А есть вообще смысл что-то сейчас говорить? Я так жестко наступил себе на глотку, что на ней останутся следы от подошв.

Внезапно громкое «БЛ*ДЬ!» срывается с губ Эрин.

Я закрываю глаза.

— Я знаю.

— Как ты, бл*дь, мог сказать такое?

— Я не знаю.

— Что ты, черт возьми, имеешь в виду под своим «я не знаю»?!

— Я имею в виду, что не знаю! — кричу я, крепко зажмуривая глаза, пока мой ответ вращается у меня в голове. — В одну минуту я был готов все ей объяснить, а в следующую — был так раздражен тем, что она поверила в то, что я стану обращаться с ней, как с мусором! Это, бл*дь, нечестно, Эрин! Я не заслужил этого, Эрин! 

— А она заслужила? — спрашивает она низким голосом.

Я не могу открыть глаза.

— Я был неправ, сказав это.

— Ты был запредельно неправ, — он наконец-то выезжает на проезжую часть. — Ты настолько далеко шагнул за черту, что тебе понадобится гребаный паспорт, чтобы вернуться обратно!

Не смейтесь. Это не смешно.

— Это конец, не так ли? — слова скатываются с моего языка, оставляя после себя полнейшую пустоту.

Когда Эрин не отвечает, я наконец-то открываю глаза.

— Всему конец. Все закончилось. — Между нами поселяется тишина. Я делаю все возможное, чтобы выровнять дыхание, но оно тяжелое. Неровное. Каждый раз, когда моя грудь сжимается, я чувствую в ней пустоту.

Что, на самом деле, в порядке. Во мне все равно ничего не осталось. Единственную вещь, дававшую мне жизнь, я выбросил, а почему? Потому что мои чувства были ранены? Когда я стал такой сопливой киской? И как мне, черт возьми, учить мальца быть мужчиной, когда я со своим собственным дерьмом разобраться не могу?

— Помнишь первый раз, когда мы отправились в совместную поездку? — спрашивает Эрин, и в ее голосе звучит больше мягкости, чем я когда-либо слышал.

И вот теперь я узнаю этот тон. Тон, который мы используем, когда жизнь превращается в запредельное дерьмо, из которого нет возврата. Когда мы знаем, что пути назад нет. Когда мы знаем, что за нами ничего не осталось, и не к чему возвращаться.

— Это было неделю спустя после смерти твоих родителей. Макс едва ли тебя видела. Люк вообще не видел. Практически, никто не мог тебя найти, будто ты была угнетенным Вальдо (прим. пер. — ссылка на книгу иллюстраций автора Мартина Хэнфорда «Где Вальдо?», в других источниках «Где Валли?». Книга состоит из иллюстраций десятков людей в разлитых ситуациях и местах, среди которых читателям нужно отыскать Вальдо (Валли)). Но я мог. И я сказал тебе посадить свою задницу в машину и отправиться прокатиться.

Воспоминание всплывает у меня в голове, пока я наблюдаю за проезжающими мимо машинами.

— Ага. И ты сказал мне, что мне не нужно с тобой разговаривать. Мне не нужно тебя слушать. Все, что мне нужно было сделать, это сесть за руль.

Эрин сворачивает налево на соседнюю дорогу.

— То же самое и сегодня, Келлар. Тебе не нужно разговаривать. Тебе не нужно слушать. Просто сиди…

Музыка наполняет салон, и я снова закрываю глаза.

Когда я был ребенком, где-то четырех или пяти лет, иногда после того, как старик меня потрепал, мама сажала меня в машину, как только он отключался, и увозила меня. Поездка никогда не длилась слишком долго, потому что она не хотела, чтобы он узнал, что она брала машину, не говоря уже о том, что он бил ее по лицу так, что иногда она не могла видеть, она все равно сажала меня в машину, и атмосфера спокойствия усыпляла меня. Я всегда чувствовал себя в безопасности. Защищенным. Будто весь остальной мир не мог навредить мне в эти краткие моменты. Эту историю я рассказал Эрин в тот вечер. Она единственная, кто знает. Ну, и теперь вы.

 

Глава 15

Макс

Тони передает мне еще одно печенье «Орео», когда садится на диван. Он слегка толкает меня рукой, чтобы я положила голову ему на ноги, пока я остаюсь лежать в позе эмбриона. Где-то между всхлипываниями и рыданиями мне удалось умять всю пачку печенья «Орео» и полгаллона молока.

Меня только что окунули в грязь! Я могу жрать, как корова! Хватит меня осуждать! Ого. Простите. Мне не стоило кричать на вас. В конце концов, это не ваша вина, что я легла и раздвинула ноги впервые за четыре года, просто чтобы стать еще одной зарубкой на спинке чьей-то кровати? Ух. Ублюдок!

— Я не понимаю, — вздыхает Тони, подпирая рукой лицо, пока смотрит вниз на меня. — Макс, я не понимаю. Ты могла бы иметь любого парня в целом мире, а ты выбираешь одного. Пожалуйста, я спрашиваю тебя, ради всего святого, объясни мне это.

Я откусываю печенье.

— Ты злишься из-за него. Грустишь из-за него. Смеешься из-за него. Плачешь из-за него. Он должен быть твоим парнем. И да, в отношениях есть взлеты и падения, но вы ведь не в отношениях? Вы не зашли так далеко.