В Нобе. Возвращение Иуды из Кериофа

9 ноября 1946

«Да, Учитель! Иуда из Кериофа здесь уже много дней. Он пришел в один из Субботних вечеров. Он выглядел усталым и истощенным. Он сказал, что потерял Тебя на улицах, и что ему пришлось бегать в поисках Тебя по разным домам, в которых Ты обычно бываешь. Он приходит сюда каждый вечер. Скоро он будет здесь. Он уходит утром и говорит, что ходит по ближайшим деревням, проповедуя Тебя».

«Ладно, Элиза… И ты ему веришь?»

«Учитель, Ты знаешь, что я не люблю этого человека. Если бы мои дети были подобны ему, я бы попросила Всевышнего забрать из этого мира. Нет, я не верю его словам. Но ради Тебя я храню свое мнение при себе… И я отношусь к нему по-матерински. По крайней мере, мне удалось заставить его возвращаться сюда каждый вечер».

«Ты хорошо сделала». Иисус пристально смотрит на нее и затем внезапно спрашивает: «Где Анастасика?» Элиза покраснела, ее пожилое лицо стало пурпурно-красным, но она искренне отвечает: «В Бетзуре».

«И в этом случае ты правильно поступила. И, пожалуйста, жалей этого человека».

«Именно потому, что мне жаль его, я хочу потушить огонь прежде, чем он распространится, вызвав скандал, или, по крайней мере, испугает женщину».

«Да благословит тебя Бог, о, праведная женщина…»

2. «Ты действительно страдаешь, Учитель?»

«Да, страдаю. Это верно. Я могу сказать это матери».

«Ты можешь сказать это матери… Если бы Ты не был Иисусом, Господь, я бы хотела, чтобы Ты положил Свою усталую голову на мое плечо, а я бы прижала Твое страдающее сердце к своему. Но Ты так свят, что ни одна женщина, кроме Твоей Матери, не может коснуться Тебя…»

«Элиза, добрая подруга Моей Матери и добрая мать, твоего Господа скоро коснутся гораздо менее святые руки, чем твои, и Его поцелуют… О!... А после этого, другие руки… Элиза, если тебе будет позволено коснуться Святого Святых, с каким духом бы ты это сделала? Возможно ли, что ты воздержалась бы, если голос Божий в облаках фимиама попросил бы тебя о любви, чтобы, в конце концов, получить ласку любви, подвергнувшись при этом упрекам столь многих людей, не любящих Его?»

«Мой Господь! Если бы Бог попросил меня, я бы пошла на коленях, чтобы покрыть святое место поцелуями, чтобы Бог мог быть удовлетворен и утешен моей любовью!»

«Тогда, Элиза, добрая подруга Моей Матери, добрая верная ученица твоего печального Спасителя, позволь Мне положить Мою голову на твое сердце, ибо Мое сердце мучается, испытывая смертельные боли».

И Иисус, сидя около стоящей Элизы, действительно прижал Свой лоб к груди пожилой ученицы, и молчаливые слезы заструились по темному платью женщины, которая не смогла удержаться и не положить руку на голову, склонившуюся на ее грудь, и затем, почувствовав как слезы падают на ее обнаженные, обутые в сандалии ноги, она склоняется, чтобы слегка поцеловать голову Иисуса, и молча плачет, подняв свои глаза к небу в молчаливой молитве. Она выглядит как пожилая Мать Скорбей. Она не говорит и не двигается. Но ее поза настолько материнская, что невозможно ей быть ею в еще большей степени.

Иисус поднимает Свою голову и смотрит на нее. Он слегка улыбается и говорит: «Да благословит тебя Бог за твое сострадание. О! Мать действительно необходима, когда печаль подавляет силу мужчины!»

3. Он встает, Вновь смотрит на Свою ученицу и говорит: «Каждое мгновение этого часа нужно сохранить для себя. Я пришел раньше других Сам именно ради этого».

«Да, Учитель. Но Ты не можешь оставаться один. Пусть придет Твоя Мать».

«Она будет со Мной в течении двух месяцев…» - и Он собирался сказать что-то еще, когда громкий голос Иуды из Кериофа, всегда несколько наглый и ироничный, зазвучал на нижнем этаже на кухне: «Ты до сих пор занимаешься резьбой, старик? Так холодно! И здесь нет огня. Я голоден. И здесь нет готовой пищи. Возможно, Элиза спит? Она хочет все делать сама. Но старые люди медлительны и их память слаба. Я говорю! А ты не говоришь? Ты абсолютно глух в этот вечер?»

«Нет, но я позволяю тебе говорить, потому что ты апостол и неблагоприятно мне упрекать тебя», - отвечает старик.

«Упрекать меня? Почему?»

«Исследуй себя и ты узнаешь почему».

«Моя совесть не подает голоса…»

«Что означает, что она искажена, или, что ты искалечил ее».

«Ха! Ха! Ха!» - и Иуда, должно быть, вышел из кухни, потому что сперва с шумом захлопнулась дверь, а затем на лестнице послышались шаги.

«Я иду вниз, чтобы приготовить еду, Учитель».

«Иди, Элиза».

«Элиза покидает комнату на верхнем этаже и тотчас же встречает Иуду, который собирается вступить на террасу.

«Я замерз и голоден».

«И ничего больше? Ну, парень, ты все еще имеешь очень мало».

«Что еще я мог бы иметь?»

«Э! Так много чего!...» Голос Элизы удаляется.

«Все они старые глупцы. Тьфу!»

4. Он толкает дверь и оказывается перед Иисусом. Он так удивлен, что отступает на одну ступеньку, затем овладевает собой и говорит: «Учитель!! Мир Тебе!»

«Мир тебе, Иуда». Иисус принимает поцелуй от апостола, но не возвращает его. «Учитель. Ты… Ты не поцелуешь меня?» Иисус смотрит на него и молчит.

«Это верно. Я совершил ошибку. И отказ от поцелуя мне это наименьшее, что Ты можешь сделать. Но не суди меня слишком сурово. В тот день я был схвачен людьми, которые… не любят Тебя, и я спорил с ними с ними, пока не охрип. Позже… Я сказал: “Интересно, куда Он ушел?”, и я вернулся сюда, ждать Тебя. Это ведь Твой дом сейчас?»

«Пока они позволяют Мне».

«Ты не будешь испытывать ко мне неприязнь из-за этого!»

«Нет. Я только хочу, чтобы ты обдумал пример, который ты подаешь другим».

«Э! Я уже слышу их слова. Но у меня есть причины, которые оправдают меня перед ними. Я даже не говорю о них Тебе, потому что знаю, что Ты уже простил меня».

«Я уже простил тебя. Это верно».

Можно было бы ожидать, что Иуда сделает жест смирения, любви за такую большую доброту. Он же, напротив, делает жест, который совершенно противоположен – жест гнева, в то время как он восклицает: «Неужели нет возможности увидеть, как Ты теряешь Свое самообладание?! Что Ты за мужчина?»

Иисус молчит. И Иуда, стоя, смотрит на Иисуса, сидящего с опущенной головой. А Иуда качает своей головой со злой улыбкой на губах. И инцидент исчерпан, насколько он касается его. Он начинает говорить о тех или иных предметах, как если бы он был благонравным апостолом.

5. Опускается ночь. Шум на дороге стихает. «Давай спустимся», - говорит Иисус.

Они входят на кухню, где горит яркий огонь и зажжен трех-пламенный светильник. Иисус, усталый, садится рядом с очагом и, кажется, дремлет в тепле…

Раздается стук в дверь. Старик открывает ее. Это апостолы. Петр, вошедший первым, видит Иуду и решительно набрасывается на него, спрашивая: «Ты можешь сказать нам, где ты был?»

«Здесь. Именно здесь. Было бы глупо бегать туда и сюда за людьми, которые исчезли. Я пришел сюда, так как был уверен, что вы сюда вернетесь».

«Прекрасная манера поведения!»

«Учитель не упрекнул меня за это. Во всяком случае, вам лучше узнать, что я не зря потратил свое время. Я проповедовал Благую Весть каждый день, а также творил чудеса, и это хорошо».

«А кто уполномочил тебя делать это?» - сурово спрашивает Варфоломей.

«Никто. Ни ты, ни кто-нибудь еще. Для этого достаточно быть… Короче: люди удивлены, они ворчат и смеются над нами, апостолами, которые ничего не делают. И поскольку я знаю, я действовал от имени всех. И я сделал больше, чем это. Я пошел повидаться с Хелкией и доказал ему что человек не поступает плохо, когда он свят. Там были многие, и я убедил их. Вы увидите, что они больше не будут беспокоить нас. И сейчас я счастлив».

Апостолы смотрят друг на друга. Они смотрят на Иисуса. Его лицо непроницаемо. Оно кажется покрытым такой завесой усталости, которая является единственным видимым его выражением.

«Но ты мог бы сделать это по разрешению Учителя», - замечает Иаков Алфеев. «Мы беспокоились о тебе все это время».

«О! Хорошо! Теперь вам больше не нужно беспокоиться. Он никогда не дал бы мне разрешения. Он… слишком сильно защищает нас. Настолько сильно, что люди шепчутся, что Он завидует нам, что Он боится, что мы можем сделать больше, чем делает Он, а также Что мы наказаны Им. У людей язвительные языки. Истина, напротив, состоит в том, что Он любит нас больше, чем зеницу Своего ока. Не правда ли, Учитель? Он боится, что мы можем оказаться беззащитными перед опасностью, или мы можем произвести… плохое впечатление. И мы тоже, в душе думаем, что мы были наказаны и что Он завидует…»

«Определенно нет! Я никогда так не думал!» - говорит Фома, прерывая его И остальные вторят ему, за исключением Фаддея, который вглядывается своими искренними прекрасными глазами в прекрасные, но уклончивые глаза Иуды и говорит: «И как же ты оказался способным творить чудеса? Во чье имя?»

«Что? Во чье имя? Но разве ты не помнишь,, что Он дал нам эту силу? Он нас лишил ее? Нет, я это знаю. Следовательно…»

«Следовательно, я бы никогда не взял на себя смелость делать что-нибудь без Его согласия и приказа».

«Хорошо, я хотел это сделать. Я боялся что, может быть, не способен. Но я сделал и я счастлив!», - он прерывает дискуссию, выйдя в темный огород.

Апостолы вновь смотрят друг на друга. Они шокированы такой большой наглостью. Но не один не решается сказать что-нибудь, что могло бы еще больше опечалить их Учителя, так как Он, кажется, ужасно страдает. Они избавляются от своих сумок, которые Иоанн, Андрей и Фома поднимают на верхний этаж А Варфоломей, нагнувшись, чтобы поднять сухую ветку, выпавшую из вязанки, шепчет Петру: «Бог запретил ему получать помощь от демона!»

Петр делает жест рукой, как если бы хотел сказать: «Боже милостивый!», но не говорит ни слова. Он подходит к Иисусу и, положив руку на Его плечи, спрашивает у Него: «Ты так устал?»

«Да, Симон, Я устал».

«Все готово, Учитель. Подойди к столу. Или… Оставайся там, у очага. Я принесу Тебе немного молока и хлеб», - говорит Элиза. Действительно, она кладет большую миску молока, от которого идет пар, и немного хлеба, намазанного медом, на поднос и несет его Иисусу. Она ждет пока Он, стоя, предлагает пищу. Затем она присела на пол, как добрая старая мать, чрезвычайно желая утешить Его, улыбаясь Ему, и побуждая есть. И когда Иисус с любовью упрекнул ее за намазанный медом хлеб, она отвечает: «Я бы дала Тебе Мою кровь, чтобы укрепить Тебя, мой Учитель! Это скудный мед из моего огорода в Бетзуре, и он может укрепить только Твое тело. Но мое сердце…»

Остальные едят у стола, со здоровым аппетитом людей, прошедших долгий путь. И Иуда, миролюбиво, почти высокомерно, ест вместе с ними и, единственный, продолжает говорить…

Он еще говорил, когда Иисус приказал: «Пусть каждый из вас пойдет в дом, оказавший вам гостеприимство. Идите. Да пребудет с вами мир».

 Иуда, Варфоломей, Петр и Андрей остаются с Ним. И Иисус приказывает им пойти и сразу лечь спать. Он смертельно устал, так устал, что не может больше говорить или слышать человеческую речь, и я думаю, что Он не в состоянии выносить усилий контроля за Собой в том, что касается Иуды из Кериофа.