Как родились, жили и любили Лель Сокольник и Снегурка Морозовна

 

Велес и супруга его Вила Сида жили-были в Заволжье близ Светлояра. Здесь они властвовали над русалками, лешими и мавками.

Весною ярою Велес превращался в весеннего бога, имя коего — Велияр, а отчество по батюшке — Суревич. А супруга его Вила Сида обращалась тогда во богиню весеннюю, в вилу таяния снегов с именем — Вешняя Тальница.

И там, где пролетал Велиярушка Сурич вместе с богинею Вешнею Тальницей, — там по полям таяли снега и подымались яровые хлеба.

А студёной зимою Велес являлся как бог холодов. Его так и звали тогда — Морозко, а также Мороз Красный Нос, ибо в стужу лютую больно он щипал за нос любого прохожего и всякого встречного-поперечного.

Следил он за тем, чтоб зимою веселил всех крепкий морозец, и чтобы сосульки звенели, и чтобы дети со снежных гор на санках со смехом катались.

А супруга его Вила Сида обращалась тогда в снежную царицу, по прозванью — Метелица Вьюжная. И там, где пролетали Морозко со Метелицей, — там землю скрывали снега, а воды рек и озёр сковывало крепкими льдами, по коим так хорошо бегать всем на коньках.

И как-то раз накануне весны из вешнего, талого снега Велес с Вилой слепили девочку, и назвали её Снегурочкой.

А когда баюкали доченьку в люльке, то напевали так:

— Спи дочурочка наша, Снегурочка! Девочка нежная-снежная! Ты из вешнего снега скатана, вешним Солнышком нарумянена!

Так родилась из снега, и стала расти Снегурочка, дочь Морозушки Велеса. И стала она такою красавицей, что ни вздумать нам, ни сказать… И была её кожа бела — как наст в морозное ясное утро, а волосы — смоли чернее, губы — как алая кровь на снегу.

И как было в такую красавицу не влюбиться? Так о том и сказ наш пойдёт, будто снег растаявший с гор потечёт… Наш рассказ о невесте нежной да снежной, да о женихе, горячем как пламя — коего здесь и помянем.

Итак, в те же времена стародавние-прежние недалече, у реченьки Смородины, жили-были Леля и Финист Сокол. И сынок был у них — Лель Сокольник.

И был юный Лель сам на возрасте, словно Сокол Ясный на возлете. Он играл на свирели чудесной, и пел песни, как соловей по весне.

И прислушивались к песням тем и леса, и поля, и долины, и горы. И от матери Лели он обладал силою любовной. А от отца получил сердце жаркое, также крылья имел соколиные.

Как же встретились Лель Сокольник и Снегурочка, дочь Мороза? Как влюбились они весною? Мы расскажем о том, ничего не скроем!

 

* * *

 

И вот пришла Зима снеговитая, вьюгами вся перевитая… И Снегурочка, дочь Мороза, так с матушкой Метелицею говаривала:

— Ой, не спится мне, матушка, и не дремлется ныне… Не пойму, чем сердечко моё беспокоится… Я в окошечко гляжу, вьюженьку сторожу…

Отвечала тут дочке Снегурочке матушка её Метелица Вьюжная:

— Ой ты, дитятко моё, чем тревожишься?.. То метель метёт, ветер стонет, да у дерева веточки клонит…

И ещё Снегурочка молвила:

— Ой, мне скучно, мама, и грустно, во груди сердечко тревожится! Худо мне, младой, и неможется… Я пойду в лесок разгуляюся, со милым дружком повстречаюся…

Ей же так отвечала Метелица:

— Ой, Мороза дочь, не ходи гулять в ночь! По снежку следов не протоптывай! Те следочки не скрыть порошицей от печалюшки — горя лютого.

Но Снегурочка, дочь Мороза, не послушала родную матушку. И пошла она в лес погулять, да в снежки со подружками поиграть. И чрез тёмный лес выходила на речку. Бережочек у речки весь водой приулитый, сапожочками приубитый.

Скок она поскок на ледок — подломился у Снегурочки мал-каблучок. Подломился каблучок, пала девица на бочок. Только некому даже руки ей подать, некому её из сугроба поднять…

Тут над речкою послышался звон-перезвон. Будто серебряные молоточки забили в хрустальные колокольчики!

То летела по-над речкою чудо-тройка… И кони серебряными подковами звонко ударяли по крепкому льду. Возницею же во тройке той резвой был юный, прекрасный Лель…

Снегурка же Леля окликнула:

— Ах ты, добрый молодец, друг мой сердечный! Не проскакивай мимо по речке! Ты попридержи-ка коней, дай мне рученьку поскорей!

И попридержал коней милый Лель, соскочил тотчас с чудо-тройки. И подал он руку Снегурочке, и сказал той девице с нежностью:

— Вот тебе рука моя, девица! А за помощь спрошу с тебя плату я. Да не малую — поцелуй меня!

На руке же у Леля Сокольника перстень с алым камнем сиял. И горела в камешке искорка — та, что в давние годы явилась из горнила Сварожьей печи. И луч от камня того проникал чрез очи ясные к самому сердцу, раскрывал в душе девицы дверцы…

И так ледяное сердце Снегурки, дочери Мороза и Метелицы, от огня Сварожьего встрепетало.

И Снегурочка с Лелем тогда целовались. А потом она слово молвила:

— Как же я вернусь теперь к батюшке родному? Он услышит, как сердце трепещет моё, и тотчас обо всём догадается…

Но ответил ей милый Лель:

— Лесом ты лети белой Лебедью, по двору иди серой Утицей, в терем залетай Соколицею!

И ещё пропел юный Лель деве красной:

— Твой высок терём растворён стоит. А твой батюшка за столом сидит. Он тебя будет строго спрашивать: «Где же ты была, дочь любимая?» Отвечай ты так родну батюшке: «Я летела в лесу белой Лебедью, по двору я шла серой Утицей, залетала в дом Соколицею!» И простит тебя твой отец!

Возвратилась Снегурочка к батюшке, сделав всё, как Лель подсказал ей.

Но в печали великой промолвил ей Велес:

— Ой дочурка моя, Снегурочка милая! Не встречайся ты с сыном Лелюшки! Знай же, с матушкой его мы враждуем давно… Может быть, и сын был ею подослан, дабы отплатить за обидушки!

Но Снегурочка возразила отцу:

— Лель Сокольник меня не обидит! Со Снегуркою он и нежен, и ласков, как с голубкою голубок…

Ещё более опечалился Велес:

— Он обманет тебя, Снегурочка! Ты растаешь, как вешний снег, от любви сына Змея Огненного, жаркой страсти внука Сварога!

 

* * *

 

А тем временем Леля Свароговна всё ходила одна по палатам в тереме своём златоверхом. И катала по блюдцу волшебное яблочко:

— Ты катись-катись, золотое яблочко, да по блюдечку, по серебряному. Покажи мне: кто всех прелестней, кто прекрасней всех в поднебесье?

И показывало завсегда блюдце милой Леле: очи её голубые, как небо, щёчки её — яблочки наливные, и кожу её золотисто-нежную, и волосы белокурые-снежные… Своему отраженью улыбалася Леля, наряжалась и красовалася.

Вот и ныне вновь покатила богиня яблочко по блюдцу серебряному:

— Ты катись, золотое яблочко, да по блюдечку, по серебряному. Покажи мне: кто всех прелестней, кто прекрасней всех в поднебесье?

Но на просьбу ту вилы Лелюшки ныне блюдечко показало вдруг — образ Снегурки Морозовны. С нею рядом — Леля Сокольника.

И, увидевши ту картину, рассердилась-вспылила Лелюшка:

— Знать, решила дева Снегурочка стать на троне моём царицею? А в мужья взять юного Леля?

И тут в гневе она призвала верного служителя — лешего. И наказывала ему:

— Заведи Снегурочку в лес дремучий и оставь-ка там на мучение, зверю лютому на съедение!

 

* * *

 

Вот пошла в ту пору Снегурочка в лес со подружками погулять, ясным днём веселиться, в снежки поиграть… И аукалась там с подружками.

Да только вместо подружек вдруг аукаться стал с нею леший, дабы заманить в глушь лесную. Как завёл, явился пред нею и хотел её повязать. Но Снегурочка бросилась в ноги, стала плакать и умолять:

— Ах ты милый мой, добрый леший! Пожалей ты меня немножко, не вяжи ты мне руки-ножки, не бросай меня на мученье, зверю лютому на съеденье…

И тогда пожалел её леший и не стал ей ноженьки связывать.

— Убегай же скорее, Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка! Ибо Леля тебя не любит, коли сыщет тебя среди леса — в тот же час тебя и погубит!

Побежала тогда Снегурочка, пробиралася она по долам широким, и блуждала она по горам высоким.

И тут вдруг впереди увидела свет. Перед нею лес расступился, а за ней сомкнулся стеною. И узрела она: вот средь тёмного леса там стоит избушка чудесная и приманивает огнями…

И зашла она внутрь, оглянулася, и увиденному улыбнулася. Ведь в избушке сей всё было крохотным, будто здесь жили дети малые. Столики, скамеечки низкие, полочки и детские стульчики. И посуда тоже как детская, семь тарелочек, рядом семь ложечек, рядом чашечек тоже семь…

И садилась Снегурка за столик. И поужинала немножко. А потом захотелось ей спать-почивать. Отворивши дверцу, она вошла во уютную малую спаленку. И легла поперёк постелей.

Тут и возвратились хозяева. Были это семь горных альвов, рудокопов в Чудских горах. Они днём в горах промышляли, добывая злато и серебро, выбивая из скал драгоценные камни.

Первого из них звали — Понедельник: был забавник он и бездельник. И других так же звали, как дни недели. Так, был Вторник — суровым воякой, шалопаем и забиякой. Был Среда из всех самым умным. А Четверг — тот был самым шумным. Пятница — беспечным и нежным, а Суббота — самым прилежным. А седьмой, Воскресенье, — был заводилой и средь них считался верзилой, ибо мог перепрыгнуть кошку, если разбежится немножко…

Оглядевшись, они испугались: всё в их доме стало не так, как всегда…

— Кто на стуле моём сидел? Кто без спросу здесь пил и ел? Со стола кто ложечки брал? И постелюшки наши помял?

Тут в спальне они узрели Снегурочку, что заснула на их постелях. Осветили свечками гостью… И Снегурка проснулась, глаза разомкнула.

И спросили гостью хозяева:

— Как же звать тебя, красна девица?

— Называют меня Снегуркой, Велеса и Вилы дочуркой.

Тут Снегурочка рассказала, как бежала она от разгневанной Лели. А потом — как она, заблудившись в лесу, очутилася в их избушке.

И тогда рудокопы решили помочь, приютить Велесову дочь — поселили в избушке на лесной опушке.

И с тех пор каждый день, когда уходили рудокопы в рудник на работу, говорили они Снегурке:

— Берегись, Снегурочка, Лели! Крепко двери все закрывай, никого в избу не пускай!..

 

* * *

 

А в ту пору Леля Свароговна по своим палатам прохаживалась. И брала она волшебное блюдце. Как по блюдцу катала яблочко, так выспрашивала его:

— Ты катись, золотое яблочко, да по блюдечку по серебряному. Покажи мне: кто всех прелестней, кто прекрасней всех в поднебесье?

Снова волшебное блюдечко показало богине Леле — прекрасную деву Снегурочку за семью горами, за семью лесами…

И богиня Леля вновь взлютовалась. И от гнева растеряла всю красоту, обернулася безобразной колдуньей, подлинной владычицей Нави. Ведь она, став женою Волха, заняла и трон Пераскеи-змеи… Обрела также лик — Хельи Навской!

И пошла тогда Хелья-юда в образе лютой колдуньи в Чёрный бор, во лесные дебри. Рыла злые она коренья и готовила зелье лютое. И сливала она то зельюшко, лютую отраву сердечную, в кубок Вия, увитый змеями.

А затем, опустив во кубок сей яблочко, отравила также его.

После же явилася Хелья, будто нищенка-побирушка, у избушки в Чудских горах. Стала она прогуливаться с яблочком златым у окошечка.

— Продаю золотые яблоки! — зазывала Хелья хозяюшку. — А кто съест волшебное яблочко, обретёт тот вечную молодость!

И тогда принимала Снегурочка яблочко. Только чуть его откусила, тотчас же на землю упала. И уже она не дышала.

Рассмеялася Хелья грозно:

— Да!.. Кто съест волшебное яблочко — не состарится тот вовеки!

И вот к вечеру рудокопы вернулись. Только видят они: на земле Снегурка…

И тогда опечалились альвы чудские, зарыдали над телом Снегурочки.

Но никак не могли рудокопы предать тело гостьи земле, ибо та лежала, как будто во сне… И сработали рудокопы гроб из горного хрусталя. Цепи золотые сковали. И так тело спящей красавицы в гроб хрустальный они покладали.

А затем унесли его ко Залесью, ко Ярилиной той горе, к усыпальнице бога весеннего. Там Ярилушка до весны почивал. Может, там и она проснётся?

Скрыли гроб они во пещере. И повесили на златых цепях, укрепив его на столбах.

И на той горе рудокопы посадили вишневый сад: дабы раннею весной вишни расцветали, будто снегом — лепестками гору покрывали. И потёк из слёз ручей из горы печальной сей…

 

* * *

 

А в то самое время юный Лель всё ходил по Белому Свету. И повсюду искал Снегурку. Он искал её по лесам, и искал её по полям. Забирался в крутые горы и бродил по берегу моря.

И вот обратился он к Красному Солнцу:

— Ай ты, батюшка Солнце Красное! Днём ты землю всю освещаешь и весь Белый Свет озираешь! Ты не знаешь ли, где Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка?

Солнце-батюшка отвечал:

— Я доселе Снегурочки не видал. Может, Месяц Снегурочку встретил, тёмной ночью её приметил?

Лель воззвал тогда к Ясну Месяцу:

— Ай ты, батюшка Ясный Месяц! Ночью землю ты освещаешь, весь подлунный мир озираешь! Ты не знаешь ли, где Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка?

Месяц-батюшка так ему отвечал:

— Нет, Снегурочки я ещё не видал. Может, Ветер, мой братец, Снегурочку встретил, на дорожке её где приметил?

И тогда отправился Лель Сокольник ко Стрибогу, богу ветров:

— Ай ты, батюшка Ветер буйный! Овеваешь ты каждый камень, и листочек, и стебелёк… Не встречал ли ты где Снегурочку, Велеса и Вилы дочурочку?

Ветер-батюшка отвечал:

— За Великою Pa-рекою, да за реченькою Окою, там где Клязьма течёт у могилы-ховца, есть пещера в горе — усыпальница. И в пещерушке той печальной, овевал я сам гроб хрустальный… А во гробе том спит Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка.

И тут Финиста сын, Лель Сокольник, взвился к небесам Ясным Соколом. И помчался на крыльях ветров над лесами дремучими и топями зыбучими.

И нашёл он в Волжском Залесье ту пещеру печальную с гробом хрустальным.

И тут, скинувши перья на пол, он во ту гробницу вошёл. И тотчас, открывши крышечку гроба, он Снегурочку там обрёл. После её грубы холодные Лель, сын Финиста, целовал. А затем и перстень волшебный суженой своей надевал.

— Вот тебе перстенёчек, Снегурочка!

Перстень же тот золотой был во давние годы подарен Леле Ладой-матушкою самой. И от самого Дня Творенья сила в нём была пробужденья…

Тут очнулась Снегурка от тяжкого сна, и открыла ясные очи она:

— Здравствуй, Лелюшка мой прекрасный! Здравствуй, милый мой Сокол Ясный!

И тогда венцы принимали Лель и Снегурочка, дочь Мороза. В день весенней богини Сречи на Ярилиной той горе!

И пошёл от Снегурки с Лелем род снегуров, который слился с родом яров-волотоманов. Снег и Солнце, огонь и стужа слились вместе в его крови, будто память о той любви.

И теперь все славят Снегурку! Славят также юного Леля! Также Велеса с Вилой-юдой! Поминают и Лелю Свароговну!

 

 

Сказы

ДАЖЬБОГА ПЕРУНИЧА

 

Шли-брели по миру волшебники,

говорили: «Хотим достигнуть —

мы чертогов Вышня Дажьбога,

где пьют Сурью мужи святые,

что Всевышнего прославляют!

Ищем мы святую обитель,

где река молочная плещет,

из сосцов Земун изливаясь…»

 

Их вела звезда за собою,

тёмной ночью — лунной тропою,

днём же — радугою-дугою,

уходящей в Сваргу пречистую…

И пришли те тридцать царей,

также тридцать князей-чародеев,

да и тридцать волхвов-ворожеев!

 

Так явились от края земли,

и от края земли от моря,

где нет ныне скорби и горя,

где звезда три года сияла,

Правый Путь в ночи указала…

Здесь они Книгу Ясную зрели.

Все читали её, и пели,

прославляя сына Дажьбога,

Млада Коляду пресвятого!

 

ПРИСКАЗКА

 

Вот и Зима-матушка прикатила в санях по Млечному Пути, а с нею сынок её Мороз и внучка Снегурочка. А значит, пришли Колядки да Святки[6]!

И там, где над лесами пролетели сани, где Мороз ударял волшебным жезлом, а Снегурочка рассыпала из рукава ледяные искры, там каждая веточка, каждая иголочка хвои сверкала блёстками.

И не узнать лес, он стал садом Ирийским. И то не Зима, то Корова Земун по саду похаживает, по небу Звёздное Молоко разливает и хвостом по земле снег метёт. А следом за матушкой идут Велес-Мороз с дочкой Снегурочкой.

Сколько же дел у них! Нужно весь мир выбелить, вычистить, серебром одарить. Прошли красно лето, осень золотая, пришла зима в белых нарядах, в короне серебряной с ледяными алмазами. И пора Старому году уходить, а Новому рождаться. И для Старого года сшит снежный саван, а для Нового года расстелены пелёнки…

И вначале Новый год приходит к нам братцами Колядою да Овсенем, рождёнными Вышним Дажьбогом и Майей Златогоркою… И это — день Рождества.

«Потрудилась Злата Матерь… Ой, Коляда и Таусень! Потрудилась, потужилась — и родила Таусеня. Таусеня то Овсеня! А с Овсенем — Коляду!»

И в мистерии новогодней к люлечке Овсеня и Коляды подходила Серая Уточка — та, что Мир сотворила вместе со Сварогом и что Алатырь укрыть хотела…

Ох, и хитрая… Ой, и странная…. «Служи, — говорила она Овсеню, — богу Чёрному!»

Но не слушал её Овсень, а слушал Матушку, служил он богу Белому. И стал он мосты мостить, пути прокладывать Трём Вышням: Крышню — первому, Коляде — второму, а третьему — Бусу Белояру…

И вот в ночь сочельника после появления первой звезды на улицы села выходили колядовщики.

Идущий впереди нёс на длинном шесте вырезанную из бересты Колядову рождественскую звезду. Вслед за нарисованной звездой шли колежане и пели колядки, виноградья, вспоминая о том, как в давние времена кудесники шли вслед за звездой и искали Коляду…

И просили они подарки под окнами, кто что даст: кулич ли, каравай, а то и целый окорок.

С сего и начиналось первое вкушение пищи после долгого и строгого поста. А у нас в избе баба Люба весь пост до сочельника готовила сочиво — кашу с мёдом и изюмом, и сочевики — пирожки с творогом, политые вишневым вареньем.

Каша на молоке и творог значили снег и небесное молоко, мёд — солнечную сурью, изюм — ирийский виноград, вишня — древо Вышня Дажьбога.

А как пост завершался с первой звездой, посреди стола ставили заливного поросёнка или же запечённый в тесте окорок. Тем и почитали Коляду, что приезжал в песнях «на солнечной свинке — золотой щетинке, погоняя поросёнком».

Украшала стол и утка в яблоках. А возле в кадке стояли ветки вишни, зацветшей к Рождеству…

Готовила баба Люба и маленькие сани из теста, сдобные булки в виде спелёнутого младенца, а также в виде уточек, оленей, медвежат… И так начинались праздники весёлые Коляды, гулянья и гаданья, и на санях катанья…

А там уже недалече был и Новый год календарный, что совпал с древним Велесовым днём, что есть поминание Старика Годовика…

 

* * *

 

Вспоминаю, как в детстве отец объяснял мне, что в годы старые — Новый год отсчитывали иначе, не по новому календарю, а с Красной горы, с начала Весны Ярой. Не потому ли Новый год и видится нам поныне младенцем Ярилою, или Яром. Не потому ли за морем его так поныне и встречают: «Хеппи Нью Яр!»

А у нас, когда говорят «С Новым Годом!», разумеют также и «С Новым Велесом!», ибо Велес — это также и Старик Годовик. И он же — Дед Мороз.

Ведь у Велеса много имён. Велес-свят — Властитель лесов, и сам живёт в лесу еловом. Его и кличут из-за этого Велесом-лесовиком.

И зимою-то снежной он особо сердит: бродит дедом до колен борода по долам и горам. Где он идёт — там лес трещит, потому его зовут Мороз Трескун…

— Так что ж, выходит, дедушку Мороза по-старому Велесом величают? — спрашивал я отца.

— Не только Велесом. В конце года он — Старик Годовик или Сивый Мороз. А в начале года мальчик звёздный, и зовут его Велий Яр или Новый год. Летом он в силу входит, а к Зиме опять станет дедушкой Морозом.

— Выходит так, что Велес — это дед Мороз, и он же — молодой Новый год… — удивлялся я. — Как же такое может быть?..

— В природе завсегда так. Ведь и ты сейчас мальчик, а потом станешь взрослым, а затем и дедушкой. Посему и Новый год становится Старым годом… Потом он снова рождается Новым годом.

И мне тогда подумалось:.

«Вот он какой, оказывается, дед Мороз!.. Вот кто нам подарки приносит и под ёлку кладёт!.. Он — настоящий лесной волшебник!.. И даже больше, наверное… Нужно только обязательно эту ночь не спать… Не хочу проспать его приход, как это было в прошлом году…»

Посреди избы мы ставили и украшали игрушками ёлку. И не просто игрушками — шарами-планетами и звёздами, ибо та ель — суть и Древо Мировое… И стояли под нею подарки, а также игрушечные Велес-Мороз со Снегурочкой.

Вокруг ёлки в избе, или же костра в лесу, мы водили хороводы… В эти дни Старое Коло, Старый Год, заканчивалось, и начиналось Новое Коло. Потому люди как бы заново рождались, начинали новую жизнь…

 

* * *

 

Кружился хоровод… Все взялись за руки, и по кругу, по кругу… И это наша жизнь. Прошёл, прокатился колесом год. От Коляды до Коляды, от холода-голода до лета-лада и снова к зиме, Святкам и Колядкам…

Кружатся люди в коло. И это есть Правь — закон, что идёт от Сварога-отца. И небо ему подвластно, и земля. И попробуй, преступи закон, сколько сил-то нужно! Ведь сие коло — твоя колея…

Скорее, скорее!.. Раскручивается коло, вращается земля вокруг костра-солнца. И мы летим со всей Вселенною от рождения к смерти, к Нави… и к новому рождению!

И летит над нами, над дымом костра по звёздной дороге Златорогий Олень — то сам Вышний Дажьбог указывает путь к Сварге Ирийской. И мы вспоминаем старинные сказы о нём и о сыне его Коляде…