Я читал, что вам предлагали записать альбом во Франции. Было такое?

Была идея перепеть наши песни на французском языке, да. Несколько песен сделали, но «в никуда» работать не хотелось – а это не получило какого‑то дальнейшего развития и поддержки. Если говорить коммерческим языком, любой музыкальный материал – это так или иначе товар, а в бизнесе мало произвести что‑то, нужно это еще продать. Нужен был момент, он не случился. Французский шоу‑бизнес – это такая сложная и закрытая история, просто так к ним прийти не получилось бы. Единственное – обидно, что были очень хорошие переводы. Показывала их своим франкоязычным знакомым, они прямо говорили – вау! Для них это была поэзия: «О, так круто, что же вы дальше не пошли?». Я говорю: «Ну слушайте, что‑то как‑то не срослось, не нашел нас Михаэль Крету»[85] (смеется).

 

Почему «Гости» закончились?

У каждого процесса в этом мире есть начало и финал, это закономерно. Если нет ни поводов, ни причин его поддерживать, то процесс обычно приходит к логическому завершению. Так для меня было с «Гостями». Очень трудно поддерживать коллектив, когда его участники идут в разном направлении. До того как группа перестала существовать, два года я ездила на гастроли одна.

 

Фактически уже сольно.

По сути да! То есть я хотела делать музыку в группе – а Юре, кажется, уже это не было так интересно. Он занимался чем угодно, но только не нами: для него это была коммерческая тележка, которая спокойно ехала. Наши акустические концерты, сольники во МХАТе – это все была моя идея. Для меня важно было двигаться, жить, что‑то делать дальше в этой вот музыкальной истории, но я понимала, что больше так не могу. Зачем поддерживать иллюзию коллектива, который не существует? Я понимала, что я ухожу в никуда, в открытый космос. Вот это было худшее чувство.

 

Вы делали попытку воссоединиться на 20‑летие MTV. Что это было?

(Громко смеется.) Вот мы тоже потом задавали себе именно этот вопрос: «Блядь, что это было?». Наше так называемое воссоединение должно было стать абсолютно эксклюзивной историей! Легендарный коллектив выступит на юбилее легендарного канала. Нам пообещали космическое выступление. А на самом деле более непрофессионального, на коленке срубленного мероприятия я в своей жизни не припомню. Карета превратилась в тыкву еще до начала этого «праздника».

По‑хорошему, нам с Юрой вообще не надо было подниматься на эту сцену, обоснованно включить звезд и уйти. Но мы были в таком шоке, что эта полезная мысль нам в голову не пришла. Нет смысла расписывать здесь детали всей организационной кухни, но в таких случаях крайними всегда остаются артисты. Для меня это была настоящая психотравма. Реально, у меня просто депрессия потом была, это высосало из меня всю энергию. Знаешь, бывают такие моменты, когда ты не готов. Повернулся: «Разрешите прикурить?» – раз, и тебе под дых прилетает. Вот так и тут: думаешь, что будет крутое шоу, а получается мазафакиншит…

Вся эта история в целом не могла поспособствовать какому‑то новому и прекрасному витку наших с Юрой творческих отношений. Магия в данном случае случиться не могла – и не случилась. Но не надо ни о чем жалеть. Каждый из нас продолжает жить и творить в своей отдельной вселенной.

 

Интервью: Сергей Мудрик (2020)

 

 

Русский размер

Ангел дня

 

Остросюжетный и остросоциальный клип на «Ангела дня» – клубная ссора, байкерская драка с цепями в руках, передозировка – это фактически «Одинокая луна» курильщика. Песня, в общем, тоже. Петербургский проект «Русский размер» в течение 1990‑х успел перепробовать многое: они выступали в одной программе с классиком шестидесятнической эстрады Эдуардом Хилем, озвучивали комические куплеты Профессора Лебединского (еще одним важным участником юмористической концессии был молодой радиоведущий Дмитрий Нагиев), а потом переключились на клубную музыку и незадолго до «Ангела» исполнили замечательную рейв‑балладу «Вот так». «Ангел дня» – это сумерки дискотеки: сирены, кислотные синтезаторы, бухающий бас‑барабан – и текст о школьниках, которые перед вечеринкой запасаются презервативами и покупают героин. При всем богатстве российской клубной музыки 1990‑х именно эта песня зафиксировала то, как смотрит на нее официальная культура даже сейчас: сюжет, изложенный «Русским размером», легко представить себе в разоблачительном ролике на каком‑нибудь «РЕН ТВ».

 

Дмитрий Копотилов

вокалист, аранжировщик, автор текста

Мы изначально пытались сделать современные ритмы, но с русским уклоном. Потом, правда, пошло по‑другому, без народных прибамбасов. Над имиджем мы всегда работали сами, никаких руководителей у нас не было. Первые костюмы, в которых мы вышли на сцену, – комбинезоны космического типа – придумал я. Потом мы сменили их на кожаные косухи и мотоботинки с железными носами. Потом я решил бриться налысо и, чтобы никого особенно не шокировать, оставил на затылке какие‑то иероглифы. Очки тоже как‑то прилепились ко мне. Тем, в которых я сейчас работаю, уже лет десять: покоцанные, поцарапанные; в них уже видно плохо, но они мне очень нравятся.

К тому времени, когда был записан «Ангел дня», с нами уже многое произошло. Мы и по России проехали не раз, и в Америке бывали, и в Европе. Сделали громкий проект с Лебединским. Среди прочего было такое достижение: в 1994 году мы работали в Петербурге перед Army of Lovers, стали кричать со сцены: «Давай‑давай!» – и это превратилось в очень модную клубную кричалку. Раньше‑то так никто не делал – все, как Титомир, кричали: «Камон!»

В тексте «Ангела» я специально ничего не придумывал, все было вокруг нас. Конец 1990‑х был очень злым. У меня окна выходили во двор школы, и я наблюдал за похождениями школяров. Много разных излишеств в свободном доступе было. И мы это все видели и записали цикл песен на эту тему. Не старались придумать что‑то, что шокировало бы специально. Ну, может быть, слова «героин» и «презерватив» слишком откровенно звучат даже сейчас. Но из песни слов‑то не выкинешь.

Видеоряд прекрасно дополнил песню. Там противостояние каких‑то группировок: есть школьники с битами, есть девушка, которая становится жертвой отношений. А начинается он с эпиграфа персидского поэта‑философа аль‑Маарри: «О человек, ничтожен ты и слаб, / Ты – плоти алчущей презренный раб». Это режиссер Саша Игудин придумал, чтобы внести еще одну философскую мысль. И слово «Конец?» в финале – это тоже часть концепции. Все ли закончилось? Что дальше? Мы, честно говоря, были и остаемся любителями недосказанности. У нас есть клип «Вот так» – мне там на лбу нарисовали вопросительный знак, потому что тоже очень много вопросов было, вопросов ментального характера. Это я к тому говорю, что мы любим все загадочное.

 

Интервью: Мария Тарнавская (2011)

 

Виктор Бондарюк

участник группы (1991–2004), композитор

Помню, я делал аранжировку к какой‑то песне, а по телику шел клип Кулио «Gangsta’s Paradise» – саундтрек к фильму про учительницу в трущобной школе с Мишель Пфайффер. Ну вот и мы захотели сделать песню про школу. Но не веселую какую‑то, к 1 сентября, – а про то, что на самом деле происходит. Время‑то было жесткое. Нам, может быть, даже хотелось в глубине души какого‑то эпатажа. Потому что на тот момент никто таких смелых текстов не исполнял, у всех все было приглажено. С этим потом была проблема – песню на радио не хотел никто брать, студия «Союз» предлагала нам переписать текст. Но когда сняли клип, она моментально появилась на MTV, все ее подхватили – и понеслось.

В свое время нас обвиняли в том, что некоторые танцевальные треки у нас на невеселые темы. Типа люди танцуют, слов не слышат, а в словах – наркотики, насилие, убийство. А мне нравится, что за таким бодрым ритмом стоят слова, над которыми хочется задуматься. Ведь люди обычно насчет текстов не очень парятся, особенно в танцевальной музыке – там вообще такое лепят! Берут, как правило, какие‑то глупые, однообразные рифмы – «любовь‑морковь», «ботинки‑полуботинки»… А мы хотели, чтобы танцевальная музыка была не просто каким‑то набором звуков и слов, под который в такт и не в такт передвигают ногами. Уж если в песне есть какой‑то текст, он должен быть внятным.

 

Интервью: Мария Тарнавская (2011)

 

 

Алсу

Зимний сон

 

Пожалуй, самый удачный опыт создания звезды при участии больших финансовых вложений родителей. Дочь вице‑президента ЛУКОЙЛа Ралифа Сафина Алсу обладала мощным бархатистым голосом – Уитни Хьюстон и Мэрайей Кэри здесь восхищались многие; Алсу была одной из тех, кто действительно мог спеть им под стать. Остальное было делом техники – и денег. «Зимний сон» запомнили во многом благодаря клипу с Сергеем Маковецким и Еленой Яковлевой, где Алсу в декорациях пригородной буржуазной идиллии изображала Лолиту, – но песня была хороша и без видео: тихая и трепетная, почти КСПшная баллада о любви как наваждении.

 

Алсу Сафина

певица

«Зимний сон» на самом деле был не первой песней, которую я записывала, – но мой продюсер почему‑то остановился на ней. Изначально она была написана с мужской точки зрения – первый раз я ее услышала в исполнении автора, Александра Шевченко, он ее под гитару пел. Потом подредактировали под женский вариант. Что было в оригинале? Я уже и не помню, у меня вообще тогда русский язык плохо запоминался – я же по‑английски в основном говорила. У меня, кстати, есть английская версия «Зимнего сна» – правда, она появилась уже несколькими годами позже, когда я английский альбом записала. Но она так никуда и не вошла – она потеряла весь свой шарм на английском.

Идею клипа придумал мой продюсер, а Юрий Грымов воплотил ее в реальность. Меня, честно говоря, сначала несколько смутил образ Лолиты в клипе, не очень положительный. Но меня убедили, что там не совсем то, что было в книге и фильме, – намного более чистый и непорочный образ. Чисто визуально: маленькая девочка, косички, она просто смотрит, наблюдает – все очень ровно и достойно. В подростковом возрасте я экспериментировала с цветом волос, и накануне клипа я, никому не сказав, перекрасилась в блондинку. Мой продюсер был недоволен, потому что люди только‑только начали запоминать меня шатенкой – он переживал, что они запутаются, не смогут перестроиться.

Я еще тогда училась в школе в Англии, и во время каникул, когда все мои друзья отдыхали, я ехала в Россию, записывалась, снималась, гастролировала. У меня просто не было каникул – но я занималась тем, о чем всегда мечтала, поэтому это не было проблемой для меня. Однако момент прихода славы я пропустила. Я приехала в Москву, мы записали песню, сняли клип – и я уехала. Через три – четыре месяца вернулась – и тут уже «Песня года», «Золотой граммофон». Это все очень резко свалилось на мою голову, я очень долго к этому привыкала. Я же была очень стеснительной и застенчивой – и в русском шоу‑бизнесе ощущала себя белой вороной. Ведь я выросла за границей, здесь все было новое и немножко странное для меня. К тому же, когда я начинала, мне было 15 лет, и все меня воспринимали как ребенка. Это и до сих пор даже немножко осталось: вот наша девочка Алсу, наша маленькая, наша юная – хотя уже столько лет прошло!

 

Интервью: Марина Перфилова (2011)

 

Вадим Байков

художественный руководитель

Я начал работать с Алсу по многим причинам. Во‑первых, проект обещал стать международным (к сожалению, по большому счету это так и не реализовалось); во‑вторых, у нее действительно красивый тембр голоса; ну и материальная составляющая была неплохая. Все это можно менять местами, очередность условная. Алсу была ребенком. Отношение мое к ней было самое теплое – если угодно, отеческое. Вообще, на мой взгляд, этот выбор – стать певицей – для нее был не очень осознанным. Основным двигателем процесса все‑таки был папа Алсу Ралиф Сафин. Он сыграл главную роль в становлении своей дочери. И дело тут не в деньгах: его искреннее участие, правильный подбор команды, уважение к творческому процессу, в который он никогда не вмешивался, опыт большого руководителя – все это было очень важно.

К песне «Зимний сон» я отношусь очень хорошо – но в большой ее успех я не верил. Прогнозировал средние, но уверенные позиции. Песни с хорошей поэзией редко у нас становятся популярными. Думаю, важную роль сыграл клип, актеры Маковецкий и Яковлева, а также образ певицы.

Был ли негатив по поводу богатых родственников? Приходилось сталкиваться. И неоднократно. «Поющая бензоколонка» и все такое… Внешне Алсу на это реагировала с юмором. Когда ты в состоянии сам себя обстебать, стеб со стороны тебя уже не обижает. С другой стороны, запевших дочерей, жен и любовниц бизнесменов всякой разной масти было и есть огромное количество. Но по‑настоящему любимых артистов среди них просто нет. А Алсу любят по‑настоящему.

 

Интервью: Марина Перфилова (2011)

 

Байков отвечал на вопросы письменно

 

Валерий Белоцерковский

продюсер

Алсу ко мне привела мама через общую знакомую, ей было тогда 15 лет. Она запела на свадьбе у брата. Общая знакомая говорит: «Слушайте, это же талантище! А у меня есть знакомый продюсер, Валера Белоцерковский». Вот и привели ко мне – я сразу же был околдован, очарован. Отец в работе не участвовал, не вмешивался, но переживал за результат, радовался успехам – то есть вел себя как любой родитель, который принимает участие в судьбе детей.

Когда человеку 15 лет, он еще ребенок. То, что ему кажется правильным, не всегда таковым является. Безусловно, у Алсу уже были свои приоритеты, свои вкусы, свои пристрастия. Она была воспитана на западной музыке – и поначалу не совсем готова была и петь на русском языке, от которого она немножечко отвыкла, учась в Лондоне, и петь ту музыку, которую я для нее делал. Но это был очень короткий период – она быстро поняла, насколько она органична в том, что делает. Нельзя добиться результата, если ты не любишь то, чем занимаешься. Раз результат есть, то, по‑моему, очевидно, что она любила то, что делала.

Автор «Зимнего сна» – Саша Шевченко, он написал песню для себя, она была в мужском роде – «Ты мне приснилась». И она была бардовская, не относилась к разряду популярной музыки. Саша спел ее у костра под гитару, когда мы отмечали Новый год в лесу, и я за нее уцепился; сказал, что эту песню сделаю для Алсу. Все на меня посмотрели как на сумасшедшего, включая автора. Долго шли баталии внутри моей команды: меня все убеждали, что это неправильный выбор, что эта песня не для нее. Потом мы ее пять раз переделывали, звукорежиссеры в слезах предлагали мне их уволить, но не издеваться больше. А я вот не слышал, как падает снег. Что это значит? Когда вы слушаете музыку, у вас есть какие‑то эмоциональные ассоциации – и вот мне было нужно, чтобы я, закрыв глаза и слушая эту песню, слышал, как идет снег. А я не слышал.

Когда я начал ходить по телеканалам и предлагать этот клип, мне просто все говорили: «Да ты что, это несовременно!» Песню на «Русское радио» не брали – говорили, что припев немодный. А потом каким‑то невероятным путем, хитростью какой‑то я ее где‑то на радио поставил – через два дня ломился стол заказов «Русского радио». И мне его директор Степан Строев позвонил и сказал: «Старик, я был не прав, это гениальная песня». Боря Зосимов, на тот момент руководитель и владелец российского MTV, не хотел ставить клип – говорил, что это какая‑то Санта‑Барбара престарелая, что клипы должны быть модные, как в те годы было принято: девочки дергаются под музыку. А через полгода он перезвонил и сказал: «Ты знаешь, а я был не прав, клип‑то гениальный!» Это было уже лето, и все лето по MTV крутили наш клип, который уже давно на всех каналах открутился, потому что кончилась зима. Очень смешно было.

Идея сделать из Алсу англоязычную певицу была у компании Universal, я ее не поддерживал. Именно из‑за этих разногласий я решил выйти из проекта. И время показало, что я был прав. Из нее пытались сделать Бритни Спирс № 37, а мы здесь работали над тем, чтобы она была Алсу № 1. И у нее это получалось. То, что они делали там, на Западе, было модно – но только модно и больше ничего, души там не было. Душа была в русских ее песнях.

 

Интервью: Марина Перфилова (2020)

 

 

Демо

Солнышко

 

Российская поп‑музыка 1990‑х так неистово стремилась к небу, что в итоге дотянулась до солнца и сгорела в его огне. Это, конечно, метафора, но «Солнышко» – пожалуй, самый яркий символ новой эстрады имени канала MTV и переломного 1999 года. «Демо» взяли сочетанием невинности и опыта; хваткого коммерческого рейва и трогательно‑невинного вокала вчерашней студентки Саши Зверевой. Казалось, что клубная энергетика и лихая молодость пришли в мейнстрим навсегда; на деле следующая подобная вспышка случилась только через много лет.

 

Саша Зверева

вокалистка

До «Демо» я училась в ИнЯзе имени Мориса Тореза. Тогда казалось, что мое призвание – это иностранные языки. При этом я слушала радио «Станция 106,8» [где крутили танцевальную музыку] и читала журнал «Птюч» – на них все равнялись, потому что других источников информации не было. И как раз по «Станции 106,8» я неожиданно услышала, что в проект набирают девушек‑вокалисток от 18 до 23 лет… Можно сказать, что «Солнышко» выдернуло меня из мечты моих родителей. Но я об этом не жалею – я вполне довольна тем, как сложилась моя жизнь. Созваниваюсь иногда c девочками, с которыми вместе училась, – так они той же Германии видели в десять раз меньше, чем я.

Когда я в первый раз услышала «Солнышко», мне, скажем мягко, стало противно. Я такая крутая рейверша, хожу в клубы «Титаник» и «Луч», в курсе последних тенденций, слушаю джангл – а тут какая‑то попсятина голимая. Помню, так и сказала: «Мне это петь стыдно». И чуть ли не через слезы, через уговоры меня упросили начать репетировать. Я тогда еще не была таким профессиональным исполнителем, как теперь, – это сейчас я могу сыграть любую эмоцию. А тогда просто записали два варианта – веселый и грустный. А потом все это нарезали кусочками. Например, сначала грустно: «Мне было стыдно сделать шаг / И побороть свой детский страх». А потом весело: «Но мы, как два крыла, / Всегда должны быть рядом». Так и записали.

Клип снимать было тоже сложно. Я там еду в лифте в шубке распахнутой. И мне надо было так ее распахнуть, чтобы была видна полуобнаженная грудь. Мне говорили: «Сашенька, ну еще миллиметр давай откроем, а?» А я категорически не хотела оголяться. Я всегда была очень скромной; если вы заметили, у меня нет ни одной откровенной журнальной съемки. Ну правда, видео моих родов есть в интернете. Но это я сама выложила – просто хотела показать девушкам, как здорово рожать дома.

Единственным атрибутом моего благосостояния был мобильный телефон. За всю свою карьеру я даже квартиры себе не купила. Только какие‑то мини‑предметы роскоши: например, телефоны для родителей, холодильник, стиральная машина. Ну и квартиру снимала. И для 18‑летней девочки, которая приехала из Подмосковья, съемная хата в Москве – это был вообще крутняк.

Я только недавно, когда уже стала мамой, полностью осознала смысл тех песен. Раньше они меня раздражали – а сейчас нет. У нас не так давно был десятилетний юбилей «Демо» – я расплакалась прямо на сцене. Многие артисты открещиваются от своих старых творений: мол, все, что было раньше, – это несерьезно и по‑детски. Про «Солнышко» я никогда так не скажу. «Солнышко» – это мой хлебушек, мое маслице, моя икорка. Не было бы этой песни, не было бы и меня – спокойной, уверенной в себе, состоявшейся девочки Саши Зверевой. Которая теперь поет сама.

 

Интервью: Наталья Кострова (2011)

 

Дмитрий Постовалов

автор песни

С «Солнышком» у меня связана большая любовь. К примеру, слова: «Я отрываюсь от земли, / Я от тебя на полпути…» – я так представляю, как в стратосфере души соединяются независимо от того, в какой точке земного шара находятся. Моя девушка тогда жила в Питере. Отец ее был командиром дивизии подводных лодок на Камчатке, и знакомые оставили ему на Невском проспекте большую квартиру. У нее была собака породы курцхаар – здоровая такая, типа далматинца. Денег было мало, и поэтому собаку преимущественно кормили овсянкой. И всякий раз, когда я приезжал, я заставал одну и ту же картину: кухня, собака и моя девушка с коробкой овсянки в руках, на которой написано «Солнышко». То есть «солнышко в руках» – это не метафора, а реальная картинка.

 

Интервью: Наталья Кострова (2011)

 

Вадим Поляков

продюсер, соавтор текста

Идея песни и слова – это все Дима придумал. Я только корректировал и адаптировал, потому что его несло, и он весь был во власти эмоций – а я понимал, что мне потом творчество это надо будет показывать людям; убеждать их, к примеру, взять песню на радио. Убедил. Новый 2000 год мы встречали на гастролях в Алма‑Ате. Слушали «Хит‑FM», и в программе типа «100 лучших песен века» «Солнышко» было на девятом месте! Из наших русских артистов мы пропустили только Пугачеву и еще кого‑то. Мы офигели вообще.

Всякое было. И плакали на сцене, и от бандитов в Бишкеке убегали на самолет, и у [тогдашнего президента Казахстана Нурсултана] Назарбаева на Новый год выступали. Из Красноярска в Новосибирск ехали через тайгу ночью восемь часов – вшестером в четырехместном микроавтобусе. Дорога пустынная, ни одной машины, жутковато. Снаружи −40, а у нас в автобусе жара, все разделись до маек. Если бы машина встала, мы бы все замерзли. В общем, чего только не было… Саша в обмороки падала от усталости. А в Питере концерт устроили в клубе на две с половиной тысячи человек, в который набилось тысячи четыре. Люди руки не могли поднять – а я все никак понять не мог, почему они поют, но не шевелятся.

А сейчас время вирусных роликов. Кумир появился, на него посмотрели, поржали – и все. Ошибка многих композиторов и продюсеров, появившихся после нас, была в том, что с первого взгляда все выглядело очень просто. Казалось, что такую группу, как «Демо», может сделать каждый. Но это была кажущаяся простота. А они завалили рынок таким количеством говна, что случился серьезный кризис.

 

Интервью: Наталья Кострова (2011)

 

 

Отпетые мошенники

Люби меня, люби

 

Еще один выход хип‑хопа в мейнстрим – по‑прежнему предварительный. «Отпетые мошенники» легитимно происходили из петербургской рэп‑тусовки, но упакованы были так, что выглядели как нечто среднее между «Иванушками» и «Мальчишником»: двое бездельников со странными прическами плюс смазливый белобрысый юноша как главный герой шутят про телевизор и поют песни про любовь. Казалось бы, ничего такого – но конкретно в «Люби меня, люби» многое сошлось: музыку тут писал клавишник «Агаты Кристи» Александр Козлов, звук делал Юрий Усачев из «Гостей из будущего» – и наивно‑романтическая вещь получилась по‑настоящему сильнодействующей. Настолько, что дожила до конца 2010‑х, когда ее сначала блистательно ремикшировал Gillepsy, а потом пронзительно переделала Гречка.

 

Сергей Суровенко (Сергей Аморалов)

вокалист

Был 1998 год, кризис, и как‑то всем надоели старые артисты. Захотелось чего‑то новенького – вот и появились «Отпетые мошенники»: сначала с «Всякоразно», потом другие треки. До этого у нас была группа «БекКрафт» – там рэп с матами читали. Я работал грузчиком на рынке – и деньги, которые заработал, мы потратили на запись первых песен. Во что это все выльется, никто даже и близко не мог предположить. Такой вот мистер Случай: просто парень с питерской окраины, без музыкального образования… К нам относились поверхностно, не считали нас прям музыкантами – думали, что это такая разовая тема. Ну я и сейчас себя музыкантом не считаю, по большому счету. А оказалось, что люди умеют петь (смеется), умеют делать интересные аранжировки даже.

Наша гордость заключается в том, что мы не продюсерский проект. Нас не собрали по результатам кастинга. Мы познакомились с Томом Хаосом, диджеем, и стали делать танцевальную музыку. Продюсеры, Москва – все это появилось гораздо позже. Мы сначала выступали на школьных дискотеках и не думали, что наш проект настолько будет известен.

Я не считаю нас одними из первых русских рэперов. Наверное, мы были одними из первых, кто стал накладывать речитатив на танцевальную музыку, и то не первые. А именно к рэп‑культуре я себя не причислю. «Отпетые мошенники» – это, я не знаю, хаус‑рэп какой‑нибудь, но мы не гангстеры. Мы меломаны, слушаем очень много абсолютно разноплановой музыки. Я вообще много рока слушаю: мне очень нравятся «Кино», The Cure, Depeche Mode. То есть мы не те ребята, которые говорят: «Нет, мы рэперы, и все – к нам не подходи, иначе мы тут зачитаем вас всех направо и налево» (смеется).

Раньше было все чуть по‑другому. Была целая питерская тусовка, и мы знали всех – Мистера Малого и прочих. Вопрос решался очень просто: «Слушай, че, может, песню сделаем?» – «Ну, сделаем». – «Слушай, вот у меня есть вот такой грувчик». – «Ну ладно, пойду напишу текст». Посижу ночью, напишу текст – на следующий день приехали, попробовали; вроде нормально. Раньше творчеством занималось гораздо меньше людей: они чаще пересекались, плюс не было такого количества компьютеров – и как‑то все было более сплоченно, я бы сказал. Песни по‑другому рождались, процесс был гораздо более долгий – да и студий было в Питере, наверное, две на весь город. Мы приходили в студию, и так как дома ни у кого не было ни клавиш, ни компьютера, пока один сидит сочиняет музыку, я иду на крышу и пишу текст. Сейчас песни делаются гораздо проще, но не думаю, что это очень хорошо – все‑таки нужно какой‑то труд в песню вкладывать.

В 1998 году, как раз после кризиса, мы поехали в тур. У людей в натуре не было денег. То есть мы приезжаем – и у нас полдворца спорта забито, а другая половина стоит на улице, потому что у людей тупо нечем заплатить за билет. Мы тогда с организаторами решили так: чтобы уж не было совсем обидно тем людям, которые заплатили, – на середине концертной программы открывали двери и всех запускали. А что делать? Сейчас, по сравнению с теми временами, условия просто королевские.

Еще мы тогда ездили сэмплировать в другой город, потому что там стоял музыкальный центр – он был у единственного нашего товарища (смеется). Мы покупали CD, ехали в Пушкин на электричке; приезжали, слушали, помечали, с какой секунды по какую хотели бы засэмплировать кусок; везли этот CD на студию – и ночью его сэмплировали. Еще и деньги за это платили!

«Люби меня, люби» в совсем другом варианте исполняла группа «Неоновый мальчик». Им или полностью альбом, или какую‑то его часть делал Саша Козлов. Там другой текст был и другая аранжировка – чуть более попсовая. Так как у нас был общий продюсер, мы ее услышали. Я сказал: «Блин, надо нам эту песню сделать, потому что припев ну уж очень цепляющий, прям очень хороший». Нам сказали: «Без проблем, перепевайте». Вот и сделали на свою голову (смеется).

Саша Козлов изначально помимо участия в «Агате Кристи» и другую музыку писал. Он вообще меломан был – я бы его даже рокером не назвал. Мы сами из Питера, и когда только делали свои первые шаги в шоу‑бизнесе, приезжали в Москву – он все время нас встречал, рассказывал, показывал, очень хороший дядька был. Жалко, что так быстро сгорел.[86] А с текстом там очень хитрая история: припев написала девушка, которая сейчас, по‑моему, живет в Германии. Короче, в создании песни приняли участие абсолютно разные люди, которые между собой почти не связаны, придерживаются разных музыкальных стилей – поэтому она такая интересная получилась.

Юра Усачев из «Гостей из будущего» для «Люби меня, люби» создал порядка десяти аранжировок. Даже одна версия была, где весь припев играл, как с пластинки. Юра нам до этого сделал песню «Я учусь танцевать», мы его даже в клипе засняли. В результате Сергей «Магнит» [Ананьев] – он Киркорову делал аранжировки, Любе Успенской, нам делал «Девушки бывают разные» и много других песен, да и до сих пор с нами работает – написал ту самую аранжировку. Между прочим мы за эту песню получили премию Попова, который радио изобрел, ну, вернее послал первый сигнал из Кронштадта в Питер. Это был 1999 год, если я не ошибаюсь, – и она оказалась самой ротируемой на радио песней в стране.

Клип на «Люби меня, люби» мы снимали в мае 1999‑го на Финском заливе – если присмотреться, то видно, что у меня губы синие. Там вроде как закат летний – но на самом деле было очень холодно, градуса три‑четыре. А нам приходилось заходить в воду по колено. Мы снимались и бежали в машины греться. Клип был – ну как саундтрек к кино. Так до нас никто еще не делал. Причем получилось так, что у меня времени не было, и основную историю снимали без нас. Этот парень на дельтаплане, с которым идет вся эта любовная петрушка, – это не я, хотя и похож очень. Помню, Кирилл [Андреев] из «Иванушек» подошел и сказал: «Ты в этом клипе, конечно, молоток, сыграл отлично». А это не я на самом деле!

После этого к нам стали более серьезно относиться. Никто не ожидал, что мы можем такой вот «медляк» записать. Если до «Люби меня, люби» нас считали хулиганами – то после стали считать романтиками; такими хулиганистыми романтиками. Поклонниц, конечно, прибавилось. У меня мало на тот момент треков про любовь было, мне как‑то это казалось банальным, неинтересным. А после этого у нас вышли и «Моя звезда», и много всяких медленных песен, потому что нам в натуре это понравилось. Мы поняли, что в мелодических интересных песнях есть прикол.

Все говорят, что 1990‑е – бандитские или голодные; кучу всяких придумали эпитетов. Конечно, были ситуации с бандитами. Но я был совсем молодой, у меня все только начиналось. Появилась новая музыка, новая одежда, новые возможности в написании музыки – компьютеры, программы, звуки. К нам стали приезжать диджеи, звезды, артисты… Для меня это время открытия нового, практически революция в мироощущении. Но такого, чтобы я ностальгировал, и близко нет. Ну, было и было – классно, поздравляю, отлично. Сейчас тоже классное время. Хотя, наверное, раньше шоу‑бизнес был чуть‑чуть почестнее. В каждую песню вкладывалось больше сил, больше эмоций. Сейчас песню выпустили, она в лучшем случае две недели покрутится – и все, уже новая. Музыка стала гораздо доступнее, и писать ее легче. Я ничего против этого не имею, если есть больше возможностей – это хорошо. Но мне кажется, что сейчас больше делается в угоду ситуации. Если раньше ты это делал, самовыражаясь, то сейчас, скорее всего, ты подстраиваешься. И поэтому сейчас возвращаются к музыке 1990‑х, перепевают ее – там все было просто подушевнее.

Я считаю, что в музыке главное – настроение. Это даже важнее, чем ноты; чем то, как вы поете. Если мы говорим про ту же «Люби меня, люби» – там настроение романтическое, полетное. Оно может быть разным, но оно обязательно должно быть; если нет настроения – песня пустая. Вообще, если нас сейчас перепевают – значит, в этой песне что‑то есть. Но если честно, я спокойно отношусь к творчеству этих артистов. Те, кому надо, залезут, посмотрят оригинал. Кому не надо, кому достаточно исполнения других – ну, если люди будут считать, что Гречка написала «Люби меня, люби», поздравляю. Мне как‑то от этого ни тепло, ни холодно. Задачи оставить какой‑то след в шоу‑бизнесе у меня точно нет. Мы к этому всему гораздо проще относимся.

 

Интервью: Григорий Пророков (2011), Николай Грунин (2020)

 

 

Вирус

Ты меня не ищи

 

Ультимативная дискотека 1990‑х, последний писк школьного рейва – и извечная песня‑спутница к «Солнышку»: могло даже показаться, что эти песни поет одна и та же группа. На деле за «Вирусом» стояли продюсеры «Стрелок» Леонид Величковский и Игорь Селиверстов – и даже любимый трюк с несколькими составами одной группы с «Вирусом» тоже провернули. При этом зеленоградское трио само делало свои песни и к таким фокусам отнеслось без понимания. Закончилось все классически – а несколько гиперактивных хитов остались. Можно привести и еще одну аналогию: как и «Беги от меня», «Ты меня не ищи» – песня, в которой повсеместная в российской поп‑музыке тема бегства разворачивается по‑новому. Здесь уже бегут не куда‑то, а от кого‑то.

 

Ольга Козина (Ольга Лаки)

вокалистка, авторка песни

Я с будущими соратниками по группе познакомилась еще в школе. Мы фанатели от Klubbheads, рейверских дискотек и, как все нормальные подростки, одевались в кислотные цвета, яркие лосины, куртки латексные. Андрей [Гуддас, клавишник и аранжировщик группы] учился на факультете мостов и тоннелей. Юра [Ступник, еще один клавишник и аранжировщик] был как‑то связан с электроникой. Но институты свои они бросили. Я из‑за «Вируса» не закончила 11 классов. Вроде и жалею, а с другой стороны, надо выбирать мечту (если она у тебя, конечно, есть).

Я переживала первую влюбленность, вела школьный дневник – о нем. Он был намного старше меня, у нас ничего не складывалось. К сожалению, его с нами больше нет. То, что эти мои искренние переживания получили обертку в виде такой немножко агрессивной танцевальной музыки, – это всех и цепануло. Там даже рифмы нет, вот послушайте: «Вдаль уносят мечты. Спит город. / Ты опять говоришь, что любишь. / Мы одни, я молчу. Дрожь по губам. / И на моих глазах – слезы». Это просто излияние души.

«Вирус» очень сильно стрельнул, очень! Запрос на концерты был огромный. Естественно, Величковский и Селиверстов подумали, почему бы не сделать второй состав «Вируса». Они это уже успешно провернули с группой «Стрелки». Когда мы поехали впервые в жизни на гастроли в Германию, они в Москве провели кастинг, нашли какую‑то девочку – и покрасили ей волосы в тот же цвет, что у меня. Мне же потом показали видеокассету с записью концерта в «Олимпийском»: там под мою фонограмму открывала рот эта самая девочка, рядом дрыгались два непонятных парня. Я плакала безумно, истериковала, резко перестала быть пухленькой. Сделать мы ничего не могли, потому что у нас был подписан кабальный контракт. Естественно, никакая дружба с моим клоном не была возможна. Она пыталась меня копировать даже в повседневной жизни. Однажды нас позвали на премию «Золотой граммофон» – должны были наградить за песню «Ручки». Я сидела в гримерке, и вдруг врывается она. Настолько вжилась в мой образ, что у нее начало рвать крышу. Она верещала: «Это должна быть я! Это мой голос! А ты – никто». Мы едва не подрались.

Мне запрещали петь без фонограммы, запрещали перекрашиваться, запрещали называть свое настоящее имя. Но я человек, не робот. И когда мы снимали клип на очередную песню «Не верь», я постригла волосы, чтобы поклонники увидели, что существуют две девочки. Выговор был строжайший. Но мне уже было все равно. Мы получали по 50 долларов за концерт, терять было нечего. Нам помог питерский диджей Леша Цветков – показал наш контракт своим адвокатам, и с их помощью мы расторгли с продюсерами все отношения. Да, мы были слишком наивны. Но представьте себе девятиклассницу, которой позволили выступать на одной сцене с Аллой Пугачевой: какой тут может быть профсоюз артистов?

 

Интервью: Екатерина Дементьева (2011)

 

Леонид Величковский

продюсер

Очень хорошие, талантливые ребята – сами писали музыку, я их только корректировал. Они были звездами, а потом мы поругались: все как обычно – деньги. И где они сейчас? Нигде! Это опять‑таки проблема многих талантливых людей, которые считают, что они – гении, а все остальные – лохи, которые их не понимают. И если про них выходят презрительные статьи, это значит, что их не поняли. А если им предлагают для [таблоидной] «Экспресс‑газеты» сняться голыми, это значит, что признают их величие. Всегда приходится объяснять: «Помн