Иже на земли Рождьшагося Царя Небеснаго

От светлыя звезды водими достигоша в Вифлеем…

(Стихера пятого гласа на Вечерне Рожества Христова).

Можно было бы ограничиться просто ссылкой на исторические документы, проливающие свет на генезис именования царями евангельских «магов»: в восточных государствах-деспотиях, организованных по теократическому принципу, существовали жреческие касты, главы которых были также и местными градоправителями («царями», или царьками); наложение этого факта на пророческие слова Псалма 71 о царях, приходящих в Иеросалим на поклонение Мессии, и дает толчок именованию волхвов царями [1,150]. Казалось бы, вот и объяснение. Но всё гораздо интереснее.

Отправимся от слова маги.

Сама суть магии как таковой (а не оккультного ее современного суррогата!) неразрывно связана с природой человека, каким его замыслил Бог. В Раю Адаму, как известно, было свойственно давать имена животным (а значит, и всем вещам). Имя же вещи, в его подлинном значении, как показал, основываясь на святоотеческой Традиции, русский мыслитель А.Ф. Лосев, есть форма проявления энергии Сущности, Сути всякой вещи. Т.е. дать имя вещи означает познать суть, познать логос вещи, познать то, как замыслил ее Бог. Адамическая способность к познанию Сути неуничтожима в человеке – это благодатный дар Божий. Уже падший и смертный, забывший и потерявший Бога в разрозненном и чуждом ему мире, человек сохранял рудименты райского дара познания, как сохранял и – может быть, спящую – память о первозданном райском, пред-обоженном состоянии. Стремление от эмпирической разрозненности к восстановлению единства со всеми и всем побуждало проявлять эту спящую способность – давать имена, оперировать именами, в уверенности, что «вибрации звука» имени индуцируют через внешнее воздействие соответствующие процессы в энергиях именуемого объекта. Лосев говорил о «Мифе» как о «развернутом магическом Имени». Имени как энергии Сути всего. И действительно, древняя мифология содержит, в виде загадок и символов, следы изначального знания человеком Сути, следы его общения с Богом и ожидание возвращения к Богу. Магия, тем самым, непременная составляющая метафизики человека в ее преломлении и приложении к падшему состоянию мира, «миру объектов». Она, магия, преодолевается и упраздняется только явлением Самой Сути всего, Логоса всего. Так, Моисею при Купине, на вопрос его: каково Имя Воззвавшего его из Купины, был дан ответ: Аз Есмь Еже Есмь [10]. Я Есмь Тот, Кто Я Есмь. Этот ответ можно понять и как указание на невозможность магии как доступа к Сущности Именуемого: подлинное познание Имени Бога осуществляется не на путях индуцирования в Нем по воле человека каких-либо процессов, делающих Его доступным к познанию (Бог – не «объект»), но на путях полной самоотдачи человека Милости Бога.

Другой пример – известный персонаж раннехристианской истории Симон-волхв (Σίμων ό μάγος). Он, как следует из Деяний свв. апостолов, «изумлял» людей – очевидно, многоразличными магическими эффектами, чудесами, а кроме того – называл себя «Богом». Конфликт между Симоном и Петром (Деян8.9-24) еще раз показывает: магия как межобъектная коммуникация с вне-человеческим по воле падшего человека не есть путь к Богу; она упраздняется в Явлении подлинной Божественной Силы (в данном случае – в апостолах как Церкви, которая есть Тело Христово).

Итак, евангельские волхвы, будучи мудрецами-эзотериками и носителями дара наречения имен, были, конечно, подлинными магами, как служители дохристианских культов, а точнее – пред-христианских. Они несли в себе знание об изначальном единстве человека и творения. Они знали, что человек – царь вселенной и что всё творение – лишь часть, или тело, человека, ум которого мог бы управлять «телом», т.е. всеми вещами. Вне откровения Благодати это знание не могло быть никаким иным, как только магическим, внешним. Магию они должны были принести Младенцу Исусу; историческая их задача – в откровении Истины упразднение магии как «тени» Истины.

Итак, магия как нечто важное и самостоятельное снимается в Свете Христовом; она сходит с исторической сцены – этот первый, внешний слой образа «волхвов от восток», данного в Предании Церкви как целом. Матфей предначинает – Церковь продолжает и развивает.

Матфей богословствует – богословствует Церковь. Богословие Евангелия – Богословие Церкви; одна и та же мысль, одна вера, одно знание.

Из евангельского «маги» развивается имя цари, а «магичность» этих «магов», как служителей культа, возвращаясь к изначальному дару познания и наречения имен, преобразуется в пророчество и священство.

Итак, имя «цари-волхвы» означает возвращение-восхождение, или отнесение, с одной стороны, двух («царь» и «священник» - звание волхвов), с другой – трех (по числу даров волхвов) важнейших аспектов природы человека к неразделимому их единству в Первообразе человека, т.е. во Христе. Похожим образом в патристике есть два подхода к антропологии: один рассматривает человека как двуединство «души и тела», другой – как триединство «духа, души и тела». Аналогично и в нашем случае: если в «магологии» речь идет о волхвах как о начатках язык, т.е. как о полномочных представителях всего рода человеческого, то а) если рассматривать природу человека в двух ее аспектах, эти аспекты тогда суть «царство» и «священство»: цари-волхвы, объединяя в себе эти два аспекта в качестве установлений Традиции, приносят их к единому их и её Истоку, Который есть Царь и Священник по самой Его природе (а не «по установлению»). Если же б) речь идет о трех аспектах, то третьим является «пророчество», Богоданная способность человека слышать Бога и являть Его волю во всей «тьме вещей». Рассмотрим эти аспекты.

Царь. Человек есть все-человек (т.е. образ Христа). Он является средоточием вселенной, наконец, он больше космоса, ибо космос – это лишь его «тело» и различные уровни «души»; иными словами, в человеке, – еще точнее – в духе человека, – универсум «открыт» Сверх-универсальному Тому, Что превосходит универсум. Таким образом, человек (как все-человек) возделывает универсум и «хранит» Рай (ср. Быт.2,15), т.е. управляет миром, сохраняя блаженное состояние открытости, прозрачности мира Свету Славы Божества. Управляет же миром он постольку, поскольку управляет собой, следовательно, и прозрачность мира Нетварному Свету есть «прозрачность-о-человеке», прозрачность мира, осуществляемая Богом через орудие-человека.

Священник. Всё управляемое – и сам управляющий дух человека – приносится в любви и отдается Богу, как жертва (и это тоже – подобие Христа); таким образом, все-человек приносит Богу себя.

Пророк. Все-человек есть всецело ухо, он воспринимает Слово, становится (вернее, является) отпечатком Слова Божия (т.е., опять-таки, подобием Христа); наконец, он – всецело око, ибо, воспринимая Слово, он в Духе Божием Таинственно и Не-видимо созерцает Невидимое и Божественное, Нетварное.

Иными словами, «царь» это управление, «священник» это приношение. «Пророчество» – это пронизанность, исполненность Духом Божиим. Первообраз всему этому – Христос.

Как мы уже упоминали, по одним данным, евангельских волхвов было три, по другим – двенадцать. Как бы то ни было, оба эти числа обозначают полноту и завершенность; 12, к тому же, равно произведению 3 и 4, что добавляет в полноту троичности различение аспекта четырехчастности, «крестообразности» (ср. 12 апостолов, 12 месяцев года, двенадцать зодиакальных секторов мифологического небосвода, 12 колен Израиля), что, опять-таки, возвращает нас к символизму Оси миров и, что не менее важно, к вселенскости миссии волхвов: как мы уже говорили, в лице волхвов представлено всё «внеавраамическое» человечество.

В любом случае, даров, которые были преподнесены Младенцу Христу, было три вида; как известно из Мф., это были золото, ладан и смирна, или мирра.

Золото – символ Света, оно символически связано с солнцем, и является атрибутом «царства». «Царь», таким образом, «светит» в окружающий его космос и «просвещает» его: управление окружающим есть «свет» окружающему. Но установлено, что во всех традициях, а также в фольклоре золото практически всегда воспринималось как знак иного мира, как знак «нездешнего» [10]. «Царь», таким образом, «светит» не своим светом, он весь – светильник Света Небесного.

Ладан («ливанъ») – «кадило», символ, совершенно определенно связанный с образом вертикали дымового столпа жертвоприношения. Этот дымовой столп – образ Оси миров; тем самым жертвоприношение, как сакральное действо, есть символ связи, соединения, точнее – воссоединения «земнородных» с Небом.

Смирна, или мирра – ароматная смола. В качестве благовония входит в состав литургического масла – мира. Из такого рода веществ приготовляли «бальзам нетления», вещество, препятствующее гниению; таким веществом в ритуале погребения умащали умерших (ср. «бальзамирование»). Бегство охваченных ужасом и исступлением Жен-Мироносиц от Явления Света у апофатически Пустого Гроба (Марка, зачало 70) завершает в Славе Воскресения богатейшую и древнейшую символику бальзамирования. Эта символика состоит в тесной связи с символикой «напитка бессмертия». Греческая мифология говорит о «пище богов» - амброзии; слово «амброзия» имеет общее происхождение с санскритским словом «амрита», «бессмертный», точно так же, обозначающим «пищу богов» (на этот раз –  ведического и древнеиндийского пантеона). «Амрита» символически тождественна «соме» ведических сказаний – одухотворяющему и обожествляющму напитку, несущему жизнь, знание истины и слово мудрости, а также «хаоме», или «гаоме» - точно такому же мифическому напитку, но уже из «Авесты», соку «Древа жизни», которым, согласно «Бундахишн», авестийскому преданию, записанному в первом тысячелетии по Р.Х., ежедневно питался Гайо-Маратан (или: Гайомарт) – первопредок человечества, первочеловек, в котором, конечно же, также отражено древнее знание о человеке как все-человеке, знание, открытое полноте истинного Содержания знания – познанию Еммануила.

И вот, когда-то выделившиеся из полноты и единства Богозданной и Богопросвещаемой природы человека и явленные в человеческой истории, в превращенном виде, как некие «институты», уже далекие от соответствия изначальному, Божественному предназначению, но стоящие во главе социума и, вообще говоря, обязанные, в условиях образовывающихся социумов, быть взаимодополняющими началами, но в эмпирике часто конкурирующие и конфликтующие друг с другом, – эти аспекты, в лице волхвов, возвращаются, или, лучше сказать, восходят к Первообразу и Завершению человека, к Человеку Совершенному, к Человеку Абсолютному – Новому Адаму, Еммануилу, в Котором уже нет никаких раздельных функций, противопоставляемых друг другу служений, но – единый Первоисток совершенства и полноты человека как существа, являющегося всецелой открытостью Божией Благодати.