Маша.

— И старается, чтобы оно у него не расходи­лось с делом, — добавила Настя.

— Ребята! — вдруг появилась перед ними Ни­ночка. — Вы знаете, я тут нашла... Вы как раз про Геннадия меня спрашивали... Ну, как он вы­глядит. Так я две его фотографии случайно обна­ружила в библиотеке. Он на них снят вместе с Екатериной Филипповной. Уж не знаю, зачем это вам понадобилось, но, если хотите, можете взгля­нуть.

— Конечно, хотим, — мигом откликнулся Петька.

И вместо того чтобы поспешить на обед, члены Тайного братства кленового листа в полном соста­ве направились в библиотеку.

Фотографии оказались старые, черно-белые. На одной из них Геннадий стоял на заднем плане, и лица почти не было видно. Зато на другом сним­ке фотограф запечатлел его в полный рост.

— Ниночка, можно мы возьмем на денек? — попросил именно эту фотографию Командор.

— Бери, что с тобой сделаешь, — разрешила библиотекарша.

Петька бережно положил снимок в карман. Тут взгляд Маши упал на часы.

— Кошмар! — запричитала она. — Мы уже пятнадцать минут назад должны были быть дома! Сейчас бабушка и Какумирала скальпы с нас сни­мут!

Близнецы понеслись домой. Петька и Настя последовали их примеру. Уже сворачивая в свои ворота, Командор крикнул:

— После обеда собираемся в шалаше! У меня возник план!

Прибежав домой, близнецы застали бабушку и Какумиралу за столом.

— Извините, не дождались, — с убийственной иронией произнесла Анна Константиновна.

— Мы задержались, — объяснил Димка.

— Об этом я как-то догадалась, — усмехну­лась бабушка. — Я просто устала взывать к вашей совести.

— О-очень нехорошо-о, — с постным видом протянула Елизавета Вивиановна, — вот умре-ет ваша бабушка...

— Типун тебе на язык, Лиза! — перебила Анна Константиновна. — Я сначала должна написать мемуары. А у меня еще с ними работы непочатый край. И вообще, что ты заладила: «Вот умрет, как умирала...»

Близнецы не сдержались и разом прыснули.

— Я вроде бы не сказала ничего смешного! — немедленно возмутилась Анна Константиновна.

— Да это мы так, — сказала Маша. — Не об­ращай внимания.

— Нет, не так! — охватил праведный гнев по­жилую ученую даму. — Мне кажется, что весь мир сговорился против меня. Внуки постоянно опаз­дывают! Несчастная старуха Коврова-Водкина ис­терзала меня своими звонками по телефону... Кста­ти! — воскликнула Анна Константиновна. — Вы, наверное, еще не знаете самой последней новости.

— Неужели картину нашли? — разом встре­пенулись близнецы.

— Ах, да при чем тут это! — поморщилась по­жилая ученая дама. — Я совсем о другом. Не­счастная полубезумная Наташа Коврова-Водкина сегодня приступила к собственным мемуарам!

— Ну, это мы знаем, — с полным равнодуши­ем восприняли бабушкино сообщение близнецы.

— Откуда? — была порядком удивлена та.

— В библиотеке встретили Коврову-Водки­ну, — ответил Димка.

— И между прочим, под ручку с ее соседом, — добавила Маша.

— У этого человека просто ангельское терпе­ние, — тут же отметила Анна Константиновна.

— Такие мужчины обычно до-олго не живу-ут, — внесла свою лепту в беседу Елизавета Виви­ановна.

Анна Константиновна с неудовольствием поко­силась на гостью. Близнецы поняли, что бабушка уже на пределе от многодневных похоронных раз­говоров.

— По-моему, Павиановне у нас жить осталось недолго, — прошептала Маша на ухо брату.

— Точно, — кивнул тот. — Бабка вот-вот взо­рвется.

— Вы меня совсем не слушаете! — повысила голос Анна Константиновна.

— Наоборот, слушаем, — откликнулась Ма­ша. — Я только не понимаю, чего Ковровой-Водкиной от тебя-то нужно? Сидела бы да писала свои м<