От антиклерикализма к атеизму

В целом крестьянство в России до Великой Октябрьской социалистической революции не выступало против религии как формы мировоззрения, не было атеистически настроенным. То, что крестьянство во всех странах в условиях капитализма не могло подняться до атеизма, отнюдь не исключало индифферентного отношения к религии большинства крестьянских масс, их антицерковных выступлений, а в отдельных случаях и протеста против религии. От А. С. Пушкина и В. Г. Белинского распространилось мнение о том, что русские крестьяне, боровшиеся в течение веков против помещиков, были менее религиозны, нежели крестьянство католических стран. Это объясняется тем, что в России церковь никогда не обладала такой экономической силой и политическим могуществом, как в Западной Европе. Идеологическое влияние православной церкви на народные массы было значительно слабее, чем католической на Западе. Оно особенно ослабло накануне великого Октября.

143

В 1917 г. в деревне критические суждения о религии и церкви возникали в связи с политическим пробуждением крестьян. Если в феврале — октябре городская Россия как бы превратилась в один гигантский митинг, на котором народные массы, лишенные в течение веков возможности публично выражать свое мнение на собраниях, излагали свои думы и чаяния, то деревенская Россия стала великим сходом, обсуждавшим жгучие вопросы о войн» и мире, о земле и хлебе, о помещиках и попах, о большевиках и эсерах. Во время этих горячих споров рождались вопросы о боге и церковной земле, на которые солдаты и рабочие, оказавшиеся в деревне, давали антирелигиозные ответы.

Из сотен корреспонденции о таких митингах и сходах достаточно привести два сообщения. Газета «Товарищ» (№ 4) от 25 мая 1917 г. писала, что «в Сызрани в воскресенье 14 мая состоялся митинг рабочих и крестьян... на городской площади... Один оратор говорил: „Не капиталисты начали войну и не они ее окончат. Без бога, мол, ни до порога!" Большевики возражали: „На бога надейся, а сам не плошай! Война начата капиталистами, а окончить ее могут только рабочие и крестьяне всего мира"... На вопрос одного крестьянина, как быть теперь с монастырской землей, ему наш товарищ-большевик ответил: „Землю и монастырскую и помещичью надо сейчас же забирать организованно"».

В начале июля в селе Рупсово Юхновского уезда Смоленской губернии состоялся сход, посвященный вопросу о войне. Крестьяне попросили уполномоченного Смоленского землячества, петроградского рабочего-большевика, рассказать о войне. После его доклада они отказались слушать священника и учителя-эсера, пытавшихся возражать докладчику [74, 79].

На собраниях крестьян солдаты рассказывали о распутинщине, которая особенно ярко свидетельствовала о разложении православной церкви. Представитель бахмутского крестьянства на Екатеринославском съезде Крестьянского союза в июле говорил о «распутинстве» [13, 69]. Разоблачение распутинщины сильно влияло на верующих крестьян. Писатель К. Кончиев рассказывает о своем дяде, пожилом крестьянине Михаиле Кончиеве, человеке очень религиозном и монархически настроенном: «Когда в семнадцатом году между февралем в

144

октябрем появились в деревне первые популярные книжки, разоблачавшие всю гниль дома Романовых, Михаиле задумчиво слушал громкие читки о царе, царице и Распутине, плевался и говорил: „Ну, уж дальше ехать некуда! Вот каков был божий помазанник". И тогда поколебалась у Михаила вековечная вера в бога: — „А есть ли он? Если есть, так почему допускает?"».

В ходе революции крестьяне видели, кто их друг, а кто их враг. Из тысяч резолюций, принимавшихся на крестьянских сходах в марте — октябре, не было ни одной, в которой бы духовенство изображалось в качестве защитника народа, выразителя его интересов. Крестьяне принимали множество резолюций, приветствовавших Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов [49, 838 — 840]. Собрание крестьян Усть-Гаревской волости Пермского уезда Пермской губернии вынесло такую резолюцию: «Первым защитником наших интересов мы считаем Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, перед которым и преклоняемся... и которому мы, жители глухих деревень Урала, шлем свой земной поклон и наше сердечное мужицкое спасибо» [11, 108 — 110].

Постепенно новые веяния проникали и в деревенский быт. М. Ф. Прайс вспоминал, что он посетил деревню Грачевку в тридцати верстах от станции Кинель (недалеко от Самары). «Я вошел в дом отца моего спутника, — пишет Прайс, — старого крестьянина... Стены комнаты были еще украшены картинками на религиозные темы, и маленькая лампада горела перед иконой. Несмотря на это, я увидел висящее на красной ткани обращение Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов к пролетариату всего мира с призывом сложить оружие» [62, 137].

Падение влияния религии и церкви в деревне усилилось в результате бурного развития революционных настроений, политической активности народных масс. Еще в дореволюционной деревне были случаи, когда крестьяне, разочаровавшись во властях, приходили к отрицанию церкви. 9 февраля 1917 г. крестьянин деревни Казариново Неделинской волости Малоярославецкого уезда Калужской губернии Н. 3. Васин, читая в газете воззвание Синода о всеобщей молитве «о даровании победы нашему воинству», со злобой сказал: «„Молимся, молимся, а стрелять-то ведь нечем!" За распространение

145

ложных и возбуждающих слухов Васин был посажен в тюрьму на два месяца» [86, 145].

После свержения самодержавия появилась возможность для открытого выражения протеста крестьян против церкви. Уже 15 мая в Главное управление милиции поступило сообщение о том, что в селе Сетном Севского уезда Орловской губернии «прихожане и солдаты запрещают поминать Синод, нарушают службу в церкви и оскорбляют священника» [45, 39]. Само духовенство признавало в № 1 «Всероссийского церковно-общественного вестника» от 7 апреля, что уже в первые дни после Февральской революции произошло «известное отчуждение церкви от общества и народа, равнодушие мирян к церковному делу». В «Известиях Харьковского губернского общественного комитета» 8 апреля священник Шаповалов писал: «Огромная масса народа отошла от церкви», появилось «неверие и религиозный индифферентизм». Даже на всероссийском съезде духовенства и мирян оказалось несколько «безбожников» из крестьян: «В антракте велись разговоры во вред православной вере... Был обнаружен богохульник, неверующий, один из представителей крестьян... Он подошел к докладчику с вопросом: „Ужели вы в бога верите? Прошла волна народной революции, сказал он, и сбросила к черту царя, сбросит она к черту и ваших богов, которых князь Владимир привел из Византии"» (ЦГИА СССР, ф. 796, оп. 204, № 188, в вере» (там же, л. 77).

В деревне безбожники, которые до свержения самодержавия боялись открыто критиковать религию и церковь, после его падения стали организаторами антиклерикальных выступлений крестьян. Так, например, «Саратовские известия» от 10 ноября 1922 г. сообщали об одном таком активном безбожнике — крестьянине села Казачье Балашовского уезда Саратовской губернии Василии Ефимовиче Колосове. В 1905 г. он боролся с помещиками,. урядниками и попами, в 1914 г. был посажен в тюрьму по обвинению в участии в Крестьянском союзе в 1905 г. В тюрьме отсидел до 1917 г. С первых дней революции принимал в ней участие, был делегатом I съезда Советов СССР в 1922 г., в 1925 г. руководил кружком безбожников в своем селе.

Альберт Рис Вильяме рассказывал о крестьянине села Спасского Владимирской губернии Янышеве, который был,

146

организатором крестьянского бунта в 1905 г., а потом был убит на врангелевском фронте. Янышев часто беседовал с крестьянами на политические и религиозные темы. В августе 1917 г Янышеву один крестьянин задал, вопрос: «Должен ли человек, порвавший с православной церковью, креститься перед едой и после еды?» [23, 122].

В 1917 г. атеизм настолько распространился в народных массах, что стал неотделим от их революционных настроений, ненависть к царю и помещикам была неотделима от ненависти к богу и попам. В 1917 г. «Бессарабский церковный голос» (№ 44 — 46) вынужден был признать, что «атеистическим учением живет толпа» (с. 229). В селе Телице Бендерского уезда Бессарабской губернии волостной писарь «ораторствует против религии, попов, церкви, а крестьяне его слушают» [6, 42].

Для распространения атеизма в деревне многое было сделано солдатами-безбожниками, привозившими туда большевистские газеты, способствующие пробуждению крестьян от религиозного сна. В марте 1917 г. в стране издавалось 16 большевистских газет, в апреле их стало 26у а в июле — 51.

В ходе изучения причин отхода трудящихся от религии, которое проводилось в конце двадцатых и начал& тридцатых годов на московских, ленинградских и минских заводах и фабриках, записаны сотни воспоминаний рабочих, бывших в 1917 г. крестьянами, о том, как они порвали с религией и церковью в канун Октября [24]. На основании этих воспоминаний можно выявить семь наиболее характерных типов критиков религии и церкви в деревне накануне Октября 1917 г.: 1) антиклерикала, 2) вольнодумца, 3) «агностика», 4) «пантеиста», 5) «деиста», 6) скептика, 7) атеиста Конечно, названия этих типов очень условны Они не отражают агностицизма, пантеизма и деизма как философских систем, но зато показывают, что среди свободомыслящих крестьян в наивной стихийной форме отражались тенденции этих воззрений.

Для характеристики этих типов мы выбрали из ленинградского материала записи рассказов Н. М. Лесохина (52 г.), Н. С. Зуева (55 л), П. И. Иванова (57 л), В. М. Тимченко (53 г.), С. С. Мартынова (51 г.), Н. Г. Савельева (54 г.), Л. П. Семенова (56 л.), бывших в 1917 г. крестьянами.

147

1. Антиклерикал Н. М. Лесохин: «Попов и монахов я еще в юности терпеть не мог. Село было в двадцати верстах от монастыря. Парни монахов не любили из-за девок и баб. Соберутся парни, сколько срамных историй о монахах расскажут! Ты его за апостола, а он хуже кобеля пестрого. Всех надо под корень извести. Хотя неграмотный был, но в церковь не ходил. Отец говорил: „Не смотри на то, что попы делают, а слушай, чему учат", а я и не слушал. В царство небесное, конечно, верил, но в окопах понял, зачем бога придумали, умные люди объяснили» (Архив антирелигиозного университета при дворце культуры им. А. М. Горького, 1930, л. 73).

2. Вольнодумец Н. С. Зуев: «На станции Куния в Псковской губернии в Сиверской волости познакомился со странником, ехал он куда-то и научил такой игре: есть бог или нет, — это кто как хочет. Если веришь — значит для тебя он есть, если не веришь, то его и нет. Бога-отца надо понимать как природу, бога-сына Иисуса Христа — как человека, а духа божьего — забыл как. Очень нравилось под церковные слова смысл подбирать, но потом мне эта игра надоела. В 1919 г. вступил в партию, стал безбожником» (там же).

3. «Агностик» П. И. Иванов: «Существует бог или нет, я не знал до того, как в Питер попал. Может есть, а может нет. Библии не верил. У нас были старики, которые сказывали: „Кто Библию прочтет, тот с ума сойдет". Сотворил бог Адама и Еву, первых людей, а их сын Каин ушел в землю Нод, так в Библии сказано, и женился на девушке. Если были только Адам и Ева да их сыновья, то откуда же взялась жена для Каина?» (там же, л. 109).

4. «Пантеист» В. М. Тимченко: «Мы в бога верили, но лбы перед иконами не били. Бог не человек, он в каждом месте, всюду и везде, а нарисовать его никто не может. Он думает, что мы церковному богу молимся, а мы совсем и не молимся, стоим, слушаем. Теперь по-ученому называют все природой, так и старики думали, да называли ее богом. Прямо сказать боялись, что бога нет, так хитрили перед начальством и перед собой» (там же, л. 97).

5. «Деист» С. С. Мартынов: «Я теперь безбожник. У меня отец был на заработках в городе, пришел оттуда

148

и говорит: „Бога не бывает, но неизвестно, как откуда все взялось". Я раньше тоже так думал: того бога, которого попы выдумали, нет; какой там рай, ад — это для ребятишек, но кто все сотворил? Должен же быть у мира хозяин — творец» (там же, л. 114).

6. Скептик Н. Г. Савельев: «Я еще в деревне сомневался. Опыт ставил: „плюну в икону, если всемогущий бог есть — ослепну, нет — останусь зрячий". „Три раза плевал, ничего, не ослеп. С тех пор очень усомнился в вере» (там же, л. 77).

7. Атеист Л. П. Семенов: «Не верить в бога научил учитель, еще в деревне, его потом арестовали — разъяснял, как человеческий род появился, зачем бога придумали. Две зимы я работал штукатуром в Питере у Мамонтова-подрядчика, тут много книг прочитал, стал других подбивать религию бросить, да наш брат мастеровой ей мало интересовался» (там же, л. 45)."

Крестьянский антиклерикализм — сложное явление, которое зависело от классового расслоения в деревне. Известны отдельные случаи, когда кулаки использовали антиклерикализм крестьян для того, чтобы захватить церковно-монастырские земли и чтобы самим верховодить в церкви. В Новгородской губернии «хозяйственно крепкая часть крестьянства... стихийно, неорганизованно захватила все, что' могла из земель... монастырей и самовольно запахала их» [78, 56].

В своеобразии черт и форм антиклерикального движения крестьянства проявлялась стихийность их выступлений как мелкой буржуазии, ее непоследовательность в отношении к церкви — от анархических призывов к «искоренению попов» до суеверного раболепия перед ними. Только рабочий класс и его большевистская партия могли указать крестьянам верное решение религиозного вопроса. Мелкобуржуазный антиклерикализм крестьян часто перерастал в анархистский нигилизм или в сектантский религиозный «рационализм». Мелкобуржуазная природа крестьянского антиклерикализма была питательной почвой для «попоедства» и всяких «левых» выступлений против церкви и духовенства.

31 мая 1917 г. в Главное управление по делам милиции поступило сообщение, что в деревне Гребенниковке Сумского уезда Харьковской губернии 15 мая произошел «кощунственный случай над местночтимым образом

149

св. Николая, принадлежавшим Бобричанской церкви, со стороны крестьянина Гриценко, который во время крестного хода топором изрубил икону» [45, 63]. Стефан Гриценко на допросе сказал, что «заранее готовился к этому и который год не ходит в церковь» [67, 153]. В некоторых местах были даже попытки «ликвидировать церкви». В Козьмодемьянском уезде Казанской губернии, согласно докладу инструктора Казанского губернского продовольственного комитета Галахова, крестьяне «не только на словах, но даже и на бумаге выносят приговоры о закрытии всех церквей» [65, 707]. В июле 1917г. прихожане жаловались, что «агитаторы-крестьяне закрыли церковь в селе Саврань, Подольской губернии, чем лишили население возможности молиться в храме» [45, 174].

Большевистская партия стремилась предотвратить отрицательные явления, выраставшие на почве крестьянского антиклерикализма, оскорбление религиозных чувств верующих. В программе РКП (б), принятой VIII съездом партии в марте 1919 г., указывалось: «Необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма» [2,429].

В 1917 г. многие крестьяне, отрицательно относившиеся к церкви и духовенству, еще сохраняли веру в Иисуса Христа, идеализировали первохристианство, что было питательной почвой для протестантских вероучений. Тогда было немало солдат и крестьян, рассуждавших о том, что «учение Христа искажено до неузнаваемости», «попы учение Христа превратили в оружие насилия, в оружие лжи и обмана». Антиклерикализм крестьян, связанный с рационалистической критикой — в религиозной форме — догм и обрядов православия, нередко вел к сектантству, которое для какой-то части крестьян в 1917 г. могло быть трудным этапом на пути от православия к атеизму. Ем. Ярославский считал, что в то время «в сектантстве мы имеем значительный элемент крестьянства, который ищет выхода из религиозного мировоззрения» [30, 228]. В 1921 г. в постановлении ЦК РКП (б) «О постановке антирелигиозной пропаганды и о нарушении пункта 13 программы», опубликованном в «Известиях ЦК РКП (б)» (№ 33), говорилось, что надо вести пропаганду среди сектантов, «стремиться толковать

150

их мысль дальше, доказывая половинчатость, необдуманность их построения».

Антицерковные выступления трудящихся в канун Великого Октября переросли в ходе социалистической революции в антирелигиозное движение двадцатых годов как со всеми его замечательными достижениями в области разрушения религиозного мировоззрения, так и неизбежными недостатками, «попоедством» как наследием мелкобуржуазного» антиклерикализма. После Великого Октября особенно остро встала задача очищения антиклерикализма крестьян от анархистских шлаков мелкой буржуазии и перерастания его под руководством революционного пролетариата в массовый атеизм, формированию которого должна была способствовать антирелигиозная пропаганда, организованная Коммунистической партией. Только социалистическое преобразование деревни могло создать условия для полного освобождения крестьянства от религии.

Антирелигиозные настроения среди народных масс усилились в процесс борьбы большевистской партии за перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую. Распространение антиклерикальных настроений в деревне в этот период подтвердило историческую правоту ленинизма, видевшего в трудящемся крестьянине союзника пролетариата в борьбе за свободу совести, за отделение церкви от государства и школы от церкви.

Глава пятая