Особенные черты, изображающие свойства Наполеона Бонапарта.

 

Наполеон вспыльчив до бешенства. Он ломал, что ему ни попадалось в руки; он выгонял из комнаты пинками и бегал как блаженный ребенок. Любимое его слово было: Я так хочу! Он также часто повторял: «Главное во мне достоинство – непреклонная строгость. Знайте, что мне все позволено».

 

Хотя Наполеон и любил себя выказывать из тщеславия, но угрызения совести заставляли его окружаться стражей. Он непрестанно трепетал. Ему ежечасно мечталось, что его хотят убить. Вот доказательство. Жозефина и жена брата его Иоахима, вздумав ехать [79] в маскерад, послала к одной из известнейших парижских торговок за маскерадным платьем. В полночь торговка пришла в Тюльерийский дворец и в темных сенях встретилась с Наполеоном, который, испугавшись шороха, закричал, чтобы подали свечи и позвали караульных; в ярости и от испуга упал он в обморок. Бедную торговку засадили на шесть месяцев в тюрьму.

 

Не имея веры, Наполеон крайне суеверен. Он верит более гадательницам, нежели Священному писанию. Похитив престол, он часто приказывал загадывать в карты одной женщине, прославившейся сим лживым искусством. [80]

 

Люди, говорил Наполеон, подобны шашкам: сперва расставляют их для игры, потом бросают. Затевая войну, он говорил: «я еду на травлю людей».

 

Любимое Наполеоново правило было: «все мне принадлежит: и последний человек, и последняя копейка».

 

В одном из своих бюллетеней Наполеон писал: «Восемьсот пушек изрыгают смерть со всех сторон: зрелище удивительное!» Он любовался, смотря, как на Прейсциш-Ейлаувском поле кровь переливалась по снегу. К одному начальнику крепости он писал: «Бомбы зажигают город, поражают стариков, женщин и младенцев; [81] но от них отважный человек не мигнет и не поморщится». Вот образцы Наполеонова человеколюбия!

 

Во Франции, говорил он, есть еще люди, которые живут в своих поместьях и получают доходу от 40 до 30 тысяч ливров. Я до них доберусь. Тираны невольно проговариваются от излишества злодейства.

 

Наполеон говорил, что частью лучшего своего войска поработит Гишпанию. а Россию завоюет Польской кровью. Кровь и жизнь человеческая ничего для него не значили

 

В 1797 году, приняв начальство в Италии, Наполеон при первом шаге показал, что он идет на [82] разграбление царств и на пагубу народов. «Воины Французские! – сказал он, - вы наги, вы босы, вы голодны; пред вами царства, пред вами целая Европа: ступайте, берите – все ваше!»

 

Расстреливание и зажигательство были любимыми его средствами к устрашению народов. В 1797 году отдал он в Италии следующий приказ: «Объявляю, что все деревни, неповинующиеся Французским узаконениям, признаются мятежными. Генералы должны жечь сии селения и расстреливать всех, у кого найдут оружие».

 

Вступая в Тироль, Наполеон писал к Тирольцам: «Обойдитесь с нами гостеприимно, и мы обойдемся [83] с вами по-братски…(*) Но если поднимите против нас оружие, мы будем ужасны как огнь небесный; мы сожжем ваши дома». (*: То есть обберем вас и сделаем своими рабами.)

1805 года, желая принудить Австрию к миру, Наполеон говорил: «Вена в моих руках; там же мое войско; если Австрия не согласится, разорю, выжгу Вену».

Два главных качества Наполеона – неблагодарность и коварство. Он был врагом благодетелей своих и старался очернять тех, которые ему способствовали возвышаться.

 

Письмо Наполеона Бонапарта из Египта к брату его Луциану Бонапарту. [84]

«В Египте все скоро кончится¹. Директория есть стыд Франции²; две трети совета суть бунтовщики; большая часть генералов – невежды и не в силах управлять и двумя отрядами. Суворов слишком счастлив; он свободно разгуливает по Италии³.

Или Сиес заодно с Рожером Дюкосом, или он с толку сбился. Боюсь их скудоумия. Один истощился умом, другой слишком легкомыслен⁴. [85] Камбасерес правду сказал, что Барасс умеет только наживаться⁵. Как бы то ни было, но не хочу сидеть с Барассом рука об руку. Все эти обстоятельства и тайные предприятия Клебера крайне беспокоят меня и останавливают полет мой к великому [86] делу⁶; но я скоро все кончу в Египте. Друзья мои могут быть покойны: ничто не затруднит моего возвращения во Францию; я перехитрил своих сопротивников.

Возвратившись во Францию, постараюсь проложить себе несколько дорог: не удастся одна, пойду другой. Кто сметливее, кто дальновиднее, тот и выиграет^7. Все [87] уже устроено к моему отъезду; скажи нашим друзьям, чтобы и они не дремали».

Наблюдая все шаги и тайные предприятия злодеев, приятно видеть, что они никогда не могут быть спокойны ни умом, ни совестью и что, достигнув блестящей степени, тревожатся и боятся упасть. Письмо Наполеона к Жозефине от 22 Декабря 1803 года о сем убедительно свидетельствует.

«Твое беспокойствие, любезная супруга, весьма меня расстраивает. Присутствие твое в Париже для меня нужно; в Мальмезон (*) к тебе ехать не могу. (* Загородный дом покойной Жозефины.) Должно, однако, прекратить те тревоги, которыми наполнено последнее твое письмо. [88]

Ты опасаешься, что мне угрожают бури; не страшусь их: я давно уже приготовил себе надежную пристань. Скажу тебе откровенно, если не удастся мне работать для себя, тогда посредством моих распоряжений покажу, будто бы трудился для другого. Ты знаешь, о ком говорю (*) (* Это относилось к Людовику XVIII.). Что бы ни случилось, будь покойна: я все обдумал, все предусмотрел; я вывернусь; пострадают только мои неприятели. Знай и то, что я для собственных моих выгод располагаю обстоятельства – в пользу Короля. Но такая неудача нимало не согласуется с обширными моими предприятиями. [89]

Я крайне не доволен, что брат мой Луциан открыто вступается за Бурбонов и непрестанно советует мне быть тем во Франции, чем в Англии был Монк (*)». (* Великодушный Монк споспешествовал к возведению на престол Карла II, сына Карла I, казненного Кромвелем. Таким подвигам умеют подражать только те, которые живут не для личных выгод своих, но для добродетели и бессмертия.)

Письмо это напечатано было в 1804 году во всех Английских Журналах. Наполеон прилагал все старания к отысканию, каким образом оно учинилось гласным. Три человека, служившие при Бонапарте, были задержаны. Жизнь их была в опасности. К счастью за одного из них вступился Маршал Бессиер; двое других были освобождены. наконец Г. Дров, [90] главный поверенный Маршала Бессиера, уведомил его о вышеупомянутом письме следующими строками:

«К сожалению моему должен вам сказать, что письмо, причинившее столько разысканий и хлопот, выпущено одним из Наполеоновых братьев, приверженным к Бурбонам. Сим поступком хотел он принудить Наполеона решиться на то, чего желало все его семейство.

16 Июня 1805 года.

Дров».

 

К показанию, до какой степени простиралось безумное его самолюбие, предложим письмо его к Луциану, когда происками своими достиг он Консульства.

«Скажи теперь, государь мой братец! Хорошо ли бы я сделал, если бы [91] я уступил тайным твоим внушениям, которые для меня очень были явны. Верь, если при мне станешь променивать гинеи, я сочту тебя Английским поверенным и сообщником Бурбонов. Твое ходатайство за Людовика XVIII подвергло бы меня дурачеству, которого бы никогда себе не простил. Предчувствую великое мое определение; сердце мое утопает в восторгах, меня ожидающих. Учиняясь первым Консулом, я был бы палачом моей славы (*), если бы мужественно решился положить пределы моему честолюбию (* Le bourreau de ma gloire. Такого выражения нельзя не почесть подлинником.). Хочу соединить судьбу всех Французов с моей судьбою, хочу целое поколение сочетать с отважными моими предприятиями. [92] Мне известно все то, что может соорудить храм моей славы. Брат мой Людовик советует мне не терять из виду приверженцев Бурбонов; он боится, чтобы кто-нибудь из них не сорвал с меня личины. Пусть любезный мой братец успокоится; он не знает, что я их провожу и обманываю, и что некоторые из них поневоле содействуют к успеху моих предприятий.

Обыкновенные люди не могут постигнуть моих предприятий. Верь, что к отвращению всех бурь взяты мною все меры. Но я убежден, что бури меня не постигнут.

Состояние мое трудное и тягостное. Я каждый день должен укреплять здание, мною сооружаемое. Все кончу со славою и тогда, [93] любезный брат, и ты признаешься, что не всегда должно слушаться таких советов, хотя они, по-видимому, и основательны.

Камбасарес и его друзья будут меня отстаивать непоколебимо… Жозефина советует мне с кротостью. – Все пойдет так, как я придумал».

Письмо это есть образец исступленного самолюбия.

 

Ослепление Наполеоново.

 

Небесное провидение, карая Наполеона, ослепило хищника престола. Наглое его самовластие огорчило и раздражило все сердца. Большая часть Французов повиновались ему по одной привычке: очарование имени его начинало исчезать. Первые причины [94] его погибели заключались во всеобщем негодовании.

Тщетно благоразумные советники и искусные полководцы показывали ему пропасть, к которой он стремится; вместо награды он отправил их в ссылку.

Небеса, предавшие его на жертву безрассудных его страстей, укрепили союзных Государей единодушием и непоколебимою решительностью. Ослепленный властолюбец пал и низвергся. Он величался дальновидностью, и он не зрел пропасти у ног своих. Так гибнут все презрители и мучители человечества.

 

Примечания

 

 

1 Это значит: я убегу из Египта.

² В Директории превозносили его до небес и сплетали ему непрестанные венки.

³ Суворов в Италии же сказал, что в военном деле счастье есть ослиная голова. Наполеон, слишком полагаясь на удачу и отвагу, безрассудно бродил по Европе и от того уплыл за моря. Суворов сражался в Италии с двумя великими полководцами: с Моро и Макдональдом. Суворов сперва все рассчитывал, все обдумывал, а потом вручал себя Богу. Вот причина его побед.

⁴ Сиес и Рожер Дюкос особенно помогали Бонапартию в бегстве из Египта и потом в достижении Консульства.

⁵ Барасс выдал за Наполеона любовницу свою, выхлопотал ему начальство в Италии, откуда он вывез шестьдесят награбленных миллионов. Наполеон по примеру всех властолюбцев ласкал тех, которые подставляли ему лестницу; достигнув же цели – сбивал их с поля.

⁶ Известно, что Клебер намерен был по возвращению во Францию обнаружить все злодейства, учиненные Наполеоном в Египте. Вот от чего он опасался Клебера и подкупил, чтобы его убили. Впрочем, Наполеон невольно признается, что злодей никогда не может быть спокоен.

⁷ Важные происшествия доказали, что сметливость и дальновидность Наполеона были одно самохвальство. Благоразумие и осторожность принадлежат добродетели, а не пороку.