Глава пятая Небо. Поле. Полозьев скрип

 

Награда

 

Еще до того, как разгорелась Бородинская битва, в дни, когда русская армия отступала, к князю Петру Багратиону неожиданно явился подполковник Ахтырского гусарского полка Денис Давыдов.

Багратион Давыдова знал давно – когда‑то Давыдов служил у него адъютантом, – он принял его сразу и очень приветливо.

– Ну, рассказывай, выкладывай. Начальство обидело?

– Нет, – усмехнулся Денис Давыдов. – Вот какую имею мысль.

И стал говорить о французской армии. Мол, растянулась армия на сотни и сотни верст. От самого Немана через всю Россию тащатся к ней обозы, идут подкрепления, порох, ядра везут.

– Верно, – бросает князь Петр.

– Надо, ваше сиятельство, оставить у Бонапарта в тылу наши конные отряды. Пусть они обозы и мелкие части щупают. Будет немалый урон врагу. Прошу казаков и гусар – докажу.

Пошли они к Кутузову. Главнокомандующему идея понравилась. Распорядился он выделить Давыдову 50 гусар и 80 казаков.

Так возник первый партизанский отряд. Русская армия отошла дальше, а Денис Давыдов ушел в леса.

Много прославленных имен среди командиров партизанских отрядов: офицер Сеславин, простой крестьянин Герасим Курин, рядовой гусар Федор Потапов, по кличке Самусь, сельский староста Стулов, солдат Еременко, отставной майор Емельянов – в прошлом крепостной крестьянин, ветеран суворовских войн, произведенный за геройство Суворовым в офицеры.

Как‑то в какую‑то итальянскую часть приехал из штаба Наполеона посыльный. Тут‑то зашел разговор и еще об одном русском герое, о молодом штабс‑капитане артиллерии Александре Самойловиче Фигнере.

Лихость в Фигнере потрясающая. Он и в бою всегда впереди, и в походах не знает устали, и на расправу с врагом жестокий, но и в разведку без страха ходит.

Фигнер даже в Москву к французам ходил, переодевшись, правда, крестьянином.

Много зла причинил Фигнер со своим партизанским отрядом французам. Слух об отважном штабс‑капитане даже дошел до Наполеона. За поимку Фигнера император назначил большую сумму.

Приехавший к итальянцам из наполеоновского штаба офицер привез особую весть – где‑то здесь, в местных лесах, скрывается Фигнер.

Заволновались итальянцы. И страшно, и вот бы прославиться – взять и поймать злодея. Вот бы сюрприз императору. К тому же… награда.

– Поймаем его! – кричат итальянцы. – В наших же жилах римская кровь!

Собрались одни офицеры. Рядовых с собой не брали. Не хотели делить богатства.

Подумал посыльный и тоже решил поехать. Интересно, что из того получится. А вдруг…

Тронулись итальянцы. Рыщут они по соседнему лесу. Нет, не видно партизанских примет. Направляются в лес, что подальше. И там все спокойно и тихо. Едут верст за десять в крутые балки. И там неудача.

Не хочется им возвращаться с пустыми руками домой. Да день на исходе. К тому же устали. И есть хочется. И дорога домой неблизкая.

«Да, пора бы домой», – понимает и Наполеонов посыльный. Да только в эту минуту что‑то, как назло, за язык его дернуло.

– А не там ли они, вон за полем, в дубовой роще?

И офицеры о том подумали. Решили:

– Ну ладно, последний заход.

Дотащились они до дубовой рощи. И правда – вот он, свежий след от лошадиных копыт.

Поднялся дух в итальянцах.

– В наших жилах римская кровь! Вперед!

Втянулись они своей офицерской колонной в лес.

И вдруг слева и справа налетели на них партизаны.

Крики, свисты, стрельба…

Туда итальянцы, сюда, да где там – они в окружении.

Согнали партизаны плененных в кучу. Стоят они, по‑итальянски носы повесив. А где же тот, Наполеонов посыльный?

Смотрят – стоит он в первом ряду партизан, ручкой им нежненько машет:

– Приветствую вас, господа офицеры! Будем знакомы – штабс‑капитан Александр Самойлович Фигнер.

 

Василиса Кожина

 

Баба есть баба. Впрочем, не всякая.

Василиса Кожина была женой деревенского старосты. По‑бабьи она проворная. В избе чисто, дети накормлены, скотина в хлеву в довольствии.

Да не только этим Кожина славилась. Муж у нее хоть и староста, да то ли с ленцой, то ли просто не очень проворный мужик. Вот и сложилось так, что по всяким делам крестьяне ходили не к старосте, а к женке ленивого Кожина.

Оказалась старостиха первой в селе фигурой.

Баба она дородная, баба она степенная. И посмотреть на такую приятно, и услышать умный совет.

В общем, довольны крестьяне. Жаль, что женщин в старосты не избирают.

И вот накатилась война с французами.

Бегут к Василисе крестьяне:

– Как же нам быть?

– Бить нежданных, непрошеных, – отвечает им Кожина.

Смотрят мужики на нее недоверчиво. Не шутит ли баба?

– Что же мы – войско?

– А где ружья?

– Где сабли?

Короче, впервые совет Василисы был для крестьян ничто. Посмеялись, и только.

Тогда собрала Василиса баб помоложе. Создался женский отряд. Без ружей, без сабель. Вилы, простые рогатины – вот все, чем богаты бабы.

Уходят крестьянки в соседний лес. Смеются крестьяне:

– Аники‑воины!

– Бонапарту схватите в плен!

Впустую, конечно, ходили вначале по лесу бабы. Но вот наступил день, когда поймали они француза. Тянут трофей в село.

Глянули мужики, так и ахнули. Ходят вокруг француза, смотрят, не верят своим глазам:

– Гляди, настоящий!

– С усами!

– И сабля, смотри, была. И ружье!

Висит оно теперь на плече у Кожиной. Сабля у рыжей молодки в руках.

Торжествуют сельские женщины:

– Ага!

– Не верили!

– Вот вам мужская работа!

– Ну, посмотрели? – спросила Кожина. – Теперь собирайтесь, очередь, значит, ваша.

– Подумаешь – раз повезло!

– Скопом штуку одну споймали.

– Ну меньше, ну больше одним – французская армия от этого, что ли, убавится?!

– Дурни! – ругнулась Кожина.

После первой удачи дело у женщин пошло успешнее. Второй, третий, четвертый француз попался.

Ружьишками женщины обзавелись. Василиса Кожина ходит теперь в шинели. Сабля гусарская сбоку висит.

Отводят женщины пленных в уездный город Сычевку. Слава о них гремит.

Задумались теперь мужики. Завидно им, глядя на женщин.

– Эх, зря мы тогда не поверили!

– И нам бы теперь почет.

Пересилили они мужское свое упрямство. Стали являться к Кожиной, проситься в отряд.

– Ну что же, надо подумать, – отвечает с улыбкой им Кожина. – Тут как присудит наш бабий сход.

Сход порешил мужиков принять. Давно ведь женщины этого ждали. Не бабье дело вести войну.

Хоть и не бабье, да все же мало кто из женщин оставил ружья. Огромный теперь отряд. Старшим по‑прежнему Кожина. Мужики послушны во всем.

– Приказывай, матушка, слушаем.

– Бей до конца француза! Ныне это единый приказ.

Вот какая она, Василиса Кожина, русская женщина, храбрая женщина. Ее не то что на место старосты, Кожину хоть в губернаторы назначай, хоть в военный совет сажай.

 

Опасное место

 

В белорусских непроходимых лесах под Оршей расположился партизанский отряд – крестьяне из ближних сел. Тут под Оршей они воевали, тут же в лесах и жили.

В отряде среди других мужичонка, по имени Петрусь, по фамилии Глебка. Он и выбрал‑то это место.

– Хорошее место для вас я выбрал, – любил похвастать Глебка. – Можно по французам отсюда ударить, можно и снова сюда утечь!

Так крестьяне и поступали. Ударят по обозу, небольшому отряду французских солдат или по фуражирам – и снова к себе в леса.

– Нет, все же хорошее место я выбрал, – не унимается Глебка.

А место‑то, по правде говоря, было не очень хорошее. Болота кругом да топи. Мошка безжалостно ест. Нет бы выбрать где выше, где суше.

– Зато неприятель сюда не сунется, – рассуждает все тот же Глебка. – Сиди тут, как лыцарь в каменном замке.

– Твой замок одни болота.

– Болота для нас тут потверже камня, – отбивается Глебка. – А главное, можно всегда утечь. Любому из любого места можно всегда утечь, – философствует Глебка.

И вот однажды крестьяне было напали на какой‑то обоз. Да тут подоспела французская полурота, и партизанам пришлось бежать. Добежали они до леса – думали, дальше француз не тронется.

Однако полурота попалась отважная. Гнала она мужиков и дальше, шла по пятам и загнала в такие топи, что стой! Дальше вперед ни шагу. Тут, к счастью, спустился вечер. Французы тронуть крестьян не успели. Зато обложили со всех сторон – конечно, кроме той, где болото. Расположились солдаты на ночь. Противник надежно схвачен. Завтра ему конец.

– Ну вот тебе и твой замок! – кричат крестьяне на Глебку. – Лыцарь ты этакий… Вот тебе и утечь!..

– Да кто же думал! Француз какой‑то чудной попался, – разводит руками Глебка. Он и сам понимает, что делу, поди, конец. Однако для храбрости и себе и другим: – Оно же, болото, не очень топкое.

Попробовали крестьяне – сплошная трясина. Шаг – и сразу по шею, два шага – катись с головой. Хотят они снова ополчиться на Глебку. Нет, не видно, пропал куда‑то проклятый Глебка.

– Может, утоп?

А Глебка в это время пробирался все‑таки по болоту. Сук у него длиннющий в руках. Щупает им трясину. С кочки на кочку, где бухнет по пояс, где еле удержится, и все же пролез.

С той стороны болота была деревня.

Поднял Глебка на ноги мужиков, объяснил поспешно, в чем дело. Набрали крестьяне сена, кладок и досок, пришли к опасному месту, соорудили шаткий настил. По настилу весь партизанский отряд и убрался из‑под самого носа французов.

– Ну, говорил я, что можно любому всегда утечь! – опять торжествует Глебка.

Вырвались мужики из окружения. Осмелели. Думают, а что, если им самим теперь захватить французов. Мысль озорная, всем нравится.

Обошли крестьяне болото сухими местами, взяли с собой мужиков из местной деревни, послали в другие, чтобы и те приходили на помощь. В общем, к рассвету все были на нужном месте.

Проснулись утром французы. Где же крестьяне?! А те у них за спиной. Вот уже и крики слышны, и самодельные пики пущены в ход, рогатины, косы, вилы. Правда, и ружей у мужиков с десяток, и две настоящие сабли. Заметались французы. Одни к трясине – тут их голубит верная смерть. Другие к крестьянам – навстречу им тянутся косы и вилы. Погибли французы.

Довольны крестьяне.

– Ну как?! – смеясь, обращаются к Глебке. – А говорил, что любому можно утечь!

 

Мотя

 

Отступают французы. Есть хочется. Нечего есть. Бродят французы по русским селам. Рыщут, где бы и чем поживиться.

Не забыта и деревня Ивановка. Недавно побывали здесь двадцать французских солдат. Сегодня явились семеро.

Ходят французы по избам. Пусты закрома крестьянские. Скотина куда‑то припрятана.

Явились они к деревенскому старосте, вцепились в белесую бороду:

– Отвечай, где зерно укрыто.

Разводит старик руками:

– Третье лето у нас недород.

– Недород?

– Недород.

Обозлились французы, хлесть старика нагайкой:

– Недород?!

– Недород!

– Ах ты мошенник старый! – кричат французы. – Не желаешь добром, силой сказать заставим.

Схватили солдаты деда. Швырнули, как сноп, на лавку. Теперь уже двое стоят с нагайками.

Крутилась здесь Мотя – внучка упрямого старосты. Жалко ей деда, знает она, где зерно зарыто.

Взлетели над спиной старика, как цепа в обмолот, нагайки. Зажмурилась Мотя:

– Стойте!

Остановились французы, смотрят на Мотю.

– Дедушка хворый. Не бейте. Я покажу.

– Ах ты душа окаянная, – сплюнул старик с досады, потянулся к печному ухвату.

Съежилась Мотя.

– Но, но, – вмешались французы. – А ну, собирайся! – командуют Моте.

Собралась девочка. Идет, от обиды и страха всхлипывает. Вывела она французских солдат за околицу. Повела за бугор к оврагу.

Кусты над оврагом. Место укрытое. Пойди разыщи здесь зерно без Моти.

Спустились французы в овраг. Отмерила Мотя четыре шага от какой‑то коряги, указала:

– Вот здесь.

Отложили солдаты ружья. Сняли мундиры. Лопаты в руки. Довольны французы: близка удача.

– А ну, не мешайся! – кричат на Мотю.

Роют французы. Потеют французы. Французы вовсю стараются.

А в это время там наверху, над краем оврага, из‑за кустов высунулась чья‑то бородатая голова. Следом за ней другая: улыбнулся Моте безусый парень, глазом хитро моргнул.

Смешно, хихикнуть хотела Мотя. Однако сдержалась.

Зашевелились кусты над оврагом. Поднялись крестьяне в свой полный рост. Один за другим прыгают вниз партизаны.

Минута, вторая – вповалку лежат французы. Руки вожжами скручены.

Идут партизаны домой. Гонят солдат французских.

– Эка, удачлива ты, Матрена, – хвалит девочку тот бородатый.

– Ахтеры вы с нашим старостой, – хихикает парень.

– Семь штук – дела нешутейные, – рассуждает какой‑то мужик.

– Подумаешь, семь, – улыбается Мотя. – Намедни их было двадцать.

Вот и все. Вот и рассказ про деревню Ивановку, про отважную Мотю, Мотю‑Матрену – русскую девочку.